The scars we carry

— Это просто так угх! Ты понимаешь, о чем я? Шота краем глаза увидел руку, потянувшуюся к соевому соусу, и мягко шлепнул по ней лопаткой. Мидория вскрикнул и посмотрел на него, но вместо этого взял предложенный им сахар. Предварительно измеренный. — Мы делаем блины. Никакого соевого соуса в блинчиках, — строго сказал он и отвернулся от женщины, драматично нависшей над его кухонной стойкой, чтобы следить за его подопечным и их уроком кулинарии. Немури заскулила и постучала ногтями по кухонной стойке. — Хватит игнорировать меня! — закричала она, когда профессиональный герой указал на ту часть кулинарной книги, над которой они работали, но Мидория явно разрывался между чтением книги, разглядыванием соевого соуса и слушанием того, как Немури сокрушается о своей последней неудаче. — Я буквально сказал тебе перестать вламываться в мой дом. Так что я буду игнорировать тебя, пока ты не уйдешь, — сказал Шота и взял соевый соус, чтобы поставить его на холодильник. Когда он обернулся, то едва остановил своего подопечного от того, чтобы он вылил соус шрирача в тесто, зажав между ними лопатку, как щит. Немури ухмыльнулась и показала Мидории большой палец вверх. Он ответил раздраженным фырканьем. Взяв соус из его рук, Шота снова указал на книгу. — Шрирачи тоже нет. Мидория выглядел почти обиженным, но вместо этого взял предложенный венчик и с сосредоточенным лицом начал взбивать готовое тесто. Шота мог слышать, как Немури стонет в свои руки, когда она спрятала в них лицо. — Почему ты не можешь быть добрым ко мне? Ты всегда добр к Хизаши! — ее приглушенное нытье и фальшивый плач заставили Мидорию остановиться и посмотреть на нее тысячный раз с тех пор, как она появилась в их гостиной. Шота вздохнул и повернулся к чрезмерно драматичной героине, переживающей еженедельный кризис среднего возраста. Ее волосы были собраны в небрежный хвост, и он поймал ее взгляд, чтобы посмотреть, отреагирует ли он, но затем заскулила еще громче. Как он должен был учить в таких условиях? — Ты вломилась, и я не выбросил тебя из окна. Я хорошо к тебе отношусь, — сказал он и жестом показал Мидории, чтобы он продолжал взбивать. Мальчик так и сделал, но заерзал на месте. Он все еще нервничал, когда люди были в их квартире, и Шота задавался вопросом, изменится ли это когда-нибудь, но, по крайней мере, он не впал в панику, когда Немури довольно резко подняла голову и скрестила руки на груди. Она надулась и щелкнула ногтями по прилавку. Ее темные глаза пристально смотрели на него из-под гражданских очков, и она недовольно фыркнула. — Шота, это чрезвычайная ситуация! — ее голос звучал жалостливо, но на него это больше не действовало, поэтому она вздохнула и снова наклонилась вперед, низко опустив голову. — Я просто хочу хорошего мужчину, кого-то, к кому можно вернуться домой, кого-то, кто будет готовить для меня, заботиться обо мне, завести с ним симпатичного маленького ребенка… Я просто хочу хорошую семью из книжек с картинками. Но все, что мужчины хотят от меня, это странные вещи. Ее жалкое всхлипывание и убитое горем заявление почти дошли до Шоты, но затем она хмыкнула от отвращения. — Почему все мужчины мудаки? — пожаловалась она, а затем махнула рукой в ​​воздухе, не поднимая глаз. — Кроме тех, что в этой комнате, конечно. Мидория и Шота переглянулись. Один растерянный, другой раздраженный. Услышав их молчание, Немури подняла голову и обвиняюще указала на Шоту, как будто ее дилемма была каким-то образом его ошибкой. Мидория вздрогнул, но продолжал ерзать, оглядываясь. — Знаешь что, новая идея. Ты заделаешь со мной ребенка, и у нас будет хорошая маленькая семья, пока я не найду настоящую, — сказала она, и Шота издал звук, как будто наступил на дерьмо. — Нет. — Почему нет? Он закрыл лицо рукой и выдохнул душу из своего тела при искренне оскорбленном выражении в ее глазах. Немури постучала по своему запястью, словно на ней были часы, и раздраженно посмотрела на Шоту. — Послушайте, мистер Ворчун, мне почти сорок… — Тебе тридцать один. — …и мое время на исходе. Меня не волнует, будет ли наш ребенок похож на черную шерстяную овцу... — Нашего ребенка не будет. — …но я надеюсь, что ты сдержишь свое слово! Ты обещал мне, что если мне исполнится сорок и к тому времени мы все еще будем одиноки, ты притворишься, что выйдешь за меня замуж. И я не вижу партнера рядом с тобой в ближайшем будущем, так что... Шота приложил к лицу другую руку с лопаточкой, огорченный очень смутным воспоминанием об очень пьяной ночи и очень смущающем и очень обнаженном утре. Он почувствовал жар на лице. И где-то Хизаши боролся с холодной дрожью, бегущей по его позвоночнику, которую он не мог объяснить. Немури, совершенно не обращая внимания — или просто не заботясь о психическом благополучии двух своих друзей — продолжала говорить. — Зачем ждать? У нас может быть фора, а потом… — Немури! — рявкнул на нее Шота и махнул рукой Мидории, у которого на щеке было немного теста, а в миске — только половина того, что они приготовили. — Не могла бы ты перестать говорить о том, как хочешь ребенка, пока мы готовим? Она хмурится, ее темные глаза цепляются за его разгоряченные щеки с ястребиной напряженностью. Шота очень старался выглядеть как кто-то, спокойно говорящий о своих прошлых сексуальных оплошностях с упомянутой оплошностью перед ребенком, который, как известно, охотится за неловкими предысториями и использует их против них самих. Но Шота с треском провалился, когда кошачья ухмылка растянулась на лице Немури, а ее глаза прыгнули между ним и его подопечным. У нее не было такой проблемы. — Ооо, хорошо, я вижу. Конечно, я не буду говорить о нашем маленьком частном приключении. — заговорщицки сказала она и подмигнула Мидории, который быстро стал похож на человека, который не хлебает сырое тесто из миски в руках. Он выглядел смущенным и испуганным одновременно, его обычное озорство исчезло, но это могло быть только вопросом времени. Шота застонал себе в руку и повернулся, чтобы взять миску. Он нахмурился и поймал, как Мидория высунул язык, чтобы избавиться от улики на его щеке. Его глаза, конечно, были большими и невинными. — Теперь я снова буду тебя игнорировать, — сказал Шота Немури и включил плиту. Он отдал лопатку Мидории и поставил миску рядом со сковородой, готовый вылить первый блин, чтобы они могли отойти от разговора и перейти к уроку кулинарии, который запланировали неделю назад. Но Немури еще не закончила. Конечно нет. — Я буду прекрасной матерью, — пробормотала она, и Шота ущипнул себя за переносицу. Мидория парил рядом с ним, держа лопатку обеими руками, и сосредоточился на жидком тесте, которое Шота каким-то образом ухитрился вылить идеальным кругом. Несмотря на свое истощение. — Я бы позаботилась о нашей маленькой шерстяной овечке, — продолжала она раздраженно и явно наслаждаясь его дискомфортом. В любой другой день он продолжал бы развлекать ее маленькую истерику до тех пор, пока она не истощит себя и не уйдет от того, что ее охватила неуверенность, ухудшающая ее настроение, но Мидория, наконец, перестал суетиться из-за него и его все еще больных рук. Его зеленые глаза были очарованы шипящим тестом, медленно затвердевающим, и Шота должен был следить за ним, чтобы их первая кулинарная сессия после USJ была успешной. Присутствие Немури здесь было бы неплохим в любой другой день — хотя он скорее наденет ужасные рубашки Хизаши, чем скажет ей это. С Мидорией, который присоединился к его жизни, он как бы пренебрегал их дружбой, что объясняет ее преувеличенную реакцию, но... — Слушай… — он хотел было начать с мирного предложения, когда Мидория вдруг тяжело прислонился к нему и ткнул лопаткой в ​​блинчик. Вздрогнув, Шота посмотрел на зеленые пряди, но ребенок не просил его внимания, а просто пытался рассмотреть поближе их еду. — Почему бы тебе просто не сделать одного? — небрежно вмешался мальчик и продолжал тыкать блин, пока он не потерял свою идеальную круглую форму. Мидория повернул голову к Немури в смущенной и ошеломленной тишине, которая повисла над ними. — Ребенка, я имею в виду. Почему бы тебе просто не сделать одного? — спросил он, и Шота почувствовал, как плечо Мидории впивается в его руку. Немури улыбнулась своей учительской улыбкой. — Эм… что? — осторожно спросила она, немного сбиваясь с ритма из-за того, что Мидория не смущался, чего можно ожидать от ребенка его возраста, говорящего со взрослыми о «зачатии детей». Но мальчик даже не покраснел, не заикался и не показал никаких признаков дискомфорта. Он был равнодушен, как кто-то, обсуждающий сложное математическое уравнение. Теперь, когда он подумал об этом, Шота слышал, как Мидория использовал тот же тон с Эктоплазмом на их маленьких уроках математики. Но тут Мидория сморщил нос. — Зачем тебе Айзава для этого? Не проще ли сделать самой? Глаза Немури расширились, и Шота почувствовал себя так, будто кто-то столкнул его наполовину со скалы. На секунду он подумал, что Мидория шутит, пытаясь сорвать их разговор, а затем подложить что-то в блины. Но тут он вспомнил о воспитании этого ребенка, о его «домашнем» обучении. Откуда он знал, сколько костей можно сломать в руке, чтобы она еще работала, но не знал, сколько дней в месяце. И его история физического контакта, близости, как он съёживался от всего, что связано с близостью между людьми. Было бы нелогично, если бы он так спокойно говорил о том, что Немури заводила ребенка, если бы знал, что это включает в себя. О Боже. Мидория ничего не знал о сексе. Но он знал, что женщины могут иметь детей??? Шота моргнул, осознавая, что перестал смотреть поверх головы Немури вдаль, и увидел ее просветленные темные глаза, полные того же осознания, к которому пришел он. — Эм, ладно, — сказала она и немного выпрямилась. Не слишком, потому что Мидория смотрел на их реакцию на его вопрос и снова начинала что-то подозревать и нервничать из-за ее внезапной серьезности , но его внимание вернулось к шипящей сковороде. — Айзава. Шота позволил своему усталому взгляду опуститься вниз, найдя ярко-зеленые, сверкающие на него. — Блины. Что мне теперь делать? Почти на автопилоте Шота показал ему, как переворачивать первый с помощью лопатки, и тупо отметил, насколько хрустящим он уже выглядит. Как долго он был на сковороде? Мидория принес тарелку и, когда тот отвернулся, он проигнорировал отчаянное махание руками Немури, чтобы привлечь его внимание. Мидория поднял тарелку, и Шота вывалил на нее первый блин, упрямо игнорируя Немури, которая теперь искусно подписывала вопросы. — Хорошо, это был первый, — пробормотал Шота и отдал Мидори оставшуюся часть теста. — А теперь ты попробуй. Мальчик колебался, хмурясь от беспокойства и закусив губу. — Я… я сказал что-то не так? — спросил он, наблюдая, как Немури воркует за ее руками, и с подозрением дёргая своим плечом. Шота бросил ей в лицо полотенце. Она пискнула. — Нет, ты этого не сделал, — заверил он Мидорию и подтолкнул его ближе к плите, молча призывая его снова сосредоточиться на готовке и не задавать больше вопросов, которые в конечном итоге привели бы к разговору, к которому он не был готов прямо сейчас. Разговор, к которому сам Мидория, вероятно, не был готов. Или, наоборот, было уже слишком поздно. Немури продолжала ворковать себе под нос, вылезая из-под полотенца, и мягкая улыбка озарила ее лицо. Она склонила голову набок, заправила волосы за уши и расслабленно скрестила руки на стойке. — Ты не сказал ничего плохого, малыш. Просто удивил нас. Мидория , очевидно, все еще был подозрительным, но быстро отвлекся на стоящую перед ним задачу. Шота воспользовался случаем, откинул голову назад и уставился в потолок. — Шота, — сказала Немури и ущипнула себя за переносицу. — Я знаю, — ответил он. — Я имею в виду... — Я знаю. — Если тебе нужна помощь с... — Я понял. Он почувствовал ее сомневающийся взгляд. Отряхнувшись от последней выходки своего приемного ребенка, Шота наблюдал, как Мидория безуспешно переворачивает очередной блин, а затем складывает кусочки вместе в надежде, что они каким-то образом снова соединятся. — Может быть, я вернусь к тебе, но… Пока я понял, — сказал он Немури, и Мидория почувствовал их взгляды на его затылок. Он посмотрел сначала на нее, потом на него. — Эм... что? - осторожно спросил парень, и Шота покачал головой. — Ничего такого. Давай попробуем еще раз. В конце концов, у них было четыре сгоревших блина, несмотря на все усилия Шоты следить за ними, и пять съедобных. Мидория настоял, чтобы каждый получил по одному, а Шота настоял на том, чтобы положить два дополнительных на тарелку Мидории. Сидя за кухонной стойкой, Изуку ерзал на своем стуле, безуспешно пытаясь не смотреть выжидающе на их реакцию. Шота, привыкший к вкусовым сюрпризам, даже не вздрогнул от резкого острого перца чили, заполнившего его рот. Немури, с другой стороны, замерла, глаза метнулись к нему, а затем она полезла за стаканом воды. Все время уверяя Мидорию, что они вкусные, потому что лицо мальчика вытянулись из-за ее реакции. — Просто проглотила неправильно. — заверила она его, давясь водой и отмахиваясь от его разочарования еще одним укусом. Шота оказался под горящим взглядом Мидории, ищущим подтверждения и наклоняющимся в его пространство. Он кивнул своему приемному ребенку. — Немного остро, — сказал он, не обращая внимания на кашель Немури, — но лучше, чем твой яичный рулет. Напряженные плечи Мидории медленно опустились, и Шота подождал, пока он начнет есть, прежде чем бросить быстрый и осторожный взгляд через плечо. Он нашел их лоток для специй и зорким взглядом обратил внимание на то, что корица была очень близко к порошку чили. Хм. Когда это случилось? Немури, наконец, взяла себя в руки, и они вместе жевали острые оладьи. Мидория проглатывал их большими кусками, но время от времени Шота чувствовал, как его мерцающие глаза прыгают по ним. Мидория больше не вздрагивал, когда руки приближались к нему, но он не мог избавиться от пристального внимания, которое он им уделял. Что закончилось, как обычно, тем, что он отстал, а затем нервно ковырялся в остатках на своей тарелке. Мягко толкнув плечами, Шота кивнул на тарелку. — Что ты думаешь? — Мне они нравятся, — с готовностью ответил он. — Мой язык покалывает. Мило. Шота почувствовал, как улыбка тронула его горящие губы, тоскующие по стакану молока. Он одобрительно хмыкнул, а затем выслушал, как Немури болтает о работе. Это заняло несколько минут, но легкий разговор о школе убаюкал Мидорию, и когда он закончил жевать блины, Немури предложила помыть посуду. — Это меньшее, что я могу сделать. Ты готовил, я приберу. Иди развлекайся, или делай домашнее задание, или что-то в этом роде, — сказала она, и Мидория подтвердил это через зрительный контакт со своим опекуном, прежде чем поблагодарить ее и поспешить в свою комнату. Как только Шота убедился, что он в своей комнате, а дверь была слегка приоткрыта, он рухнул на стул и спрятал голову под руками на стойке. Немури сочувственно похлопала его по плечу, но, к счастью, воздержалась от комментариев. Керамика зазвенела, и вскоре он услышал, как течет вода. Он молча поблагодарил ее за удивительно сочувственное молчание, давшее ему несколько минут, чтобы прийти в себя, но тут его телефон зазвонил. Плохое предчувствие пробежало по его спине, когда он прочитал новое сообщение от Хизаши. «Тебе нужны мои книги по сексуальному воспитанию??? Что случилось?? Шота???» Шота посмотрел на Немури, когда она сунула в карман свой телефон, ухмыляясь. Предательница. Изуку старался не хмуриться, но со вчерашнего дня он не мог избавиться от странного чувства, что каким-то образом сказал что-то, чего Айзава не только не ожидал, но и взволновался из-за этого. Кроме того, этим утром Ямада был немного надоедливым, отдав Айзаве сумку с книгами, а затем спросив Изуку, что он думает о девочках, мальчиках и людях в целом. Айзава ударил его самой тяжелой книгой из сумки. Изуку не был тупым, он знал, что это было связано с чем-то, что он сказал вчера, но он не мог понять, что именно — и когда он спросил Айзаву после того, как Полночь ушла, его опекун просто пробормотал: «Мы поговорим завтра.» Итак, он застрял в ожидании вечера после школы, размышляя о том, что сказал что-то глупое, без помощи, чтобы выяснить, что именно. Он оглянулся через плечо на единственного ученика в классе. — Иида, у меня вопрос, — начал Изуку, в тысячный раз подметая одно и то же место на полу в классе. — Да, Мидория, я постараюсь ответить в силу всех своих способностей. Пожалуйста, спрашивай, — пришел ответ от доски, где другой мальчик чистил доску во второй раз за это утро. — Как ты будешь рожать детей? Губка с мокрым шлепком упала на землю, за ней последовал мел, и — когда Изуку повернулся — спотыкающийся Иида схватился за учительскую парту в поисках опоры. Он опрокинул ручки Айзавы и стопку бумаги. — Ч-что? Почему- Почему ты спрашиваешь? — запнулся Иида, как только снова встал на ноги, а Изуку беспокойно сжал метлу обеими руками. Разве он не должен был спрашивать что-то подобное? Президент класса никогда не терял хладнокровия, если только это не было чем-то очень важным или возмутительным. Изуку думал, что спросить Ииду будет самым безопасным, по сравнению с другими его вариантами, такими как Каминари или Киришима, но увидев, как он возится со своими очками, щеки быстро краснеют, а глаза прыгают куда угодно, кроме Изуку... — Эм, забудь об этом, — сказал Изуку и опустил взгляд, стыд и тревога закипели в его груди. Он быстро вернулся к работе. — Я просто баловался с тобой. После этого Иида заметно расслабился, даже приложил руку к груди и глубоко вздохнул. — Я ценю шутки, Мидория, но мне еще рано думать о своих детях. Изуку снова нахмурился, поспешил убрать метлу и начал протирать столы. Тогда ему просто нужно будет спросить позже. — Да, извини. Изуку сидел боком за своим столом в дальнем углу класса и смотрел на Ииду. Иида, в свою очередь, сидел за своим столом и смотрел на переднюю часть класса, несмотря на их свободное время. Изуку подумал, что это идеальное время, чтобы снова спросить президента класса о ребенке, но когда он подошел и тихо пробормотал вопрос, президент класса нервно усмехнулся и отмахнулся, сказав ему то же самое, что и сегодняшним утром. Так что теперь Изуку пытался выяснить, в какое именно время он должен был спросить. Сегодня позже? В конце этой недели? Что он имел в виду, говоря «еще слишком рано думать об этом». Взглянув на часы, Изуку усмехнулся. Было почти время обеда. Может быть, он как-то обидел другого мальчика? Это определенно объясняет, почему Иида теперь ерзал под взглядом Изуку и не смотрел в его сторону. Должен ли он пойти и извиниться? Внезапно кто-то попал в его поле зрения, и он, моргая, посмотрел на Очако. — Привет. Ты злишься на Ииду? Изуку вздрогнул, нахмурившись. — С чего бы мне злиться на него? — Ты сердился. — Нет, это не так. Очако скрестила руки на груди и склонила голову. — Ты сейчас сердито смотришь на него. Тут же рука Изуку метнулась к его лицу и застенчиво накрыла его шрам. Он почувствовал, как напряглись мышцы вокруг глаз, и попытался их расслабить. Тодороки оглянулся, но ничего не сказал. Нагнув голову, Изуку заерзал на стуле и почувствовал, как его нижняя губа выпячивается и надувается. — Прости... не хотел... Очако вздохнула и прислонилась к столу Тодороки позади себя, чтобы она могла поговорить с ним, не слишком вторгаясь в его личное пространство. — Хорошо, что это не так. Но тебя что-то беспокоит, верно? Изуку еще немного поерзал и почувствовал, как к нему возвращается зажатое выражение, но быстро спрятал его под ладонью, потирая глаза. — Нет, не совсем, все в порядке. Очако издала звук себе под нос, и Изуку вздрогнул, потому что это был звук человека, который вот-вот потеряет терпение. Ее глаза, карие и глубокие, смотрели на него сверху вниз, почти призывая его не молчать. И он пытался, действительно пытался, даже прикусив губу и потирая рот рукой, но замок на его челюсти не исчез, и чем дольше она смотрела, тем больше это задевало его. С тех пор, как она узнала о хулиганах, о которых постоянно спотыкался Изуку, Очако как бы... настаивала на его проблемах. Она еще не была властной, но ему было не совсем комфортно со всеми этими «друзьями» пока что. Тодороки немного откинулся на спинку сиденья, чтобы оглядеться. У них был короткий зрительный контакт. — Эм... я... Должен ли он вообще сказать ей? Иида был явно обезумевшим из -за вопроса Изуку, каким бы безобидным он ни был, и, похоже, об этом они позже говорили с Айзавой. Но если и были люди, которые знали, как сделать ребенка, то, вероятно, это была женщины, верно? Ну, Изуку только что предположил, что если мужчина хочет ребенка, ему придется попросить женщину сделать его. По крайней мере, это то, что Тупик сказала ему. Злодейка, известная тем, что «освобождала» детей от их «ужасных» родителей и оставляла их себе. Изуку был одним из ее только на короткое время, милая женщина, дружелюбная и гостеприимная — если ты останешься послушным и позволишь ей погладить твои волосы. Он предпочел бы не думать о том, что случилось с ней после того, как отец забрал его обратно. Вместо этого он немного покачал головой и задумался, что нужно женщине от мужчины, чтобы завести ребенка — поскольку вчера Полночь устроила из этого большое шоу, Изуку счел безопасным предположить, что мужчины хотя бы каким-то образом участвовали в этом процессе. Он просто никогда не слышал об этом. — Я просто… — начал он и попытался побороть тревогу в груди. — Я кое-что спросил у Ииды, но он, гм… он сказал мне, что подумает об этом позже, и… я не знаю, когда наступит «позже». Видимо, Иида услышал их над классом, потому что мальчик вдруг еще больше напрягся и в сотый раз поправил очки. Очако наклонила голову в другую сторону, ее волосы развевались от движения и изящно обрамляли лицо. Немного напряжения покинуло ее тело от его тихого бормотания. — И что это был за вопрос? Изуку сглотнул и встретился взглядом с Иидой, но карие глаза Очако требовали ответов, несмотря на мягкий язык ее тела. — Я спросил его о детях. Плечи Очако медленно опустились, и несколько эмоций отразились на ее лице, на которое Изуку нервно уставился. Тодороки снова откинулся назад, осматривая Изуку с головы до ног, прежде чем остановиться на его лице и прищуриться, словно пытаясь выяснить, говорит Изуку правду или нет. Отчего волосы на затылке встали дыбом. Внезапно он осознал тишину вокруг себя, и когда он повернул голову, то увидел множество глаз в разной степени растерянности на себе. Паника поползла по его позвоночнику. Хорошо, это определенно было чем-то, раз люди осуждали. Или, по крайней мере, не были рады говорить об этом. Даже Бакуго подозрительно посмотрел поверх голов удивленного Киришимы и остолбеневшего Каминари. Инстинктивно он искал Айзаву, но его опекун лежал под столом в спальном мешке — вне поля зрения. Изуку сжал руки и уставился на свои пальцы. — Э-э, но все в порядке, я просто… я… извини, наверное, это то, о чем мне не следует, э-э, говорить? Извини, если я причинил тебе неудобство, я не хотел… мне просто было любопытно и… эм, не сердись, пожалуйста, я не хотел обидеть Ииду или тебя, и я не знаю… Он закрыл рот, когда тишина стала еще громче, и в конце концов ему пришлось посмотреть на Очако. Теперь она была краснолицей и очень-очень сбитой с толку. Что смутило Изуку, потому что он был тем, кто не знал, какую социальную оплошность он совершил. - Очако? - нерешительно спросил он, и она вздрогнула, словно очнувшись от оцепенения. Немедленно в ее теле появилось движение — она выпрямила руки, пальцами заправила волосы за уши, перенесла вес с одной ноги на другую. Смущенно и неловко, но затем она явно взяла себя в руки и снова скрестила руки на груди. Она взглянула на сиденье перед Мидорией, где Яойорозу была такой же красной, как и она, но быстро отвернулась. Изуку почувствовал, как жар пополз по его лицу от внимания стольких людей на нем. — Мидория… возможно ли, что ты… не знаешь, откуда берутся дети? — в конце концов спросила Очако, и ее тон был таким же недоверчивым, как и опасался Изуку. Он нервно усмехнулся, что больше походило на хрип, и покачал головой. — Нет, я знаю, что они появляются от женщин, но… мне было интересно, почему они… э… зачем им для этого нужен мужчина? Теперь воздух наполнился ропотом, и Изуку снова взглянул на учительский стол, откуда медленно поднималась копна черных волос. Но прежде чем он почувствовал хоть какое-то облегчение, Бакуго захихикал перед классом. — Ха! Деку ничего не знает о сексе! Киришима тут же ударил Бакуго по голове свёрнутой бумагой, но это не помогло Изуку и смущению, которое охватило его. Он сморщил нос и попытался совладать с насмешливым смехом Бакуго. — При чем тут секс? Весь ад разразился, когда Мина побежала к нему, за ней последовали Каминари и Серо, но Иида едва остановил их, прорубив учеников, как меч. Мина попыталась нырнуть под объятия Ииды и поддаться вперед, как вчера сделала Полночь. Неуверенное раздражение кипело под его страхом оказаться в центре внимания. — Боже мой, это потрясающе! — сказала Мина и каким-то образом подошла к Очако, чтобы наклониться ближе. Иида строго отругал ее и случайно пропустил других, которые теперь окружали Изуку, как будто он был очень особенным и редким животным. Он согнул руки. — У меня так много вопросов, но сначала: пожалуйста, скажите мне, как, по-твоему, рождаются дети? — спросила Мина, и Очако, с все еще немного покрасневшими щеками, оттолкнула ее. — Оставь его в покое, как ты можешь даже спрашивать такое, не смущаясь? — Пожалуйста, вернитесь на свои места, вы тесните его, это разговор Мидории со своим опекуном или учителем, а не… — Нет! Я хочу знать, прежде чем кто-то скажет ему! Не отнимай этого у меня! Изуку попытался посмотреть сквозь учеников на Айзаву, но Иида преградил ему путь, рубя руками в воздухе. Внезапно Каминари с ухмылкой наклонился вперед, близко к лицу Изуку, и он инстинктивно выставил перед собой руку, чтобы держать его подальше. Он не прикасался к нему, потому что это могло закончиться случайным разрядом электричества. Изуку чувствовал, как его причуды урчат под его кожей, что было плохо, учитывая, что все стояли так близко, но Каминари понял это и немного попятился. — Давай, мужик, расскажи! Обещаю, я не буду смеяться! — Я могла бы, — пробормотала Мина, но Очако толкнула ее в плечо. Изуку сейчас был так сбит с толку. Его смущение быстро рассеялось под выжидающими взглядами и вместо этого наполнило его осознанием того, что он снова какой-то странный. Очевидно, не в первый раз в жизни, но он начал по-настоящему уставать от этого. Тодороки переводил взгляд с Изуку на остальных, все еще щурясь, но никак не отреагировал, когда Изуку бросил на него беспомощный взгляд. — Эм… — начал он и избегал смотреть на девушек вокруг себя, но и не мог заставить себя смотреть на парней. Киришима склонился над Каминари, Бакуго застыл на своем месте. Взгляд Изуку остановился на широкой груди Ииды и он уставился на дыру в его безупречной форме, потому что президент класса был, по крайней мере, частично виноват в этом беспорядке. Если бы он только ответил ему... — Детей делают женщины. — сказал он и краем глаза увидел, как Мина опускает плечи. Над его головой снова повисла тишина, и кто-то прошептал: «Ну, он не ошибается.» — Вот и все? — спросила она почти разочарованно , и Изуку немного ощетинился от раздражения. — Что? Хочешь, чтобы я объяснил, как? Потому что я не знаю, хорошо? Вот почему я спросил! Я имею в виду, тебе не о чем беспокоиться, ты же девушка, но что, если… что, если я захочу ребенка? — его внезапный лепет удивил одноклассников — включая его самого — и водоворот вины и смущения свернулся в его груди еще одним камнем, чтобы погрузиться в его живот. Потому что он никогда не думал об этом, но теперь, когда слова выскакивали из его рта, как испуганные кролики, он не мог остановить глубокие мысли, которые следовали за ними. В ужасе он посмотрел на свои ерзающие пальцы. — Оу, ты хочешь иметь детей? — спросил Каминари, и плечи Изуку поднялись, но прежде чем он успел сформулировать ответ, блондин широко ухмыльнулся. — Я тоже, чувак! Дай пять, мы будущие папы! Изуку поднял руку и вздрогнул от полученного «дай пять», чувствуя, как Тодороки снова косится на его лицо. Очако держала руку на подбородке и выглядела так, будто обдумывала что-то тяжелое у себя в уме. Глубоко нахмурившись, она смотрела на него. — Значит ли это, что ты думаешь, что мы просто «пуф», — она имитировала взрыв руками , широко расставив антигравитационные подушечки, — А потом начинается новая жизнь? — в ее голосе не было ни дразнения, ни насмешки, что немного напугало Изуку, потому что вполне могло быть правдой. И он мог или не мог вообразить, что процесс будет таким. И на милость тыкающих глаз он не мог удержаться от того, чтобы открыть рот и сказать: — Это... Это не так? Теперь вокруг него было больше болтовни, Бакуго кудахтал на фоне, создавая шум, а Мина махала рукой в ​​воздухе, словно отгоняя муху. При этом она ударила Каминари по уху. — Нет, это гораздо сложнее, — сказала она, наклоняясь ближе, и Изуку оживился. — Прежде всего тебе нужно… Иида прервал ее слова шумным взволнованным взмахом руки. Что заставило Изуку раздраженно сморщить нос, потому что наконец-то кто-то захотел — и почему-то очень хотел — рассказать ему. — Ты действительно хочешь объяснить ему это прямо сейчас? Это очень деликатная тема, и ею должны заняться его родители или учитель… — Хорошо, это моя реплика, — раздался очень хриплый голос очень усталого Айзавы, и внезапно — словно раздвигая завесу с его разума — ученики уступили место своему учителю. Изуку отпрянул от нарочито пустого взгляда, брошенного на него Айзавой. — Класс распущен. Все, идите на обед. Мидория, за мной. Изуку не мог дождаться, чтобы вскочить со стула и уйти из класса, но заколебался, когда столкнулся взглядом с усталой гримасой Айзавы. Споткнувшись, Изуку скривился в ответ. — О нет… мы же поговорим, да? Айзава кивнул с ворчанием. — И это будет отстой, не так ли? Еще одно ворчание, звучащее намеренно нейтрально, когда они вышли из комнаты. Шота опустился на колени перед своим столом, опершись одной рукой о стол, чтобы не упасть, и раздраженно вздохнул в шарф. Мидория, который уткнулся в дальний угол под его столом, в ужасе уставился на него. Он, наконец, перестал махать руками, словно выбрасывая из головы последние двадцать минут, но все еще был взволнован и отказывался уходить. Шота попробовал еще одну успокаивающую попытку. — Слушай, тебе не о чем беспокоиться… — Зачем тебе вкладывать свой… в… это просто… — Мидория в ярости прервал его, и Шота должен был догадаться, что это будет нелегко. — Тебе не нужно, если ты не хочешь. Есть люди, которые вообще не занимаются сексом… —...просто, чтобы выращивать детей внутри женщин?? А если у них нет ребенка, их орган просто распадается?? Почему... каждый месяц... — Это основы биологии, Мидория… — сказал Шота , но это только вырвало у мальчика жалобный стон. — …зачем кому-то хотеть, чтобы что-то проникало в их тела, это ужасно… — Человеческое тело оснащено средствами, чтобы справиться с… — Подожди, это значит, что я вышел из влагалища?! После испуганного вздоха Мидория обеими руками схватился за волосы. — Я вышел из мамы. Кто-то засунул свой пенис в мою маму! Шота определенно был в замешательстве, когда мальчик растворился в новых откровениях об очень личных вещах и о том, что он никогда больше не сможет разговаривать со своими одноклассниками, и как он должен был встретить свою мать после того, как узнал, как он родился и зачем ей это- Рука упала на плечо Шоты, когда он пытался успокоить Мидорию . — Ладно, хватит, — сказала Немури и не слишком мягко оттолкнула Шоту. Он уступил ей дорогу, и Мидория уставился на Немури так, словно у нее выросла вторая голова, изо рта которой выходили змеи. Затем он задохнулся, переведя взгляд на Шоту и обратно на нее. — Боже мой, ты хочешь заняться сексом с моим опекуном, — прошептал он, прежде чем на него нахлынуло еще одно осознание, заставившее его веки затрепетать. Он указал на нее, но уставился на Шоту. — Ты занимался с ней сексом?! — Послушай… — хотел было начать Шота, совершенно потерянный в том, как он собирался объяснить это своему приемному ребенку на глазах у всего кабинета, но Немури оттолкнула его прочь и из поля зрения Мидории. — Ни слова больше от тебя, ты, заросшее математическое уравнение. Иди и учи свой класс. Я займусь им отсюда. Медленно вставая, Шота встретил взгляды своих коллег и товарищей-героев, все в той или иной степени забавлялись его затруднительным положением или тактично игнорировали волнение — спасибо, Эктоплазм — прежде чем провести рукой по лицу. Его щеки были теплыми, и необычное желание объясниться заставило его выдохнуть. Это не было чем-то новым, он уже говорил подобное в прошлом, и да, большинство детей были смущены фактами жизни, но никто никогда не реагировал так резко, как Мидория. Не то чтобы он придумывал оправдание своей бестактности или чему-то подобному, но прямо сейчас он чувствовал, что должен что-то сказать Немури, сидящей со скрещенными ногами перед его столом. — Просто нужно многое переварить, и это было слишком поздно, поэтому он перегружен и… — Я сказала иди, — прервал его Немури и даже помахала обеими руками. — Шо-шо, я поняла. Он будет в порядке, просто дай нам минутку. — Но… — слабо пробормотал он, не обращая внимания на расцветающее в груди поражение, прежде чем Хизаши материализовался из воздуха рядом с ним. Он обнял Шоту за плечи и подтолкнул его к двери. Шота позволил ему, оглядываясь через плечо и видя, как Мидория отчаянно машет руками, издавая тихие звуки. Хизаши выводит его из учительской в ​​коридоры UA. — Не волнуйся, она это исправит. Шота проворчал себе под нос и позволил плечам сгорбиться, напряженные мышцы натянули его лопатки. — У меня все было под контролем. — Нет, это не так. Шота прорычал кучу неопознанных эмоций и пошел на следующий урок в сопровождении своего радостно хихикающего друга, пропитывающегося неловкостью Шоты. Полдня спустя, после того, как уроки уже давно закончились и несколько рассеянных учеников покидали кампус, Шота ждал перед школой очень усталого Мидорию. Немури шла рядом с ним с довольной улыбкой. Она быстро извинилась, сказала Мидории, который пристально смотрел на комбинезон Шоты, позвонить ей, если возникнет вопрос в будущем, и мимоходом похлопала Шоту по плечу. Она тихо пробормотала: «Попробуй быть чувствительным» и ушла. Прошла минута, пока оба думали, что сказать, когда Мидория поднял глаза на Шоту. — Я склею все твои туфли за то, что ты заставил меня пройти через это. Шота, все еще слыша кудахтанье Хизаши и чувствуя себя таким же уставшим, как и его подопечный, вздохнул. — Справедливо.