Мертвые кости

      Семья Петровых снова в дороге. Они бегут уже в знакомое место. “Чёртов посёлок”, как его когда-то назвала Карина. Посёлок, который ненавидят все Петровы в равной степени.       Белоснежные волосы сестры неприятно щекотали шею, а ресницы то и дело подрагивали от беспокойного сна, но Антон не обращал на это внимания. Приобняв Олю за плечи, он ещё сильнее прижал её к себе и снова устремил взгляд на тайгу. Тоша задремал.       “Коварные пальцы тьмы тянулись к машине, к Антону, покрывая собой и скрывая от всего мира.       Что-то стучит по окнам. Отчётливо звучит скрежет когтей о металл, а взрослые как будто и не слышат. Или слышат, но не подают вида, так как сами боятся. Там, вдалеке, завывает костяная флейта. Тихая и спокойная мелодия обволакивает, успокаивает, завлекает. Бежать некуда, ты сам пришёл, сам привёл себя же в ловушку. Ты уже не боишься этого, свыкся, принял. Понял, что не выберешься. Умрёшь здесь, как и все остальные. Просто сгинешь в этом поселке.       Из-за деревьев выглядывают силуэты. Выжидают. Следят за каждым твоим движением, вздохом и мыслью. Они всё знают, каждый секрет, каждую мелочь твоей жизни. Они все смотрят на меня, выжидают. Дыхание сбывается. Антон начинает задыхаться. Они все смотрят на меня.       Выжидают, наслаждаются мучениями. Нет-нет-нет. Это не так. Они ничего не знают.       Они всё знают, они тебя сожрут.       Вдох-выдох. Вдох-выдох…”       Могучие вечнозеленые хвои окружали со всех сторон, и только дорога не позволяла путникам заблудиться во тьме лесов. Но не дорога держала дрожащего от страха Антона, нет, маленькое тельце, которое мирно спит и даже не подозревает о его мыслях.       Проснувшись, он снова взглянул на сестру и, погладив её по голове, устроил поудобнее.       Меж деревьев уже виднелась луна, теперь она тоже могла показывать путь. Оля в её голубом свете стала похожа на нежного, невинного ангела, что несёт только свет в жизнь парня. Девочка ещё сильнее прижалась к тёплому телу — очередная кочка разбудила её — и снова погрузилась в мир фантазий и приятной дремоты.       Тайга снова приковала внимание Антона. Он пытался впитать, запомнить всё, что видел: великие и могучие хвойные деревья, которые то и дело покачивались на ветру, россыпь звезд, что складывались в созвездия и забавные узоры, играя с фантазией мальчика, зверьков, которые ещё не уснули, или наоборот, только проснулись и бегают, ища еду, тени, которые принимали различные образы.       В этот момент Антон поймал себя на мысли, что хочет стать частью этого всего. Частью этой тайги, этой приятной и тягучей тьмы. Так же, как эти зверьки, хочет бегать меж деревьев. Он даже не заметил, как снова начал покусывать губы, а его руки мелко-мелко задрожали, сжимая хрупкие плечи сестры. Нет, нельзя о таком даже думать. У него есть человек, за которого он жизнь отдаст, будет любить до конца своих дней. Сестра не сможет без него, а он без неё. Антон поцеловал Олю в лоб и снова задремал, надеясь, что больше ничего не привидится.       К посёлку они подъехали уже глубокой ночью, когда в лесу вовсю охотились совы. Тайга живёт даже сейчас, когда, казалось бы, должна спать. Следит, думает, кто ты такой, зачем ты снова сюда прибыл. Могучие ветви готовы тебя защитить от всего мира, даже от себя, но, если не понравишься тайге, ничего не спасет. Заберут и не заметят. Проглотят заживо, и ты тоже больше ничего не заметишь. Ей известны все твои страхи и желания. Она будет заманивать ими, говорить или показывать, что только лес может спасти твою грешную душу.       — Пап, мы уже приехали? — подала голос только что проснувшаяся Оля. Переезд всегда был для неё большим стрессом, а сейчас они вернулись в самый страшный её кошмар. Сон спасал её от жестокого мира, да даже он часто подводил её, показывая нерадужные картины реальности. — Пап, а я смогу пойти в школу вместе с Антоном? А когда мы вернемся в город? Пап! Мы ведь здесь ненадолго? Да? А если сова снова будет ко мне приходить? А я найду друзей?       Наконец отлипнув от брата, Оля взялась допытывать отца. Схватив любимого медвежонка, которого когда-то подарил Антон, она высунулась между двух передних сидений и начала тихий разговор с мамой. Тоша потихоньку приходил в себя и тоже начал собирать вещи. Которых к слову, было не очень-то и много.       Во время дороги он успел зарисовать несколько пейзажей, неосознанно, но успел. Красивые. Резкие и рваные линии придавали жизнь рисункам. Антон заметил, что за одним из деревьев затесались знакомые силуэты. Удивившись своей находке, он быстро убрал альбом в рюкзак. Это просто фантазия.        — Всё, приехали. Оль, я не знаю, и, боюсь, в ближайшее время не узнаю. Насчёт школы поговорим утром с мамой, — спустя минуты две ответил отец. От долгой дороги у него были тёмные синяки под глазами, а бледная кожа придавала мужчине ещё более убитый вид. Жизнь в долгах сказалась не только на детях и Карине, которые всё время живут в скандалах.       Оглядев машину, мужчина вышел. Покачиваясь, он пошёл к багажнику. Несмотря на возраст, у него уже были седые волоски. Их немного, но, если приглядеться, легко можно заметить.       За Олей из машины начал вылезать и Антон. Как только он оказался на улице, холод пронзил всё тело. Наступающая осень нагло впивалась ледяными когтями в кожу даже через ветровку. Костяшки пальцев начинали краснеть, что сопровождалось неприятными покалываниями и жжением. Антон очень тяжело переносил холод, из-за чего часто болел.              Парень вприпрыжку добрался до багажника и начал собирать вещи. Лето в тайге крайне короткое, а приехали они уже под конец августа. В конце концов, Антон сильнее закутался в ветровку, снова начав наблюдать за лесом.       Вопрос о возможности посещения школы Олей его пугал. Он не хотел, чтобы она повторила его судьбу, мало ли, какие дети сейчас. Испугают, а затем медленно, с садистким наслаждением, съедят. Как его когда-то.       Девочка была крайне дружелюбной; всегда всем старалась помочь, даже если человек этого явно не заслуживал, поэтому, в случае чего, не могла бы постоять за себя. Антон вообще, при возможности, никуда бы не выпускал свое маленькое чудо. Этот мир её обидит, а он мог попытаться защитить. Оградить. Прямо как лес, который тщательно скрывал дом ото всех.        — Антон, помоги Оле, видишь ведь, не может унести сумку, чего пялишься на этот лес? Давай, уже ночь, все спать хотят! Да давай уже быстрее! — резко крикнула Карина и, взяв сумки, пошла к дому. Уставший и растрёпанный силуэт матери выглядит очень даже устрашающе. Возможно, пострашнее папы.       Дверной замок всё не поддавался, и у Карины начал дёргаться глаз. Деревянная дверь была уже полностью сырой, менять надо. Она покрыта трещинами, а в некоторых местах нет целых кусков. Удивительно, как вообще стоит. Мать заставит делать ремонт всего дома. Новые скандалы и слёзы. Опять.       Антон в то же время не мог оторвать взгляд от тайги. Такая красивая, загадочная, местами даже кошмарно магическая. Ветки хвои возвышались далеко в небо, что создавало ощущение щита или одного огромного зверя, который вот-вот прыгнет на тебя.       Меж кустов то и дело пробегали какие-то маленькие зверьки. От хищника убегают, иль сами охотятся — непонятно. Вдалеке Антон замечает зайца. Если не приглядываться, его и не увидишь, особенно в темноте. Он тоже заметил мальчика и уставился на него с явным страхом. Заяц резко выпрямился и начал вертеть головой в разные стороны. Услышав звук где-то сбоку, зверёк быстро ускакал вглубь, а прямо за ним, огненной вспышкой, лисица. Наблюдая за этой картиной, Антон краем глаза заметил что-то белое в темноте. Это что-то так и манило к себе.       Осмелев, парень прошёл немного вглубь и сорвал ромашку. Невинную и такую нежную. Удивительно, что именно так можно описать это растение. Белая ромашка веяла жизнью и теплом, она согревала руки. Обычный цветок, парень таких миллион и одну сотню видел, но именно этот сейчас согревал его сердце.       Чем дальше Антон смотрел вглубь леса, тем больше растений замечал. Разных, не только ромашки. За деревом виднелся кустик смородины, а чуть дальше ещё один. Все эти цветы и ягоды будто создавали маленький коридорчик вглубь. Парниша готов был вечно вот так стоять, рассматривая это чудо.       “Беги туда, беги в этот прекрасный мир. Там тебе рады! Тебя ждут! Давай смелее!”       Немного подумав, Антон удивился своей находке. Конец августа, откуда здесь ромашки? Пожав плечами, якобы “Ну, природа, чего тут удивляться?”, парень повернулся в сторону дома.        Положив цветок в карман ветровки, он подпрыгнул от резкого и неожиданного крика со стороны дома. Антон медленно поплёлся к матери, взяв свои и Олины вещи.       – Антон, тебя долго ждать?! Господи, ну что за дети! – снова начала причитать женщина, наконец открыв старую дверь.       Взяв свои сумку в обе руки и продолжив бурчать, Карина прошла внутрь, закрыв дверь перед лицом отца. Он что-то крикнул вслед и тоже вошёл в дом, со всей силы хлопнув дверью и оставив детей мерзнуть на улице. Из дома стали раздаваться отчаянные крики матери и маты отца, в связи с этим Антон с Олей не стремились заходить. Лучше постоять на строгом и кусачем холоде, чем участвовать в очередном скандале родителей, где окажутся виноваты все, кроме них самих.       Девочка по привычке закрыла уши и подбежала к брату. Антон опустил сумки на землю и обнял Олю, как можно сильнее прижимая к себе.       “Побыстрее бы это закончилось”.       Судя по звукам, мама что-то кинула и разбила. Отец в момент замолк, и на пол упали тяжёлые сумки. Через несколько секунд в доме раздались тяжёлые шаги наверх и тихий плач матери. Оля, хотевшая зайти в дом, вздрогнула и крепче обняла брата.       Видимо, поняв, что дети ещё не дома, женщина выглянула из-за двери и криком приказала заходить. Оля, немного отойдя, неуверенно посмотрела на брата и медленно поплелась в дом. Недолго думая, Антон взял вещи и последовал следом.       Закрыв за Антоном дверь и сжав низ кофты, Карина неуверенно посмотрела сначала на спину дочери, а потом в глаза Антона. Она искала поддержку в глазах сына, но находила только усталость. Карина понимала, как сейчас выглядит, и знала, что такого не должно быть. Крики каждый день выматывали не только её, но и любимых детей. В случае отсутствия скандалов, они бы были прекрасной женатой парой с чудесными детьми. Может, они бы сейчас не были здесь. Карина несколько раз открывала рот и сразу же закрывала, будучи не в силах даже извиниться. Она просто кивнула Антону и двинулась на кухню.             Проводив силуэт матери, парень поднялся к сестре и начал помогать той с вещами. Их было не так много, как казалось, так что справились они быстро. Застелив постель Оли, Антон пошёл умываться. Вид в зеркале его не радовал. Синяки под глазами намекали парню на нужный нормальный сон, желательно несколько дней. Уставшие глаза ничего перед собой не видели, даже в очках.       – Великий Морфей, позволь мне сегодня уснуть без лишних мыслей и криков, — одними губами начал проговаривать парень, опустив лицо в горячии от воды руки.        Этот самый Морфей его никогда не слышал, по ощущениям делал только хуже. В последнее время он мучает не только Антона, но и Олю. Девочка ежедневно на протяжении месяца просыпалась с криками да истерикой.       Дома постоянно скандалы, нередко при ней. Брат ходит вечно уставший и уже далеко не такой весёлый, как был когда-то. А теперь она снова оказалась в своём кошмаре. Одиночество. Ей одиноко и страшно, и даже дом не может защитить, даже любимый брат. Ей холодно и больно.        — Оль, ты как? Можешь сегодня лечь со мной, — оперевшись плечом о косяк, тихо проговорил Антон. — Или давай нарисую что-нибудь. Ты можешь попросить у меня всё что угодно.       — А если сова снова прилетит? Она ведь в тайге живет. Я её боюсь, мне страшно, Тоша, — голубые глаза Оли отображали такой детский и невинный страх, что сердце в пятки уходит. Этот маленький ангел не должен быть здесь, среди тёмного леса, в полузаброшенном доме. — Тоша, можешь ответить на мой вопрос? Просто мама не хочет отвечать, а папа целый день хмурый. Ты ведь поможешь мне? — Оля быстро подбежала к брату и, обняв его за пояс, начала тихо всхлипывать.        Антон медленно гладил её по волосам и что-то напевал. Какую-то очень знакомую мелодию. Может, в детстве Карина её пела, а может слышал где. Оля начала потихоньку успокаиваться, но от брата не отошла, только сильнее прижалась. Тепло, уютно. Она очень скучает по своему жизнерадостному брату, точно так же, как и он скучает по жизнерадостной Оле.       Антон был готов вечно стоять вот так и просто что-то напевать. Просто, чтобы чувствовать тёплое тело Оли, слышать её дыхание и запах. Знать, что с ней всё в порядке. Из мыслей парня вытащил тихий смешок снизу. А потом и второй, и наконец Оля засмеялась. Так искренне, так тепло и по-домашнему, что у парня самого уголки губ поползли вверх, складываясь в мягкую улыбку.        — Ты чего?       — Я скучаю по тебе, Тоша, — и Оля снова разразилась радостным, по-настоящему детским смехом. Она взглянула на брата, и смех прекратился. Девочка спросила серьёзным тоном о том, что беспокоило всю поездку. – Сова меня точно не тронет?        — Не тронет, я защищу от неё, поняла? Я рядом, Оль, я рядом, — Антон отстранился, чтобы посмотреть на лицо сестры и убедиться, что смех ему точно не послышался. Нет, перед ним стоит радостный ребенок, который искренне рад его объятиям и тому, что тот согласен её защищать. — Всё, а теперь спать, ты видела, сколько сейчас времени? А ну, на кровать быренько! Давай-давай, не ворчи.       Оля, всё ещё посмеиваясь, быстро забралась под одеяло по самый нос. Парень последовал следом за сестрой и погладил её волосы, не забыв перед сном чмокнуть в лоб. Он был рад видеть улыбку сестры. Оля была лучиком света и надежды в его жизни. Самым родным и тёплым, что у него есть. Ещё раз пожелав спокойной ночи, Антон закрыл дверь и поплёлся в свою комнату.       Холодная и тёмная комната вывела его из эйфории. По ней, как и по всему дому, было видно, что тут давно не жили. Где-то чёрная паутина, дерево в некоторых местах сырое от большого количества дождей, а сам дом скрипит от каждого дуновения ветра. Сырость, грязь и уныние. Всё это подойдёт для какого-то ужастика, не меньше. Работа по уборке и ремонту предстоит большая. Тут вон, гвозди надо перебить, а тут вообще желательно полностью пол переделать.       Антон сам не понял, когда успел достать из рюкзака альбом и, сев на скрипучую кровать, начать зарисовывать вид за окном. Аккуратный ночной пейзаж, у Тоши в альбоме таких куча, если бы не деталь. Тени. В глубине деревьев туда-сюда прыгали тени, танцевали, охотились и просто носились туда-сюда. Может, это игра воображения, может, надо снова принять таблетки, а может…       Антон не стал над этим даже думать и сразу пошёл искать таблетки. Вместе с ними в рюкзаке также оказались конфеты. Они были до жути знакомые, но он не мог понять, почему. Неужели мать подложила? Лёгкая улыбка тронула губы Антона. Он так давно с ней нормально не разговаривал, что даже обычные конфеты вызывали бурю эмоций. Приятных эмоций. Одновременно с этим он не знал, как это понимать. Мама последние два года не проявляла открытой привязанности и заботы. Просто выполняла базовые обязанности родителя и всё. Может, это способ попросить прощения?       Наконец оторвавшись от своих мыслей и созерцания конфет, парень выпил две таблетки. Надеясь, что станет лучше, он снова сел рисовать, но его руки предательски начали дрожать. А ещё стало очень холодно. Окно было закрыто, но Антону хотелось закрыть всё, что только можно. Желательно просто запереться в теплой маленькой коробке. Отложив альбом, Тоша поджал ноги к груди, упав лицом на колени, и обнял себя, создавая кокон из мыслей и фантазий.       В посёлок, а тем более в школу, он не хотел возвращаться. Из-за проблем отца, Антону снова пришлось бросить всё, чего так долго добивался. Друзей, хобби, девушку.       “Просто не думай об этом. Так надо было. Всё теперь в прошлом, просто не думай,” — парень даже не заметил, как начал нервно грызть губы и сдирать кутикулу на руках.        Было уже в районе двух часов ночи, когда из потока размышлений его вырвали странные звуки с чердака. Он даже уловил тихие слова. Парень замер, пытаясь понять, не послышалось ли ему. Нет. Холод пронзил острой болью тёплый кокон Антона. Тело, не заставив долго ждать, задрожало, а нижняя губа уже кровоточила от сильных укусов. Что делать, что делать, что делать?       Не придумав ничего лучше, он вышел в коридор и тихо начал подниматься по лестнице. С каждой новой ступенькой желание пойти и разбудить отца было всё больше. Он уже был не так уверен в своём героизме и желании защищать. Уперевшись головой в маленькую дверь, он постарался максимально тихо её открыть. Выход на чердак спрятан в тени, так что он был надёжно спрятан в ней.       Когда Антон наконец сфокусировал взгляд, он чуть не упал обратно на второй этаж. Всё-таки он до последнего надеялся, что ему показалось, просто сошёл с ума. Но нет, два силуэта забирались на подоконник и о чём-то спорили. Сердце Антона уже давно застряло где-то в глотке и там же отбивает бешеный ритм. Через силу он сглотнул накопившуюся слюну и постарался восстановить дыхание.        — Да блядь, я видел там машину! Может не надо, на? — окно открылось, и с улицы раздался шепелявый голос. Это был мальчик. Не какой-то маньяк, просто мальчик.        — Да не придумывай. Бяш, я иногда удивляюсь твоей трусости, — на окно сел второй силуэт. Знакомое до боли имя ввело Антона в шок, он забыл как дышать, как думать и не понимал, что сейчас делать. Тем временем тот же силуэт продолжил передразнивать: — “Я волк в овечьей шкуре”, Бяш, будь мужиком.       – Ну Ромыч, а если всё-таки кто-то дома? Ты вообще видел мужика, который здесь жил? Да и машина похожа на дорогую, ну Ром, куплю я тебе пачку сигарет, хочешь, даже пиво за мой счёт, на, — Бяша всё ещё пытался отговорить своего друга от очередной глупой идеи, но поняв, что у него это не выйдет, тоже залез на окно.       Наконец собравшись, Антон начал думать, что делать. Он не мог не узнать эти имена и манеру речи. От воспоминаний у Антона заболел нос и рёбра. Парень даже через призму детства снова почувствовал этот животный страх. Он мог закричать, тогда скорее всего проснётся отец, но эти двое уже сбегут. Мог притаиться и дать им взять то, про что они говорят. Как понял Антон, сигареты. А мог попытаться сам с ними разобраться.       Немного подумав, он принял решение просто прогнать их. Конечно, он не может просто выйти из тени и сказать им уходить. Мало ли, Антон всё ещё помнит про нож.       Рома резко соскочил с окна и начал ходить, что-то искать, то и дело поглядывая на Бяшу. Тот, в свою очередь, старался держаться ближе к окну.       — Блядь, здесь пиздец как темно. Бяш, фонарик есть? Или спички? — в темноте и почти в гробовой тишине, не считая сбитого дыхания Тоши и шагов ребят, голос Ромы прозвучал неожиданно, отчего Антон даже вздрогнул и ещё сильнее прижался к стене.        — Сам захотел ночью сюда переться, сам и ищи, на. Как можно было потерять сигареты и нож разом за один день? Ты ж, вроде как, дорожишь этим ножиком, так чё так легко теряешься? — не унимался Бяша. Присутствовать в доме, когда есть вероятность, что их поймают за хвост, было жутко. Да и друг злой весь, видимо, Полина снова отказала. – Ром, а что делать, если эти чудики вернутся? Ну помнишь, блондин тот. Как его там. Я даже имя этого лоха забыл, на.        У Антона сердце ушло в пятки, а мир начал плыть перед глазами. Его помнят. Петрова не забыли, как он хотел. Мало того, люди, которые его избили, в его же дом и пробираются. Антон уже не знал, что и думать. Как пережить эти два года. Он просто хочет раствориться, исчезнуть, чтобы его забыли. Ногти со всей силы впились в ладони, а и без того искривлённые губы теперь были полностью покрыты пленкой из крови. Он дрожал. Пытаясь встать более удобно, он тихонько что-то пнул. Нож-бабочка.        — Как же его. Антон Петров вроде, ты про него? — наконец остановившись, переспросил Рома. Ситуация с ножом и то, что он его потерял, выводила из себя. Мало того, друг ещё и талдычит про машину, и что хозяева якобы приехали. Четыре года этот дом был заброшен, а теперь, видите ли, хозяева явились. — Блядь, Бяша, может, ты поможешь найти мои вещи и не будешь говорить про всяких педиков? Приедет и приедет, изобьём при случае, да и делов.        — Я сейчас приду, покурить хочу. Пять минут, бро, пять минут! — сказав это, Бяша перелез через раму окна и начал спускать по дереву.        — Кидалово, только посмей не прийти, шкуру сниму! Слышал? Сниму, блядь! — повернувшись к Антону спиной, начал шипеть Рома. — Кидалово ёбаное.       Чем дольше Антон слушал их диалог, тем больше усиливалась его агрессия. Ночь, тайга — это всё давило на него, его желание защитить сестру и быть сильным и смелым. Он больше не хотел быть мямлей, которой его помнят, тень, что до сих пор его надёжно скрывала от вторгшихся на его территорию, словно шептала ему, что нужно что-то изменить, показать хулиганам, где их место. Злость и дерзость взяли свое, и Антон решил выйти из надоумившей его на этот поступок тени.       Вздохнув, Антон быстро присел и со всей возможной силы ударил по ногам хулигана. Матерясь, Рома упал. Успев сгруппироваться, он смог обеспечить себе более-менее мягкое приземление на спину. Почувствовав боль в ноге, Рома закрыл глаза и тихо зашипел. Он даже не успел подумать, что конкретно случилось, как ощутил холодный металл у своего горла и тяжесть чужого тела сверху. Осознание приходило медленно, почти болезненно тягуче. Из-за ножа и ощущения тела на себе сосредоточиться было, мягко сказать, сложно. Помимо ноги, боль пронзила и голову. Он обо что-то ударился, но шок не позволил этого заметить.       – Какого чёрта вы тут делаете? Вас не учили, что забираться в чужие дома незаконно? Уж поверь, я могу прямо сейчас перерезать тебе глотку, и никто на меня даже не подумает, Ромочка, — Антон сам не понимал, что говорит. Злость пропитала его целиком, теперь, когда он держал нож у горла хулигана, а его тело пригвоздило к полу, парень спокоен. Хулиган в его власти.       Шипение раздалось у самого уха, и в подтверждение своих слов Антон прижал бабочку ещё сильнее. Рома всё ещё не понял, кто перед ним и где его друг. Бяша должен был хотя бы проверить, почему тот кричал. Но нет, от друга ни весточки. Ушёл, бросил. Ему кирдык, если Рому сегодня же не прирежут.        — Ты кто, блядь, такой? Ты у нас тоже, судя по всему, не очень законно здесь находишься. Не по-пацански со спины нападать, не по-пацански, — он старался держать голос, рычать, рыпаться, но тело сверху крепко его держало, а нож, прижатый к глотке, показывал кто в этой ситуации хозяин. Двигаться ещё активнее Рома не рискнул, всё-таки бабочку он недавно точил, одно неверное движение — и всё, он не жилец. — Пацан, это моё, верни и слезь с меня подобру-поздорову. Когда я встану, ты труп, слышишь, ты труп, падла! — каждое слово он выговаривал с особой агрессией, почти шипя, одновременно сдвигая брови к переносице. Его явно разозлило всё это. Сначала нож, потом друг кинул, а сейчас на нём сидит парень, и угрожает его же ножом. Если бы не прижатая бабочка к горлу, Пятифан бы рассмеялся.        – Приятно познакомиться, Антон Петров. Давно не виделись, Рома.       Антон неосознанно начал рычать в ответ. Ему эта ситуация нравилась точно так же, как и этот посёлок. Пока левой рукой он пытался не зарезать хулигана, правую он прижал к глазам Ромы. Ногтями он вцепился в кожу около виска. В ответ на такой наглый жест, Рома попытался ударить противника, да только план Антона худо-бедно сработал. Пятифан потерялся и промазал. Хулиган стал менее активно сопротивляться, Тошу это позабавило. Рому он, конечно, не испугал, но волноваться заставил. Зачем он это делал? Подпитать своё внутреннее эго? А может, он просто устал и нашёлся тот, на ком можно сорвать злость.       “Если он не боится, может, сильнее нажать?”        Что-то внутри приятно заурчало, когда он почувствовал лёгкую дрожь от тела снизу. Вот сейчас Рома начал побаиваться. Антон смог хотя бы немного, да испугать. Губы парня искривились в улыбке. Даже не так, в оскале. Животный такой, что клыки видны. Резко появилось осознание того, что происходит, и “улыбка” с губ Антона тут же исчезла. Рома снова подал признак жизни и уже намного тише зарычал:       — А, Петров, значит. Куда же ты на четыре года ускакал? А звание труса ты только что подтвердил. Зайчик, чё снова прискакал? Машина вон какая, дохуя богач значит. На хуя в такую дыру вернулся? — он почувствовал, что парень над ним дрогнул, хищная улыбка появилась на губах. Он выиграл, победил. — Что, задрожал? Я угадал. Как был лохом, так и остался. Я даже успел подумать, может, за четыре года ты поумнел, но видимо, твоих знаний максимум хватает на уроки. Зайчик, ты трус.        Антону было нечего на это ответить, Рома говорил правду. Он ничуть не изменился. Даже сейчас, хотя бы на секунду, он выиграл хулигана, напав со спины. Парень не хотел об этом думать. Антон так и не узнал, какого чёрта они здесь, и хоть одну причину, почему он должен позвонить в полицию. Спустя секунд тридцать раздумий Петров подал голос:        – Какого чёрта вы тут делаете? Какого чёрта вы вообще ходили по моему дому? Кто вам дал на это право? — шёпотом затараторил Петров, он уже прилично замёрз, и его било мелкой дрожью. Кровь на губах почти свернулась, поэтому Антон продолжил атаку без привычной скованности и боли. Его терпению потихоньку приходит конец. Он очень устал с дороги, очень выматывали ссоры с родителями, их скандалы тоже. Антон уже готов просто отпустить Рому и уйти спать, но его что-то останавливало.       – Следили за домом, представь. Пидрила, убери нож от шеи, а то я тебя лично закопаю и на тебе живого места не будет, усёк, сучонок? Не думали, что в эту заброшку уже кто-нибудь приедет. Тварь, слезь уже с меня, пидрила чёртов, — Роме самому это всё уже надоело. Он бы сейчас предпочёл сидеть под деревом и курить с Бяшей, а не вот это всё. Хотя насчёт Бяши спорно, их ждёт долгий разговор.        Антон задумался, но снизу раздался голос матери. Видимо, вскрик Ромы ее разбудил. Тело снизу подозрительно затихло, но Антону это было только на руку. Медленные шаги приближались к лестнице, и парни уже мысленно попрощались с жизнью, особенно Тоша. Петров не заметил, как задержал дыхание, и медленно перенёс нож с шеи Ромы до щеки.        — Антон! Тебе чего не спится?! Весь дом решил разбудить? Твои родители устали, спать хотят, а ты тут орёшь. Неблагодарное дитя! Я понимаю, тебе плевать на нас, но о сестре подумай! Эгоист, тебе только по чердакам и лазить. Кого я воспитала?! Вылезай быстро и спать! Завтра я такое устрою, мало не покажется! — её крик разнёсся по всему дому, разбудив даже призраков, если те ещё тут жили. Петров был уверен, что она стоит в любимой позе “Ф”. Мысленно закатив глаза, он заметил ликующий взгляд и животный оскал, который въелся в память ещё лет так с двенадцати. Что у тебя в голове, если даже когда проигрываешь, ликуешь?       Снова раздались разозлённые шаги, но уже в направлении спальни родителей. Даже после ухода матери Антон чувствовал её призрачное присутствие, и от этого по спине пробежал очередной холодок. Сегодня он что-то много мёрз.       Перестав дрожать, Тоша понял, как наказать хулигана. Он нагло пробрался в его дом, в укрытие. Рома не мог уйти просто так, не мог. Он должен получить урок. Запомнить на всю жизнь. Антон не понимал, откуда такие мысли. Он никогда не желал кому-либо зла. Облака закрыли единственный источник света — луну. Теперь они полностью погрузились во тьму. Она их закрыла от всего мира. Только Антон и Рома. И один из них не уйдет безнаказанным.       Поддавшись порыву, Антон как можно сильнее зажал рот Ромы и, наклонившись к уху, зашептал как можно более спокойным голосом:        — Ромка, какого чёрта ставишь условия ты, если нож у меня? Ты незаконно пробрался в мой дом, неизвестно, может, даже украл что-то. Так почему я должен отпустить тебя просто так? Видите ли, в школе изобьёте? — Антон почувствовал, как дыхание Ромы сбилось. Он уже не был так в себе уверен. Мало ли, что этот шизоид с ним сделает. Особенно учитывая его положение и нож в чужих руках, который острой стороной прильнул к щеке. Полностью осознав положение дел, Антон продолжил: — Чего задрожал? Ты же такой весь хищник, великий волк и первый хулиган, как я помню. Боишься обычного лоха? Ты жалок.       Тонкая струйка крови побежала по щеке Ромы. Он начал брыкаться, отбиваться из последних сил. Из глаз посыпались искры. Порез был маленький и не очень глубокий, но этого было достаточно, чтобы принести жгучую боль. За окном появились первые признаки дождя. Маленькие капли то и дело били по окнам и крыше дома.       Положив нож в карман, Антон с размахом ударил кулаком по той же щеке. И ещё раз. Пятифан кусал руку, которая всё это время закрывала ему рот, пытался шипеть и подняться. Понимая, что Роме вот-вот удастся встать, и ему явно не поздоровится, Тоша вскочил и кинулся к выходу с чердака. Антон быстро сбежал с лестницы, не забыв закрыть дверь на замок, и на ватных ногах поплёлся в ванну. Парень всё ещё слышал маты и угрозы сверху, прекрасно понимал, что это аукнется. Его тоже не оставят безнаказанным. Осознание этого пришло только сейчас, когда он стоял на свету в ванной комнате, а на него смотрело ужасно уставшое, пыльное, с большими синяками под глазами лицо.       Его руки были покрыты кровью.       “Ты мог просто ударить. Ты мог перерезать ему горло. Ты мог убить его!”       Кровь не хотела смываться, наоборот, плотнее въедалась в кожу, перекрашивая её в черный. Показывала, что он сделал, что мог сделать. Она прилипла к нему намертво, становясь второй кожей. Часть сознания твердила:       “Всё правильно, он заслуживает наказание и хуже. Он избивал детей, портил жизнь и тебе. Это меньшее, что ты можешь сделать!”       Но другая всё не унималась, пыталась вразумить его:       “Так нельзя. Нельзя!”       Антон весь дрожал, его начинало тошнить. Его всего трясло, как во время лихорадки. Кровь всё не смывалась, если это была кровь. Петров начал со всей силы тереть руки ногтями, как будто пытаясь оторвать эту лживую кожу кусками. В кармане что-то предательски забренчало. Нож, за которым приходил Пятифан. Тоже в крови.       Он смотрел на свои руки, понимая, что происходит. Он был в сознании, когда делал это. Из глаз хлынули предательски горькие слёзы, и он, что есть силы, зажмурился. Судя по ощущениям, у него начался сильнейший жар, мир вокруг закружился, погружаясь во тьму. Сердце стучало глубоко в глотке. Белые до ужаса костлявые руки бережно обнимали, говоря, что оно здесь и готово его принять. Он не должен бояться этих чувств. Они часть тебя.       Только холодный предмет в руке не позволял упасть без сознания. И свет. Костлявые руки теперь не были нежными, их просто не было. Он был на свету. Осмелившись открыть глаза, он удивился. Антон смыл кровь уже давно, а тонкая линия на ноже была почти незаметной. Единственное, что было красным на руках, так это следы от ногтей и мелкие порезы от острых когтей. Но Антон точно помнил, что они были в крови, так почему?       “Точно, таблетки…”       Дрожь почти ушла из тела, остались только мелкие покалывания от холода. Он всё ещё держал руки под потоком холодной, даже ледяной, воды.       Антон очень хотел спать. Мысли о мягкой подушке не покидали его уже минуты две, на протяжении которых он рассматривал руки. Сняв очки и умывшись, он медленным шагом поплёлся в спальню.       За окном завывает ветер. Тяжёлые капли воды тарабанили по окну, создавая приятную, успокаивающую, знакомую мелодию. Антон в полудреме подошёл к кровати и, даже не расстилая, лёг. У него не было сил замечать, что за ним наблюдают и тихо посмеивается. Антон наконец провалился в долгожданный сон. Нож всё ещё приятно согревал в его руках.

***

      Дождь. Обувь застревала в пропитанной водой земле, а кофта липла к коже. В лесу стоял прекрасный аромат, тут было бы приятно находится, если не учитывать рану на всю щёку, которая к тому же кровоточила. Он не знал, сможет ли отстирать любимую кофту от всей этой гадости. Не первый раз она была в крови, но первый в таком количестве его собственной.       Порез нещадно жёг до пятен в глазах и заставлял жмуриться.       Местная тайга сама по себе была не самым светлым местом, так ещё и ночь выдается темной. Единственное, что выделялось на фоне непроглядной тьмы, — это белые цветы вдалеке меж деревьев.       “Блядь!” — Рома, засмотревшись, не заметил дерева впереди и с приличной скоростью врезался в него.       Тяжело вздохнув и сжав челюсть, он со всей возможной силы пнул дерево и, хромая, потопал дальше. Парень уже продрог, и всё, о чём сейчас можно было мечтать, так это душ и мягкая постель. Желательно с пивом.       Позади раздались чёткие шаги, и Рома замер. Он точно слышал хруст листьев и хрипы недалеко от себя. Медленно, поворачиваясь только головой, парень пытался подметить каждую тень, каждую линию, которая не должна быть здесь. Безуспешно. Осталось только притаиться и ждать. Сердце предательски ускорилось, выдавая хозяина с потрохами. Слухи о том, что маньяка всё ещё не нашли пугали, а некоторых девочек доводили до истерик. Одну из них им с Бяшей приходилось успокаивать регулярно. Только от одних мыслей об истериках подруги началась мигрень и на секунду потемнело в глазах.       Спустя несколько минут тишины, которую разбавляли только природные звуки и дождь, ничего не случилось. Туман вокруг усилился, и оставаться на месте было не лучшим вариантом. Ориентируясь на маленькие штрихи на деревьях, Рома поторопился домой.       Он старался не замечать тихий хохот позади и мурашки на спине. Не сейчас.       Дождь пошёл с новой силой, не позволяя увидеть хоть что-то дальше вытянутой руки. В очередной раз шмыгнув, Рома перешёл на бег. Добежав до порога дома, промокший до ниточки и с насморком, парень принялся стучать в отсыревшую дверь.       Светало. Мучительный ливень успокаивался, на горизонте можно было заметить еле видную радугу. Раннее утро, во дворах уже слышен детский лепет, то и дело из окон вылезали мальчишки. Не получив ответа на свой стук, Рома начал чуть ли не ломиться, в то же время стараясь не снести дверь с петель. Тихо.       “Может, спит? Или снова упиздовала в город, тогда будет вообще прекрасно!” — со стуком уперевшись лбом о дверь, Рома начал размышлять, как попасть в дом, желательно не сломав чего-нибудь по пути. Меньше всего хотелось лезть через окно или переться к Бяше. Бесит.       Рома закрыл глаза и просто стал прислушиваться к окружению, чтобы успокоить нахлынувшую новой волной головную боль. За углом птицы перепевали друг друга, в чужом дворе голосил петух, вдалеке лаяла стая собак, а прямо за забором дети пытались тихо смотаться через окно.              Приложив грязную холодную ладонь к ранению, он съёжился от неприятного зуда. Она уже начала покрываться коркой, и Рома не успел её нормально обработать. Отодрав её остатками от ногтей, парень вышел на поиск открытых окон. Найдя такое в своей комнате, он оскалился, насколько это позволял порез. Привычка не закрывать их ещё никогда не подводила. Пальцы коснулись рамы и открыли, насколько было возможно.       Ветер гулял по щелям дома, создавая симфонию скрипов, похожую на тяжелое дыхание старика. Как и думалось, матери не было дома. Снимая грязную обувь и промокшую до нитки кофту, Рома осмотрел комнату.       “Мать придёт — сто процентов заставит убраться, пиздец”.       Только задев несколько банок пива, парень смог дойти до шкафа и взять всё, что нужно для обработки раны. Схватив полотенце с двери, он, переступая и ругаясь на банки, поплёлся в ванну.