Спастись нельзя любить

Четверг наступил быстро — и вот, уже после окончания стремительно промелькнувшей процедуры, Даша сидела в палате вместе со Славой и ждала, пока начнётся действие лекарства, — после чего её должны были спокойно отпустить домой. Внизу живота уже неприятно тянуло, но она игнорировала это чувство, улыбаясь другу и вдохновенно что-то ему рассказывая. Даша была приятно удивлена тем, что Слава и правда поехал с ней: Марк ради приличия спросил, как у неё дела, перевел деньги — больше, чем было нужно, — и с тех пор никак о себе не заявлял. На самом деле Даша, пересказывая друзьям разговор со своим молодым человеком, умолчала о многом: когда она рассказывала ему новость о беременности, она ожидала любой реакции, но не такой паники в его глазах, не такого страха. Это оттолкнуло её с первых же секунд. А потом Марк начал упрекать её — она просто спросила, возможно ли будет оставить ребенка, и он, удивлённо распахнув глаза, завел свою шарманку о том, что у них никогда не было настолько серьезных отношений, он сам сейчас заинтересован в развитии карьеры, а не в детях, это слишком большая ответственность, да и вообще, Даша ещё сама ведет себя как ребенок. Она просто слушала, не находя достойный ответ, и ощущала, как в судороге боли сжимается сердце от каждого острого слова. Марк добавил «ты только не обижайся, пойми, что я прав» в конце, и она не смогла возразить — лишь смотрела на него, пытаясь проглотить ком в горле. Было обидно почти до слёз, и если бы в следующие несколько дней он приехал к ней с извинениями — она бы наверняка его не простила. Но Марк тоже не был идиотом, и потому, трусливо скрываясь от ответственности, был готов дожидаться нужного момента. А вот Слава был рядом. Он поехал с Дашей в медцентр, ждал в коридоре, испытывая на себе странные взгляды, и сейчас сидел с ней в палате на её же кровати, рядом, отвлекая разговорами от ненужных мыслей. Самым сложным было действительно выдержать осуждение во взглядах некоторых медсестер, которые по неведомой им самим причине устроились на работу в центр, где девушки могли прервать беременность, при этом явно не одобряя существование такой процедуры. Пожалуй, просто лица мужского пола были редким явлением в этом месте: только когда аборт производился по медицинским показаниям, мужчины были рядом для поддержки, в остальных же случаях девушки практически всегда появлялись одни. Даша объяснила врачу, что Слава — вовсе не отец ребенка, и та как-то смягчилась, но недоумение в её взгляде стало ещё сильнее. И вот, они уже сидели в прохладной палате, у Даши на плечах был плед, рядом стояла капельница с физраствором — всем пациенткам на всякий случай ставили её, так как нельзя было предсказать, насколько сильной будет потеря крови. Даша со смехом рассказывала о своих первых отношениях с парнем в восьмом классе, которые были крайне неудачными и детскими, а Слава уже и не помнил, как они пришли к этой теме — только с улыбкой кивал, слушал, пытаясь смотреть в глаза, не отводить взгляд слишком часто, и при этом — бороться с собственными мыслями. Когда рассказ был окончен, Даша как-то странно замолчала, и юноша встревоженно вгляделся в её лицо, беспокоясь, нормально ли она себя чувствует. — Слав, — начала она вдруг, — а можно я задам странный вопрос? Даже, наверное, дурацкий. — Задать можешь, — он усмехнулся. — Стану ли я на него отвечать — зависит от степени его странности. — Да нет, он не то чтобы настолько… — она смутилась окончательно, а потом наконец подняла на него взгляд. — Давно ты… Давно у тебя есть ко мне чувства? Слава едва заметно вздохнул. Он не хотел, до последнего не хотел заводить эту тему сегодня, надеялся, что у самой Даши не будет настроения для таких тяжелых разговоров, но ей почему-то стало интересно. — Ну, я не могу тебе сказать точно, два года или два месяца, — он улыбнулся. — Я и сам, если честно, не понял, когда это произошло. Наверное… — Слава задумался, вспоминая, когда именно его начал раздражать Марк. Если быть совсем честным — с самого начала, с того самого момента, как она начала с ним встречаться. Но в этом он не был готов признаться даже себе. — Может, год. Может, чуть больше… Даша распахнула глаза, и во взгляде вновь появилось это сочувствие, от которого начинало мутить. Слава посмотрел в пол, чтобы не видеть её серо-зелёных глаз. — Но ты ведь… А как же Настя? — спросила она с легким недоумением. Настя была девушкой, с которой Слава встречался весь последний курс, и по мнению Даши она была довольно неплохой — правда, было непонятно, что Слава в ней нашел кроме милого личика, потому что иногда она говорила такие бредовые вещи, что становилось стыдно. Они расстались где-то перед госэкзаменами, и о причине расставания Даша не знала — но Слава не сказать чтобы грустил, он наоборот выглядел так, словно испытывал облегчение. — Ну, — тот почесал затылок, — я ведь знал, что у тебя есть молодой человек, и понимал, что у меня особенно нет шансов. Не зацикливаться же мне на ком-то одном? Это глупо. — Логично, — та по-прежнему была в задумчивости. — Но у вас вроде бы все было нормально. Ты никогда не говорил, почему вы расстались. — Да я просто понял, что не могу больше врать человеку, который и так чересчур наивен для своего возраста, — Слава невесело улыбнулся. — Для начала надо было самому разобраться с тем, что я чувствую, и уже потом кому-то в любви признаваться. Даша не стала уточнять, было ли это связано с ней — сама догадалась, что да, и внутри что-то скрутилось в обледеневшую спираль. А Слава, глядя на неё, тоже ощутил, как мерзко, с тоскливым всхлипом сжалось его сердце. Она была красивой даже сейчас, сидя в этой палате с бледно-зелеными стенами в какой-то большой толстовке и джинсах, — даже сейчас ее вишневые губы так притягивали его взгляд, челка растрепалась по лбу, но выглядела мило, а волосы она последний раз расчесывала, пожалуй, утром, — и она все равно умудрялась быть такой красивой, что у него внутри что-то сводило приятной судорогой. Вспоминая все свои влюблённости, Слава вряд ли смог бы назвать удачной хоть одну из них. Ему всегда с чем-то не везло — и он уже начинал думать, что всё дело в нём самом. В выпускном классе школы он встречался со своей одноклассницей — и быстро понял, что это было провальной идеей. Она была хорошей девушкой, но любила по пустякам ссориться с ним, а после ждала извинений, даже если виновата была сама. Через пару месяцев Славе это надоело и он, спокойно объяснив ей все, прекратил их отношения, — но ещё долго ему прожигали спину презрительные взгляды её подружек. В университет он поступил только через год после окончания школы — как говорится, искал себя. Он имел очень слабое представление о том, чем ему хочется заниматься, и в итоге, когда родители внушили ему, что музыка — это несерьезно, он все-таки занялся тем, что у него тоже получалось неплохо — архитектурой. Поначалу он хотел полностью посвятить себя учебе хотя бы на первые два курса, но уже к концу первого ему совершенно снесло голову от влюбленности в девушку с потока. Она была воплощением всех его идеалов — как ему показалось сначала. Но она долго не подпускала его к себе, не позволяя стать кем-то большим, чем просто друг, и ей это явно доставляло удовольствие, а Слава смотрел на это как на детские игры. Когда на втором курсе она наконец опомнилась, он уже почти потерял к ней интерес из-за этой недоступности. Однако некоторое время они все-таки встречались — и это были легкие отношения без каких-то обязательств, которые закончились так же легко и безболезненно. А вот на третьем курсе случилось то, что заставило его разочароваться в отношениях, любви и разве что чудом — не в девушках. Всё началось, как и всегда: он стал всё чаще замечать на себе взгляды. Она училась на его потоке, но виделись они только на лекциях и в университетских коридорах. И вот — она начала предпринимать попытки привлечь его внимание. Её звали Виолеттой — а в узких кругах она была Виола. Слава вскоре оказался причислен к этому узкому кругу, но очень быстро пожалел: в России не было общепринятого разделения на социальные классы, но эта девушка явно относила себя к высшему. Её родители могли позволить себе не только оплатить учебу в Московском архитектурном институте, но и снабдить её личным водителем, а еще покупать всё, что она ни попросит. Ещё на этапе первых свиданий Слава порой чувствовал себя некомфортно: Виола хитро щурилась, говоря, что ест только в ресторанах White Rabbit Family, а он, чувствуя холодок по коже, считал, на сколько рублей ему с такими тратами нужно будет жить до следующей стипендии. Правда, это стало своеобразной мотивацией — девушка его совершенно очаровала своими лисьими глазами, короткой иссиня-черной стрижкой и стройной фигурой, поэтому он хотел всеми силами соответствовать и уже скоро нашел способ зарабатывать больше. Никто из друзей Виолетты не понимал, что она нашла в Славе — но он действительно ей нравился, здесь не было никакого притворства. Проблема была только в том, что она хотела, чтобы он принадлежал исключительно ей. Даша до сих пор с содроганием вспоминала, как Слава оправдывался за то, что пропускает репетиции — Виолетта не запрещала в открытую, но всеми силами намекала, а ещё очень любила обижаться, когда Слава говорил, что встретиться они смогут только позже, после репетиции с группой. Но когда и это ей надоело, она начала просить его уйти из коллектива. Виола говорила, что они мало времени проводят вместе, что он постоянно где-то пропадает, — и от отчаяния Слава был готов даже согласиться с этим. К счастью, Игорь и Алексей вовремя образумили его, возвращая к реальности и напоминая, что на учебу времени он тратит в разы больше — однако ж она, почему-то, не просит его бросить универ. Слава влюбился так, как, пожалуй, не влюблялся ещё никогда, и поэтому прощал ей всё, находя оправдания. Было сложнее искать оправдание, когда Виолетта стала жертвой типичной проблемы детей из богатых семей — попробовала наркотики и не смогла перестать. Она стала всё чаще пропускать учебу, хотя в то время у них шли самые важные предметы, Слава несколько раз видел ее под кайфом, и по спине от такого зрелища шли мурашки. Хотелось ей помочь — но он не знал, как. Она не слушала никакие его аргументы - они не были достаточно весомыми, - лишь смеялась и говорила, что ей хорошо. А Слава страдал, понимая, что человек, которого он любит, катится в дыру, находящуюся в кромешной тьме. Теперь уже все говорили ему о том, что с этим пора заканчивать: но ему больше нравилось отрицать и игнорировать, обижаясь. Подходил к концу первый семестр четвёртого курса, Виолетта все больше времени проводила неизвестно где, все более пренебрежительно относилась к Славе, который все еще пытался до нее достучаться, и имела вагон долгов по учебе. Иногда они договаривались о встрече — и она просто не приезжала. Иногда — требовала от него чего-то сверхъестественного, в открытую делала замечания, смеялась над тем, что у нее есть водитель, а Слава только-только получил права. Последней каплей стала ситуация, когда она целый день ему не отвечала, и он, искренне беспокоясь о каком-нибудь передозе, приехал к ней — и обнаружил, что она трахалась с другим парнем. Слава даже не знал, кто это — увидел его впервые и не стал присматриваться. Но в тот вечер ему было совершенно все равно. Так плохо, как тогда, ему не было очень давно — если вообще когда-то было. Он не устраивал истерик, никак не показал своих эмоций — хотя по глазам было видно, насколько он в ней разочарован. Он просто уехал. Правда, тут же позвонил Копылову — и тот, прихватив с собой Беляева, поехал реанимировать Славу. После этого болезненного разрыва Слава ещё долго испытывал жжение в груди, когда видел Виолетту в коридорах института — правда, случалось это всё реже, а после четвертого курса, по слухам, она отчислилась. С Настей, о которой так вовремя вспомнила Даша, Слава начал встречаться только из жалости — и поэтому испытывал лёгкое презрение к себе все время, что они были вместе. Настя была настолько простой, что от неё нельзя было ждать подвоха — и она никогда ничего не скрывала. Именно поэтому Слава узнал и о том, что она была влюблена в него со второго курса, и о том, что даже музыкой захотела заниматься, чтобы быть похожей и привлечь внимание… И его сердце екнуло — он осознавал в полной мере, насколько это было неправильно по отношению к ней, но она была очень милой — блондинка с большими и голубыми, как небо, глазами, — а ещё всегда так заботилась о нем, что он посчитал это лучшим лекарством после всего того, что пережил из-за Виолетты. Он не так уж и сильно обманывал её — Анастасия ему определенно нравилась как девушка, просто не как его девушка. Но он спокойно встречался с ней практически весь пятый курс: возможно, чтобы лишний раз не думать о Даше. Уже тогда Слава понимал, что даже за драму с Виолеттой он хватался, как за соломинку, — чтобы не думать о Даше. Он злился на себя за то, что испытывал такое раздражение к Марку, за то, что в его голове появлялись странные мысли о подруге, за то, что именно она… И, чтобы не думать, Слава начал встречаться с Настей. На время это и правда помогло. А сейчас, когда лица всех этих девушек в считанные секунды промелькнули перед его глазами, пока он смотрел на Дашу, задумчиво сидевшую рядом с ним в палате, он внезапно кое-что понял. Из всех них, из всего этого множества, именно Даша была лучшим вариантом. Может, он так думал, потому что был влюблен и не замечал, что и у неё нет ангельских крыльев за спиной, но он отдавал себе отчёт в том, что не идеализирует её. Он видел её недостатки — и не отрицал их, понимая, что без них Даша не была бы Дашей. И все-таки — с ней он был знаком уже почти шесть лет, она казалась ему такой красивой, какой не казалась даже Виолетта, она всегда поддерживала его, когда он в этом нуждался, столько раз приходила на помощь, она горела абсолютно тем же, чем и он — музыкой и архитектурой, — и она, в конце концов, оставалась рядом спустя все эти годы. К Варе он испытывал только дружеские чувства: да, она имела множество достоинств и вообще была отличной девушкой, но иногда она была чересчур резкой для него, чересчур острой, может — слишком энергичной и эмоциональной для такого меланхолика, как он. И Слава никогда не думал о Варе в таком ключе. А вот Даша была словно тем самым кусочком паззла, который идеально подошел бы ему с самого начала, но он почему-то игнорировал то, что было прямо под носом. А когда опустил взгляд и заметил — было уже поздно. Даша была похожа на Игоря в женском обличии — не зря у них даже день рождения был в один день, астрология все-таки была здесь как-то замешана, — а Копылов небезосновательно считался самым ответственным и серьезным членом их коллектива: Варя даже в шутку называла его папочкой группы. И Даша была такой же — если бы не одно но: она слишком сильно привязывалась к людям. А еще она, конечно, была гораздо более чувствительной — или просто не скрывала этот факт в отличие от Игоря, который отнюдь не был щедрым на эмоции. И вот, сейчас Слава смотрел на неё, и всё отчетливее понимал: он не знает, что ему делать.

***

— Даш, по-моему идеально, — произнёс в микрофон звукорежиссер, сидевший в соседней комнате за стеклом, и Даша радостно выдохнула, вставая из-за барабанной установки. — С тобой точно закончили. Я бы разве что голос перезаписал, и может… — он отвернулся от микрофона и Даша не услышала продолжение, снимая наушники. В этой студии они находились уже пару часов — записывали новую песню. Чересчур много времени ушло на настройку барабанной установки, и Даша все возмущалась звуковику Андрею, что раньше такого никогда не было. И вот — она наконец записала свою партию. Оставались ещё партия Могилевского, Беляева и, как только что было сказано, возможно — перезаписанный вокал. Даша вышла из звукоизолированной студии в общую комнату и отошла в угол, где сидели Слава и Алексей. Последний сразу встал, хватая саксофон, а Даша села к Славе, доставая из кармана телефон. С того дня, когда они вместе сидели в больничной палате, прошло уже практически три недели. Даша абсолютно никак не показывала, что что-то произошло: на первой репетиции после этого она еще позволила остальным бросать на нее сочувственные взгляды, но потом попросила просто забыть, как о страшном сне, и двигаться дальше. И все с радостью приняли эту просьбу. — Отлично сыграла, — заметил Слава, чтобы вовлечь ее в разговор. Она улыбнулась ему. — Спасибо. Если бы так же идеально на концертах получалось — это было бы чудо. — Да ты и так на концертах чудо, — он почесал затылок. Даша смущённо рассмеялась и снова задумчиво уставилась в телефон. — Даш, — позвал вдруг Слава, заставляя ее поднять на него вопросительный взгляд. — Занята завтра вечером? — он пытался выглядеть как можно спокойнее, но если в эти секунды Даша приложила бы ладонь к его груди, то сразу же отдёрнула бы руку, испугавшись такого быстрого пульса. — Смотря для чего мне надо быть свободной, — она приподняла бровь. — Ну, — он усмехнулся, — хотел предложить сходить куда-нибудь. — В плане… ты же не имеешь в виду свидание? — она медленно качнула головой. Слава нервно сглотнул. — Как хочешь. Если хочешь — можно и так. — Слава, — она вздохнула, — ну как ты… Если ты правда думаешь, что я пойду с тобой на свидание, находясь в отношениях с другим человеком, то… значит, ты плохо обо мне думаешь, — Даша выглядела обиженной. Юноша не ожидал такой реакции — он знал, что поступает неправильно, хотел еще повременить, но боялся упустить момент. Последнее, чего ему хотелось, — давить на нее. Но такой реакции он совершенно точно не ожидал, поэтому удивлённо распахнул глаза. — Вы снова сошлись? — спросил он, пытаясь не выдать голосом разочарование. — Мы и не расставались, — она нахмурилась, вызывая очередную волну недоумения. — И я не могу разлюбить одного человека и полюбить тебя, Слава, если ты не можешь это понять, я… — Я понимаю, — он перебил ее. Внутри неприятно и сухо жгло от таких слов. Хотелось отмотать время назад, тактично промолчать и уйти. — Извини. Я просто не понимаю такой логики… — Я понял, Даш. Не нужно. Извини, если обидел, я не это имел в виду, — сказал он устало, не глядя на нее. Она едва заметно вздохнула. — Попробуй двигаться дальше, а не ждать непонятно чего, — робко предложила она. — Я… Я не знаю, хочешь, познакомлю тебя с одной своей подругой? Она такая хорошая, самое… — Не надо, спасибо, сам разберусь, — он невесело усмехнулся. Внутри появился неприятный горький осадок, и сердце билось как-то чересчур гулко, громкими ударами и болью отдаваясь в висках. Он потер переносицу и поднял взгляд на Дашу. Она смотрела с каким-то сочувствием и с тревогой. — Ты извини, Слав, — добавила она тихо, — я думаю, нам с тобой суждено быть хорошими друзьями и близкими по духу людьми, но никак не парой.