Jealous

Феликс садится на паркет и опирается на прохладную стену за балетным станком. Сегодняшняя репетиция с замещающим хореографом далась ему особенно сложно. Позвоночник едва держит тело, а простреливающая в пояснице боль заставляет его задыхаться после танца. Гудящие бёдра и ватные стопы он вовсе игнорирует. Думать о том, что делать дальше и стоит ли прекращать занятия танцами, совершенно не хочется. Хотя Феликс именно сейчас отлично понимает, что оттягивать больше нельзя и нужно поговорить об ухудшениях с папой. Признаваться в слабостях не было чем-то непосильным для парня, тем более перед родным человеком. Возможно, покинуть студию тоже не так уж и страшно. Феликс еще год назад осознал, что с танцами он связать жизнь не сможет: грыжа не позволит. Мысль об уходе уже перестала тревожить и подарила желание развиваться в другой сфере, более безопасной для его спины. Однако у Феликса есть весомая причина приходить сюда. И она не касалась крутого педагога или страсти к танцам. Когда одышка исчезает, парень оглядывается и вдруг застывает. Человек, из-за которого всё ещё хотелось приходить на занятия, был сегодня особенно близко. Солнце, бьющее лучами из окна позади, обтекает безупречный профиль парня, сидящего через человека от Феликса с откинутой на стену головой. Нельзя не обратить внимание на подтянутое тело с напряжёнными на плечах мышцами, которые облепляет белая футболка. Прилипшие к вискам и лбу чёрные волосы, обильно стекающий пот по гладкой, слегка смуглой, коже, яркие родинки на правой щеке и — как помнил, но пока не видел Феликс — под левым глазом, густые раскидистые брови, прикрытые веками глаза драконьей формы, и красивые пухлые губы кораллового цвета. Нижняя особенно выделяющаяся и давно манящая. Сильная длинная шея с натянутыми из-за позы сухожилиями заставляет сглотнуть. На ней всё ещё видны выпирающие реки голубых вен, спускающиеся к разлёту ключиц. Острый кадык при сглатывании медленно опускается и быстро возвращается на место, каждый раз притягивая внимание. Закатный золотой свет оглаживает контуры тела, создавая вокруг почти волшебное свечение. Он — картина, от которой всегда замирает дыхание. Они занимались в разных группах, но Феликсу часто удавалось заметить объект своего воздыхания в коридоре или в раздевалке. Он никогда не решался заговорить с этим парнем, хотя уже знал о нём многое из разговоров в студии и в школе. Так сложилось, что Хёнджин ходит не только в ту же танцевальную школу, но и в параллельный класс. Когда Феликс узнал об этом, впервые поверил в судьбу. Тогда же поклялся себе однажды подойти и затянуть красивого мальчика в лёгкую беседу, но за почти что полгода удалось только сильнее влюбиться и каждую ночь вздыхать от страха и щекотки первой влюблённости. Ситуация изменилась в прошлом месяце, когда Хёнджин начал замечать чужие искрящиеся глаза, постоянно следящие за ним. Сынмин тогда высмеял Феликса за его неумение конспирации, но тому не было дела до лучшего друга. Потому что стоило впервые встретиться глазами с Хёнджином, как чужие нежные губы растянула стеснительная улыбка. Пухлые уголки приподнялись всего на несколько секунд, но Феликс знал, что они сделали это из-за него. В тот день у влюблённого парнишки открылось второе дыхание. Парень, сидящий между ними, поднимается и уходит. Хёнджин медленно поворачивает голову в сторону Феликса, боясь спугнуть его, как воробушка с подоконника. И Феликс уже был готов резко отвернуться, спрятав глаза за светлой чёлкой, но не успел. Когда Хёнджин поймал его взгляд и растянул губы в хитрой улыбке, парень ощутил, как захлопнулась клетка. — Привет, Феликс, — не переставая улыбаться, произносит Хёнджин. Стоило словам долететь до сознания Феликса, как мир заискрил. Такой мягкий бархатистый тон голоса, с небольшой шепелявостью и ленцой, идеально подходил этому парню. Феликс не успел задуматься, откуда его предмет воздыхания знает имя вроде бы незнакомца, и почему Хёнджин вообще обратился к нему, так как к ним подкрался заместитель хореографа. — Ты отлично себя показал сегодня, Хёнджин. Спасибо за помощь. Говорил же, что ты справишься. С меня ужин, как и договаривались. — О, Минхо, а можно взять с собой Феликса? — переключая внимание на старшего, спрашивает Хёнджин. Из Феликса от неожиданности предложения со свистом вылетает воздух. — Оке-ей, — удивлённо тянет слово, а затем кивает головой Минхо, кинув беглый взгляд на Феликса. — Кого хочешь бери, ты выручил меня. Потом только напиши, когда встретимся. И не бери всё же орду друзей, лады? Я всё ещё студент. — Так точно, хён. Я закрою студию и отдам ключи охраннику, — кидает в спину уходящему Минхо Хёнджин. Старший на это показывает пальцами «окей» и удаляется из комнаты. Оказалось, все ученики уже разошлись, и остались только Хёнджин с Феликсом. Тем лучше. — Извини, что так странно пригласил тебя на первую личную встречу, хотя мы даже ни разу не говорили. Мне просто хотелось тебя как-то расшевелить и удивить. Ты не против? Если что, я не обижусь на отказ, — теперь Хёнджин с неловким смешком обращается к Феликсу. — Я… Я только рад. Мне понравился господин Минхо, — с запинкой отвечает Феликс, всё ещё не понимая происходящего. В его мыслях витает серый туман, а слова вылетают изо рта автоматически. — Какой ты вежливый. Он старше нас всего на два года, — фыркает Хёнджин и начинает разминать затёкшее тело, стряхнув чёлку со лба. — А я тебе понравился? Во рту у Феликса образовалась засуха, но он всё равно неловко давится. — Слишком рано для таких признаний, ты прав. Прости. Мне просто нравится румянец на твоих щеках. Красиво оттеняет веснушки. Феликсу очень хотелось произвести хорошее впечатление на Хёнджина. Он тысячи раз представлял, как эффектно появляется перед ним впервые и сразу же завлекает в свои сети соблазна. Однако семнадцатилетнему юноше такая наука всё ещё не подвластна. В голове пусто, все хорошие темы для разговора испаряются, давно мучающие вопросы так и не срываются с языка, а всем телом овладевает страх вновь показать себя странным парнем. И долгое молчание с его стороны тому не помогает. Феликс не ожидал, что первый шаг всё же сделает Хёнджин. В его голове начинал всегда он. В его фантазиях было множество сценариев, и все они прямо сейчас гибнут на его глазах. К глотке уже подкатывают паника и горькие слёзы, поэтому парень вздыхает и думает о папе. Он всегда помогал ему в таких сложных ситуациях. Гладил по позвоночнику мягкими ладонями и шептал советы. Что бы он сказал сейчас? Папа всегда просил Феликса вести себя естественно, чтобы люди любили его настоящим, а не идеальным. Он видит в искренности путь к правильному окружению. У Феликса нет причин не доверять ему в этом. — Всё нормально, Хёнджин. Точнее я… Я волнуюсь, потому что не так всё это представлял. Но я очень хочу пойти с тобой куда-нибудь, – искренне отвечает Феликс, опустив глаза на свои бёдра. – А, и с Минхо тоже, конечно. Вы оба крутые, так что я бы… Да. Конечно, получилось не так идеально, как хотелось бы, но Феликс всегда был застенчивым мальчиком. Это объясняет наличие лишь одного близкого друга. Он мог бы вовсе убежать из студии и скрываться от Хёнджина вечность, но прямо сейчас он сидит и ждёт ответа, сказав всё, что хотел. В душе вдруг просыпается гордость за себя. Внутренний голос, сильно похожий на папин, тихонько хвалит Феликса за смелость. — Милый, — с тихим смешком произносит Хёнджин. Феликс поднимает глаза на его лицо. Блестящие глаза теперь бегают по комнате, пухлую нижнюю губу терзают передние верхние зубы Хёнджина, делая её алой. Он тоже волнуется, с облегчением понимает Феликс. – Да, я… Эм, я сам давно хотел подойти и пригласить тебя. Потусить. Мы можем потом без Минхо, если тебе интересно. Груз с плеч Феликса спадает окончательно. Видимо, лимит уверенности в себе у Хёнджина уже превышен. Он нервно поправляет волосы на затылке и периодически кидает взгляды на Феликса, избегая прямого контакта. Теперь даже хочется пошутить про приглашение на свидание, но неловкости на сегодня уже хватит. Феликс просто придвигается к парню и негромко продолжает: — Я буду очень рад. Ещё вчера не думал, что ты знаешь моё имя, а тут вот как вышло. — Я тоже вчера не думал об этом, — вновь смотря в глаза Феликсу, отвечает Хёнджин. — Видимо, ты не только смотрел на меня всё это время, верно? О, не смущайся и не отворачивайся от меня! Я в том смысле, что это здорово. Это приятно. Я тоже узнавал про тебя у друзей и знакомых. Феликсу не хочется себя тешить надеждами и искать подтекст раньше времени. Однако ему кажется, что Хёнджин тоже испытывает к нему симпатию. Это предстоит узнать в будущем, но уже сейчас на сердце становится легче. Возможно, у него и правда есть шанс воплотить свою самую заветную мечту: найти настоящую любовь. Пусть её и считает глупой тот же Сынмин, сам Феликс уверен в своих желаниях. — Тебя проводить домой? — вдруг предлагает Хёнджин. — Может, это я тебя буду провожать. Вдруг я живу дальше. Тогда я не позволю тебе тратить на меня время и возвращаться по темноте. Я просто на Каннаме живу, так что… — Ого. Хотя это ожидаемо. Я реально живу ближе к студии. Давай тогда провожать друг друга по очереди, когда будем идти домой вместе? — Мне нравится эта идея, — мягко кивает головой Феликс. Хёнджин же на это нежно улыбается, а затем поднимается с пола. — Вот и отлично. Сегодня тебя всё же провожаю я, — Хёнджин помогает встать Феликсу, придерживая того за локоть. Его глаза вдруг цепляются за надутые губы и хмурые тонкие брови. Это зрелище заставляет парня сглотнуть. Феликс и не представляет, какую власть уже имеет над Хваном с таким выражением лица. — Твоя взяла, — спустя секунду борьбы с собой отвечает Феликс и выходит из студии.

***

В тот же день Сынмин долго плутает по улицам вечернего Сеула, чтобы прийти домой как можно позднее. Он не может не вернуться, потому что ему некуда идти. Даже если родной дом — не дом вовсе. Скорее место, в котором он пытается выжить. Если сильно повезёт — успеет поесть и уйти к себе в комнату, чтобы тихонько сидеть там и молиться. Молиться остаться незамеченным матерью и её вечно меняющимися партнёрами. Сегодня один из таких удачных дней. Матери не было ни днём, ни ночью, поэтому Сынмина не тревожат громкие басы музыки из кухни и весёлые крики «друзей» семьи. Однако это не спасает парня от мучительных мыслей, что крутятся в его голове из-за тишины в тёмной комнате. Он лежит на неудобном матрасе под холодной простынёй и старается отвлечься на облезлый потолок и стены, хоть и знает, что не получится. В одиночку никогда не получается сбежать. Гнилые мысли гонятся за ним слишком быстро, подобно диким зверям разрывают плоть его сознания и заполняют собой всю черепушку. Сынмин ненавидит себя за то, что в редкие моменты спокойствия, в его душу проникают сомнения и болезненные размышления. Но сделать всё равно ничего с собой не может. Лишь жмурится, закусывает нижнюю губу до боли и опускается на дно самобичевания, прекращая борьбу с собой. Ему никогда не удавалось победить. Даже себя. Мальчик все свои семнадцать лет пытался понять, в чём его проблема. Почему он не может быть счастливым, как все остальные? Наверняка должна быть первопричина. И Сынмин её нашёл. Став старше, он взглянул на свою жизнь без детского жизнелюбия и идолопоклонства родителям. Нашёл в себе силы взглянуть правде в глаза и обнаружить не тёплую прекрасную женщину, подарившую ему жизнь, а уродливое чудовище. Его мать виновата во всём, что случилось с Сынмином. Она была счастлива рядом с ним только первые три года его существования, пока рядом был живой и успешный отец. А потом папы резко не стало. В покорёженном Вольво серого цвета из-за столкновения с фурой погиб не только он, но и надежда Сынмина на хорошую жизнь. Несчастье превратило жизнь семейства Ким в помойную яму. Первое время мать боролась, даже расплатилась с единственным небольшим долгом отца. А потом однажды утопилась в алкоголе и решила больше не всплывать. От прошлой жизни остался лишь дом, ради которого отец долго работал и брал долг. Но он превратился в грязное пристанище сеульских алкашей, которым посчастливилось пересечься с мамой Сынмина. Эта отвратительная женщина даже на заводе всё ещё работала лишь из-за того, что спала со своим завсегдатаем-боссом, что позволяло ей усерднее топиться в спирте разных градусов без последствий. Перегар, быстро появляющаяся грязь, которой суждено заниматься только Сынмину, полупустой, а иногда и полностью пустой, холодильник и громкие звуки разных тональностей и эмоций отныне сопровождают парня почти каждый чёртов день. У него не осталось сил на надежду. Он успел смириться со своим положением. Уже не хотелось ждать взрослой жизни, обрести крылья и исчезнуть из этого дома. Сынмин привык не надеяться и не быть счастливым. Но простить мир и мать он так и не смог. После всех мучительно долгих ночей в холодной неуютной постели парень понял, что его спасёт только ненависть. Попытка суицида подарила Сынмину ещё одно ценное знание. Он пришёл к выводу, что никому не нужен. Возможно, это удивит кого-то, ведь у него есть знакомые и Феликс, которого можно считать верным и заботливым другом. У него всё равно есть живая, хоть и никудышная, мать и крыша над головой. Но нет ни одного человека, который бы понял всю его боль и разделил её с ним. Никто не пришёл к Сынмину, когда он истекал кровью в ванной в один из подобных спокойных вечеров. Никто не вытащил его из красного омута, не спас от кошмара, что встречает каждую ночь и каждое утро. Никто не замотал его раны и не остановил кровь. Никто не спас его. Потому что каждый имеет свою жизнь, которую ценит. Сынмин же свою не ценил, но почему-то стремился спастись и отчаянно кричал о помощи безлюдной комнате. До горьких слёз и сорванного голоса, что глушился в подушке, если были силы. Отчаянно хотел, чтобы появился всепонимающий человек, который выслушает каждое его слово, поймёт, обнимет, даст волшебный совет и решит все проблемы. Он всего лишь желал быть услышанным, быть нужным и спасённым. Но такого человека не было и не будет. Таким человеком Сынмину не хотелось стать даже для себя. Каждое мгновение он скрывал свои тревоги от окружающих. Им было всё равно, и они ничего не решат. Так зачем тратить время? Зачем рассказывать Феликсу об ужасах простого смертного, если единственный друг не поймёт? Ему в большом тёплом доме с красивым чутким папой такие проблемы не знакомы. Зачем пытаться дальше кричать, если не слышат? Единственная попытка суицида показала, что умирать тоже сложно. Не меньше, чем жить. Сынмин решил не выбирать между жизнью и смертью. Он остановился на существовании. Однако этот выбор он ненавидел. Его существование невозможно назвать ценным или стоящим. У него не было грандиозных планов, потому что в себя давно перестал верить. Существование без причины было сложным, так как парень всё ещё находился среди одноклассников и их безмерных желаний. Они раздражали. Сынмин ненавидел слушать их мечты и понимать, что все эти люди вокруг имеют возможности их достигнуть. А он не может позволить себе даже на жалкую минуту задуматься о своём будущем. В то же время все проблемы этих людей были такими смешными, чем раздражали ещё сильнее. Одноклассники не знали, каково быть Ким Сынмином, поэтому жаловаться не смели. Они не понимали, какого это: не есть три дня подряд и спасаться водой из-под грязного крана, потому что деньги тратились только на спиртное матери. Сынмин не был достоин даже дешёвого фильтра. Раздражение переросло в жгучую ненависть, которая оградила Сынмина от нытиков и глупых мечтателей. А после поселила в его сердце зависть и оставила рядом только Феликса. Именно она и позволяла Ким Сынмину существовать на этом свете.