Safe

— Шлюха! — на одной ноте взвыл мелкий Роб, повисая на окне, — Глядите, шлюха! Разновозрастная ватага мальчишек в одинаково серых от пыли и грязи рубашках рванула к нему. Их тела живо придавили Роба придавили к подоконнику, и он упрямо закряхтел под весом напирающих, заработал локтями, пытаясь вырваться, упал. — Разорались… — Алекс шваркнул указкой об стол, привлекая к себе внимание, — А ну быстро по местам… От громкого звука мальчишки вздрогнули, но энтузиазма это не перебило. Молодого преподавателя, которого по незнанию частенько принимали за одного из старших воспитанников, слушались с трудом. Мальчишки совсем не уважали учителя, не любили, не боялись, воспринимали скорее как досадную помеху играм. — Выпорю! — прибавил Алекс и, обогнув ряд парт, сдернул с высокого окна за штаны самого громкого из воспитанников. Этот выкрик возымел действие. Роба получилось выдернуть из-под ног остальных. Били в Доме найдёнышей сильно, и с удовольствием. Алекс отлично помнил времена, когда сам испытывал это на себе. Понурые ученики поплелись к партам, обтекая молодого учителя. Он бросил равнодушный взгляд наружу. Так возбудившая учеников шлюха была действительно что надо. Белая шелковая юбка косо обрезана по колено, крепкие ноги в вульгарных чулках и кожаных сапогах выставлены напоказ, талия лихо перехвачена корсетом… Выше Алекс смотреть не стал. Ему хватило. Воспитанники уже перешёптывались. — …наследник Давида, Соломон был очень болен, — как ни в чем ни бывало, продолжил Алекс, — Никто не мог отыскать лекарство от его болезни… Шепот становился яснее. В нем уже вполне различались слова, и даже выделялось общее мнение относительно достоинств и недостатков шлюхи. — Лекари выстраивались в очередь, чтобы помочь несчастному юноше, но их старания были бессильны… — голос снова пришлось повышать, — И только один из них, посол чужой земли, подошёл к трону смело и, передав кольцо, сказал… Шепот, уже превращавшийся в гомон, раздражал, ввинчивался в виски раскаленным прутом. — Заткнитесь! — новый удар указкой по учительскому столу произвел совсем не тот эффект, на который Алекс рассчитывал. Немногие слушавшие от неожиданности захохотали над совпадением, а продолжавшие обсуждать шлюху подпрыгнули на своих местах от неожиданности, но, увидев, что некоторые смеются, и приняв это за выражение подобострастия, присоединились… Алекс отвернулся. Нет, учительское дело было совсем не для него. Но куда было ещё идти бывшему воспитаннику Дома найдёнышей? В слуги, в разбойники, как Эд, в матросы, как Артур и Хэнк, или в солдаты… Он знал только о судьбе солдата Джейка. Его убили… Нет уж, он слишком много стоял на коленях перед учредителями, чтобы добыть эту, хоть плохонькую, но вполне защищённую, да и, как ни крути, хлебную должность. Когда смех утих, и вновь полился шепот, Алекс все же, смог вернуть себе самообладание. Он снова начал про царя Соломона, уткнувшись взглядом в стол о том, что юный царь, наследник светлого Давида болел, а после к нему явился посол чужой земли, что подарил ему кольцо… Скрипели парты, скрипела дверь… Как бы сейчас пригодилось это кольцо Алексу, впрочем, он вряд ли бы принял написанное за величайшую из мудрых истин, даже если сумел бы прочесть древнее письмо. Легко думать о том, что все невзгоды пройдут, когда они не касаются тебя самого… — Кто ответит мне, что было написано на этом кольце, того выпущу во двор сейчас же… — пообещал Алекс громко. — На нем было написано «все проходит», — отозвался незнакомый голос от двери, — А на внутренней стороне… Воспитанники разом стихли. Алекс, не ожидавший услышать в этих стенах женского голоса, удивлённо поднял взгляд на гостью, и тут же опустил обратно к столу. Облизнул разом пересохшие губы. Вблизи, не через окно, она была похожа на суккуба со страниц книжки с похабными картинками и лаконичными названиями над ними: оборотень, ведьма, русалка… Алекс недавно отобрал её у мальчишек. И теперь одна из этих оживших картинок, разве что без рожек, направлялась к нему, минуя замерших учеников. Каблуки стучали по полу, как барабаны, отсчитывающие последние минуты жизни заключённого. Ещё дробь — спокойный размеренный стук, предшествующий ей. Она шагнула на кафедру, обогнула Алекса, наступила на стул, и ловко взобралась прямо на стол, хлестнув Алекса по плечу шелковым подолом Отпечаток острого каблука остался на странице с изображением Соломона с наложницами. Алекс всегда испытывал странные чувства, глядя на эту иллюстрацию. — А внутри кольца… — продолжила она, — Была надпись… Она резким слитным движением расстегнула еле заметные крошечные пуговицы на своем подоле, и продемонстрировала всем черную надпись на внутренней стороне бедра: — И это пройдет… — Все свободны, — выдохнул Алекс, но, в отличие от легенды о царе Соломона, эти слова расслышали все, и гомонящих воспитанников сдуло, как ветром. Демоница закатила глаза и, не заботясь о том, чтобы застегнуть подол или слезть со стола, развернулась, хорошенько вдавив портрет Соломона в страницы, и села на корточки лицом к Алексу. — Хорошенький… — яркие губы растянулись в умиленной улыбке. Опомнившийся Алекс попытался схватить ее за запястье, но та молниеносно вывернула руку. Боль пронзила плечо, тело потеряло опору, и Алекс рухнул на стул, как подкошенный. В плечо упирался острый каблучок, поднятая рука в не по-женски крепком захвате, а прямо перед глазами… В этот раз взгляд пришлось срочно поднимать… — Алекс, Алекс… Разве так награждают прилежных учениц? — качнула головой шлюха, чуть проворачивая каблук. — Что вы себе позволяете? — как мог, грозно выдал Алекс, но кажется, впечатления не произвел, — Вы… — Жюли, — со светской интонацией отрекомендовалась она, ничуть не смущаясь той позы, в которой они застыли, — Твоя госпожа… — Я служу в Доме найдёнышей… — Все проходит, — Жюли как-то хитро повернула руку, и перенесла вес на ногу, упиравшуюся в плечо, — Знаешь, а ведь твои сухожилия могут не выдержать в любой момент… Так что ты говорил о том, кому служишь? — В-вам… В приюте не щадили. Ему приходилось висеть подвешенным за руки, терпеть побои от учителей и найдёнышей покрупнее, приходилось просить прощения у своих же обидчиков, стоя на коленях, а уж про то, на что пришлось пойти ради скромной должности он вообще предпочитал не думать… Но все эти картины мгновенно возникли в голове, провернулись картежной колодой в руках умелого шуллера, но даже среди всех этих картин не было настолько унизительной… — Славно, — улыбнулась Жюли, и, убрав каблук, уселась на стол, свесив ноги по сторонам от Алекса, — Мне сказали, что ты сообразительный… А меж тем, взяли за тебя удивительно мало… После такого комплимента переспрашивать явно не полагалось. И Алекс не стал, картина и без дополнительных комментариев складывалась неутешительно быстро. Он надоел попечителям, и его продали в бордель с потрохами… Ему ведь ещё не было восемнадцати, четыре года назад он должен был покинуть стены приюта, тогда имел бы какие-никакие права, но он согласился номинально остаться воспитанником приюта за право и дальше есть и спать в его стенах, только в роли преподавателя. Алекс накрыл все ещё ноющее плечо ладонью, пытаясь успокоиться. На белой рубашке остался грязный след, под пальцами перекатились оставленные Жюли мелкие камешки с улиц Лондона. — Ну-ну, только не плачь, терпеть не могу мужских слез, это некрасиво… — по-своему истолковав выражение на его лице, утешила Жюли, — Скоро ты будешь стоить в десятки раз дороже… Я не привыкла бросать деньги на ветер… Что ж, стоило признать, готов он не был совсем. Складывая вещи — одинаковую одежду, плотный плащ, письменные принадлежности, Библию, которой пользовался для уроков, Алекс даже не мог определить, что из этого принадлежит ему лично, что он может унести с собой. Никто из попечителей показаться в его комнате не пожелал, и не вызвал на разговор. Пастырь во дворе отвернулся, спрятал глаза. Только Роб, мелкая заноза, бросился наперерез и повис, обхватив руками за пояс — не дотянулся выше. Его нос распух и напоминал раздавленную картофелину. То ли подраться с кем успел, то ли Алекс опоздал, и на него успели наступить во всеобщей свалке. Роб шмыгнул им, уткнулся Алексу в бедро. — Роб, ты уже большой парень… Роб замотал головой, оставляя на единственном приличном костюме Алекса сопли вперемешку с кровью. Сунул что-то в карман. — Отстань, — строго сказал Алекс, предпринимая попытку сделать шаг, — Меня ждут. — Я знаю, кто вас ждёт… — на мгновение оторвавшись от него, пропищал Роб, — Не ходите, это же чёрная шлюха… Алекс брезгливо оттолкнул от себя и пошёл прочь. Среди воспитанников ходило немало страшных баек: красный барон, железный моряк, живой солдат, чёрная шлюха… Все они были крайне плотоядны и жестоки. И по одной ведомой только господу богу причине, просто обожали лакомиться воспитанниками Дома найдёнышей. Может, эти твари почитали битое и костлявое, может, бульдоги отпугивали их от домов богачей… — Убьют вас — свечки не поставим, — обиженно пропыхтел Роб, пятясь от Алекса, как от прокажённого, развернулся и побежал к дверям. Хромой сторож открыл ворота, мрачно пыхнул вслед старой моряцкой трубкой. Когда Алекс напоследок оглянулся, разглядеть его фигуру сквозь туман было уже невозможно, только слышалось извечное посвистывание — заунывный мотив старой приютской песенки про чёртов мост. Адрес, по которому надлежало явиться не позднее нынешнего вечера, был Алексу незнаком. Спрашивая дорогу на перекрёстках и в трактирах, он долго плутал, по нескольку раз пересекая одни и те же улицы и мосты. Липкий грязный туман путал ничуть не хуже похожих на призраков горожан. Хотелось вернуться назад, но дорога обратно стала бы испытанием ничуть не меньшим, чем дорога к дому Жюли. Ему не хотелось раскошеливаться, но, когда в по-ночному заполненном кабаке ему сказали, что улица совсем в другой стороне города, Алекс понял, что иначе до дома новой госпожи не доберётся раньше, чем на следующий день. А по-прежнему ноющее плечо подсказывало, что за этим последует. Пришлось искать кэбмэна. Ожидая его на хоть сколько-нибудь людном перекрёстке, Алекс влез в карман и вытащил наружу яблоко-дикушку. Прощальный подарок от Роба, наверняка своровал в соседнем саду. На той яблоне их всегда было много — кислых и жухлых от климата. Алекс не стал даже пробовать — скормил коню первого же кэбмена, с которым сторговался. — Ты еле-еле успел, — недовольно фыркнула Жюли, подходя к кэбмэну и протягивая ему несколько фунтов — явно больше, чем стоила поездка Алекса, — Я жду тебя с вечернего чая, нельзя заставлять леди столько ждать… — Простите, — Алекс смиренно склонил голову и спустился с подножки. Кэбмэн понимающе присвистнул и щёлкнул кнутом, пуская своего чёрного с белой подпалиной во лбу, коня, шагом. Тот потянулся к Алексу, расчитывая на вознаграждение, но тут же получил кнутом по боку и уныло побрёл дальше. Посреди гнилых трущоб дом Жюли выглядел странно, словно ядовитый оранжерейный цветок, проросший на помойке. Это каменное строение было выкрашено в самые дикие цвета, доступные воображению, возвышалось над примыкавшими постройками на добрый этаж, и заканчивалось уходившим во тьму шпилем. — Раньше приют был, вроде твоего… — вскользь сообщила Жюли, поднимаясь по ступеням, — Остальную землю я продала, а церковь оставила себе… — А что с… — Разорился. А у меня были деньги, — по тону было ясно, что больше ничего она о доме не расскажет. Дверь, на вид тяжёлая, легко открылась от её толчка. Если бы не подсказка Жюли, Алекс ни за что не признал бы в этой порочной постройке бывший божий дом. От входа вглубь вёл широкий коридор, его стены наощупь были деревянными. Снаружи краски будто бы выливали, не заботясь о том, как они лягут, здесь же явно угадывался замысел. Посеребрённые символы, нанесённые поверх пошлых аляповаых картин, складывались в латинские слова, читать их не хотелось. Жюли уверено шла мимо многочисленных дверей, гремя связкой ключей. Каблуки выстукивали по полу, из-под косо обрезанного платья мелькали крепкие икры. Коридор закончился железной дверью. Жюли отперла её, и взгляду Алекса предстал длинный накрытый стол, за которым совсем недавно, видимо, был пир. Стол ломился от объедков, на полу валялись бутылки из-под вина. — Ты опоздал к ужину, — Жюли уселась во главе стола и закинула ноги на стол, — Но я не собираюсь морить тебя голодом, что найдёшь — ешь. Алекс опустил на пол саквояж и несмело сел недалеко от неё. Еда здесь была разнообразная, и, хотя мясо успело заветриться, а хлеб — почерстветь, от одного вида этой роскоши в желудке засосало от голода. — Завтра с утра я покажу тебя остальным, — сказала Жюли, дождавшись, пока он начнёт есть, — Сядешь вон там. Она махнула рукой в самый дальний край стола от себя. Объедков там почти не было, а то, что осталось, напоминало еду в Доме найдёнышей — подходила, чтобы набить живот, не почувствовав вкуса. Алекс проследил за её взглядом и только теперь заметил в темноте растущий из пустующего, за исключением какого-то забытого чёрного камешка, алтаря уходящий под купол крест. Безумный художник, расписавший каждый фут этого здания, пощадил деревянную фигуру Спасителя, вскинувшегося в последней агонии, и деревянный толстый плющ, росший из алтаря, и обвивавший крест. Освещения не хватало, чтобы разглядеть в темноте лик, но Алекс всем существом ощущал взгляд, направленный на него. Взгляд, исполненный ожидания того, что всё однажды закончится… — Он не поможет, — Жюли хрустнула куриной косточкой, — И чем скорее ты это усвоишь, тем ближе будешь ко мне. И к роскоши… И, кто знает, может, даже займёшь моё место… — Я должен спросить… — Алекс положил на тарелку недоеденный кусок хлеба — еда резко встала поперёк горла, — Зачем это всё… Кто вы такая? Кто живёт за дверьми? — Задаёшь вопросы… — Жюли наклонила голову набок, рассматривая его с ног до головы, — Странно для святоши, преподававшего богословие. — Простите, — пристыженно пробормотал Алекс. — Тебе не стоит извиняться, — Жюли облизнула пальцы и встала со своего места, — Словами и вопросами ты совсем меня не обидишь, а если вздумаешь действовать… На этот раз она была бесшумной. Жюли приближалась медленно, ступая на носках, как танцовщица. Рука сама собой сжалась вокруг изящной серебряной вилки, оставленной предыдущим едоком рядом с тарелкой. Синяк, оставленный ей на плече, предупреждающе заныл, будто бы она всё ещё давила на него каблуком. — Ты обязательно вспомнишь, что я сделаю с тобой в этом случае… — улыбнулась Жюли, накрывая его руку своей. — Зачем я понадобился вам? — Алекс усилием воли заставил себя разжать руку, и боль тут же прекратилась. — Ты вырастешь сильным, а если в таком юном возрасте смог преподавать ровесником, то сообразительности тебе не занимать. К тому же знаешь Библию, — произнесла Жюли, чуть поглаживая тыльную сторону его ладони, — Мы делаем грязную работу. Истребляем зло… Охотимся и убиваем демонов, которыми заполнены улицы этого грешного города. Неожиданная похвала застала врасплох. Её не испортило даже то, что она, очевидно, как и многие, приняла его за подростка. Алекс удивлённо посмотрел на неё. Он не сделал ничего, что могло бы её обрадовать, скорее наоборот… Но серые глаза Жюли лучились теплом и чем-то сродни восторгу. Очень несвоевременному и яркому — искреннему. Такая заманит, привяжет… Ради ещё одного такого взгляда бросишься в пекло, и это не считая благородной цели… — Вы… научите меня? — спросил он осторожно, боясь отвести взгляд, и в то же время — что она заметит понимание в его глазах. — Мы все, — она отняла пальцы от его руки, прикоснулась к растрепавшимся за день волосам, — Нам ведь не нужно, чтобы ты умер в первый же день… Отведённая Алексу комната находилась возле северной стены — он понял это, потому что одна из стен была каменной, от неё тянуло холодом. Все комнаты были одинаково маленькими и лишёнными окон, но не нужно было долго размышлять, чтобы осознать, что более высокопоставленные ученики живут лучше. Может, спят на мягких перинах или наслаждаются видом развешанных по стенам картин… В средствах Жюли явно не нуждалась. Может, их было даже больше, чем у всех вместе взятых попечителей Дома найдёнышей… И сыпала она ими куда щедрее. Алекс не замечал за собой ни слепоты, ни глухоты, к тому же, успел пожить на этой земле. Может, когда-то давно, в Библейские времена, добрые дела и осуществлялись без корыстных замыслов. Но даже и в те времена они делались тихо, чтобы никто не заметил… А эта кричащая соблазнительная доброта, о которой он вовсе не просил… Обещающая свободу от всех запретов и требующая неизвестно чего… А ведь чего-то она точно требовала… Прошедший день вымотал его. Одеяло, в которое он завернулся, не раздеваясь, оказалось тяжёлым и тёплым, оно придавило своим весом, ограждая от навалившихся перемен. Существование демонов почему-то совсем не тревожило. Ещё одна перемена, к которой надо было приспособиться, чтобы просто существовать дальше, желательно под крышей и имея стол. Он должен был успокоиться и спать.