мой любимый фильм (о нас с тобой)

      Ещё в первую неделю своей жизни на ферме, Йеджи заметила, что Хваны всегда готовят ужин вместе. Конечно, иногда дядя и тётя уезжали, и Хёнджин вынужден был справляться один, но, когда они возвращались, не было ни одного вечера, когда едой занимался кто-то один. Если Йеджи чувствовала себя хорошо, то тоже помогала, - чистила картофель, нарезала фрукты, давила апельсины для сока и болтала обо всём, что приходило на ум.       Сегодня дядя вспоминал, каким был Спрингвуд двадцать лет назад. Он рассказывал, что тогда фонари ещё не погнулись от постоянных ветров, а дома выглядели новыми, яркими. В школе постоянно проводились фестивали, и местные фермеры поставляли туда еду по сравнительно приятной цене. Он помнил, как один парень едва не утонул, пытаясь достать из бочки яблоко, а потом гордо крутил на пальце выигранный брелок.       – Грустно видеть, что стало с теми ребятами, которых я когда-то знал.       – Неужели всё так плохо? – Спросила Йеджи.       Дядя пожал плечами.       – Наверное, они думают, что счастливы, но, когда я смотрю на них, то не вижу того же огня, что и двадцать лет назад. Каждый из них о чём-то мечтал, а теперь… они здесь, живут с жёнами и детьми, тратят деньги в местных барах. Да, не то, о чём думаешь, когда представляешь себя взрослым.       – А ты помнишь мистера Шина? – Вдруг поинтересовался Хёнджин.       – Отца Рюджин? Конечно. С тех пор, как ему исполнилось тринадцать, он каждое лето работал у нас на ферме. Сперва просто собирал урожай, потом помогал с техникой, проводкой. Он всегда хорошо разбирался во всём этом.       – Я этого не помню.       – Тебе было четыре, когда он перестал приходить. Это… грустная история на самом деле.       – Я… – Йеджи запнулась. – Я бы хотела узнать побольше.       – Хм… ладно, но только это останется между нами, – дядя задумался, будто заново выстраивая в голове образ отца Рюджин. Интересно, каким он был? Высоким или низким? Худым или полноватым? Похож на Рюджин или совсем другой? – По правде говоря, он не был каким-то особенным парнем. Я бы даже не запомнил его, если бы не сталкивался с ним каждый раз, когда отвозил продукты в город. Такой долговязый, тощий, как все мальчишки, но очень молчаливый и замкнутый. Не помню, чтобы он вообще говорил с кем-то из других работников. Иногда я видел, как он пил, хотя ему было всего шестнадцать. В любом случае, не думаю, что он был плохим.       Хёнджин перевёл взгляд на тётю, но она выглядела такой же потерянной, как и дядя, и Йеджи стало неловко. Не стоило говорить об этом парне. Они не дружили, но знали друг друга, и его потеря наверняка врезалась им в память, всё ещё иногда напоминая о себе.       – Я просто пытаюсь понять, что могу рассказать о нём. Он был просто одиноким парнем без друзей, который проводил время, слоняясь по округе. Мать Рюджин и Юны в то время была совсем другой. Часто видел, как она ездила на машине то с одним парнем, то с другим, – и всегда с ярким макияжем, в чирлидерском топе и короткой юбке. Помню, как удивился, когда услышал, что она решила выйти замуж за него.       – Они не встречались?       – Никогда не видел их вместе. Даже не понимаю, как они сошлись, хотя очевидно, что они совсем не подходили друг другу. Их брак, – если это вообще можно так назвать, – всё доказал. После женитьбы он начал пить ещё больше, почти не выходил. Я видел его только, когда они с девочками заходили за продуктами в то же время, что и я. Юна всегда шла за руку с ним, а Рюджин плелась позади. Он… плохо говорить такое, но очевидно, что Рюджин никто из них не любил.       – Почему?       – Не знаю, – пожал плечами дядя. —Когда я смотрел на её отца, то видел просто парня, такого же, как сотни тысяч других, но Рюджин всегда была особенной. Не из-за внешности или чего-то в этом духе, просто… её взгляд. Даже в пять он казался слишком взрослым, как будто она всё понимала. Хотя очевидно, что понимала.       Йеджи стало почти физически больно от мысли о том, что Рюджин, – даже ещё будучи ребёнком, – знала, что её не любили, не хотели. Хван выросла в любви. Родители всегда были рядом, держа её за руки, чтобы она не споткнулась, помогали, водили на пляж несмотря на то, что очень уставали после работы. Они вегда были на её стороне, и она не боялась ничего, а Рюджин? Чувствовала ли она такую же поддержку, опору? Конечно, нет.       – Сердце кровью обливалось, когда я видела, как она семенит за ними, пока отец несёт Юну на руках, – добавила тётя, чуть покусывая нижнюю губу. – Помню, как встречала её в библиотеке, когда забирала Хёнджина. Она сидела за столом, – всегда одна, – читала книги и ни с кем не разговаривала. Всегда хотелось просто подсесть к ней.       – Я совсем не помню этого.       – Рюджин всегда держалась подальше от других детей. Вы даже почти не разговаривали.       Сострадание заполнило душу Йеджи. Она хотела вскочить с места и просто побежать к магазину, к Рюджин, чтобы прижать её к себе и никогда больше не отпускать. Шин не была плохим человеком, – она умела заботиться, беспокоиться, помогать, – и то, как к ней относились, – вся ненависть, грубость, – просто бесила. Она заслуживала большего, – компании друзей, хороших вечеров в уютном доме, семейных посиделок. Того, что было у других подростков.       – Хорошо, что сейчас вы общаетесь, милая, – улыбнулся дядя, мягко поглаживая рукой по локонам. – Она приятная девушка.       – Да, я тоже так думаю. Она… она мне нравится.       – Мне тоже.

***

      Температура в тот день опустилась почти до пяти градусов, и все ученики, которые не уезжали на обед домой, решили поесть в сравнительно тёплом кафетерии или в классах. Йеджи не чувствовала себя голодной, но, если бы она не поела, Джису начала бы задавать вопросы.       Хван нравилась эта девушка, но её расспросы и неуёмная энергия иногда немного сводили с ума, и хотелось заткнуть уши или просто спрятаться где-нибудь. Это было слишком… громко? Хаотично? Наверное, и то, и другое.       Поэтому, улучив удобный момент, Йеджи выскользнула во внутренний двор. Рюджин уже сидела на одной из скамеек, поджав под себя ноги, и открывала упаковку сухих закусок. Рядом стояла полупустая бутылка газировки.       Йеджи опустилась по левую руку, и на секунду взгляд Рюджин потеплел. Она будто задумалась, чтобы прикоснуться к ней, скользнуть пальцами по щеке, но в последний момент сжала ладонь в кулак и засунула в карман.       – Волос, – буркнула Шин, отворачиваясь, пока на щеках бледно-розовыми пятнами проступал румянец.       – О, – Йеджи завела локон за ухо. – Спасибо. Ешь здесь?       – Нет, просто решила открыть чипсы на улице. Конечно, ем, Нэнси.       – Почему не в кафетерии? Места за столиком Джису и Юны свободны, и я видела, как Черён подходила к ним.       – Нет, к чёрту это. Там куча людей, и они будут пялиться. Ненавижу это.       – Да, на меня тоже пялились.       – Ты новенькая, – пожала плечами Рюджин. – Они привыкнут, это пройдёт.       – Так дерьмово быть новенькой в выпускном классе.       – Особенно после Лос-Анджелеса. Тебе наверняка здесь скучно.       – Ну, есть кое-кто, кто очень помогает мне не скучать.       Румянец стал ещё гуще, и Рюджин потёрла кулаком щёку, будто надеясь, что это поможет.       – Да, Хёнджин отлично с этим справляется.       – Ты знаешь, что я говорю не о нём. И… – Йеджи выудила из рюкзака контейнер, стенки которого всё ещё были тёплыми. Конденсат проступал на пластике. – Это для тебя.       – Картофельная запеканка с тефтелями?       – Да, и с сырным слоем. Дядя сказал, тебе такое нравится.       – Откуда он…       – Он сказал, что пару лет назад тут был какой-то фестиваль, и они с тётей приготовили несколько противней с такой запеканкой. Ты, кажется, около семи раз подходила, чтобы взять ещё, и всегда посыпала сверху сыр.       – Не думала, что он запомнит, – смущённо пробормотала Рюджин.       – Это не он, а тётушка. Он бы не добавил сыр, если бы она не сказала.       – Очень… очень мило с их стороны. Спасибо.       – Поешь. Это лучше, чем чипсы.       – Ты тоже.       – У меня свой контейнер.       Они сидели, соприкасаясь плечами, пока аромат ещё тёплого картофеля с сыром и мясом наполнял холодный воздух. Здесь, в тишине, рядом с Рюджин, Йеджи чувствовала себя счастливее, чем за последний год. Ей нравилось ловить редкие, – случайные, – прикосновения и взгляды, смотреть в ответ и улыбаться, наблюдая, как всё сильнее розовеют щёки Шин.       – Это ведь не считается обедом, на который ты меня приглашала?       – Нет, конечно. Тот будет романтичнее еды из контейнеров на школьном дворе.       – Йеджи, – начала Рюджин.       – Я помню, что отношения не в твоих планах, но никому ведь не помешает немного романтики, верно? Просто, чтобы жизнь не казалось такой скучной.       – Ты… – она поёрзала на месте. – Ты думала, чем будешь заниматься, когда закончишь школу? Может, колледж?       – Я не знаю. Не уверена, что у меня получится окончательно восстановиться. Скорее всего придётся остаться в городе ещё на год или два, чтобы определиться, что делать дальше.       – О, это… это разумно.       – У тебя голос изменился. Я сказала что-то не так?       – Нет, всё круто, просто… не знаю, думала, ты захочешь вернуться в Лос-Анджелес или уехать в город побольше.       – Мне нравится на ферме у дяди и тёти.       – Да, у них очень уютно. Отличный выбор.       Что-то в Рюджин явно изменилось, но Йеджи понимала, что не узнает, пока Шин сама не захочет. Это было чем-то личным, спрятанным глубоко в груди, за лестницей рёбер, закрытым на тысячи замков, от которых у Хван пока не было ключей. Но она пыталась, искала, подбирала комбинации, чтобы добраться и узнать, помочь.       – Хёнджин сегодня приедет сразу после уроков?       – Да.       – Хорошо. Мы с Че уходим раньше, и я немного… немного переживаю. Не из-за того, что ты слабая или что-то в этом духе, просто… тот случай в коридоре, а потом в магазине…       – Я понимаю.       – Ты… ты вроде как мой друг, и теперь я беспокоюсь за тебя.       – Я тоже за тебя беспокоюсь.       – Позвони в магазин, когда будешь дома. Пожалуйста.       – Конечно.

***

      Рюджин знала, что, едва положив трубку, наткнётся на любопытный взгляд Черён. Ли сидела на стуле, уперевшись локтями в стол, и болтала ногами, словно пятилетний ребёнок, и Шин не смогла подавить улыбку. Это выглядело мило.       – Значит, ты попросила её позвонить тебе? Шин Рюджин…       – Я не влюбилась!       – Я не говорила об этом.       – Но ты думала. Я видела это по твоей хитрой мордашке, – усмехнулась Рюджин. – Возвращайся к работе.       – Клиентов нет. Давай, я хочу поболтать. У вас с Йеджи что-то есть? Я видела, как вы обедали вместе.       – Она не хочет уезжать из Спрингвуда.       Рюджин наклонилась, чтобы поднять коробку с кассетами, чтобы Черён не видела, как сильно она нахмурилась. Где-то в глубине души, конечно, хотелось верить, что Йеджи может оставить всё и уехать с ней в Бостон или Сан-Франциско, но реальность продолжала бить по лицу. Конечно, она бы не уехала.       Здесь у неё была семья, брат и уютный дом. Будь у Шин такое, она бы тоже никогда не уехала.       – Мне жаль, Рю.       – Ничего. Я рада, что ей здесь комфортно. Хотя бы кому-то.       – Может, если бы ты ей призналась…       – Как ты себе это представляешь? «Эй, Нэнси, мы знакомы пару месяцев, и ты мне нравишься. Может, сбежишь от своей семьи со мной?». Я поставлю её перед выбором, а это плохо и неправильно. Никто не должен выбирать между чем-то и своей семьёй.       – Я понимаю, но… что, если она твоя судьба?       – Ну, хорошо, что я не верю в судьбу.       Рюджин отвернулась, надеясь, что Черён не заметила белые следы желваков на скулах. Ей не хотелось плакать или злиться, но… чёрт, разве ей не могло хотя бы раз повезти? Она встретила хорошую девушку, которая ей понравилась, и чувства оказались взаимны, и Шин почти начала верить, что всё получится, когда Йеджи сказала, что останется здесь.       Что ж, спасибо, Вселенная, отличная шутка. Рюджин поняла, что не в любимчиках ещё в день смерти отца. Можешь больше не напоминать.       – А почему бы просто не повстречаться до выпускного? Летом расстанетесь, ты уедешь и всё.       – Потому что я не хочу, чтобы мы друг к другу привязались. Если я влюблюсь, – типа действительно влюблюсь, – то просто не смогу уехать. Мне придётся остаться здесь, продолжить жить в своей комнате и терпеть это дерьмо. Как отец. Знаешь, если бы тогда, – в свои восемнадцать, – он уехал, то сейчас был бы жив. Йеджи потрясающая, но я знаю, что этот город может сделать, если останешься здесь.       – Ты не станешь такой, как твой отец.       – Нет, стану. Я знаю это. Я просто… в конце концов, я не выдержу, начну пить и срываться, и я… я умру так же, как он.       – Эй, я буду рядом, чтобы не дать тебе упасть с лестницы.       – Или чтобы толкнуть, – грустно усмехнулась Рюджин. – Иногда так правильнее.       – Если бы я захотела тебя убить, то выбрала способ получше. Может, натравила бешеную собаку?       – Полегче, Куджо. Кстати, может, сегодня посмотрим этот фильм?       – Мне нравится! Как там было? «Жизнь полна неожиданностей и никогда не знаешь, что может произойти завтра»? Может, и у вас с Йеджи завтра что-нибудь получится?       – Оставь Нэнси в покое, Черён. Хотя бы до завтра.

***

      Рюджин возвращалась домой как в лагерь «Хрустальное озеро». Черён была достаточно добра, чтобы подождать её у продуктового и подвезти к началу улицы, но Шин не позволила ей проехать дальше. Мама могла валяться на крыльце в луже собственной рвоты с бутылкой в руках и горланить мерзкие песни, пока её приятели обчищали холодильник.       Че, конечно, говорила, что круто в таких вещах, но эта была лишь часть одной большой бравады. Нет, Ли бы испугалась, возможно, даже почувствовала себя плохо. Как и Юна. Она не появлялась уже два месяца, после школы сразу же уезжая к Чхве, а мама не спрашивала о ней.       «Семейная идиллия», – подумала Рюджин. – «Всем плевать на всех».       Дом, к счастью, был пуст. Бутылки валялись то здесь, то там, но, – по крайней мере, – никого не вырвало на ковёр. В прошлый раз Шин потратила почти пять часов, отбеливателем вымачивая пятна чего-то, похожего на смесь вина, пива и пиццы пепперони. Руки всё ещё слегка пощипывало, когда рукав заползал на кожу на ладони.       Мама лежала прямо на полу, положив под голову старый отцовской свитер. Жёлтая слюна стекала с уголка губ, собираясь в небольшую мерзкую лужицу. От неё воняло дешёвым мужским дезодорантом, водкой и крепкими сигаретами. На диване чернело несколько новых ожогов. Должно быть, ублюдки снова потеряли пепельницу и не придумали ничего лучше, чем тушить бычки об обивку.       – Я принесла поесть.       Туша, всё ещё слегка напоминающая её мать, поднялась, стряхивая с грязного платья серые хлопья пепла. Рюджин слышала, что когда-то она была красивой женщиной, но сейчас от алкоголя лицо опухло, покраснело. Кожа сползла на шею, образуя несколько накладывающихся друг на друга слоёв типа брылей у маленьких собачек. Когда женщина говорила, они чуть подрагивали.       Мерзкое зрелище.       – Ты покупаешь слишком мало, – прорычало нечто.       – Этого хватает на неделю. Не моя вина, что ублюдки, которых ты приводишь, всё съедают.       С ловкостью дряхлой одноногой пантеры мать схватилась за бутылку. Рюджин равнодушно наблюдала, как она пыталась замахнуться, чтобы ударить в лицо или висок, и улыбка сама проступила на губах.       – Давай, – спокойно сказала она. – Бей, если хочешь.       – Ты ничтожество!       – Ничтожество, которое всё ещё тебя кормит, – напомнила Рюджин. – Я могла бы накопить больше, если бы не покупала тебе еду.       – Я твоя мать!       – Нет, ты просто женщина, которая меня родила, – бутылка со глухим звуком упала на ковёр, укатываясь под диван. Рука женщины безвольно повисла в воздухе. – Не можешь? Странно. В прошлый раз получилось.       – Я тебя ненавижу!       – Я знаю. Ты сказала об этом, когда мне было два.       Закончив с овощами, Рюджин достала фарш и пару банок консерв. Она даже взяла черничное мороженое. Не из-за любви к маме или её собутыльникам. Нет, Юне нравился этот вкус, и, если бы она вдруг решила зайти, тогда могла бы забрать его. Мороженое всегда поднимало ей настроение.       – Никто тебя не хотел! – Продолжала говорить мать.       – Ага. Папа рассказал, почему женился на тебе. Мне было три, и он просто положил руку мне на голову и сказал, что ты шлюха, которая вышла за него, потому что не вспомнила, со сколькими парнями потрахалась на вечеринке.       – Надо было избавиться от тебя!       – Ну, не моя вина, что вы были такими тупыми, что решили рожать. Могла бы пить не водку с местными алкоголиками, а хорошее вино с каким-нибудь стариком. Ты бы стала отличным эскортом.       – Заткнись…       – Ладно. Ещё раз – тут еды на неделю. Если твои ублюдки съедят её раньше, ты будешь голодать, потому что я не собираюсь покупать новую. С дерьмом в гостиной разберёшься сама.       – Ты… ты…       – Что угодно.       Рюджин прошла мимо, задевая мать плечом, и женщина зашипела.       – Всего полгода, и меня здесь не будет. Полгода.