Глава

      — И что это было вчера?              Мишель слишком смешно: у неё весь Инстаграм в отметках под однотипными нарезками с недавнего стрима Лизы, куча идиотских шуток в диалоге с Юлей — стебать Лизу по поводу и без уже давно стало негласной традицией — и ворох воспоминаний с проекта от одной только неосторожной фразы, несколько раз произнесённой вслух.              — Это же Мишель, это же Мишель… — передразнивает с усмешкой. — Дура.              Лиза что-то бурчит неразборчиво и опускает взгляд в пол, но по слишком широкой улыбке — которую Лиза не пытается скрыть даже приличия ради! — Мишель в секунду понимает, что ей ни капельки не стыдно.              Опирается ладонями о барную стойку:       — Кофе мне сделай. По-жа-луй-ста.              — А ты мне что?              — Не буду тебя подъёбывать, — с усмешкой пожимает плечами. — Но эт не точно.              Лиза коротко кивает, видимо, негласно принимая своё поражение, и отворачивается к кофемашине; а Мишель, локтем опёршись о стойку, внимательно наблюдает за уже давно наизусть выученными движениями. Лиза мурлычет что-то себе под нос в такт играющей из колонки песне, протирает холдер — Мишель это страшное название запомнила лишь потому, что ещё пару дней назад Лиза угрожала настучать ей им по голове, если Мишель сейчас же не перестанет приставать к ней на рабочем месте, — и одним чётким движением вставляет его в кофемашину; а после оборачивается буквально на долю секунды и бросает в сторону Мишель кривую улыбку.              — Ты меня отвлекаешь, — фыркает. — Не пялься.              Мишель пробегается взглядом по чужой спине, старательно игнорируя мысли о том, что Лиза и сама уже больше года её отвлекает — в основном, конечно, от здравого смысла; и, чуть дёрнув головой, послушно утыкается в телефон. А уже спустя пару минут слышит характерный звук от поставленного на стойку бумажного стаканчика — и, улыбнувшись, привычно протягивает ладонь.              И снова абсолютно случайное в своей неслучайности касание рук, уже несколько недель как вошедшее в привычку, распускается под рёбрами сбивающей дыхание нежностью; Мишель ведёт кончиками пальцев по тыльной стороне ладони, усмехается от едва виднеющихся следов кофе на чужой руке и медленно поднимает голову.              Мишель Лизу знает: наизусть помнит все её повторяющиеся ещё со времён съёмок проекта кошмары, до сих пор — даже после нескольких громких и будто бы окончательных ссор — может с закрытыми глазами перечислить чужие татуировки и трепетно хранит в памяти их долгие разговоры по телефону посреди ночи, когда ещё непонятно было, к чему это всё приведёт — да и вообще приведёт ли когда-нибудь.              И поэтому Мишель слишком сильно хочется, чтобы Лиза знала её в ответ; и Лиза, видимо, знает, потому что легко перехватывает чужой заинтересованный взгляд, показывает головой в сторону дальнего столика и, чуть наклонившись, расплывается в довольной улыбке.              — Подождёшь меня?       

***

             Для Мишель почти ежедневное времяпровождение в кофейне Лизы становится чем-то особенным: во-первых, из-за бесплатного кофе, которым Андрющенко стабильно снабжает её каждый час — и на котором каждый раз рисует слащавые сердечки разного размера; а во-вторых, из-за возможности наблюдать за Лизой в перерывах между работой — и с улыбкой отводить взгляд сразу же, как только она заинтересованно поднимает голову.              Потому что Мишель, на самом деле, скучает — слишком сильно для человека, мысли которого должны быть заняты бесконечными звонками-планами-тренингами; и, тем более, чересчур сильно для понимающей девушки, отношения с которой Лиза скрывает уже на протяжении почти двух недель. И Мишель вообще едва ли осознаёт, как они с Лизой умудрились прийти хоть к чему-то адекватному: просто после очередной спонтанной встречи в клубе и нескольких ещё более спонтанных встреч «до» Лиза, доверчиво уткнувшись носом в шею, пробормотала своим низким — и, кажется, слегка сорванным — голосом что-то про то, что, может, им всё-таки стоит попробовать; а у Мишель привычные тараканы в голове, бесконечно толкающие её на покорение этого мира, вдруг сменились невозможно растерянными сверчками.              Потому что Мишель Лизу почти отпустила. Почти смирилась с тем, что у них ничего не выйдет; почти убедила себя в том, что Лиза просто агрессивная, заносчивая и слишком любящая выносить всё на публику; почти реанимировала свою задушенную после очередной встречи гордость и — почти! — набралась смелости на то, чтобы в следующий раз обязательно послать Лизу куда подальше.              Ключевое слово — «почти».              — Всё хорошо?              Мишель вздрагивает от то ли заботливого, то ли насмешливого шёпота куда-то в шею; Лиза отодвигает в сторону чужой ноутбук, ставит на стол кофейный стаканчик без крышки и тыкает пальцем в рисунок на пенке.              — Оно кривое какое-то получилось, — смеётся. — Но зато реалистично.              Мишель усмехается тоже, опускает взгляд на крайне своеобразного вида сердечко на кофе и расплывается в слащаво-глупой улыбке.              — Да ты, оказывается, романтик, — огрызается в попытке скрыть смущение.              — Это мой максимум, — смеётся Лиза, наклонившись чуть ближе. — Ну и клубника в шоколаде… Раз в год.              Мишель поворачивает голову, рукой насмешливо цепляет Лизу за край рабочего фартука и тянет её на себя.              — Я сразу поняла, что это ты, — с усмешкой пожимает плечами. — Если честно.              Лиза недовольно закатывает глаза, но всё равно будто бы неосознанно подаётся вперёд: упирается сверкающим от улыбки взглядом в чужие карие, чуть щурится и неосторожно смотрит ниже — а у Мишель дыхание тут же глупо сбивается, будто бы они опять на проекте прячутся в бесхозных комнатах дома от надоедливых камер.              В голове всё ещё с трудом укладывается происходящее; Лиза опирается ладонью о стол, вторую руку кладёт Мишель на плечо и, ухмыльнувшись, нагло двигается ближе — а в следующую секунду что-то неразборчиво шипит и резко отдёргивает руку. Кофе из беспечно незакрытого стаканчика разливается по столу, под громкий смех Мишель стекает на пол и остаётся пятнами на её светлых джинсах; Мишель отодвигается от стола подальше, переводит на растерянную Лизу взгляд и, отсмеявшись наконец, закатывает глаза.              — Выёбываться будешь меньше, — фыркает.              Лиза смеётся тоже, делает шаг вперёд и ласково целует Мишель в макушку.              — Не гунди, — бормочет. — Щас я новый тебе сделаю.              Мишель Лизу понимает: разделяет её глупое желание казаться смелее и круче — хоть и смешно становится каждый раз до невозможного; в таких же непривычных для Лизы касаниях выражает свои сбивающие дыхание чувства; и так же теряется каждый раз, когда осознаёт всё-таки, что они теперь и правда вместе — хоть и чаще всего находятся по отдельности.              И поэтому Мишель невозможно хочется, чтобы Лиза понимала её в ответ — но об этом, кажется, даже переживать не стоит, потому что Лиза возвращается уже спустя пару минут, беспечно машет рукой в сторону устроенного ей беспорядка и требовательно тянет Мишель на себя за рукав футболки в сторону выхода из кофейни.              — Пошли покурим.       

***

             И Мишель каждый раз как в первый смеётся с этого предложения, потому что, во-первых, Лиза не курит — никакие уговоры попробовать интереса ради на неё не сработали, — а во-вторых, у Мишель все карманы сумки забиты разноцветными «одноразками», которые она из рук практически не выпускает; смеётся — но всё равно послушно позволяет утащить себя через чёрный выход на улицу, щурится от на удивление яркого октябрьского солнца и прячет руки по карманам куртки.              Мишель нравятся эти нелепые попытки Лизы быть к ней ближе; она вновь расплывается в глупой улыбке — и сама себя ругает мысленно, потому что щёки уже по-дурацки болят, — упирается взглядом в невысокую лестницу возле кофейни и, в попытке хоть чем-нибудь занять беспокойные в отсутствии ласковых касаний руки, достаёт из кармана телефон. Бегло пробегается по чатам, открывает диалог с Юлей и усмехается от кучи отправленных подряд странных стикеров — а после с улыбкой жмёт на видео с очередной нарезкой со вчерашнего стрима Лизы.              И смеётся громко, потому что на экране Лиза, явно чуть потерявшись в пространстве, несколько раз бормочет будто растерянное: «Мы встречаемся…» — а после крайне аккуратно рассказывает подробности их встречи в клубе, которая, судя по ощущениям Мишель, произошла ещё в прошлой жизни.              — Ты меня в следующий раз позови, — усмехается Мишель, когда Лиза с любопытством заглядывает в чужой экран. — Вместе расскажем.              — Из контекста вырвано! — Лиза смешно щурится.              Но от увиденного явно нервничает: спустя пару секунд, замолчав вдруг, опускает взгляд, рассматривает свои испачканные кофе да осенней слякотью кроссовки и растерянно поджимает губы; Мишель сразу же убирает телефон в карман, кладёт ладонь на чужое плечо и ласково тянет Лизу на себя.              — Забей, — бормочет. — Нормально всё. Сказала и сказала, ну…              И Мишель Лизу держит: притягивает к себе в объятия — и без разницы даже, что кто-нибудь может увидеть, — бормочет что-то насмешливо-успокаивающе и гладит Лизу по спине поверх куртки; сцепляет руки за шеей, воровато оглядывается и, убедившись, что никого вроде бы нет, коротко целует в уголок губ; смеётся от чужого ворчащего: «Я больше вообще на вопросы про тебя отвечать не буду, поняла?» — прижимается лбом ко лбу и, с улыбкой стянув бессменную бандану, треплет тёмные волосы.              Мишель, конечно, хочется, чтобы Лиза её держала тоже: даже во время ссор, которые рано или поздно обрушатся на их безмятежность, даже когда она разозлится и сорвётся на крик и даже когда на очередных разрушающих мир эмоциях вновь захочет — обязательно захочет! — всё прекратить. Но Лиза, кажется, и правда держит: подаётся вперёд, сгребает Мишель в объятия и доверчиво утыкается носом в шею.              — Прогуляемся вечером?       

***

             Лиза быстро убирает рабочее место, замывает кофемашину и составляет в заметках телефона список того, что нужно будет заказать на следующую неделю. После бросает взгляд в сторону Мишель — та, нагло сложив ногу на ногу, бесконечно листает видео в Инстаграме и изредка негромко смеётся — и, нахмурившись, растерянно чешет затылок. Потому что до сих пор едва ли понимает, что вообще перемкнуло в её голове в ту ночь после клуба — и почему Мишель, в очередной раз без обязательств оставшуюся лишь на одну ночь, отпускать по итогу больше не захотелось.              Не захотелось вновь отталкивать и прятаться — грубить, ссориться и пытаться уколоть побольнее; наоборот, на смену этому вдруг пришло желание попробовать сделать хоть что-то правильно — и плевать, что они с Мишель — обе антонимы к слову правильно — и хотя бы раз в жизни не упустить что-то, кажется, невозможно важное — что-то, на что до этого Лиза упрямо не обращала внимания.              — Идём? — бормочет Лиза, когда щёлкает выключателями.              Мишель с улыбкой кивает; Лиза бурчит тихое: «Шуруй давай, я на сигналку поставлю», провожает Мишель задумчивым взглядом и наконец замыкает кофейню. А после они, не сговариваясь даже, бредут по освещённой фонарями улице в сторону отеля, где временно живёт — или просто ночует — Лиза; Андрющенко с улыбкой вслушивается в чужие наполеоновские планы о запуске нескольких новых проектов, а после, набравшись смелости, осторожно берёт Мишель за руку.              И чужая холодная ладонь вдруг ощущается как дом, которого у Лизы никогда толком и не было.              Бесконечная болтовня Мишель и изредка ласковые комментарии Лизы о том, что она невозможно ею гордится, утихают только тогда, когда они подходят к отелю ближе. Лиза устало выдыхает, топчется на месте и стыдливо тупит взгляд в землю, потому что не знает, выдержит ли после долгой рабочей недели — и физически, и морально — висящую смущением в воздухе совместную ночёвку; но в итоге, зацепившись взглядом за довольную улыбку, с треском проигрывает и самой себе, и остаткам здравого смысла — и, крепко взяв Мишель за руку, тащит её за собой в отель. Целует сразу, как только хлопает дверью номера, а после вдруг растерянно жмурится, утыкается носом в шею и стыдливо бормочет что-то о том, что невозможно устала.              — Да ладно, — Мишель с улыбкой щёлкает Лизу по носу. — Я ж могу просто остаться.              Лиза быстро-быстро кивает, стягивает с себя куртку вместе с кроссовками и с протяжным выдохом падает на матрас — ведь собственный бизнес, хоть он был наивной мечтой с самого подросткового возраста, всё равно отзывается усталой тяжестью в мышцах и желанием уснуть, как минимум, на ближайшую вечность. Мишель смеётся, нагло переодевается в Лизины вещи — и Лиза не спорит даже, потому что делиться своей одеждой уже постепенно входит в привычку — и наконец укладывается рядом.              А после тянет Лизу к себе ближе; Андрющенко послушно ложится на чужое плечо, выдыхает устало и тут же закрывает глаза.              — Разденься хоть, — смеётся Мишель.              Лиза что-то недовольно бурчит и с усмешкой проглатывает провоцирующее: «Ну раздень», потому что сейчас не до того совсем; а после молча прижимается ближе. Сейчас Лизе просто хочется лежать рядом — расслабленно, спокойно и чересчур доверчиво для глупых двух недель отношений; лежать и совсем ни о чём не думать, пока Мишель ласково зарывается ладонью в волосы и перебирает спутанные после долгого дня пряди.              — Устала? — шёпотом.              Лиза кивает коротко и перемещает ладонь на чужую талию; а в следующую секунду приподнимается удивлённо, потому что вдруг слышит смущённо тихое: «Не от меня, надеюсь?». И тут же становится слишком смешно, потому что Лиза ведь и сама до одури боится, что Мишель от неё просто устанет — устанет от бесконечной работы, непрочитанных сообщений и неумения выражать свои эмоции хоть в чём-нибудь, кроме вечного сарказма; устанет от постоянной агрессии, крайне редких встреч и кардинально разного режима дня; устанет от нездоровой привычки выносить чересчур личное на публику, неумения слушать и слышать и неосознанных попыток казаться лучше, чем она есть на самом деле.              — Нет, — бормочет растерянно. — Просто…              И, так и не договорив, утыкается носом в чужую шею.              — Ладно, — Мишель снова зарывается свободной ладонью в тёмные волосы, а вспыхнувшая между ними неловкость моментально растворяется в воздухе, — но если серьёзно…              Лиза усмехается еле слышно: ей всё ещё с трудом верится в то, что Мишель, оказывается, умеет быть серьёзной.              — Ты молодец, — бормочет Мишель смущённо. — Ну, типа, ты же почти всё сама… Я бы ёбнулась уже, честно.              Лиза вновь прижимается ближе, закрывает глаза и сжимает ладонь на чужой талии — и с трудом удерживает себя от того, чтобы не заснуть прямо так.              — Горжусь тобой, — Мишель кончиками пальцев ласково поглаживает заднюю сторону шеи, а следом смеётся еле слышно, будто в попытке скрыть непривычную искренность: — Только заткнись, ладно?              Лиза медленно приподнимает голову и носом ведёт по чужой щеке, заставляя Мишель на себя посмотреть.              — Правда? — переспрашивает растерянно и будто по-детски.              Мишель кивает коротко:       — Конечно.              Лиза жмурится от волной накатившего смущения и снова стыдливо прячется в чужих объятиях, пока Мишель только мягко посмеивается. Лиза чувствует себя чересчур уязвимо — она ведь и не помнит даже, когда кто-либо из близких говорил ей такие слова, — и, запихав поглубже внутрь желание вновь нагрубить и убежать, всё-таки закрывает глаза.              Лиза Мишель не знает — они ведь даже и не разговаривали никогда толком, — но при этом невозможно сильно хочет узнать. И неважно вовсе, что ещё несколько месяцев назад зачем-то пересчитала россыпь родинок на чужой спине, когда Мишель вновь спонтанно осталась у неё на ночь; что уже несколько недель как запомнила, какой кофе ей нравится — и как именно его сварить так, чтобы не получить в ответ ворох шуточных оскорблений; и что давно уже выучила все её очаровательные привычки — а ещё взяла за правило таскать в рюкзаке чуть больше чего-нибудь сладкого, чем обычно.              Мишель поворачивается на бок, сползает чуть ниже и утыкается носом в чужие ключицы.              — Спи давай.

      

***

      И всё идёт своим чередом — всё, включая ежедневные разговоры по телефону, бесконечные споры обо всём на свете и крайне редкие короткие встречи. Лиза невозможно скучает — но взрослая жизнь с её неожиданно быстрым темпом почти не оставляет времени на то, чтобы отвлекаться; и поэтому Лиза практически ночует в кофейне, воюет с многочисленными товарно-приходными накладными и раз в несколько дней стабильно материт чересчур наглых поставщиков, постоянно путающих заявки.              А в ночь перед единственным выходным пытается разобраться с бухгалтерской отчётностью, вливает в себя литры кофе и пару раз случайно пропускает звонки от Мишель — до тех пор пока не слышит со стороны входа в номер какой-то странный шорох. Поднимается, трёт уставшие глаза и делает пару шагов по направлению к двери — но та вдруг сама по себе открывается, а на пороге квартиры застывает Мишель: растерянная, смущённая и нервно перебирающая в руках свои заплетённые в косички волосы.              — Ты как без карты?..              И вопрос застревает в горле, потому что Мишель вдруг, чуть пошатнувшись, делает шаг вперёд, закрывает за собой дверь и пьяно опирается плечом о косяк.              — Мне это надоело, — выдаёт серьёзно.              Сердце Лизы тут же пропускает пару ударов — она, конечно, понимала, что рано или поздно это произойдёт, но не думала вовсе, что их с Мишель не хватит даже на месяц.              — Я скучаю, — бормочет Мишель растерянно, — и хочу всем рассказать! Прям щас расскажу, поняла?              И тянется к телефону: а там открывает Инстаграм и уже почти жмёт кнопку запуска прямого эфира — но Лиза в последний момент выхватывает чужой телефон и кладёт его на стоящий поодаль стол.              — Ты совсем?              По телу разливается привычное уже раздражение, но в следующую секунду Лиза бросает взгляд на Мишель — очаровательно пьяную и слишком сильно растерянную; и моментально осознаёт, что злиться на такую Мишель у неё почему-то совсем не получается. Ведь пьяной — даже если совсем не сильно, как сейчас — Лиза Мишель не видела уже очень давно — а потому едва ли понимает, что с ней вообще делать в такой ситуации.              — Что за повод? — Лиза с усмешкой скрещивает руки на груди.              — Ты.              Мишель шагает вперёд — ладони сжимает на талии, оставляет пару поцелуев на шее и что-то бурчит неразборчиво; Лиза мотает головой, перехватывает чужие руки и, не сдержавшись, смеётся.              — Угомонись ты, господи, — щурится насмешливо. А следом чуть склоняет голову и бормочет заботливое: — Что случилось-то?              Мишель не отвечает: проходит вперёд, устало усаживается на матрас и кладёт рядом рюкзак — а Лиза, усмехнувшись, понимает, что, видимо, Мишель изначально планировала сегодня остаться. После садится рядом, обнимает Мишель со спины и кладёт на чужое плечо подбородок — Мишель выдыхает и растерянно упирается взглядом в стену.              — Тебе реально важно, чтобы все вокруг знали, что ли? — непонимающе бормочет Лиза.              — Нет, конечно, — Мишель легонько пихает Лизу локтем куда-то под ребро. — Мне без разницы… Просто бесит.              Лиза усмехается тихонько, потому что добиться какого-то адекватного ответа от Мишель сейчас, видимо, невозможно — и, оставив пару поцелуев на задней стороне шеи, тянет её за собой на матрас. Сгребает в объятия, бормочет сбивчивые извинения — они ведь и правда слишком давно не виделись — и, рассмеявшись снова, стягивает с Мишель так и неснятую куртку.              — Прости, — бурчит. — Просто я правда пока не знаю, что со всем этим делать…              Лиза Мишель не понимает — но безумно сильно хочет сделать всё для того, чтобы однажды всё-таки понять; хоть и сама иной раз ловит себя на глупо-подростковом желании рассказать о них с Мишель всему миру — ну или хотя бы его маленькой части; периодически хочет предложить Мишель остаться больше, чем на день — но понимает прекрасно, что уже через неделю взвоет от отсутствия личного пространства; и чуть чаще, чем никогда, снимает «кружочки» в свой телеграм-канал с глупой болтовнёй Мишель на фоне — но так и не решается их отправить.              Мишель выпутывается из объятий, снова накидывает на плечи куртку и показывает головой в сторону входной двери.              — Ладно. Но тогда пошли со мной.       

***

      — Выключила?              Лиза кивает коротко; Мишель подходит ближе, опасливо заглядывает в экран и, видимо, убедившись, что стрим и правда закончен, руками обвивает Лизу за шею.              — Довольна теперь? — Лиза фыркает.              — Фотками или стримом? — Мишель, усмехнувшись, показывает Лизе экран телефона с отправленными ей черновыми вариантами вчерашних фотографий. — Хотя я и тем, и тем…              Лиза громко смеётся, бормочет довольное: «Блять, а ведь реально сочетаемся» — и подставляется под чужие руки, заботливо разминающие шею. Вчера ночью Мишель — которой, очевидно, запрещён алкоголь от слова совсем, — без спроса затащила Лизу в тот самый клуб, после прошлой встречи в котором всё перевернулось с ног на голову, надела на свою и чужую руку голубые браслеты — и заявила, что розовый с голубым, вообще-то, очень даже сочетаются, — а после и вовсе силой утащила Лизу в сторону фотозоны — хотя Андрющенко, если честно, не особо-то и сопротивлялась.              Просто потому что, увидев Мишель на пороге своего дома такой — растерянной, очаровательно-пьяной и, кажется, искренне задетой её случайным безразличием, — Лизе тотчас захотелось всё поправить; и, если, в конце концов, какая-то глупая фотосессия заставит Мишель почувствовать себя важной и нужной — то тут от Лизы уж точно не убудет. Правда, желание её подкалывать по поводу несостоявшегося прямого эфира никуда не исчезло даже после невозможно серьёзного разговора на утро — во время которого Мишель, кажется, сто раз пожалела о своих словах, потому что Лиза ей почти два часа, словно маленькой, объясняла, что медийная и реальная жизнь имеют между собой крайне мало общего.              И поэтому сейчас Лиза кладёт ладони на чужие руки, насмешливо щурится и вновь расплывается в наглой улыбке.              — Тебе нельзя пить, — смеётся. — Сразу надо всем всё рассказать.              — А тебе стримы вести, — парирует Мишель. — Дальше что?              Лиза смеётся снова, чуть поворачивается и тянет Мишель на себя за руку; бормочет насмешливое: «Дурная», жмурится от всё ещё непривычно ласковой улыбки и упирается спиной в мягкое кресло — Мишель кивает и послушно усаживается на чужие колени.              — Мы идём?              — Часа через полтора, — Мишель кивает. — А что?              Лиза мотает головой, но всё равно с улыбкой опускает ладони на талию, сжимает её через — даже почти свою! — футболку и плавно подаётся вперёд; а в ласковом взгляде напротив тут же вспыхивает легко читающаяся заинтересованность.       — Я не это имела в виду, — смеётся Мишель. — Когда сказала про агрессию в нужное русло…              Лиза смеётся тоже и чуть склоняет голову, будто бы спрашивая разрешения — Мишель стягивает с чужих волос бандану вместе с парой резинок, расплетает невозможно дурацкие хвостики и кивает коротко; Лиза даёт себе пару секунд на то, чтобы оценить ситуацию, а после выдыхает и нагло ведёт руки по талии ниже.              Лиза Мишель не держит — но не потому, что не хочет, а потому что боится слишком сильно сжать и без того дрожащие нежностью ладони; и, наверное, именно поэтому позволяет Мишель держать её самой. Подставляется под ласковые поцелуи в шею, легко позволяет стянуть с себя футболку и осторожно переплетает свои пальцы с чужими — вздрагивает от ощущения холодной ладони на коже, перехватывает чужой бегающий сверху вниз взгляд и, растерявшись от собственной непривычной искренности, смущённо отворачивается в сторону.              Мишель усмехается еле слышно, аккуратно прикусывает кожу на шее — и тут же получает предупреждающее шипение в ответ, — а после помещает ладонь Лизе на подбородок и плавно поворачивает её к себе.              — Иди сюда.       

***

      У Мишель голова гудит от громкой клубной музыки — и сердце глупо грохочет тоже, потому что ей невозможно нравится проводить с Лизой уже почти третий день подряд. Прижимается плечом к дверному косяку и смеётся от заботливой попытки Лизы стянуть с неё куртку; и Мишель ведь сегодня не пила даже, но пространство перед глазами всё равно глупо кружится, а наружу рвутся такие неуместные для всего лишь почти месяца отношений слова.              Лиза тянет её за собой за руку, смешно трясёт головой и с улыбкой показывает пальцем на окно — на улице неловко-алым постепенно заходится рассвет. Мишель, рассмеявшись, пожимает плечами — было логично, что их очередная попытка отдохнуть и развеяться вновь затянется до самого утра, — и, расцепив руки, привычно обнимает Лизу со спины.              — Давай, ещё скажи, что я могу и сегодня остаться, — усмехается. — Я тогда точно подумаю, что тебя подменили.              Лиза накрывает своими руками чужие, ласково поглаживает кончиками пальцев тыльную сторону ладони и пожимает плечами.              — Мне на работу завтра.              Мишель расстроенно выдыхает, но всё равно прижимается ближе: носом утыкается в чужую шею, крепче сжимает руки и бормочет что-то неразборчиво-недовольное — ведь уходить от Лизы совсем не хочется.              И сглатывает вдруг, потому что слишком громкое и неуместное для них обеих признание застревает неловкостью в горле; Мишель аккуратно тянет Лизу за талию, заставляя к себе повернуться, касается губами чужих и, не сдержавшись, прямо в поцелуй улыбается.              Потому что, кажется — хоть это и наивно ужасно! — что Мишель Лизу…       

***

      Лиза едва ли понимает, как Мишель одним только своим присутствием моментально делает её существование чуть более приемлемым, чем обычно; плавно подаётся вперёд, одну ладонь кладёт Мишель на заднюю сторону шеи, а второй заботливо придерживает за спину.              Впервые за долгое время Лиза чувствует себя отдохнувшей — хоть в теле и чувствуется характерная ломота после очередной бессонной ночи, — легко отвечает на ленивый и абсолютно ничего не обещающий поцелуй, а после, отстранившись, доверчиво кладёт подбородок на чужое плечо.              Мишель в ответ мягко смеётся и зарывается пальцами в её волосы; а Лиза только выдыхает растерянно, потому что где-то под рёбрами расцветает слишком поспешное и неподходящее им обеим чувство, признать которое — даже мысленно — Лиза, наверное, никогда не решится.              Дыхание глупо сбивается: Лиза сцепляет руки за спиной Мишель, доверчиво прижимается ближе и вдруг ловит себя на мысли, что сегодня отпускать Мишель не хочется даже больше обычного.              Потому что, кажется — хоть это и невозможно глупо! — что Лиза Мишель…              — Оставайся.