Костры рябин

ᚒ ⨳ ᚒ

Для Асманда Нордсена, как и для любого уважающего себя женатого мужчины, главным приоритетом в жизни была семья. Несмотря на всю ответственность, возложенную еще с малых лет отцом на его плечи, долг перед родным кланом и всем Севером, он не мог иначе относиться к тем, кого поклялся беречь и защищать. Супруга с сыном были превыше всего: долга, места главы Вестланна, собственного благополучия. Это была истина, которую признавали все вожаки без исключения, но никогда не говорили о ней вслух – немой удел каждого оборотня, связывающий одержимые любовью сердца единым желанием приблизить эту любовь к бесконечности. Перед нею всяк был уязвим, над ней никто не был властен. Асманд не сразу свыкся с мыслью о том, что способен на такие сильные чувства по отношению к совершенно незнакомой ему девушке, более того – к иностранке. Альфа как сейчас помнит их первую встречу: пасмурный день, медленно перетекший в дождливый вечер, присущая концу августа сырость и холод за окном, с которым так ярко контрастировало исходящее из камина тепло. Это случилось в *Бергене, куда Асманд мотался по стайным делам. Кажется, то было внеплановое семейное собрание, на котором обсуждалась необходимость в налаживании межтерриториальных отношений. Пятеро вожаков, пятеро братьев и их отец – старый угрюмый волк, некогда являвшийся единоличным могущественным главой всех норвежских кланов. Переговоры затянулись, ибо воссоединение семьи произошло впервые за долгое время, и тем для обсуждения поднакопилось немало. Асманд был рад повидаться с родными, те тоже, без сомнений, разделяли его чувства, однако кое-что всё же не давало ему покоя – непонятное ожидание чего-то особенного. Оно навязчиво преследовало его на протяжение всего дня, отчего альфа вел себя крайне нетипично, был рассеянным и одновременно слишком напряженным. Братья с отцом покинули Берген на закате, Асманд же не торопился уезжать – отчаянно куда-то тянуло. Ноги сами привели его в тот паб. Вывеска на входе гласила - «У старины Олафа», он знал это место. То было уютное тихое заведение, в которое его однажды, лет шесть назад, волей судьбы занесло в непогоду, в такой же пасмурный дождливый день, как и сегодня. После того случая Асманд наведывался сюда еще пару-тройку раз, желая вновь отведать фирменного мясного рагу и удивительно вкусного ягодного чая. Однако сейчас его к старине Олафу привело не стремление утолить жажду и голод, а нечто другое. Некто – вернее. Некто, сидящий за столиком в дальнем углу у камина. Некто, поедающий мясное рагу и запивающий свой ужин чашкой ароматного малинового чая. Некто – его судьба. Это была девушка азиатской внешности, с длинными густыми волосами цвета воронова крыла, яркими глубокими глазами, в которых отражались бескрайние просторы космоса, с очаровательными ямочками в уголках легкой завораживающей улыбки и родинкой под глазом. Асманд помнит каждую деталь образа избранницы: белую водолазку, красный сарафан, крохотную брошь в форме ласточки на груди, влажные после августовского дождя локоны, покрасневшие от холода пальцы. Она словно была послана небесами, самой Богиней Луны – прекрасная дева, сотворённая из его самых потаённых желаний. Недосягаемая и в то же время такая бесконечно родная. Его истинная пара. Вопреки своим же ожиданиям, Асманд не стал подходить к ней в тот вечер, решил отложить знакомство на следующий по одной простой причине: внутренний зверь разбушевался, и альфа ненадолго потерял над ним контроль. Благо успел вовремя покинуть паб и скрыться в лесу, где уже его нашли члены стаи, почувствовавшие, что их вожаку была необходима помощь. Та ночь прошла будто в тумане, половина событий были напрочь стерты из памяти – Асманд эти пробелы и не стремился восполнять, они волновали его в самую последнюю очередь. Клан спокойно и даже с неким пониманием отнесся к слетевшему с катушек вожаку, вопросы никто не задавал, никуда молодого альфу торопил, хотя произошедшее знатно всколыхнуло всё поселение. Ведь у вожака появилась пара, а это, как минимум, был отличный повод для недельных гуляний. Асманд ощущал от стаи колоссальную поддержку, оттого и не падал лишний раз духом после очередной неудачной попытки добиться внимания истинной. Девушка оказалась на редкость своенравной, настолько порой упёртой, что дышать становилось трудно. Она отвергала все его приглашения сходить в кино или в кафе, не позволяла провожать себя до гостиницы, в которой остановилась на время своего пребывания в Норвегии, и, что раздражало альфу больше всего, не называла имени. Когда отчаяние Асманда начало пробивать потолок его терпения, он разузнал всё об омеге сам через свои личные информационные каналы и, набравшись сил для новых свершений, основательно взялся за покорение сердца строптивой красавицы. У Хван Есыль не оставалось ни шанса – Асманд Нордсен был в разы упрямее ее. Так дальше продолжаться не могло. Он понимал, что разрываться между Бергеном и родным клановым поселением, – неправильно. Волк внутри бесновался, тянулся в леса, к стае, и мечтал утянуть пару вместе с собой. Она должна была находиться рядом. Асманду тогда требовалась ощутить лишь каплю доверия со стороны истинной, и этой капли было бы достаточно, чтоб наполнить его душу светлыми надеждами. Он терпеливо ждал момента, когда Есыль откроется ему хоть немного, когда в ее глазах появится хоть призрачный намек на взаимность, а улыбка станет искреннее и теплее. Это случилось спустя месяц. Асманд увёз ее в поселение в тот же день. Им многое пришлось пройти, чтоб окончательно открыться друг другу, сблизиться и отпустить прошлые обиды. Они поженились в конце весны следующего года, а через девять месяцев в одну снежную февральскую ночь на свет появился Хенджин – крепкий, здоровенький малыш, который стал для пары божьим светом. Солнцем, вокруг которого начала крутиться их маленькая вселенная. Внешне был копией матери, по характеру – отца. Рос любознательным смышленым альфой, обожаемым всей стаей и роднёй, шалил, проказничал и ни на миг не позволял родителям расслабляться. А те, впрочем, и не были против – слишком сильно любили. Асманд обрел семью, поклялся её беречь и защищать, помнил о долге перед кланом и всем Севером. Одним словом – жил полноценной счастливой жизнью, управляя обширными западными территориями и воспитывая в сыне будущего вожака. Он часто уходил с Хёнджином далеко от поселения, за холмы, тренировал и учил всем волчьим премудростям, которым его когда-то в свое время обучил отец. Крохе нравилось проводить с папой время, нравилось играть вместе и параллельно узнавать что-то новое о собственной природе, а старшему нравилось чувствовать себя героем для сына. В такие моменты он всем своим существом ощущал, как велика и могущественна его любовь – родительская любовь. Асманд был уверен, что их с сыном маленькие традиции будут жить вечно, что эти узы, эту связь не способно разорвать ничто, но… Всегда есть это мерзкое «но». — То есть,— альфа устало трет переносицу,— ты хочешь сказать, что он снова сбежал? — Да,— с легкой улыбкой отвечает Есыль, размазывая тонким слоем кусочек сливочного масла по горячему тосту. — К Анне…— продолжает бесцветным голосом. — Угу. — И ее малышу… — Всё так. — В пятый раз за неделю… — Именно. — Учитывая, что сегодня среда… — В точку, любимый. Асманд пару раз задумчиво кивнул, сложив нервно руки на груди в попытке переварить полученную информацию. Было только девять часов утра, время завтрака. Он проснулся в приподнятом расположении духа, рассчитывая вытащить сегодня мелкого за холмы на долгожданную тренировку. Они давненько не выбирались никуда вдвоем, как говорится, чисто альфьей компанией: то у него дела, то сын дома не находился. В общем, Асманд страшно скучал. На сегодняшний день у альфы были грандиозные планы: веселые игры, лепка снежных троллей, салки в волчьей форме, а потом вечер кино в кругу семьи, горы попкорна и старый добрый «Король Лев». Что может быть лучше? — Нет, я все-таки не могу понять!— возмущенно вскидывается Асманд.— Откуда взялась эта одержимость? Верно, лучше может быть, только когда ожидания соответствуют действительности. — А мне почём знать?— пожимает плечами Есыль, откусывая тост.— Он со мной ничем не делится. — Конечно, не делится. Конечно!— альфа обиженно, точно ребенок, бьёт ладонью по столу.— Ему же банально некогда. Он пропадает целыми днями у соседей, а домой под вечер возвращается. И этот беспредел!.. Этот беспредел творится у нас под носом, любимая! Омега усилием воли давит в себе желание во весь голос рассмеяться. Муж звучит так, будто их сыну не три года, а все шестнадцать, и у него сейчас самый расцвет бунтарского пубертата. — Остынь, Нордсен,— девушка тянется через весь стол и накрывает своей ладонью чужую.— Наш мальчик впервые обрел друга. Поддержи его, не будь таким ревнивым занудой. — Да кто ревнует-то, а?— Асманд, пойманный с поличным, смущенно отводит взгляд.— Просто… я скучаю… Есыль умилённо хмыкает, поднимаясь со своего места, подходит к мужу и обнимает за шею, любовно прижимая к груди. — Когда Джин вернётся, я обязательно поговорю с ним,— обещает омега.— Думаю, он понимает, что чутка увлекся. Мужчина выдыхает с долей облегчения, опоясывая руками талию пары и притягивая ее ближе. — Нет, я хочу сам выяснить, что с ним происходит. Сомневаюсь, что он до конца осознает значение слов «друг» и «дружба». Здесь что-то не так. — И всё-таки ты просто невыносимый придурок. Почему не можешь поверить в его искренние намерения? — Потому что Хёнджин всегда сторонился своих ровесников, считая их скучными, а сейчас вдруг потерял голову от интереса к новорожденному омеге,— Асманд поднимается на ноги, продолжая держать истинную в своих объятиях.— Неужели ты сама не находишь это странным? — Я…— Есыль запинается.— Я даже не задумывалась… Альфа роняет тихий смешок, заглядывая любимой в глаза. — Не грузись так,— ласково поглаживает по спине.— Я со всем разберусь. И обещание своё непременно исполнит – по-другому просто не умеет. Они завтракают в спокойной обстановке, лениво перебрасываясь редкими фразами касательно насущных дел, погоды и планов на день, после чего Асманд уходит вместе со своим бетой на очередное скучное собрание старейшин. Там вновь выслушает уйму жалоб от консервативных представителей совета, важно покивает в ответ на каждое замечание и отправится по рекомендации всезнающей верхушки прямиком к чёрту, ибо «молодежь совсем уже обнаглела». Не жизнь, а сказка! Есыль же останется дома, будет помогать Эрику с уборкой и готовкой, смиренно ожидая возвращения своих любимых альф. Снегопад за окном стихал, становилось холоднее. Близился праздник Хати и Сколль.

ᚒ ⨳ ᚒ

Бывает, на нашем жизненном пути попадаются люди, которые переворачивают всю привычную нам действительность с ног на голову, меняют нас и весь мир вокруг, выворачивая наизнанку и являя взору иную, ране неизведанную, совершенно новую его сторону. Такие люди для одних становятся небесным даром, для других – страшным проклятьем. Они – живое пламя, без конца распаляющееся ветром перемен. Обуздать его не каждому под силу и не каждый стремится рискнуть всем ради призрачной мечты и веры в лучшее. Ведь огонь имеет свойство разрушать, перемены часто приносят с собой одни лишь страдания, а мир привык боятся. Постоянство ценится превыше всего. Пламенные души негласно считаются опасными, но в безумном стремлении согреться к ним всё продолжают тянутся замерзающие людские сердца. Одни обретают желаемое, другие – нет. И пока будут те, кого ветер перемен покорно и ласково принимает в свои объятия, будут и те, кто в беспощадном огненном смерче сгорают дотла. Глядя на Феликса, у Хенджина язык совсем не поворачивался назвать его пламенем. Нет, ни за что на свете, не подходит. Омега был, скорее, похож на море, на бескрайний океан: безмолвный, загадочный, манящий. У него была жемчужно-белая кожа, крохотные, словно песчинки, пятнышки веснушек на щеках, вечно холодные пальчики, которые не хотелось выпускать из своих теплых ладоней, волосы, отливающие далеким звездным сиянием, и глаза – точно отражение серебряного лунного диска на водной глади в ночи. С самого дня их первой встречи Хёнджин знал, что в таком, как Феликс, огню – хаосу и разрушениям – нет места. Феликс мог быть исключительно небесным даром – его тихой гаванью. Альфа всё ещё был слишком мал, чтобы серьезно рассуждать о таких вещах, но переполняющие душу и сердце чувства не могли соврать – омега стал ему слишком дорог. За те две с небольшим недели, что Хенджин провёл рядом с Феликсом, изменилось многое: малыш начал лучше питаться, меньше нервничал и плакал по ночам, научился смеяться и в целом стал выглядеть здоровее. Каждый раз, стоило только сыночку вожака переступить порог дома семьи Ли, как для ребенка всё, кроме него, теряло свой былой смысл, равно как и для самого юного альфы. Эти двое чувствовали друг друга на каком-то ином уровне, образовавшаяся между ними связь, не поддаваясь никакому достойному объяснению, поражала своей прочностью. Отец Феликса, Ли Дживон, обратил на эту странность внимание почти сразу. Мужчине безусловно нравилось наблюдать за тем, как его новорожденный сын наконец начал прибавлять в весе, а его кожа – терять болезненный бледный оттенок, но поведение вожачьего отпрыска ему было не по душе. Мелкий сопляк ходил к ним в гости, как к себе домой, часами торчал в комнате крошки Ликси вместе с Рейчел, ревниво цеплялся за каждое проведенное рядом с его драгоценным сыночком мгновение и не бросал попыток подержать малыша на ручках. Упрямый, дикий, совершенно неуправляемый и имеющий при всё при том наглость – рычать на всякого, кто осмеливался как-то «не так» посмотреть на Феликса, неправильно вздохнуть или сочувственно пожелать родителям больше сил и терпения. Дживону в ответ на подобные проявления жалости оставалось только сдержанно кивать, а вот златоглазому чертёнку никакой закон писан не был – покусанными уходили все. Анна после подобных выходок всегда ругала Хёнджина, грозилась пожаловаться Есыль, но, едва ли пристыженно хмурая мордашка скрывалась за дверью детской, вопреки своим же словам радовалась втайне от всего мира и благодарила богов за посланного свыше её хрупкому слабому сыну защитника. Дживона откровенно смущало поведение пацана, будь его воля – давно бы поговорил с вожаком или хотя бы с Есыль, но мужчину останавливали его любимые омеги: жена, чьё материнское сердце наконец обрело покой, старшая дочь, прекратившая лить слезы по ночам, пока, как она думала, никто не замечает, и маленький Феликс, который, словно к свету, тянулся к Хёнджину, не имя при этом ни малейшего понятия о том, что есть «свет». Ли Дживон был обычным альфой. Как и для любого уважающего себя женатого мужчины, для него главным приоритетом в жизни была семья, ее благополучие и счастье. Если для того, чтоб его родные улыбались, будет необходимо мириться с присутствием одного дьяволоподобного мальца в их доме – он будет мириться. Хоть временами это и становилось для него сущим испытанием. — Он снова нарычал на меня,— жалуется жене Дживон.— Дожили, мне к сыну уже и подойти нельзя… — Ну, дорогой,— снисходительно усмехается Анна, взяв мужа за руку.— Хенджин просто многого не понимает. — Конечно, он ведь ребенок, ему всего три, маленький еще,— альфа устало прикрывает глаза, перечисляя любимые аргументы омеги.— Ты всегда будешь его оправдывать, признай. — Это же правда! — Безусловно, дорогая,— вздыхает Дживон.— Но это только пока. Он вырастет, и, не сомневайся, всё только усугубится. — Ох, вздор,— упрямо возражает Анна.— Их дружба с годами будет становиться лишь крепче, а поведение Хёнджина непременно исправится. Да господи, там и исправляться нечему! Мальчик просто не хочет… — Делиться вниманием нашего Феликса ни с одной живой душой,— заканчивает чужую мысль альфа.— Ревнует его твой мелкий зятек, вот и всё. — Разве это не мило? Ну же, дорогой, неужели ты не находишь это очаровательным? — Тебе честно ответить или как? — Уж лучше соври,— возмущенно отзывается женщина. — Тогда конечно, дорогая, этот чертенок – само очарование!— восклицает Дживон с напускным восторгом в голосе.— Если бы не порывался лишать меня пальцев каждый раз, когда я собираюсь поднять Ликси на руки, то цены б ему вообще не было! — Ты просто неисправим,— омега толкает мужа в плечо.— Прекращай уже быть таким врединой. — С радостью. К тому же,— тот, не скрывая довольной улыбки, сверяется со временем на наручных часах,— нашему дражайшему гостю уже пора домой. Сегодня, кстати, твоя очередь провожать его. Анна закатывает глаза, поднимаясь с дивана. — На твоем месте я бы так не радовалась. Тебе еще посуду мыть, купать Рейчел и укладывать ее спать. — Я справлюсь, дорогая, не сомневайся во мне. Альфа встает следом за женой и, чмокнув ее напоследок в губы, удаляется на кухню, дабы приступить к исполнению своей части обязанностей. Анна провожает мужа влюбленным, чутка обиженным взглядом и разворачивается по направлению к детской. Там она прогоняет дочь и сына лучшей подруги в зал и принимается за своего малыша. Вечерняя рутина представляла собой водные процедуры, кормление и убаюкивание. В первую неделю после рождения Феликса Анна почти ни с чем не справлялась, но с появлением в их доме Хенджина стало гораздо легче: истерики сына практически сошли на нет, он перестал отказываться от смесей и засыпал за считанные минуты. Ликси начал стремительно поправляться, обстановка в доме вновь стала привычно спокойной. Анна перестала зацикливаться на его глазах. Лишь за то, что омега смогла отпустить эту боль и смирилась с маленькими особенностями своего ребенка, она уже будет бесконечно благодарна Хенджину. Да, изначально эту тему затронула непосредственно мать мальчика, Есыль, но убедить Анну окончательно сумел именно юный альфа – его поведение, его взгляды на Феликса, его искренность. Подделать все эти эмоции было невозможно. И теперь, глядя на своего малыша, женщина не ощущала былой тоски и тревоги – всё развеялось на студеном ноябрьском ветру. Анна купает Феликса, переодевает его, кормит и укладывает спать. Справляется где-то за полчаса, после чего выходит в гостиную и замечает одиноко распластавшегося на диване Хенджина. По шуму воды, доносившемуся из ванной, становилось понятно, куда делась Рейчел. Маленький альфа терпеливо дожидался, пока взрослые закончат со своими делами, но, видимо, слишком устал за день и задремал. Действительно само очарование. Анна легонько улыбнулась и присела на корточки прямо перед лицом мальчишки. — Джин,— тихо позвала омега, протянув руку к чужой макушке и заправив пару отросших угольно черных прядок за ухо. Младший сонно завозился.— Давай же, детка, просыпайся. — Тётя Анна…— разлепив глазки, пробормотал альфа.— Лили уже спит? Омега вздохнула – до сих пор не привыкла к этому необычному прозвищу. — Да, спит,— ответила она.— Тебе тоже пора в свою кроватку. Уже поздно. — Мгм… Женщина помогла Хёнджину одеться, в спешке натянула на себя куртку мужа, обулась в теплые угги, взяла мальчика за руку, и они вместе устремились на выход. Всю дорогу до дома вожака Анна всячески старалась вовлечь Джина в разговор, дабы тот хоть немного прекратил клевать носом. Выходило плохо – настолько, что после очередного сугроба, в который юный альфа едва не свалился, его всё-таки пришлось взять на руки. — Умаялся, бедный,— с улыбкой забирает малыша открывший Анне дверь Эрик. — Рейчел заставила его играть в «дочки-матери»,— объясняется омега.— А еще они, кажется, устроили для Феликса концерт… — Ого, а вот это уже серьезно,— на пороге появляется Есыль.— Чтоб заставить Джина что-то сделать, надо сильно постараться. — Уверена, она его шантажировала. Анна обнимается с подругой на приветствие-прощание, машет рукой Эрику и гладит напоследок спящего мальчишку по щеке. Есыль провожает взглядом удаляющуюся спину их ночной гостьи до самой калитки, после чего возвращается в дом. Эрик дожидается омегу – знает, что она сама захочет отнести сына в кровать, бережно передает ребенка в руки матери и удаляется на кухню, дабы заварить себе на сон грядущий чай с мелиссой. Есыль поднимается на второй этаж, где сталкивается с выходящим из своего кабинета мужем. — Он уснул?— подлетает к паре Асманд. — Как видишь,— шепотом отвечает омега.— Чего застыл? Дай пройти. — Ну нет…— с отчаянием альфы в эту минуту могла сравниться лишь его тоска.— А как же поговорить? Хёнджин… Хэй, приятель, просыпайся,— он легонько щелкает сына по носу, за что незамедлительно получает от жены беспощадный пинок под зад. — Сдохнуть захотел?— шипит на него Есыль, злобно сверкая глазами. — Ты такая добрая, любовь моя,— потирая ушибленное место, лучезарно улыбается Асманд истинной.— Я всего лишь хотел немного пообщаться с нашим мальцом. — Перебьёшься,— та обходит мужа, намеренно задевая плечом.— Он устал, так трудно понять? Завтра с ним поговоришь. — Завтра мне нужно с утра проверить амбары, потом встретиться с братом и обсудить порядок приёма гостей из соседних стран. Это затянется до вечера.— хнычет альфа, вваливаясь в комнату Хёнджина следом за парой.— А мелкий, как обычно, сбежит из дома с первыми петухами, домой вернется поздно ночью и сразу завалится спать. Мы так никогда с ним не поговорим, Есыль. — Не глупи, Нордсен. Даже если ты сейчас его разбудишь, вы ничего нормально обсудить не сможете. Омега стаскивает с сына пуховик, сапожки и всю верхнюю одежду, после чего достает из шкафа пижаму и, всучив ее мужу, пристально вглядывается в чужие глаза. — Эрик отводит его к Анне где-то в девять, на обход тебе нужно только к десяти. Ты успеешь поговорить с нашим мальчиком, не переживай. А пока помоги мне переодеть его, хорошо? Асманд счастливо улыбнулся и согласно покивал головой, потянувшись в порыве нежности к жене за поцелуем, на который Есыль охотно ответила, притянув истинного к себе ближе за шею. День заканчивался донельзя прекрасно.

ᚒ ⨳ ᚒ

Чем красочней мы видим сны, тем тяжелее нам проснуться. Вот и для Хёнджина этим утром пробуждение выдалось не самым сладким. Ему снился бескрайний фьорд, простирающийся до самой линии горизонта. В нем отражался звездный небосвод и тонкий серебряный полумесяц. Было тепло, словно в середине лета, даже несмотря на ночное время. Там, на берегу, его кто-то ждал: невысокий, хрупкого телосложения человек, укутанный в тонкий вязаный кардиган молочного цвета, с длинными светлыми волосами, едва колышущимися на легком ветру. Он стоял спиной к Хёнджину. Совсем близко – только руку протяни. Хотелось подойти, сократить расстояние между ними и прижать к себе. Альфу переполняли удушающие чувства: желание, страх, тревога и… тоска. Душераздирающая, обжигающая, всеобъемлющая. Тоска. Хёнджин будто впервые за долгие годы оказался там, где должен был быть, обрёл необходимый разуму и сердцу покой, покаялся и искупил разом все грехи. Будто человек перед ним – само прощение. Оставалось только сделать последний шаг. Стук в дверь. Мягкий голос мамы. Играющие на лице солнечные лучи. Прекрасный образ из сна начал стремительно рассеиваться, стоило только юному альфе разлепить заспанные глазки. Над ним нависло улыбающееся лицо матери, и он сам почти неосознанно улыбнулся в ответ. — Доброе утро, малыш. — Доброе утро, мам. — Утречка, приятель! — Утречка… пап? Нордсен-младший не сразу заметил отца, а может, просто до последнего не мог поверить в чужое присутствие – тот обычно не приходил будить его, этим занимались исключительно матушка с Эриком. Но вот, он здесь: его простодушный, слегка импульсивный старик с привычной двухдневной щетиной на лице, широкой белозубой улыбкой и ярким, неугасающим блеском в глубоких льдисто-серых глазах. Родные хвойные феромоны отца и ягодные – матери быстро проникают в легкие, успокаивая разум и прогоняя остатки сна. На душе становится необычайно легко – вот бы каждое утро было похоже на это. — Вставай, герой,— приглаживает спутанные темные волосы сына Асманд.— Уже почти восемь. Так всё на свете проспишь. — Опять ты нудишь,— выразительно цокает Есыль, пропадая из поля зрения ненадолго и возвращаясь уже со стопкой вещей.— Помогай давай. — Мама сегодня опять вредной проснулась,— ябедничает старший альфа. — Сейчас по башке схлопочешь, не выводи. — Вот, а я о чем. Под хихиканье Хёнджина взрослые принялись в четыре руки его одевать, умудряясь при этом и препираться, и флиртовать, и устраивать маленькие потасовки. Когда с одёжкой было покончено, омега отправила своих альф умываться, а сама осталась, дабы заправить постель и проветрить детскую комнату. Свежий морозный воздух помог привести мысли в порядок, напитав сердце и разум необходимым количеством энергии на день, – сразу плюс пять к настроению. Тем временем Асманд вместе со своим наследником уже начищали до блеска зубы. Старший старался веселить сына, всячески кривлялся и усердно создавал подходящую обстановку для грядущего разговора. Хёнджин истинных намерений отца разгадывать и не стремился – слишком уж приятно было впервые за долгое время проводить вот так время вместе. В подобные моменты, когда юного альфу переполняли различные чувства, он часто терял контроль над своими феромонами, и те, становясь насыщеннее и ярче, обрушивались на окружающих беспорядочным потоком. Сейчас всё было иначе. Запах полыни, древесной коры и золотых колосьев пшеницы оставался прежним – ровным, чистым, не тронутым резким эмоциональным вмешательством. Асманд понимал – что-то в младшем изменилось, и это «нечто» никак не давало ему покоя. Он обязан был обо всём разузнать. — Ну, герой,— мужчина, вооружившись гребнем, встал позади сына и заглянул ему в глаза через отражение в зеркале.— Осталось расчесаться. — Угу,— решительно кивнул Хенджин – на мальчишеском лице не дрогнул ни один мускул. Раньше он к своим волосам на пушечный выстрел никого не подпускал, а сейчас даже не брыкался. Просто невероятно.— Давай быстрее, пап, я хочу прийти к Лили пораньше. Да. Конечно. Лили. Понятно теперь, откуда взялась эта покорность. — Хорошо, хорошо,— тяжко вздохнул Асманд.— Это прозвище… ты сам его Феликсу придумал? — Да! Только поглядите, как просиял от одного лишь упоминания омеги… — Почему именно Лили? — Не знаю, просто ему подходит,— пожимает плечами младший.— Он похож на ангела. — На ангела, говоришь?— усмехается.— Наверное, мне всё же стоит познакомиться с ним. Посмотрим, есть ли у него крылышки. — Мама сказала – есть, только они невидимые. — Ей можно верить, приятель, она не соврет. Асманд заканчивает и откладывает гребень в сторону. Малец, не дожидаясь старшего, ловко спрыгивает со стульчика, на котором стоял, и несется из ванной прочь, но у самой двери его окликает отцовский голос. — Хенджин. Младший оглядывается. — Что? Нордсен-старший молчит – смотрит. Серые глаза вдруг вспыхивают волчьим золотом, но уже мгновение спустя возвращают свой прежний оттенок. Хёнджин всем своим существом ощущает вожачью силу, она проникает в самое нутро, натягивая нервы до предела и заполняя мысли необъяснимыми тревогами. Отец раньше никогда подобные практики при нем и, тем более, на нем не применял, хотя много и часто о них рассказывал. Это – «Связь». Она представляла собой оплетающие каждого оборотня стаи серебряные сияющие цепи, что тянулись к вожаку и связывали его с собственным кланом нерушимыми узами. Он был центром – Луной, они – его звездами. Стоило ему только дернуть за нужную цепь, как душа любого члена стаи была как на ладони. Отец рассказывал, что не часто занимался подобным, так как не любил лезть в чужие жизни, но иногда приходилось прибегать к «Связи», так как ради благополучия клана мудрый лидер некоторыми принципами обязан был поступаться. Как сейчас. Хёнджин не знал причины, не был даже до конца уверен, что родитель действительно «залез» к нему в голову, но отчего-то весь напрягся и неосознанно сверкнул золотым взглядом в ответ. Словно защищаясь. От чужого внимания это не укрылось. Выражение лица старшего смягчилось вмиг, губы растянулись в привычной улыбке, и на секунду показалось, что даже льды в родных серых глазах растаяли, обратившись океанами ласки и нежности. — Ничего, герой,— нагнал сына Асманд и легонько потрепал по голове.— Пошли завтракать. Мама нас, наверное, уже заждалась. Мальчику было интересно, что именно искал папа, но расспросить его об этом он так и не решился. Наверное, понимал – правду ему не расскажут. И отец действительно не стал бы. Не потому, что боялся осуждения, или считал сына недостаточно взрослым. Они просто оба не были готовы к этому разговору. Подобные откровенные беседы не велись с трехлетними детьми, ни один нормальный родитель, окажись он на месте Асманда, ни за что не подобрал бы подходящих слов, дабы доходчиво объяснить своему дитятке всё… то, что Асманд обязан был, как ответственный отец, объяснить сыну в сложившейся ситуации! Увольте – альфа был уверен, что этот день настанет как минимум лет через пятнадцать или, на худой конец, десять, но у судьбы, как обычно, на всё были свои планы. Планы у нее, а разгребать последствия, как всегда, ему. Асманд всё же надеялся, что ошибся, а та тоненькая цепь, связывающая в его видении запястья Хёнджина и одного новорожденного омежки, ему всего-навсего померещилась. Он должен был убедиться, а пока оставалось только ждать. Скоро праздник Хати и Сколль – отличный шанс проверить всё и расставить точки над «i». Это точно обычное недоразумение. Случайность. Глупейшая случайность! Не было ни цепи, ни чувств, ни уз истинности. И горящие золотом сыновьи глаза на протяжении всего их разговора о Феликсе ему тоже просто чудились.

ᚒ ⨳ ᚒ

Праздник Хати и Сколль был долгожданным для всех, должен был стать таковым и для вожака западного клана. Столько сил ушло на подготовку, столько надежд и планов было связано с этим днем, что не насладиться им сполна было бы, как минимум, вопиющим преступлением. И, да, поначалу Асманда, как и всех, переполняли радостные эмоции, а от предвкушения внутри всё скручивалось в тугой узел. Альфа с возрастом не растерял веры в чудеса, оттого лишь томительнее было ожидание и… Болезненнее – разочарование. Всё произошло, словно в замедленной съемке: вот они с женой и сыном, держась за руки, неспешно прогуливались по центральной площади, любуясь подготовленной специально в честь Хати и Сколль тематической ярмаркой, болтали, смеялись и наслаждались праздником, а в следующую секунду Хёнджин вдруг куда-то срывается. Асманд резко поворачивает голову и чуть не оседает на землю от подкосившего его осознания. Не померещилось. Не почудилось. Не показалось. Всё было ясно как день и проще, чем он мог себе представить. Не было боле абсолютно никакой нужды в использовании «Связи», в дополнительных проверках, в новых попытках обмануть своё волчье нутро – всё это было лишним, теряло свою значимость перед неопровержимой правдой. Больше нельзя было бегать от нее, оставалось только принять, смириться и думать, как быть дальше. Он видел их – узы. Хватило одного взгляда в сторону младшего отпрыска Ли и Хенджина, вцепившегося трепетной нежной хваткой в чужую крохотную ладонь, чтобы отыскать разгадку всем ранее покрытым беспросветным мраком тайнам. И внезапная одержимость новорожденным омегой, и золотое сияние в родных глазах, и изменения в поведении – всё теперь обретало смысл. Его сын и этот маленький незрячий ребенок являлись истинными.

ᚒ ⨳ ᚒ

* Берген – город на юго-западном побережье Норвегии, окруженный горами и фьордами.