Первое впечатление

      Фрэнк отворил дверь своего дома. Он ожидал, что мама учинит скандал или картинно подожмет губы и ничего ему не скажет. Но мама выглянула из кухни, попросила бросить грязные вещи в корзину для стирки, а самого Фрэнка идти обедать. Он был в капюшоне, поэтому мама пока не заметила катастрофу вместо волос и не присмотрелась к лицу.       Все выглядело так, будто бы он приехал из колледжа. Мама хотела придерживаться линии «ничего не было» и сейчас все будет по-прежнему. Она приготовила любимую еду сына и испекла пирог — ну чтобы он точно понял, что нечего ему сбегать из дома, тут лучше.       Фрэнк сел за кухонный стол. Мама положила в тарелку картофельное пюре, повернулась и…       — Что за безобразие у тебя на голове?       Фрэнк инстинктивно прикрыл рукой пирсинг, но потом убрал руку ото рта. Его внешний вид совсем не соответствовал маминым представлениям о порядочном сыне.       — На кого ты похож?       Фрэнк хоть и был сейчас тем самым «мятежным подростком», вовсе не собирался закатывать глаза, раздражаться и с наглой ухмылкой говорить, что ему пофиг, как он выглядит, добавив парочку матов. Он хотел нормально поговорить.       — На себя, — спокойно ответил Фрэнк. — В данный момент — на себя, по своему самочувствию.       — Это еще можно исправить, — произнесла мама и поставила тарелку с едой перед сыном. — Что с губой? Ты хочешь заражение?       — Мама, извини меня, — начал Фрэнк. Но извинялся он совсем не за прическу и пирсинг. — Извини, что сбежал. Наверняка ты переживала.       — Не то слово! Как вообще можно вот так взять надуться и сбежать из дома! Если бы не позвонил Энтони, тебя бы уже искала полиция!       — Прости. И за то, что мой внутренний мир не соответствует твоим ожиданиям. За то, что я влюблен в мужчину.       — Это пройдет, — мама сильно сжала губы. — Посидишь дома, уйдешь из своей группы, начнешь нормальную учебу и не будет времени думать о глупостях.       — Ты бы так хотела. Но не я. У меня есть свои ожидания, мечты и надежды. И то, что мне пришлось их отстаивать только во время нервного срыва, не очень хорошо. Но ты и этого не поняла! Мне нужно быть собой, каждому нужно, иначе можно зачахнуть. Джерард и я…       — Никаких Джерардов в моем доме не будет! — мама начинала краснеть.       — Ладно. По-хорошему, конечно, вам бы познакомиться, но пусть — буду встречаться с ним, как и раньше, на его территории. Я от него не откажусь, мама. И был бы очень рад, если бы ты приняла это обстоятельство.       — Ешь, Фрэнки, — мама отошла к плите проверять вишневый морс в кастрюльке.       — Я знаю, что ты делаешь, — сказал Фрэнк. — Считаешь, что, свернув разговор, вычеркиваешь из жизни все, что было. Мам, я не хочу с тобой ссориться, на самом деле не хочу покидать дом, но у меня будто выбора нет! У меня различаются с тобой вкусы, взгляды на музыку, одежду и вообще на жизнь и любовь. И это нормально. Хочется… нет, мне нужно жить своей жизнью. Не хочу, чтобы потом ты была виновата в том, что я на что-то не решился, чтобы я жалел. Может быть, перебесившись сейчас, я пойму, что ты была права, кто знает? Но сейчас мне бы очень хотелось самому принимать решения и идти своей дорогой. Это не означает, что я бросаю тебя, я просто стану самостоятельней. У нас никогда в доме не было правил, но все всегда получалось по-твоему… давай попробуем жить так, как хочется каждому из нас, по отдельности.       Фрэнк вздохнул и с чувством полной безысходности схватил вилку, зачерпнул пюре и сунул в рот. Его речь — в пустоту. Мама молча переключилась с морса на посуду в раковине. Сын-комар что-то там прожужжал в попытке поиграть в самостоятельность. Вообще должен получить домашний арест за свой подростковый побег из дома. Ей было неинтересно, как прошел концерт в Филадельфии, даже если все супер — она же это не одобрила, значит, и слушать не будет.       — У кого ты ночевал?       Эх, ляпнуть бы «у Джерарда». Но он может сто раз повторять, что у них с Джерардом любовь и все такое, она будет делать вид, что этого нет. Разговора не вышло. Фрэнк никуда не сбегал сейчас, давал шанс матери ответить, но она не хотела.       — У подруги, как тебе и сказал Энтони. Я поем в своей комнате.       Фрэнк подхватил тарелку и ушел. Даже не получил вслед — «не заляпай постель!». Здесь нужна была другая тактика — он просто будет делать то, что ему нужно. Вести себя самостоятельно, доказывать, что сам умеет создавать свою жизнь. Может, даже сможет чем-то помочь своей маме однажды. Ничего плохого и криминального он не делает, все такой же воспитанный, хороший мальчик. Просто хочет одеваться, как ему хочется, любить другого парня и заниматься музыкой.       — Пап, привет, — улыбнулся Фрэнк отцу, когда тот открыл ему дверь.       — Фрэнки, ну что же ты творишь? — вместо приветствия произнес отец. — Сбежал, расстроил маму, меня.       — Прости, пап, — Фрэнк смотрел прямо в глаза. — Я согласен, что поступил плохо. Можно войти?       Отец пропустил его внутрь.       — Как твой концерт? — поинтересовался папа.       — Не совсем так, как я ожидал, на самом деле, — Фрэнк проследовал за отцом на кухню, где тот ставил чайник. — Было душно и проверить бы зрение после того прожектора, что светил мне прямо в глаз. Но было весело, и мы зажгли. Я позже покажу тебе фотки.       — Дома-то ты был?       — Был и перед мамой извинился. Все в порядке. Может, не совсем, в порядке, но свои границы я обозначил.       — Фрэнки, Фрэнки… — папа покачал головой и бросил в чашки пакетики чая с барбарисом.       — Тебя тоже не устраивает, что я встречаюсь с парнем?       — Я не знаю, что про это думать.       — Ты хочешь с ним познакомиться?       — Может, позже, — отец вздохнул и вытащил из холодильника коробочку пирожных. — Мама верещала, что этот Джерард тебе мозги запудрил.       — А может, все было наоборот? — прищурился Фрэнк.       — Думаешь, в это верится?       — Первым знакомиться подошел он, и на этом все. Так бывает и между девушкой и парнем. Никто меня не соблазнял, не привязывал себе обещаниями или подарками, не внушал революционные мысли. Если бы меня к нему не тянуло, я бы не стал продолжать общение. Маме этого не объяснишь, она все равно останется при своем.       Фрэнк уселся за стол, притянул к себе коробку со сладостями и вытащил аппетитный эклер со сливочным кремом. Стресс вызывал большие энергозатраты, требовалось подкрепление в виде быстрого источника этой самой энергии и дофамина — а сахар этому хорошо способствует. Такое поведение не совсем полезное, конечно, но сейчас в качестве временной меры очень нужное. Эклер был слопан в два укуса.       — Маме надо дать время, — произнес папа.       — И я вот так его представляю: мне придется свалить из дома, потому что Джерарда она примет только лет через двадцать, когда мы будет жить счастливой семьей, а она по мне соскучится.       — Она соскучится по тебе гораздо раньше, — улыбнулся отец. — Но, однако, у тебя такие серьезные виды на… своего молодого человека?       — Он художник, — Фрэнк сказал это таким тоном, будто хвастается. — И преподает искусство в колледже. То есть положительный член общества. Между прочим, его мама старается сына понять.       — Думаю, твоя тоже.       — Она считает, что понимает. Она думает, что я такой, как и она. Может, в чем-то, но не во всех смыслах.       — Дай время, — повторил отец. Фрэнк считал, что он тоже не очень на его стороне, но хотя бы пытается с сыном поговорить, понять его и принять. — И если опять захочется сбежать, приходи лучше ко мне. Но, сынок, врать твоей маме я больше не буду. Если ты у своего парня — так и говори. Что у тебя под губой, господи? И не больно тебе было…       С Джерардом Фрэнк столкнулся в коридоре. Уэй от неожиданности замер. Так они и изображали сцену кино: стоят друг напротив друга на отдалении, а между ними бродят туда-сюда люди. Красные волосы Джерарда были аккуратно уложены, и это придавало ему сходство с героем аниме.       — Мистер Уэй! — окликнул кто-то, и зрительный контакт потерялся. Джерард ушел.       Фрэнк плюнул на свою лекцию и побежал в кабинет, где должна была состояться лекция по искусству. Залетел туда после звонка, положил тетрадь на учительский стол, типа сдавал какую-то работу, и отправился на последнюю парту, по пути подмигнув Майки. Сложил руки на столе, опустил на них голову и смотрел в просвет между спинами сидящих спереди.       Джерард притянул к себе тетрадь, открыл. Уголок его губы пополз вверх. Фрэнк тоже улыбнулся, он вложил в свои лекции по психологии шоколадку с наполнителем «ром-изюм».       — Итак, все на месте, — оторвался от созерцания Джерард, захлопнул тетрадь и приглушил свет. На экране появился слайд с фотографией открытки в форме сердечка. Фрэнк усмехнулся. В их с Джерардом истории работали литературные приемы Майки.       — Валентинка. Есть несколько версий происхождения традиции дарить открытки, начиная от легенды про священника Валентина, который вопреки приказу императора Клавдия II женил легионеров и их возлюбленных, за что был казнён, и писал из тюрьмы своей даме сердца любовную записку с подписью «Твой Валентин», до ежегодных писем жене Карла Орлеанского, пребывающего в плену. Эти письма есть в Британском музее. Но мы сегодня поговорим не об истории праздника и открыток. Какие вы знаете произведения искусства — посвящения своим любимым?       — «Just Like Heaven» группы Сure, — выкрикнул кто-то.       — Но как подарок на свадьбу он написал«Lovesong», — возразил другой студент.       — «Just Like Heaven» Смит написал под впечатлением от отдыха на море с будущей женой.       Джерард поднял глаза, чтобы посмотреть на последнюю парту и притаившегося там Фрэнка. Фрэнк ему улыбнулся. Заметил или нет — неважно.       — Хороший пример. До песен мы еще дойдем, — он щелкнул пультом, на экране возникла картина: художник держит на коленях холст, рисует набросок, к нему с нежностью прильнула его жена, он держит ее за руку. — Сэр Фредерик Лейтон, «Медовый месяц художника». Что вы видите на этой картине?       Фрэнк выслушивал о контрасте тонов между фигурой художника и его женой, о центрировании героев, от которых ничего не отвлекает, о фрагменте повседневности, сентиментализме, о явной искренней привязанности между ними, заинтересованности жены в работе своего мужа.       — Нет данных, что художник посвятил картину кому-либо, — произнес Джерард в конце обсуждения. — И, казалось, причем тут она, раз разговор о валентинках. Мне просто эта картина нравится, — и улыбнулся этой своей очаровательной улыбкой, переключая слайд на следующую картину.              — Привет, — после того, как освободился кабинет, Джерард устроился рядом с Фрэнком и повторил его позу — положил голову на руки и посмотрел на Фрэнка.       — Прости меня, — произнес Фрэнк.       — Тебе было плохо.       — Меня не мучила головная боль или тошнота.       — Плохо — это не только про физическое недомогание, — Джерард протянул руку и провел пальцами по обесцвеченной части фрэнковой прически. — Круто.       — Ты не злишься, что я отрезал волосы?       — Это твои волосы. И несмотря на то, что мне нравятся твои кудряшки, отдельно от Фрэнка я их не так уж люблю.       Фрэнк смотрел в его глаза. Они были теплые и добрые. Джерард не отводил взгляда. Они разговаривали без слов в тишине аудитории. За ее пределами звенел звонок, топали студенты, переговаривались между собой. Здесь, в полумраке, освещаемые последним слайдом, они были совсем далеко от всего этого.       — Я тебя люблю, — сказал Джерард.       — Я знаю, — ответил Фрэнк.       — «Звездные войны»?       — Нет, Линдси проболталась.       Джерард захихикал.       — Вот болтушка.       — Увези меня к себе.              Нет, они вчера не уехали сразу в романтическом порыве: Джерард не усадил его в свой «жук», не поцеловал крепко, прежде чем вырулить со стоянки. У Джерарда было «окно», в котором он должен был написать учебный план, а потом еще две лекции. Фрэнку пришлось сходить на свои уроки. И уехать на своем автомобиле, потому что усаживаться в машину преподавателя в то время, когда там разъезжался весь колледж, было бы очень подозрительно.       Он предупредил маму, что не придет домой, и на этом все. Она точно все поняла, нравилось ей это или нет. Дожидаться приказа ехать домой он не стал.       Фрэнк проснулся раньше Джерарда, потер глаза, зевнул и приподнялся. Джерард еще спал. Во сне он вытолкал одеяло куда-то на пол и теперь лежал обнаженным, заведя одну руку наверх, а вторую устроив на животе. Он был прекрасен. Фрэнк прошелся глазами по умиротворенному лицу, приоткрытым губам, изгибам плеч, по груди, на которой он оставил вчера множество поцелуев, крепким бедрам, длинным ногам… Остатки ночной страсти в воздухе улеглись, сейчас остались нежность и уют этого утра.       Фрэнк придвинулся ближе и легко поцеловал Джерарда в плечо. Ночью между ними искры летали, а сейчас все так тихо и просто. Мир замер в ожидании, пока Фрэнк наслаждался этим мгновением.       Но, как оказалось, замер он в ожидании будильника, который противным «пи-пи-пи» наполнил комнату, и Джерард встрепенулся.       — Ммм, — протянул он, протягивая руку и хлопая по кнопке маленьких настольных часов. Он повернул голову и увидел Фрэнка: — Доброе утро, принцесса.       Фрэнк обвил его рукой.       — Полежи со мной немножко, — жалостливо попросил Айеро. — Десять минуточек, ты не опоздаешь.       — Мне очень надо в туалет.       — Кайфолом! — обиженно протянул Фрэнк.       — Я ничего не могу поделать со своей биологической жизнью, — Джерард потянулся. Фрэнк позволил ему подняться. — Не дуйся. Пойдем на крышу кофе пить.       На маленьком подносе на ножках кое-как поместились две кружки с кофе, сэндвичи, которые сделал Джерард, и маленькие маффины.       — Тебе сегодня к первому уроку? — поинтересовался Джерард.       — А где же: Фрэнк, как ты был хорош прошлой ночью, каждый вдох, движение — произведение искусства, это не физический, а духовный контакт, который останется в памяти? Что ты сегодня все о туалете да о колледже?       Джерард рассмеялся — чего Фрэнк и добивался. Естественно, он ляпнул все это в шутку. Он потянулся и поцеловал кофейные губы. Он за одну ночь приноровился целоваться с пирсингом. Джерард был внимательным, пытался обходить этот участок, боялся навредить, и извинялся каждый раз, когда задевал.       На языке перекатывалась фраза, которую он так и не произнес вчера — мысленно пробовал ее на вкус и пытался отпустить, но как будто не было подходящего момента. Хотел сказать после его смеха, типа «Какой же у тебя смех! Я тебя люблю!» и только потом потянуться за поцелуем, но все перепутал. А с другой стороны, важен ли контекст для признания?       Фрэнк посмотрел на Джерарда, который задумчиво щурился в утреннее небо, и произнес:       — Я тебя люблю.