Погоня за хвостом

      Нехоженая, покрытая ветками и листьями лесная тропинка была еле различима, из-за чего было легче ориентироваться по засечкам на деревьях, оставленным жителями ближайших поселений. Солнце, поднявшееся еще выше, просвечивало сквозь кроны сосен, создавая на земле разнообразные узоры из переплетающихся теней, рассматриваемые Талардом в отсутствии другого развлечения. Лес, не обладая большой плотностью растительности, был на удивление шумным. Даже слишком. В один момент правое ухо уловило звук, крайне нетипичный для такого рода мест. Среди пения птиц и шелеста всего зеленого послышался едва уловимый лязг. Скоро раздался второй, более протяжный. Талард, не изменив скорости, размеренным шагом направился к источнику шума.       Выдвинутое еще после первого постороннего звука предположение подтвердилось: под одним из деревьев лежало безжизненное тело фурри, с торчащей прямо из сердца стрелой. Где-то рядом шла битва. Талард, все так же не спеша, двинулся дальше.       Характер ситуации окончательно обрел очертания, когда после еще четырех тел мохнатых за стволами деревьев показался полуразрушенный двухметровый частокол форта. Лязг, а теперь еще и крики доносились именно оттуда.       Укрепление находилось не в лучшем состоянии. Оно и неудивительно – форт не использовался уже в лучшем случае два десятка лет. Большая часть бревен частокола была покрыта мхом или прогнила, некоторые вовсе отсутствовали, создавая альтернативный способ попасть внутрь. Талард, собственно, этой возможностью и воспользовался.       Протиснувшись сквозь достаточно широкую щель, он оказался на небольшой овальной площади, описываемой деревянными стенами; у дальней стены располагалось три соломенных навеса, скрывающих под собой с десяток пустых мешков и пару уже начавших разлагаться картофелин. Слева же, заместо нескольких бревен, были так же позеленевшие от мха ворота, ведущие в основную часть сооружения. Медленно отворив их, Талард проник внутрь и тут же увидел, как сказали бы Кам’э’лотские интеллигенты, картину маслом.       Наблюдал он за площадью, края которой были заполнены стойлами, льняными снопами и прочими неключевыми в данной ситуации объектами. Ключевой же в представшей обстановке была целая мохнатая орда, со всех сторон подступающая к стоявшей у дальней стены виселице, на платформе которой стояло несколько человек. Первыми в глаза бросались двое, стоявшие на краю, максимально отдаленном от лестницы. Это был довольно тонкий мужчина южно-восточной внешности и удерживаемое им окровавленное тело, имеющее в три, а то и в четыре раза больше мышечной массы, из-за чего выступавший в качестве опоры чуть ли не давился от прилагаемого напряжения. На лестнице, служившей единственным проходом к виселице, стоял еще один мужчина, собственно, и защищавший этот проход. Орудовал он овальным щитом и мечом, причем делал это до комичности неумело, то ли из-за усталости, то ли из-за ранений. Последней же, но никак не маловажной деталью был еще один человек, провалившийся в люк виселицы, при этом успев в последний момент ухватиться за эшафот, из-за чего, оказавшись по пояс в пропасти, был вынужден нижней частью своего тела отчаянно барахтаться, сверкая богатыми сапогами и ими же отбиваясь от подступающих снизу зверолюдей.       Мохнатых здесь было больше дюжины, возможно, даже, немногим более двадцати. Никто, ни из обращенных, ни из четверки обороняющихся не заметил Таларда – все были слишком сильно заняты попытками умертвить друг друга. Попытками, сказать по правде, неудачными. Единственный боеспособный человек из отряда в силу только сейчас увиденного Талардом ранения руки махал своим мечом как сын кузнеца, решившего впервые опробовать на крапиве один из плодов отцовского труда. Фурри же, ограниченные шириной лестницы, поднимались по одному, тем самым компенсируя скованность действий обороняющегося.       Талард сделал несколько шагов в сторону толпы и потянулся за спину, к спрятанной под капюшоном рукоятке меча. Приблизившись и уже приготовившись к удару, Талард заметил на себе пристальный взгляд висящего в люковом отверстии мужчины, выражение которого выказывало, как озабоченность сложившейся ситуацией, так и полную безмятежность.       Заняв эффективную дистанцию, Талард вынул меч и тут же диагонально рубанул. Увидевшие тень поднятого меча зверолюди не успели даже проанализировать полученную информацию, из-за чего уже летели на землю, не в состоянии что-либо воспринимать в будущем. Обхватив дошедший до земли двуручник второй рукой, Талард, не проворачивая оружие, сделал второй удар в обратном направлении. Атака получилась слабее, что компенсировалось более высокой траекторией острия, нацеленной на шеи противников. Еще несколько обращенных упало замертво.       Наконец, часть мохнатых обратила внимание на удар в тыл, развернувшись к новому неприятелю. Невошедшие в эту часть были заняты либо подъемом по лестнице, либо сапогами, свисающими из люка.       Тем не менее, обнаружение новой цели не сильно помогло обращенным, так как после третьего удара все приблизившиеся уже были в недееспособном состоянии. Снова оставшийся без противников Талард сделал несколько колющих ударов под виселицу, освободив ноги свисающего от мохнатого захвата.       — Кем будешь? — спросил защищающий лестницу, на удивление резвым голосом, как для человека с наполовину разодранной рукой.       — У меня аналогичный вопрос, — ответил Талард, начав зачищать подступ к лестнице.       Еще до ответа собеседник оступился и упал на спину, начав скатываться по лестнице. Делал он это не долго, так как почти сразу врезался в фурри, забравшегося выше всех. Неминуемая кончина от укуса мохнатого была предотвращена резким уколом рапиры, сделанным выбравшимся из люка мужчиной.       Однако Талард ничего из этого не увидел. Сразу же после того, как произнес слово «вопрос», он услышал за собой резкий стук. Обернувшись, увидел, как главные ворота форта еще два раза дернулись, после чего трухлявый деревянный засов окончательно оставил свои полномочия, разблокировав проход. Не полностью потеряв импульс, на площадь вылетел он.       Это был обращенный, с чертами то ли волка, то ли собаки, ростом немногим выше двух метров. Но это не было его главной особенностью. В отличие от всех фурри, которых Талард встречал ранее, этот не выглядел милым. Даже наоборот, обливающаяся слюной искаженная морда выглядела в несколько раз более устрашающе, чем самый голодный волк. Пахнул он также отлично от остальных особей: вместо аромата небогоугодных сношений преобладал дух крови и смерти. Завидев Таларда, он сделал рывок.       К резким ударам со стороны обращенных Талард привык уже давно. Однако этот был неестественно быстр. Лишь большая дистанция дала достаточно времени для уворота. Не растерявшись, Талард еще во время уклонения начал удар, целясь влево, где должен был оказаться противник. Но неприятель в силу своей скорости ускользнул от удара, встав в двух метрах от предполагаемого места остановки. Оба – и Талард и двухметровый обращенный – приготовились к следующей попытке нападения. На этот раз необычайная скорость противника была известна и учтена, что позволило принять его резкий выпад клинком. Мохнатая туша пронеслась мимо, пропав за правым плечом. Талард обернулся, приготовив меч к колющему выпаду. Противника за спиной не оказалось. Пока мозг тратил драгоценные миллисекунды на принятие следующего решения, обращенный, оказавшийся сзади, сделал один прыжок и вонзился клыками в спину.       По воздуху пронесся протяжный звон металла. Недоумевая, двухметровый мохнатый сделал шаг назад, пытаясь лапами поймать выпадающие из пасти крошащиеся клыки. Талард, все еще стоявший спиной, сделал удар с разворотом, силы которого хватило на моментальную нейтрализацию противника.       Площадь была окончательно освобождена от присутствия мохнатых.       — Это у тебя там щит под плащом спрятан? — спросил приближающийся мужчина, ранее оборонявший лестницу виселицы. — Скажу тебе: эффектно ты защитился задницей. И эффективно тоже.       Талард молча смерил собеседника взглядом, вместе с этим начиная вытирать меч.       — Возвращаясь к моему первому вопросу, — мужчина понял, что незнакомец отвечать не собирается, — ты, собственно, кто? Для бандита ты уж слишком быстро помог нам, а для одиноко странствующего идиота слишком умело порубил окруживших нас зверолюдей.       — Тебе-то какое дело? Мне кажется, что больше вопросов вызывает ваш квартет, оказавшийся в окружении фурри в этом богом забытом форту.       — Мы – ударный отряд похода Императора Шлепа I против зверолюдской чумы, — лицо собеседника переменилось и сделалось более серьезным, сам же он снял поцарапанный шапель, открыв свои короткие, мокрые от пота светлые волосы. — А я – Терни Ланкастер, его командир.       — Вы-то? — спросил Талард, не сумев сдержать самопроизвольную усмешку. — Из вас четверых вооружена половина, а судя по тому, как вы жались от небольшой кучки мохнатых, походы вам совершать разве что за ягодами да грибами в пригородный лес.       — Это все та паскуда квартирмейстер, — в разговор включился незнакомец южно-восточной внешности. — Я говорил вам, что этот кретин старицу от озера не отличит, а мы ему доверили нас снабжать. Вот и результат. Балдрик мертв, Даниель сильно ранен.       — Я думал, ты не будешь огорчен смертью Балдрика.       — Не подумай обо мне плохого – я искренне рад тому, что этот абдерит с луком сейчас лежит в земле вместе с червями, с которыми он так часто проводил самые извращенные и вульгарные аналогии.       — Ну так и не хнычь, — светловолосый Терни снова повернулся к Таларду. — Что же до тебя, странник, то у меня к тебе есть предложение.       — Умираю от любопытства, — Талард убрал за спину полностью очищенный двуручник.       — Как я уже сказал, мы – один из ударных отрядов похода Императора Шлепа I. И так уж вышло, что часом ранее мы потеряли одного нашего члена, а ты уж очень хорошо орудуешь мечом. Смекаешь?       — Смекаю. Правда, я не знаю никаких Шлепов, да и орудуется мне вполне хорошо и одному.       — Как это не знаешь? Его Величество Шлеп I уже более ста лет правит Великой Шлепской Империей – самым большим государством всех трех частей света; государством, что тянется от Апельсинского полуострова до земель павшей Бизантии.       — А, это что ли тот кот на троне? Как-то слышал в одном кабаке про такого, думал, что это шутка такая. Всегда находил политику вещью скучной и слишком сюрреалистичной.       — Нет, не шутка. Не суть. Скажи мне лучше, почему отказываешься? Осмелюсь предположить, что ты в последнее время только и делаешь, что ходишь по закуткам Вингергской Империи да и рубишь мохнатых если на глаза попадутся.       — Нравится мне ходить по сомнительным местам и махать мечом.       — Именно! С нами ты будешь делать абсолютно то же самое. Только для благой цели. А, значит, доброе дело сделаешь и прослывешь героем. Да и выберешься из этих темных лесов, мир повидаешь. А награда! Знаешь, какое вознаграждение ждет членов похода, когда все закончится?       — Ты сам-то веришь в этот бред?       — Ты про титул героя или награду?       — Про награду. Я, все же, говорил про бред, а не откровенную шизофрению.       Терни усмехнулся, снова переменившись в лице. На этот раз пропала добродушная и гордая улыбка, на ее место встала несимметричная ухмылка, придававшая физиономии кислый вид. Глаза, до этого слегка прищуренные, расслабились, выражая искреннюю, и в то же время своеобразно дружелюбную враждебность ко всему окружающему миру.       — Конечно, не верю, — ответил он, плавно отзеркаливая отсутствие симметрии своей ухмылки, из-за чего несколько зубов теперь виднелось с левой, а не с правой стороны. — Мы попросту не доживем до этого момента. Но, если кому-то и повезет, то его уж точно не обделят землями и богатствами, ведь пожитки обращенных в зверолюдей так и пылятся в какой-нибудь Фрянции. Вижу, ты не дурак, так что в последний раз спрошу – теперь серьезно – не хочешь ли ты присоединиться к нам? Сути твоего существования это не изменит, разве что прибавится разнообразие пейзажей, ну и появится призрачная, но надежда на беззаботное будущее в достатке.       Воцарилось непродолжительное молчание, разбавляемое шелестом листьев и жужжанием мух, слетевшихся на запах свежей мертвятины.       — Допустим, — Талард наконец окончил размышления, — я пойду с вами. И что тогда? Будет какая-то доблестная присяга или торжественное посвящение?       — Ну, я уведомлю командование о изменениях в личном составе, но бюрократию мы разводить не будем. Подчиняешься ты командиру, то есть мне. Своевольность, в разумных масштабах, не критикуется. Дезертировать ты, конечно, можешь попытаться, только вот тут идти либо за фронт к мохнатым, либо назад к основному войску в арьергарде, и там уже, если узнают, церемониться не станут.       — Принято.       — Ну и хорошо. Тогда выдвигаемся.