Механическое сердце.

Холодный свет солнца озарил делянку, капли летнего дождя только-только орошили плодовитые поля, да так, что ноги вязли в водянистой почве. В глаза попали лучики светила, слепя, и девушка подставила лицо, шею и ключицы, отодвинув воротник кофточки и рубашки, но быстро одернула его, ибо жизнь в горах не позволяла так делать, даже если на дворе лето. Элоиза вытерла пот со лба, аккуратно поправила длинную косу на плече. Перехватив серп в руке, она продолжила косить колосья высокой пшеницы. Несмотря на традиционный дресс-код в деревне, то есть сарафаны да юбки с рубашками, она носила широченные отцовские брюки, аргументируя тем, что на делянке работать в юбке просто невозможно. В шлевки был продет платок вместо ремня, ведь единственный был у отца. В общем, внешность у неё была самая обычная. Деревенской красавицей была дочь Луизы. Александра. Блондинистые волосы, зелёные глаза. Люди превозносили её, сравнивали с красотой самой Матери. Элоиза уважала Александру и любила проводить с ней время за чашкой липового чая. — Ты отвлеклась, дорогая, — раздался сзади голос, — внимательнее срезай, а то попрощаешься с пальчиками, — наигранная надменность исказила лицо Александры, и девушки рассмеялись. — Ты как всегда, — другой голос раздался слева, и из-за зарослей вышла темноволосая высокая девушка в тёмно-синем платке. Елена подошла к подругам, забрав уже скошенные колосья. Дочь Леонардо была очень похожа на него, за исключением природной вспыльчивости. Она умела отстоять точку зрения, обладала острым умом. — Смотрите, — Элоиза указала куда-то за усадьбу Луизы, где высоко в горах показалась длинная радуга. Тут это было редким явлением из-за климата. И считалось счастливым предзнаменованием. Девушки, закончив работу, ушли в дом Александры, по пути обсуждая последние сплетни деревни и весело смеясь. Гостиная, убранная по последней моде этого места, встретила их тёплым гостеприимством. Пахло маменькиными пирогами с вишней и яблоком да липовым чаем. В камине потрескивал огонь, танцуя языками пламени над сосновыми брёвнами. — Слышали последние новости? — Александра насыпала чайной ложечкой сахара в фарфоровую кружку, украшенную вензелями цветов и винограда. — Маргарита отправилась на подработку в дом госпожи Димитреску. Видимо, дела на скотном дворе идут худо. — Неужто? — тонкие брови Елены удивлённо вздернулись. Семья Маргариты была по соседству с её домом. Хозяин скотного двора — Михаил — был когда-то в достатке, и кормил мясом и молоком всю деревню, беря за это справедливые деньги, но после того, как нападки ликанов стали нередким явлением, дела пошли под откос. То и дело люди находили останки овец да свиней по разным закоулкам деревни. Дочь его, Маргарита, была той ещё занозой. Избавление от неё, с одной стороны, радовало, а с другой… попасть в дом, полный кровожадных дам. — Избалованная девчонка и недели там не проведёт. То не дело Андрэа… живёт там месяц уже. И живая до сих пор. С семьёй списывается. И нравится ей там. Видимо, живи по правилам госпожи — будет тебе и хлеб, и вода, и живой будешь. Они продолжили обсуждать имения лордов. Каждая выразила сожаление к госпоже Донне, посмеялись над господином Моро. Когда очередь дошла до Четвёртого Лорда, от одного звания которого кровь стыла в жилах, Элоиза задумалась. А что они знают о лорде Гейзенберге? Живёт в отдалении от всех, между Клиникой и Долиной Туманов, на фабрике, дым труб которой загрязняет холодный горный воздух. Туда никто не осмеливался приходить. Даже у мерзкого Сальваторе были когда-то помощники и ученики. Элоизе было его жаль. Сколько он уже не общался просто, чисто по-человечески? Без всех этих обязательств перед Матерью, лживых улыбок, поведения примерного «сына». Да они даже не знали, как его точно зовут, потому что все обращались к нему исключительно «Четвёртый железный Лорд Гейзенберг, хозяин фабрики». — Я бы побывала на фабрике, — задумчиво протянула Элоиза. Как там всё устроено? Правдивы ли мрачные легенды об опытах лорда? Говорили люди, что живут там создания страшнее самых больших альф-волколаков. — Умения работы с механикой упростили бы жизнь всем. Представьте, механизированный мир! Чудеса какие! — Подруга… с дуба рухнула, что-ли? Да лучше попасть к Димитреску, чем к этому психу, играющему со своими машинами да приборами! — Ну не знаю, насчёт Димитреску, а я бы лучше к Беневиенто в помощники садовнику пошла… — Александра потерла подбородок. — А ты, Елена? — Не пошла бы я ни к одному из этих упырей! — воскликнула брюнетка, стукнув ладошкой по столу. В комнату заглянула удивлённая шуму Луиза. Её седеющие чёрные волосы были завязаны сеточкой на затылке, а в руках она держала мокрое, только что стиранное бельё. — Аккуратнее, молодые леди, — женщина скрылась за аркой на кухню, вскоре зашумела вода. Через некоторый промежуток времени чашки их опустели, а солнце за узкой деревянной рамой скрылось за белыми шапками хребта, окружающего деревню. Осталось порядка часа на то, чтобы дойти до дома. И если Елене идти не так далеко, то дом скрипача располагался в самой глубине деревни. — Засиделись мы, — Элоиза завязывала шнурки своих полуботинок, чувствуя каблук под ногой. На плечи девушка натянула старый коричневый шерстяной кардиган, уютно окутавший её плечи. — Бежать уже надо. — Удачи добраться вовремя, дорогие, — Александра обхватила их своими тонкими бледными ручками за талии и чмокнула обеих в щеки. Луиза передала корзинки с яблоками, а Юлиан зашёл в дом, коротко поприветствовал девушек и пожелал хорошей дороги. Путь лежал по заковыристой тропинке через ряды колосьев пшеницы и высокой травы. Вечерний ветер проникал через одежду и, казалось, кожу, покрывая инеевой дорожкой кости и внутренности. Коса, завязанная фиолетовой лентой, слегка растрепалась, длинная чёлка закрывала и лезла в глаза. Щеки раскраснелись. Через высокую траву показались ворота церквушки. Она встретила девушек безмолвным молчанием, и они решили идти через неё, а не восточную часть. Так безопаснее. Когда они окончательно покинули делянку, с того конца послышался прерывистый вой. Нужно спешить. Каждый в деревне знал: увидел ликана — либо бежишь, либо молишься богам о безболезненной смерти. Но оборотни никогда не заходили на территорию церкви. Святое место их отпугивало, хотя поклонялись все общему богу и для ликанов, и для людей. Матерь Миранда. В окошках церкви горел тусклый парафин свечи. Фитиль почти догорел. Показалась седая голова пожилой женщины, задувшей последний источник света. Выйдя за калитку церкви со стороны Девы Войны, девушки, коротко попрощавшись, кинулись бежать в разные стороны. Времени мало. Элоиза прошла по восточной тропинке, избегая самых тёмных мест. Здесь, там может таиться что угодно. Дверь дома скрипача Эндерштейна коротко взвизгнула под напором, и девушка ввалилась в просторную прихожую. В нос ударил запах пирожков их доброй соседки. После смерти матери Элоизы с вкусностями её могли сравниться только вкусности этой старой женщины. Бабуля всегда была добра к семье Эндерштейн. В соседней комнате послышался топот маленьких ножек. — Элоиза! — маленькое тельце накинулись на девушку, сдавливая шею ручками. — Где ты была? Это у тебя яблоки тёти Луизы? — любопытные глазки уже оглядывали корзинку, только слюны не хватало. — Элоиза Хэзель Эндерштейн, — мягкий голос отца не заставил себя ждать, — ты опоздала. Прекрасно ведь знаешь, что бывает с теми, кто задерживается на улице дольше заката. — Знаю, отец, виновата. — Жи́лые руки родителя обхватили её за плечи, прижимая к себе. Вечер прошёл в окружении семьи. Маленькая Анна рассказала, как они с соседними ребятами кормили воронов на площади Девы Войны, после чего ходили до мастерской посмотреть, как работает резчик по дереву. Мужчина подарил каждому ребёнку по оловянной игрушке и потрепал по волосам. Потом вернулся к своей важной работе. Как он сказал детям, Матерь приказала ему вырезать столько козьих оберегов, сколько он сможет сделать, пока куски дерева не закончатся. Анна показала светло-коричневого медвежонка, аккуратно высеченого умелой рукой. Элоиза поделилась с отцом последними новостями. Август внимательно слушал дочь, не перебивая. Только спросил, как живёт госпожа Луиза и господин Юлиан. Удостоверившись, что с ними всё хорошо, скрипач отправил дочерей спать. Комнатка их располагалась на чердаке, под самой крышей. Ходить там приходилось, почти полностью согнув колени. Впрочем, Анны это не касалось. Девочка в свои пять была маленькая, как, в принципе, и все дети. Чердак делился на две половины с помощью мягкого винтажного ковра. Мама рассказывала, что его привезли далеко от сюда. За горами. Выполнял свою главную функцию он превосходно. В холодном горном климате было важно сохранять тепло. Благодаря шерсти, комната всегда была нагрета до максимально комфортной температуры. Часть комнаты Элоизы была не очень убранной. Девушка постоянно чем-то занималась, мастерила для детей что-то, и, если мастер разрешал, даже брала какие-то инструменты домой. Кровать заменяло небольшое складное кресло, заправленное голубым пледом. В углу стоял тот самый рабочий стол с разбросанными деревяшками и всякими отвертками да ключами. В самом углу одиноко стояла самостоятельно вырезанная из дорогого красного дерева скрипка. Гены отца замечательно отразились на Элоизе. Искусным музыкантом она не была, но всё равно могла удивить публику. Музыкальный инструмент был украшен резьбой и детскими рисунками. Прибавился один, которого девушка раньше не видела. Тот самый медвежонок. Губы её тронула нежная улыбка. Сняв полуботинки и переодевшись в домашнюю сорочку, она улеглась на разложенное кресло. Сон почти сразу поглотил её. *** Я бежала по открытому полю. Синее небо ласково глядело на меня со своей высоты. Солнце касалось голых плеч мягкими лучами. Трава щекотала босые ступни, оставляя мокрые дорожки поцелуев росы. Я бежала далеко-далеко, куда глаза глядят. Вокруг стоял непроглядный лес. Чёрный, как смоль. И, казалось, света там не было. Только чёрное солнце тяжело нависало над тёмными кронами. Я остановилась посреди поля. Трава изменилась на высокие колосья пшеницы, точно такие, какие росли на делянке под паром. Мгновенно атмосфера накалилась. Бросало то в жар, то в холод. Когда я посмотрела вниз, одежда моя изменилась на ту, в которой я всегда работала в деревне. Казалось, кислород выбили из лёгких одним точным ударом под дых. Глаза испуганно забегали по одинаковым колосьям, будто искали спасательный круг. Но я была не в море. Это было треклятое пшеничное поле из сраной горной деревни. Мой острый слух уловил движение недалеко за спиной. Резко стало очень темно. Перед глазами встала пелена. Тишину резко, будто раскат грома, рассёк гортанный рык. Я отчётливо слышала, как Это голодно облизнулось и челюсти громко клацнули. Между высокими растениями сверкнули дикие золотистые глаза, отчётливо видные в темноте вокруг. Горели они агрессией. Мои ноги будто стали ватными, я не могла их контролировать, но внутренне знала, что нужно делать. Сдвинуться с места было очень сложно. Но сделав первый тихий шаг, я поняла, что обратного пути нет. Я быстрее пули метнулась к тёмному лесу. Там у меня хотя бы был шанс спрятаться, а если он есть, я обязана им воспользоваться. Ноги заплетались, а из глаз брызнули слезы. Губа была прокушена, и тонкая струйка крови сиротливо катилась по ровному подбородку. Я пыталась вилять, прекрасно зная, что это никак мне не поможет. Монстр выследит меня по запаху. Задумавшись об этом, я потеряла равновесие. Споткнувшись об покрытый мховыми зарослями булыжник, я, кувыркнувшись, припала к земле, разбив в кровь колени и подбородок. Я окончательно потеряла надежду. Монстр тихой поступью приближался к моей беззащитной тушке. Закрыв глаза, я смирилась со смертью. Что-то мерзкое, склизкое упало на моё лицо, растекаясь по щеке к уху. Я почувствовала смрадное дыхание. Медленно приоткрыв глаза, увидела пасть животного. Волколак показал огромные клыки, ровно с мой средний палец. Вязкая слюна вперемешку с кровью стекала по морде, капая мне на лицо, торс. Глаза его, будто бы насмешливо, сузились. Чудище приподняло свою огромную лапу. Его острые когти вонзились мне в живот, проникая к самому позвоночнику, перемешивая кишки с желудком. Кровь хлынула бесконечным потоком. Монстр вынул свои огромные пальцы из моего тельца, жадно смотря на свою добычу. Внезапно что-то спугнуло волколака. Монстр ощерился, зарычав куда-то в тёмный лес. Дёрнул мохнатой мордой. Повернувшись ко мне, он зарычал во всё горло. И неожиданно дал заднюю. Отбежав от меня, он скрылся в высокой траве. Я больше не слышала его шагов. Я вообще ничего не слышала. Даже боли не было. Это называется болевой шок? Я читала об этом в домашней библиотеке. «Как же без меня будет папа? А Анна?» Я хотела обнять их, достойно попрощавшись. «А ещё ведь на фабрику хотела сходить, слабачка». Подумав об этом, я открыла свинцовые веки. Ну уж нет. Я не умру здесь. Только в кругу семьи. И вообще, не хочу я умирать. «Я не умру так». Я напрягла мышцы. Сил хватило только приподняться. Мышцы пресса были разорваны, поэтому разогнуться было невозможно, только если бы я не хотела увидеть собственные внутренности. Я передвинула ноги под себя, сев на колени. Приложив все силы, я разорвала штанину, обмотав её вокруг живота. Осталось самое сложное. Первая попытка подняться не увенчалась успехом. Вторая тоже. Спустя какое-то время я всё же стояла на ватных ногах, покачиваясь. Я сделала первый шаг, отдавшийся тупой болью по всему телу. Каждый шаг причинял такую боль. Я добрела до края леса. Стояла полная тишина, даже трава не шелестела. Голые деревья, скудно стоявшие на окраине, одиноко встретили меня, обдавая холодом. Хотелось убежать. — Элоиза, — я услышала разрывающий тишь голос, до боли знакомый, будто я уже слышала его раньше. — Иди ко мне, дитя. И я подчинилась. Что-то на подкорке сознания говорило мне следовать голосу. Я не могла воспротивиться. — Кто здесь? — я озиралась по сторонам, оглядывая чёрные ветви деревьев без единого листочка. Вспомнилась сказка, которую мне читала мама. «Деревня теней». Пусть это и просто детский рассказ, я понимала, хоть и не хотела признавать, что знаю, о чем она. В голове всплыли воспоминания о матери. Каштановые волосы, серые глаза, нежные руки. Мама была первой красавицей на деревне. Папа очень любил её. Он рассказывал о том, что она была отзывчивой, доброжелательной. А также мастером на все руки. Все могли научиться у неё чему-нибудь. Я скучала по маме. Она погибла, когда мне было около шести. Тут, кажется, время идёт по-другому. Хотя откуда мне знать, как идёт время там, за горами. Отец долгое время не мог найти себе место после её смерти. Он потерял смысл жизни. Даже любимые скрипки не дарили ему того счастья. Но, переступив через себя, он продолжал давать мне своё внимание и бесконечную нежность. Через года два произошёл пожар в западной части деревни. Погибли двое взрослых. Их маленькая дочь осталась сиротой. Мой отец решил удочерить девочку, дав ей ту же заботу и любовь, что и мне. Тогда маленькая Анна стала моей сестрой. Я улыбнулась. Как они там? — Элоиза, — я обернулась на звук мягкого знакомого голоса. Колени мои подкосились. Я рухнула на холодную землю, не обращая внимания на боль. Передо мной стояла, черт возьми, моя мать. Видимо, я всё же погибла от рук волколака, а сейчас встретилась с ней на облаках. — М-мама? — Мои глаза наполнились слезами. Солёная дорожка очертила скулу, капая на выжженную траву. — Ты нашла меня. Ты поняла, что со мной случилось? Ты узнала правду? — серые глаза смотрели стеклянными пустышками. — Нет. Я быстро поднялась, практически подлетая к фигуре матери, слезы брызнули неустанным потоком. Плечи мои дрожали. Я почувствовала прикосновение к спине. Её руки обхватили меня. Но тут я поняла, что что-то не так. В мою спину вонзились длинные ногти, оцарапывая вдоль. Что-то вокруг замкнулось. Воздуха катастрофически не хватало. Я открыла глаза и изо всех сил повернула шею. Леса уже не было. Только темнота. И чёрные, словно смоль, перья. Шесть чёрных, огромных крыльев. Точно не птичьих. — Глупое дитя, — я узнала этот голос из тысячи, — тебе ещё рано знать всё. Но ты сыграешь в нашей сказке важную роль. Живи, и покинувшие небеса будут благодатны к тебе. Я проснулась в холодном поту. Кровь пропитала простыни и сорочку насквозь. Был ли это сон?