мой любимый фильм (о нас с тобой)

      Ноябрь прошёл быстро и тихо. Йеджи ходила в школу, болтая с Рюджин на переменах, приходила в видеопрокат, иногда немного прогуливалась, если Хёнджин был занят работой. Она даже пыталась пригласить Шин отметить на ферме День Благодарения, но та сказала, что слишком занята работой и не хочет мешать семейному празднику. Спустя пару дней Черён сказала, что в тот вечер она осталась ночевать в магазине, но сама Рюджин на прямой вопрос только пожала плечами.       – Я снова пересматривала записи, – объяснила она. – Думала, когда будет лучше сесть за монтаж.       – Ты могла бы просто поужинать с нами.       – Нэнси, ты ведь в курсе, что такое День Благодарения, да? Это повод, чтобы провести время с семьёй, съесть кучу очень жирной жаренной еды, поболтать о всяких милых вещах. Ключевое слово – «семья».       – Друзья – часть семьи.       – Без обид, Нэнси, но я точно не часть вашей семьи.       – Рюджин…       – Разговор закрыт, – отрезала Шин.       Йеджи пыталась расспрашивать ещё, но все говорили одно и то же, – отец Рюджин женился в восемнадцать, когда выяснилось, что её мать беременна, много пил. Он пытался работать на лесопилке, но был уволен после того, как явился на работу пьяным. Иногда его нанимали как сезонного работника или помощника по хозяйству, но и там он долго не задерживался. За три месяца перед смертью его уволили из восьми разных семей по одной и то же причине, – явился пьяным и не смог выполнить то, что ему поручили.       Хван пыталась почувствовать к нему симпатию, но выходило только раздражение. Она выросла, зная и видя, как её любят, чувствуя родительское обожание, и не могла понять, как можно не любить собственного ребёнка. За что? Если он не был готов к семье, то мог не жениться, уехать из города, чтобы найти работу получше и поддерживать их на расстоянии. Для чего нужно было портить жизни и себе, и ребёнку?       Она хотела поговорить об этом с Рюджин, но для неё это всё ещё оставалось чем-то, что давило, мешало дышать. Йеджи чувствовала, как всё в груди сжимается от боли при одной только мысли о маленькой Рюджин, которая плелась за отцом, пока тот нёс на руках Юну.       Теперь даже с Юной Йеджи старалась видеться меньше. Выносить разговоры о том, какая Рюджин плохая, было почти невозможно, и она раз за разом уходила в сторону, чтобы не сорваться. Юна была ребёнком, когда их отец умер. Любимым ребёнком. Конечно, она запомнила о нём только лучшее. После его смерти она злилась, и мозг искал причину и нашёл её в том, кого ненавидели и все остальные, – в Рюджин.       Грубо и жестоко, но Хван хотя бы понимала причины.       В начале декабря все в школе вдруг начали вести себя странно. Участники театрального кружка развешивали по стенам украшения, – зелёные и жёлтые широкие ленты, бумажные листья, овощи, фигурки уток, раскрашенные акварелью. На витринах и дверях домов и магазинов тоже начади появляться ленты. Некоторые даже рисовали на дверях уток, – кривых, но очень милых, по мнению Йеджи.       Хёнджин объяснил, что так в Спрингвуде проходил Зимний Фестиваль. Праздник появился тогда же, когда первые поселенцы. Местные индейцы поклонялись могущественному духу Келакауту, по легенде каждую зиму превращающемуся в утку, просили у него урожая. Сперва английские колонисты подшучивали над этим, но, увидев, как много у индейцев запасов, предложили сделку. С тех пор индейцы и колонисты вместе отмечали праздник – украшали здания и шатры, много пили, ели и кормили уток, показывая духу, что будут рады увидеть его и на следующий год.       Йеджи не хотела в этом участвовать, но Джису вызвалась быть председателем Школьного Комитета Зимнего Фестиваля, и все её друзья автоматически соглашались принять участие в подготовке. Йеджи вешала ленты, пока не добралась до последней части школы, – входа. Чтобы повесить украшения над входом, нужно было встать на стремянку, и Хван поёжилась. Нога всё ещё неприятно ныла, в особенно холодные дни пульсируя болью. По коже от лодыжки до бедра проходил побелевший за месяцы шрам, от которого нитками расходились в сторону тонкие маленькие шрамики. Так же было на руках и части груди.       Она смутно помнила, но спасатели, которые её подобрали, говорили, что скорее всего перед тем, как выпасть за борт, какая-то часть палубы, сорвавшись с места, врезалась в неё и потянула за собой. Скорее всего именно она и спасла ей жизнь, сбросив в воду, но Хван не чувствовала особенной радости. Папа и мама погибли, а она… каждую ночь Йеджи видела, как отец снова и снова тянется к ней, но исчезает в безжалостной синей пасти морской волны.       – Не умеешь пользоваться лестницей, Нэнси? – Раздался из-за спины знакомый смешок. Рюджин с любопытством смотрела на эту картину, скрестив руки на груди. Губы кривились в нежной ухмылке. – Подержать?       – Да, спасибо. У Джису не получилось затащить тебя в Комитет?       – Юна сказала, что обойдёмся и без моей помощи.       – О… я… я могу поговорить с ней.       – Нет, – отмахнулась Рюджин. – Чем меньше работы, тем лучше, Нэнси.       Она пыталась выглядеть расслабленной, но Йеджи видела, как сильно это её задело. Уголки губ на секунду опустились вниз. Она прикусила нижнюю губу, будто удерживая себя от того, чтобы сказать что-то.       – Всё в порядке, – повторила Шин. – Давай, лезь, я не собираюсь стоять здесь вечность.       На секунду Йеджи подумала, что, может быть, стоит сделать вид, что она оступилась, чтобы Рюджин поймала её, но это казалось слишком глупым. Они оставались друзьями, и она уважала это решение. У Шин были планы, – важные для неё, – и Хван не хотела, чтобы Рюджин чувствовала себя виноватой из-за своих чувств. В её жизни было слишком много плохого, пусть теперь начнётся белая полоса.       – Ты собираешься идти на Фестиваль?       – Да, там всегда можно найти горячую еду бесплатно. Лучшая часть праздника.       Закончив с лентами, Йеджи спустилась, и Рюджин осторожно коснулась одной рукой талии, помогая удержать равновесие. Ощущение её нежного прикосновения успокаивало.       – Может, пройдёмся вместе? Если ты хочешь.       – Да, – кивнула Шин. – Ладно.       – Что ты обычно ешь на Зимнем Фестивале? Хёнджин рассказывал, что каждый год все приносят почти одно и то же, так что я просто хочу знать, что лучше всего попробовать.       – Хм… Миссис Прайс готовит лепёшки Лакота. Ну, она их так называет. Это лепёшки из кукурузной муки, которую она всегда делает только вручную, с добавлением шалфея. Начинка из дикого лука, мелко нарезанного тушёного мяса, перемешанного с кукурузой, бобами и жаренными кабачками. За ними всегда очередь.       – Тогда на этот раз мы поедим за мой счёт.       – Они бесплатные, – напомнила Рюджин, усмехнувшись. – И ты всё ещё должна мне обед.       – Я помню, но у тебя почти никогда нет на это времени.       – Мы могли бы поесть после школы или… подожди, ты хочешь полноценный вечер?       – Да.       – О…       – Тебя это беспокоит?       Рюджин неоднозначно пожала плечами, на несколько секунд замирая, чтобы подумать. Йеджи хотела бы пойти с ней на настоящее свидание, – арендовать столик, посидеть, пока на фоне играет тихая музыка, поговорить. Ей хотелось знать о Рюджин больше, – не только о семье, родителях, –, а том, какой она человек, что ей нравится помимо кино, о чём она мечтает.       – Это… мило.       – Но?       – Никаких «но», просто… разве друзья так делают?       – А почему нет?       – Я… слушай… ты… ты мне нравишься. Я говорила об этом и не собираюсь забирать слова назад, но отношения – не то, что мне сейчас нужно. Я не хочу, чтобы это зашло слишком далеко, потому что тогда нам обеим будет больно.       – Это просто вечер. Мы поговорим и хорошо проведём время.       – Я понимаю. Я… я не хочу снова чувствовать себя виноватой за то, что другому человеку плохо, Йеджи.       – Но ты не будешь виновата.       – Я… – Рюджин потёрла пальцами переносицу. – Если ты хочешь, я возьму выходной на работе. Просто назови дату.       – Может, в пятницу? А в субботу вместе пойдём на Фестиваль.       – Да, хорошо.

***

      Едва заглянув в экран рабочего компьютера, Черён присвистнула и похлопала Рюджин по плечу.       – Выходной? Серьёзно? Строишь планы и без меня?       – Йеджи пригласила меня поесть.       – На свидание? – Обе руки Ли опустились на плечи, слегка потряхивая. – Рада, что ты меня послушала!       – Это не свидание! Мы просто… она сказала, что хочет провести со мной больше времени, чем полчаса перед работой.       – И ты не отказала? Я несколько месяцев пыталась убедить тебя взять выходной, а Йеджи потребовался всего один раз! Какого хрена, Шин? Я не настолько горячая или что?       – Повезло, что я знаю, что ты шутишь, иначе давно бы врезала тебе, – хмыкнула Рюджин, отправляя директору письмо с просьбой о выходном. – Я просто… она выглядела так, будто действительно хотела этого, и я просто… наверное, есть люди, которым никто не может отказать.       – Или чувства, из-за которых нельзя отказать.       Рюджин повернулась, чтобы грозно посмотреть на неё. По крайней мере, она надеялась, что это будет выглядеть грозно, но Черён только рассмеялась и щёлкнула её по носу.       – То, что она мне нравится, не значит, что я не могу ей отказать.       – Эй, я не пытаюсь как-то тебя обидеть. Вообще-то, думаю, это даже мило. Я знаю тебя почти всю жизнь и никогда не видела, чтобы ты относилась к кому-то так мягко. Ну, кроме Юны, разумеется.       – Йеджи просто…       – Милая?       – Да, наверное. Я не знаю. Она мне нравится.       – Вы очаровательны, – рассмеялась Черён. – И ты знаешь, что я буду ждать подробностей. Поцелуешь её?       – Заткнись, Ли.       – Вы уже? О, Боже…       – Я не слушаю, – отмахнулась Рюджин, поднимаясь, чтобы пойти к разделу с ужасами. – Кстати, может поговоришь с боссом о прибавке, раз тебе сегодня так нравится болтать?       – Значит, целовались. Я знала!