bar-t-t-tender

На следующий после несостоявшегося свидания день Энид бесславно сбегает с последней пары, на которой их класс должен встретиться с классом Аякса. Нет у нее сейчас никаких сил смотреть в глаза тому, кто ее продинамил. Ноги сами ведут ее за ворота Невермора, вниз по дороге к Джерико. Заняться в городишке в будний день решительно нечем, и она идет к «Флюгеру». В кофейне почти пусто, бариста — Энид вдруг узнает в нем нормиса, который должен был увезти Уэнсдей Аддамс в Берлингтон — склонился над стойкой. — Капучино, средний, с корицей? — спрашивает он, едва она подходит к кассе. Энид удивленно вскидывает брови. Вот настолько она, значит, предсказуемая. И примелькавшаяся в этом местечке. — Нет. Пусть сегодня будет… Латте с куркумой, — она называет первое наименование, попавшееся ей на глаза на доске с сезонными напитками. — Хорошо, — бариста прячет в карман форменного фартука исписанную салфетку и озвучивает ей цену. — С собой? — уточняет на всякий случай. — Здесь, — Энид решает, что торопиться ей все равно некуда. Она садится в кабинку у окна, недалеко от стойки, и лениво наблюдает за тем, как готовится ее напиток. Движения баристы отлаженные, спокойные, даже изящные. Забавно, а со стороны он кажется немного неловким, даже нелепым с этим чуть вывернутым воротничком поло и кудрявой челкой. Он приносит ей бледный напиток с оранжево-желтой пеной, и Энид тяжело вздыхает, глядя на стеклянную чашку. — Что-то не так? — спрашивает… Тайлер. Энид внезапно вспоминает имя, прозвучавшее, когда Уэнсдей звонила с ее ноутбука перед праздником Урожая. — Нет, просто это не то, что я хотела, — говорит Энид, вкладывая в слова всё разочарование этой жизнью. Она думает об Аяксе. — Тогда давай я сделаю тебе капучино с корицей, — улыбается Тайлер. Улыбка у него искренняя и теплая. Энид вдруг думает, что в Неверморе такую и не встретишь. Там всякая усмешка хранит под собой или зубастый комментарий, или чувство превосходства над собеседником. Может, поэтому Энид нравится Уэнсдей, которая никогда не приподнимает уголков своих губ и всегда говорит то, что у нее на уме. — Да, пожалуйста, — она отодвигает от себя пахнущий куркумой и имбирем кофе. Тайлер подбирает чашку и уносит ее прочь. Энид поднимается тоже, чтобы оплатить капучино. — Не нужно, — бариста оглядывается через плечо. — Сделаю за счет заведения. Энид убирает кошелек и спрашивает небрежно: — Чтобы потом как бы невзначай спросить, как поживает Уэнсдей Аддамс? Тайлер бросает на нее короткий взгляд, пока кофемашина извергает порцию эспрессо. — Точно. Ты соседка Уэнсдей. Энид. Оборотень. — Исчерпывающее описание, — раздраженно отвечает та, обходя стойку и становясь со стороны, где выдаются заказы «с собой». Она берет деревянную палочку для мешания кофе и нервно ее покусывает, пока Тайлер не ставит перед ней чашку с капучино. На пене раскинула лепестки розетта. — Просто ты выглядишь грустной. А я не люблю грустных людей в кофейне, — притворно-серьезно говорит Тайлер. — Чтобы развеселить меня, тебе нужно добавить к кофе кокосовое печенье или пекан с кленовым сиропом, — пытается язвить Энид. Тайлер молча берется за щипцы и кладет на блюдце круглое печеньице. Протягивает ей с все той же мягкой улыбкой. — Спасибо, — она вдруг чувствует, как щеки обжигает румянцем. Берет свою посуду и торопливо уходит за стол. Но продолжает искоса следить за бариста. Тот опять склоняется над стойкой. В его пальцах из ниоткуда появляется ручка, которой он что-то пишет на плотной бумажной салфетке. Энид выдерживает минут пять. Столько у нее уходит, чтобы съесть печенье. — Что ты пишешь? Тайлер поднимает на нее задумчивый взгляд зеленых, как летний день, глаз и не торопится с ответом. Энид прячется за глотком кофе. — Психолог в исправительном лагере рекомендовал мне сочинять хайку, чтобы выражать чувства, — говорит он наконец. Громко бряцает дверной колокольчик, оповещая, что пожилая пара, сидевшая в другом конце зала, покинула кофейню. Они теперь совсем одни. — О, — Энид вдруг понимает. — Ты один из тех, кто испортил мурал Ксавьера в прошлом году. — Да, — Тайлер кивает. Опускает глаза на салфетку. — Но теперь я другой человек. — Прочтешь мне? — вдруг просит Энид. Разум говорит ей, что не стоит надоедать тому, кто был к ней беспричинно добр. Но любопытство сильнее. — По правде сказать, они очень плохи, — Тайлер улыбается по-новому, только уголком рта. — Не знаю, зачем я продолжаю это делать. Лучше бы использовал час затишья, чтобы написать эссе по истории. — Прочти, — Энид встает с места и подходит к стойке, становясь напротив Тайлера. Он прячет от нее салфетку. — Я никому не скажу. — Ладно, — Тайлер выпрямляется, смотрит на нее сверху вниз, дергает уголком рта и декламирует: — В небе такая луна, Словно дерево спилено под корень: Белеет свежий срез. У Энид падает челюсть. — Это потрясно, — говорит она, не скрывая восторга. С луной у нее, как у любого оборотня-волка, особые отношения. Она проговаривает строчки про себя, стараясь запомнить. — Еще бы, это ведь Мацуо Басё, самый известный автор хайку в истории, — отвечает Тайлер и чуть склоняет голову, смотря на нее с полуулыбкой. Энид поджимает губы в досаде, что так легко попалась на обманку, а потом тянется и в отместку легонько щипает его за бицепс. Ого, а он и правда крепкий парень. — Ладно, ладно, — он уклоняется от ее следующего движения, смеется. — Я прочту тебе свое, но не жалуйся потом. Я все время превышаю количество слогов и забываю про сезонные слова. Отойдя за стойку, так чтобы Энид точно его не достала, Тайлер читает с салфетки: — Розовый и голубой, Как периоды Пикассо: Ее волосы. Повисает короткая пауза. — Видишь, я же говорил… — Это обо мне? — Энид вдруг чувствует, как тяжесть вчерашнего унижения скатывается с ее плеч, а на губах рождается первая за день улыбка. — Мне еще никогда не посвящали стихов. — Говорят, это сейчас не в моде, — Тайлер подходит ближе, протягивает ей салфетку. Энид берет ее за уголок, но он не отпускает, пока не получает ответа на вопрос: — Тебе стало немного легче? — Да. Спасибо, — и салфетка оказывается у нее в руках. В этот момент в кофейню заходит группа туристов прямиком из Мира Пилигрима, и Тайлер возвращается к работе. Энид допивает свой капучино и уходит, унося салфетку, исписанную аккуратным мальчишеским почерком, с собой.