bar-t-t-tender

— Можешь позвонить своему отцу и спросить, когда он вернется в участок? — говорит Уэнсдей Тайлеру, когда подходит ее очередь во «Флюгере». Аддамс собиралась нанести визит шерифу, но, когда они с Энид вышли из автобуса, увидела его джип, едущий по направлению из центра города. — Тебе как обычно? — спрашивает Тайлер, пробивая напиток. — Поверь, если я скажу, что ты ждешь его в управлении, он там не появится до вечера. И вообще, давай я принесу вам напитки, и обменяемся последними новостями. Энид, что стоит рядом и едва не подпрыгивает от нетерпения, переводит взгляд с Уэнсдей на Тайлера и обратно. И не надоело им влезать в дело, которое их не касается? — Хорошо, — Уэнсдей наконец соглашается и расплачивается, уступая место подруге. — Привет, — Тайлер улыбается ей, — Капучино? — Пожалуй, нет, — Энид и так на взводе, доза кофеина ей ни к чему. — Давай лучше свежевыжатый сок. Апельсиновый. Она не кладет купюру на монетницу, а протягивает ему прямо в руки. Их пальцы при этом соприкасаются, и Энид чувствует, как по коже бегут мурашки. Возможно, ей это только кажется, но глаза Тайлера расширяются, как будто он ощущает то же самое. Он приносит их заказ и садится на диван напротив через пять минут. — Отец не отправлял найденные тобой коготь и тряпку на анализ ДНК, как ты настаивала. Они были собраны с нарушением законной процедуры. Если приобщить их к делу, это грозит кучей бумажной волокиты и тем, что в будущем любой адвокат может развалить все дело на основании этого факта, — Тайлер переходит сразу к делу. — И куда он дел мои улики? — спрашивает Уэнсдей тихо и чуть угрожающе. — Коготь у доктора Анвара, в морге. Тряпка, кажется, утилизирована. Уэнсдей бормочет что-то на итальянском и залпом выпивает свой квадро-эспрессо. — Ты что, только что прокляла мою семью до седьмого колена? — шутя, спрашивает ее Тайлер. — Мне это надоело, — игнорирует его реплику Аддамс. — Пора подключать тяжелую артиллерию. Мой крестный, Джон Милтонвозглавляет лучшую адвокатскую контору Нью-Йорка. В Джерико есть отделение DHL? — Да, ниже по улице, по правую сторону, — Тайлер указывает направление, и Уэнсдей, ни слова больше не говоря, поднимается и уходит. — Я надеялся на обмен информацией, — кричит он ей вслед. — О, я могу тебе все рассказать, — переключает его внимание на себя Энид. — Вчера вечером кто-то сжег внутренности пещеры, которую они караулили с Юджином. Столб дыма был виден над лесом. И еще Уэнсдей хотела отдать на экспертизу какую-то склянку, но видимо передумала, раз шериф так относится к ее помощи. Она произносит это так быстро, что в горле пересыхает. Энид тянет через трубочку свой сок, а потом выпаливает: — Ты занят завтра вечером? Вертикальная морщинка между бровями, появившаяся после ухода Уэнсдей, разглаживается, когда Тайлер смотрит на Энид. — Я свободен. Хочешь сходить куда-нибудь? Можно съездить в Берлингтон, в кино. — Мне нужно быть в кампусе к девяти. Если успеваем по времени, то почему нет, — у Энид камень с души падает, когда он так легко соглашается. Но она все-таки нуждается в уточнении, — Это ведь свидание, верно? — Если я иду куда-то вечером с девушкой, которая мне нравится, то называю это именно так, — в его обычно теплой улыбке проскальзывает что-то лукавое. — Я заеду за тобой в шесть. Он возвращается к работе, а Энид приходится быстро покинуть кофейню и пробежать целый квартал, чтобы Тайлер не видел, как она танцует от переполняющей сердце радости. В этот же вечер она перебирает гардероб, чтобы заранее подобрать наряд. — Как тебе удается так быстро переключаться? — спрашивает наблюдающая за этим Уэнсдей. — Ещё неделю назад ты так же увлеченно собиралась на встречу с Аяксом. — Считаешь меня ветреной? — упавшим голосом спрашивает Энид. — Нет. Просто пытаюсь разобраться. Для писателя важно понимать мотивы и эмоции других людей, чтобы выводить в текстах достоверных персонажей. Энид садится на кровать, прямо среди разбросанной одежды. — Я быстро увлекаюсь и быстро остываю, если не нахожу отклика, — признается она. — Было обидно, когда Аякс меня продинамил, но ещё обиднее было, когда он не счёл нужным объясниться. Она кусает нижнюю губу, хмурится. Потом говорит: — Тайлер же… — ох, даже имя его теперь на вкус как сладость. — Он такой надёжный. Понятный. И внимательный, — она бросает взгляд на стол, где все ещё стоит бутылка с морской водой. — И я чувствую, что симпатия взаимна. Сегодня, когда я коснулась его руки, меня вдруг пробила дрожь. — Моя бабушка в таких случаях говорила, что это кто-то прошёлся по твоей будущей могиле, — невозмутимо комментирует это Уэнсдей. Энид фыркает. — Знаешь, жизнь без ощущения влюбленности, без эмоций кажется мне почти пустой. Даже если это легкомысленно и глупо, — она неловко пожимает плечами, вдруг смутившись. Под пристальным взглядом Уэнсдей она кажется себе именно такой. — Это часть твоего жизненного кредо. И это не глупо, — говорит Аддамс и, прежде, чем отвернуться к пишущей машинке, добавляет. — Белые джинсы и тот объемный розовый свитер. Энид готова признать, что это и правда отличный комплект. Набросив поверх свитера куртку и прихватив большой пакет с закусками для кино, во вторник в шесть вечера она идет по дороге к воротам Невермора. Машина Тайлера уже там, и Энид ныряет в салон, на переднее сидение. — Я не знала, что ты любишь, поэтому накупила кучу всего, — тараторит она после приветствия. — У нас есть твинкис, орео, скитлс, арахис, читос двух разных вкусов, веганские чипсы из свеклы и сушеные бананы, кока-кола и кока-кола черри. Тайлер нагибается, чтобы заглянуть внутрь пакета, и Энид чувствует запах его шампуня, и запах кофе, пропитавший замшевую куртку, и у нее немного кружится голова. Рука его тянется к тому, что Энид приберегла для себя: стикам из оленины и вяленой страусятине. — Знала бы, что ты тоже мясоед, взяла бы вдвое больше, — говорит она. Тайлер качает головой, улыбается. — Я не могу позволить себе отбирать еду у девушки. — Ну, мы можем начать есть эту штуку с двух разных концов, — Энид машет в воздухе длинной полоской мяса. — И встретиться посередине. «Что ты несешь», — в ужасе вопит внутренний голос. Но Тайлер вовсе не смотрит на нее, как на дуру. — Будет как в «Леди и Бродяге», — усмехается он, но тему не развивает, а поворачивает ключ зажигания и трогается с места. Они болтают о ерунде и едят печенье под создаваемый радио фон. Когда доезжают до железнодорожного переезда, Тайлер приглушает музыку. — Когда я только-только сдал на права, то ради практики ездил от Джерико до Берлингтона и обратно. И за этим переездом нашел старую дорогу. Если ехать по ней какое-то время, то попадаешь на заброшенное фермерское поле. Я останавливался там, забирался на крышу машины, считал проезжающие вдалеке поезда. Когда темнело, смотрел на звезды. Сочинял свои дурацкие хайку. — Звучит здорово. Можно мне взглянуть на это место? — спрашивает Энид. Ей бы хотелось прикоснуться к чему-то настолько личному для Тайлера. — А как же кино? — вопросом на вопрос отвечает он, улыбаясь уголком рта. — В следующий раз, быть может, — говорит она с легкостью. Они сворачивают с трассы, ведущей в Берлингтон, и машину минут десять потряхивает на неровностях проселочной дороги, прежде чем через сломанную изгородь она въезжает в темное, пустое пространство, разрезаемое только светом фар. Тайлер останавливается примерно посередине этого никогде. Под гудок поезда, с этого расстояния кажущегося игрушечным, они выходят из машины, оставляя мотор и фары работать. Тайлер достает из багажника широкий плед и расстилает его на крыше. — Я кладу его на заднем сидении, когда вожу Элвиса к ветеринару, но не бойся, он чистый, — говорит он Энид и забирается на багажник, чтобы потом помочь подняться и ей. Места немного, и они устраиваются таким образом, что спиной Энид прижимается к его груди и плечу. Это внезапное, незапланированное сближение действует на нее опьяняюще. Она немного ерзает, плед скользит по полированной поверхности крыши, и широкая ладонь Тайлера ложится ей на бок, удерживая на месте. — Осторожно. Не упади, — его голос раздается над самым ухом. Энид не рискует оборачиваться. Она знает, что если увидит его губы на таком близком расстоянии, то не удержится от того, чтобы коснуться их своими. — Гляди, — вместо этого она указывает вверх. Ночь выдалась ясной, и на фиолетово-синем небосклоне хорошо видны несколько созвездий. — Это Персей. Во всех учебниках он изображается юношей, держащим в руке отрубленную голову Медузы Горгоны. Увековеченный во времени факт убийства нормисом изгоя. — Ничего в этом не понимаю, — честно признается Тайлер. — Можешь показать снова, куда именно смотреть? В прошлом году у Энид был курс астрономии, от которого в ее голове остались весьма разрозненные сведения. Но она различает несколько знакомых созвездий в ноябрьском небе, показывает их Тайлеру, ведя пальцем от звезды к звезде. — Вот эта большая вилка — созвездие Тельца, а эта яркая оранжевая точка — Альдебаран. Греки называли ее Воловий глаз, — Энид тепло, несмотря на холодный воздух, и так уютно в чужих объятиях, словно она провела в них всю жизнь. Девушка чувствует, как Тайлер щекой прижимается к ее волосам и неожиданно низким голосом говорит: — Ты так приятно пахнешь. — Это «Cocaine» от Франка Бокле, — она нервно сглатывает. Энид пользуется тяжелыми, стойкими ароматами с тех пор, как соседский мальчишка, в которого она была тайно влюблена в тринадцать лет, сказал, что от нее тянет псиной. — Не духи, — слышно, как Тайлер вздыхает. — Ты. Энид поворачивается и тянется к нему слепо, доверчиво. Их губы сталкиваются в первом, мягком и осторожном прикосновении. Потом Энид слегка приоткрывает рот, позволяя Тайлеру обхватить ее нижнюю губу и углубить поцелуй. Он тянет ее на себя. Энид, прервав поцелуй, меняет позу. Едва не соскользнув с пледа, она забирается на Тайлера сверху, поставив колени снаружи его бедер. Его руки снова ложатся ей на талию. Энид обхватывает его лицо ладонями, горячо и нетерпеливо прижимается к его губам. Но в этот момент ее ногти трансформируются в острые когти оборотня и слегка царапают его кожу. Тайлер дергается. — Прости, — Энид отстраняется, в панике отводит свои руки прочь. — Прости. — Все нормально, — шепчет он и улыбается — Но, наверное, нам лучше слезть с крыши. Без двадцати девять он возвращает Энид к воротам Невермора. Она взглядом провожает его машину, потом закидывает голову вверх. Сквозь голые ветви деревьев виднеется Альдебаран. Энид улыбается. По дороге к Офелии-холлу она, загибая пальцы на каждый слог, шепчет: — Смотрю на звезды. Думаю о родинках Любимого.