The scars we carry

— В чем твоя проблема?! — Ты моя проблема! Изуку усмехнулся и согнул руки. Бакуго стоял неудобно близко, и Изуку было трудно сосредоточиться на чем-то еще. Особенно, когда ладони другого продолжали сверкать и хлопать. На его лбу выступил нервный пот, а его причуда покалывала в руках. — Я не видел тебя почти десять лет, — сухо ответил Изуку и попытался пройти мимо блондина, но он просто продолжал отрезать ему путь своим телом. Со своей широкой стойкой и уверенно поднятой головой, Бакуго посмотрел на Изуку сверху вниз и зарычал, как дикий зверь. От него волнами исходило тепло. Другие ученики уже покидали здание и торопились домой, но только не Бакуго. Он отвлек Изуку от его дежурства по мусору, как подонок, отодвинув их от главного входа настолько, чтобы иметь непрерывный «частный» разговор. — Как ты посмел просто появиться в моей школе?! — прорычал он и выпятил грудь, словно пытаясь напугать младшего. Изуку — тот, кто вырос, окруженный злодеями и их постоянной потребностью хвастаться своими силами — просто закатил глаза и сделал шаг назад. Чтобы отойти на некоторое расстояние и оббежать его, если будет нужно. — Осторожно, ты можешь споткнуться об это большое эго, — рявкнул на него Изуку и отступил еще немного, когда Бакуго угрожающе шагнул в его сторону. Что сдвинуло его в неправильную сторону. Воспоминания нахлынули, и единственное, что удерживало его от того, чтобы просто сбежать, было его упрямое нежелание слушать придурков. У него были шрамы, чтобы показать это. Взрывы загрохотали на одной из его рук, когда Бакуго сердито выдал: — Хаааа? Скажи это еще раз, пощечина, — пригрозил более крупный студент, явно пытаясь запугать Изуку своими широкими плечами и твердой позицией. Гнев, раздражение и страх боролись за то, чтобы Изуку принял решение прямо сейчас, и ему было трудно вспомнить школьные правила Айзавы.  Их было всего два:

1. Не драться без разрешения и

2. Позвонить Айзаве, если возникнут проблемы.

Считался ли конфликтный подросток проблемой? — Просто оставь меня в покое, почему ты делаешь из этого такое большое дело. Я тебя все равно почти не помню. Это каким-то образом разозлило блондина еще больше, он зарычал, внезапно набросился и попытался схватить Изуку за воротник. Старые рефлексы и натренированные инстинкты заставляли Изуку пригибаться и уклоняться в последнюю секунду, но Бакуго просто следовал за ним. — Что, черт возьми, это должно значить?! — почти закричал он в ярости, и Изуку едва увернулся от выстрела ему в лицо. Жар опалил его кудри, и он отполз в сторону, отчаянно пытаясь придерживаться правила Айзавы не драться без разрешения, но когда удар пришелся ему по ребрам, он заблокировал ногу локтем, выведя Бакуго из равновесия и оттолкнув его. Это уже считалось дракой? Ему разрешилось это делать? Его вторая причуда вспыхнула, покалывая его тело в поисках причины, по которой его сердцебиение взлетело без причины. Его дыхание стало прерывистым, а кончики пальцев покалывало от его врожденной причуды. Готова к использованию, готова защитить его. Все его тело вспыхнуло внутри, обжигая жаром и холодом одновременно. Но взрывы Бакуго — маленькие и сосредоточенные в его ладонях — удерживали его внимание. Что-то, за что могло зацепиться его сознание. Изуку прикусил нижнюю губу. Никаких драк, хорошо, он мог это сделать. Он делал это тысячу раз. Просто отвлечь внимание оппонента на что-то другое. — Знаешь, вместо того, чтобы приставать ко мне без причины, о, ты, большой герой, мог бы просто пойти домой и подготовиться к своим важным тестам. Почему бы пока не оставить слабака в покое? Как это звучит, номер один? Бакуго оскалился, как волк, глаза потемнели, а мышцы на шее дернулись. Он наклонил голову, волосы почему-то стали еще более колючими, а красные зрачки горели из-под них. — Что за бред. Перестань избегать моих вопросов, Деку. — Ты еще даже ничего не спросил , — раздраженно сказал Изуку, на что Бакуго сердито прорычал: — Ты, блять, не слушаешь! Ладно, если диверсия не сработала, сокруши его мысли. Его эмоции. Заставь его потерять концентрацию. И тогда беги как черт. Легко. Он мог это сделать. — Но даже тогда мне не нужно объясняться перед тобой, Каччан. На лице блондина отразилось полное удивление, и Изуку в ответ сжался. Что ж, старого прозвища, возможно, было слишком много, но оно поразило Бакуго достаточно сильно и надолго, чтобы Изуку смог быстро начать спринт. Глаза на выходе. Нечеткое движение, взрыв справа от него сбил его с курса. Его левая нога потеряла опору, подвернула лодыжку и с болезненным «уф» он врезался в здание. Его плечо треснуло, и он проигнорировал свою взорванную барабанную перепонку, чтобы продолжать бежать. Исцеление сосредоточилось на плохих местах, Изуку почти успел свернуть за угол, когда рука схватила его за шею и отбросила назад. Опять же, инстинкт и сбивающий с толку опыт, который он переживал тысячу раз, заставили его оттолкнуться и перекатиться по земле, пригнувшись. Его нога уже заживала, трескалась и вставала на место. Плечо было следующим, но уже медленнее, чем хрупкая лодыжка. Может быть, ему стоило есть больше, как сказал Айзава. — Я еще не закончил с тобой, — он услышал низкое рычание и посмотрел на очень впечатляюще хмурый взгляд, но теперь глаза Бакуго были окрашены какими-то глубокими эмоциями, которые Изуку не мог определить. Нет, пока его собственное дыхание становилось менее управляемым. «Никаких драк» пронеслось в его голове, его лицо нахмурилось. Ему нужно было еще больше взволновать Бакуго? Старший мальчик, несмотря на свою тяжелую стойку и неподвижное присутствие, был быстр в ногах, ударные волны от его взрывов охватывали большой радиус вокруг него, и его горящий взгляд смотрел на Изуку. Место узкое, обрамленное высокими стенами школы, окна недосягаемы... Изуку на самом деле не ожидал, что Бакуго действительно рискнет причинить ему боль, чтобы удержать его от побега, но, честно говоря, он и не был особо удивлен. Не то, чтобы это действительно имело значение. Он сражался в худших условиях, и у него действительно было достаточно ресурсов, чтобы подпитывать свое исцеление в течение достаточно долгого времени. Еще одна вещь, которую нужно принять во внимание, прежде чем он встанет и сделает вид, что его не беспокоит угрожающий взгляд, обжигающий его кожу. Он потер ухо, а затем голову, прислушиваясь к угасшему звону. — Но я с тобой закончил. Как ты вообще попал в UA, если не можешь понять что-то простое вроде «Оставь меня в покое». Раздув ноздри, Бакуго указал сверкающим пальцем на Изуку. — Ты не имеешь права говорить мне это, придурок. Как ты думаешь, кто должен был смотреть… — Он остановился, покачал головой, стиснул зубы, прежде чем выплюнуть следующие слова. — Ты, гребаный мудак, не можешь появиться из ниоткуда и говорить так, будто не знаешь меня. Блять, ходить вокруг, как будто ничего не произошло, говорить о героях, как будто они ничего не значат, прямо перед моим лицом, дерьмовый Деку, какого хрена… Изуку настороженно наблюдал за ним, пока Бакуго провел рукой по своим волосам, потянув за светлые пряди. Почему-то его гнев ощущался сильнее. Странно глубокий, неудобно близкий, как будто Изуку должен был знать, почему Бакуго злится на него, но это было не так. Он не знал, почему красные глаза сверлили его с такой ужасной силой или почему он вообще беспокоился о нем. Смутные воспоминания об игре со своим другом Каччаном мелькнули в его сознании, но мальчик перед ним был таким отчетливо другим и одновременно таким же, каким он его помнил. Кончики пальцев снова защипало. Он помнил, как в какой-то момент держался за руки, как голос его матери ворковал, какие они «милые» вместе, и как широкая уверенная улыбка была путеводной звездой для Изуку. Он вспомнил ободряющие слова о том, что причуда Изуку тоже будет потрясающей — не такой удивительной, как у Каччана, но все же потрясающей. Он помнил толчки, пихания, испуганные лица каждый раз, когда Изуку использовал эту удивительную причуду. Он вспомнил, как яркая ухмылка исчезла, сильный уверенный свет однажды оскалился на него. Мягкое прикосновение к руке превратилось в обжигающую боль, восторженные слова — в крики издалека. Отвергнутая рука, горящая волдырями, под небольшим мостом. В одиночестве. — Почему тебя это вообще волнует? Ты оттолкнул меня. Изуку вздрогнул от собственного спокойного голоса, от того, как слова выскользнули из-под его напряженного взгляда. Он не хотел заводить этот разговор прямо сейчас, он даже не говорил с матерью о большинстве вещей. Айзава сказал, что это нормально, когда нужно время. Чтобы- чтобы держать вещи в себе. Пока что. Делая шаг за шагом. Но Бакуго, проталкиваясь вперед, должен был как-то вклиниться в разум Изуку и все расшевелить. — Ты хочешь сказать, что это была моя вина, говнюк? — рявкнул Бакуго, и что-то щелкнуло у него в шее. Может, напряжение, может, сдержанность. Изуку не мог сказать, потому что вдруг вспомнил, как тень отца упала на его плачущую маленькую фигурку под тем мостом. Как отец решил, что с тех пор у него будет новый дом. И поймал себя на мысли: «Знаешь что, ты не так уж далек от истины». Но прежде чем он успел сказать это, Бакуго обвиняюще указал на него. — Ты не представляешь, какой разбитой была тетя Инко, когда ты ушел. Я должен был приносить ей еду, потому что она не выходила из дома, не ходила на работу, ждала тебя, черт возьми, моя мама должна была купать и одевать ее, потому что она, черт возьми, отключилась… Сердце Изуку сделало ужасную вещь. Исцеление зачесалось в груди, но исчезло. Это все еще больно. Это душило его. — А потом, когда мы подумали, что ей наконец стало лучше, она просто встала и ушла, не сказав ни слова. Мы думали, что она покончила с собой. Слезы угрожали залить горящие красные глаза, заставляя Изуку замереть на месте. — Теперь я знаю, что она только переехала, потому что ее дерьмовый сын вернулся, как будто он не разрушил всю ее жизнь. И тогда он даже не стал жить с ней? Какого хрена, Деку?! Внезапно Бакуго замолчал и запустил руку в волосы. То, как он сейчас смотрел на Изуку — слезы сдерживались только гордостью и гневом — он видел историю, слишком полную горя и вины, чтобы выразить ее словами. Он увидел свою маму, которая стояла перед ним на коленях, плакала и хватала его изношенный кардиган, потому что Изуку не мог вынести чужого прикосновения. «Не волнуйся, — сказала она. — Все в порядке, не торопись. Я знаю, это страшно, но теперь у тебя есть помощь». Но кто помогал ей до сих пор? Чувство вины захлестнуло Изуку, и в то же время голос Бакуго, затуманенный тяжелыми эмоциями, прошипел: — В тот день… Почему ты не мог просто остаться дома? Изуку услышал странный хлопающий звук, а затем громкий звон. В одну секунду он застыл на месте, а в следующую повалил Бакуго на землю. Схватил его за воротник, потянул за яркие светлые волосы и впился коленями в тело под собой. Как он посмел. — Думаешь, я хотел бросить ее?! — он услышал чей-то крик и отдаленно подумал «О, это я», прежде чем ударить Бакуго прямо по носу. Мальчик крякнул, пнул Изуку в живот и отшвырнул его легким ударом в грудь. Изуку проигнорировал боль и, как только его ноги ступили на землю, снова нырнул прямо под руки Бакуго, не обращая внимания на взрывы, обжигающие его руки и плечи. Вцепившись в горло и разрывая одежду, Изуку был глух к миру. Ослепи его, ударь по ушам, схвати за шею. Теперь он хотел драться. Он хотел причинить ему боль, хотел заставить его заткнуться, потому что Изуку не нужно было, чтобы Бакуго говорил ему, каким дерьмовым сыном он был. Он знал, что это его вина, что мама должна страдать, потому что он не может заставить себя обнять ее. Потому что он не мог стоять рядом с ней, не вспоминая отца, его слова, его прикосновения и его холодную жестокость. Потому что он не мог вынести ее полных сожаления глаз, эту ненависть к себе в ее позе, боль в том, как она сдерживала свое желание прижать к себе ее единственного ребенка. Грудь Изуку болела, его сердце горело, трескалось. Он не мог дышать, и во всем виноват Бакуго. Это его чертова вина. Почему он не мог просто оставить его в покое, почему он должен был это делать, почему он должен был говорить о его маме, как будто он знал ее. Как будто он был единственным, кто заботился о ней. Как он посмел сделать вид, что у Изуку был другой выбор в его жизни. Кто дал ему право на... Кулак Бакуго, приведенный в действие взрывом, ударил Изуку прямо в его шрам, и он отшатнулся, ослепнув на один глаз и окровавив другой. Они оба продолжали кричать, и Бакуго всем своим весом бросился на Изуку. Он смутно осознавал, что собираются другие люди, вероятно, привлеченные взрывами, но ему было все равно. Он схватил оба запястья Бакуго в свои руки и отвел их от лица, глядя на гримасу над собой. Блондин был сильнее, тяжелее, сидел на его животе, но Изуку лишь оскалил зубы и злобно ударил его головой. На секунду он увидел звезды, но исцеление быстро пришло на помощь, и он смог сбросить Бакуго, на всякий случай ударив его ногой, когда тот ошеломленно рухнул на бок. Изуку схватился за его запястье со всей силой, которую только мог собрать, борясь с Бакуго, который, в свою очередь, оттолкнул его, дергая руками. Внезапно Бакуго вырвал одну руку из своей хватки и снова использовал свободную ладонь, чтобы выстрелить в грудь Изуку. Его пронзила еще одна волна боли, и ему пришлось отпустить Бакуго, но он откатился от ударной волны, а затем быстро поднялся на ноги, уже бросаясь головой вперед на рычащего блондина. Они все еще кричали, смутно понял он. Бакуго попятился, увернулся от захвата и начал пинать, прыгать и использовать свою причуду, чтобы быстро маневрировать вокруг него. Изуку присел, избегая удара ногой по голове, и вонзил обе руки в сухую грязь. С криком он бросил ее прямо в глаза Бакуго. Ослепленный и с раскрытыми ладонями перед своим телом, Бакуго выпустил серию взрывов, чтобы отступить и защитить себя, пока он мотал головой, как собака. Изуку схватился за руки Бакуго, почувствовав жар, и усилием активировал один взрыв за другим. Бакуго что-то крикнул и бросил Изуку через свое плечо, впечатав его в землю. Бакуго удалось освободить одну руку, но зеленоволосый мальчик быстро схватил его за запястье и подтянулся. Кровь и открытая плоть делали его хватку небрежной. Они неожиданно обнаружили, что смотрят друг на друга, одна из ладоней Бакуго обращена к земле, а другая сжата в хватке Изуку. Оба тяжело дышат, потеют и истекают кровью. В то время как Изуку метали больше, Бакуго выглядел более измученным, его руки дрожали под руками Изуку. Другая мысль пришла в голову Изуку, когда он стиснул зубы и активировал свою родовую причуду со всей силой, на которую был способен, с целью измотать блондина до костей. Это быстро превратилось из маленькой неприятности в большую проблему. Бакуго боролся с хваткой Изуку, из-за непроизвольных ударных волн, выбивающих их обоих из равновесия, когда кто-то схватил Изуку сзади. Он тут же попытался упасть, вырваться из хватки, но встретил сопротивление. Кто-то говорил прямо рядом с его ухом, и это так внезапно напугало его, что он инстинктивно откинул голову назад. Ему казалось, что он ударился головой о кирпичную стену, и его исцелению потребовалась секунда, чтобы хотя бы заметить сильное сотрясение мозга, которое Изуку нанес себе. Его хватка ослабла, и Бакуго вырвался на свободу. Изуку смутно осознавал, что рядом с блондином стоит кто-то еще и оттаскивает его. Вне досягаемости от него. Две руки прошли ему подмышками, обняли его грудь и внезапно напряглись. Его зрение поплыло, когда его подняли с земли. Рыча, он вцепился своими окровавленными руками в руки, сдерживающие его, и активировал ту причуду, которая мешала ему разнести чертов большой рот Бакуго на куски. Руки, обвившие его грудь, стали сильнее, неровнее, и один острый край болезненно впился ему в спину, пока ему не пришлось остановиться, чтобы не пронзить себя. Также стало трудно дышать, и его кожа покалывала от всех контактов. Его глаза все еще были прикованы к Бакуго, который, в свою очередь, оскалил зубы. Кровь течет по его носу, губа разбита, руки трясутся, а глаза полны дикой ярости. Но его тоже сдерживала белая липкая лента, опоясывающая верхнюю часть тела. — Черт возьми, ребята! — воскликнул кто-то, и этот голос прорвался сквозь запутанный мозг Изуку, когда его затылок зажил. Он задыхался и продолжал брыкаться, но Изуку уносило от Бакуго, и, поскольку он больше не мог его бить, он открыл рот в бессловесном крике. Вкладывая в это весь свой гнев, страх, отчаяние и боль. Бакуго ответил соответствующим рыком. — Ладно, нет, перестаньте, ребята, что за… это наш первый день здесь, вы не можете просто поубивать друг друга в первый день… Изуку тяжело дышал, царапая каменные руки, державшие его. — Это его вина! Он не... он не оставил меня в покое- зачем тебе это? Гребаный Каччан, извергающий чушь о- ты не знаешь ничего! Ничего, ты блядский- — Заткнись, бесполезный кусок дерьма! Я, черт возьми, убью тебя… — Да, я думаю, этого достаточно. Эй, Серо, ты можешь, например, увести от него Бакуго? Изуку моргнул, глядя на черноволосого мальчика, в настоящее время обклеивающего Бакуго скотчем почти до горла и утаскивающего его прочь. Серо нервно усмехнулся сквозь зубы: «Хорошая идея». Ладони Бакуго слабо искрили меньшими взрывами, и он боролся, как дикое животное, но вскоре он скрылся из поля зрения Изуку. Однако он все еще слышал, как мальчик ругается. — А теперь, мы сделаем несколько глубоких вдохов и успокоимся, пожалуйста? Оглянувшись через плечо, Изуку увидел очень острые зубы в нервной ухмылке и встревоженные красные глаза. Ярко-рыжие волосы. Он видел этого мальчика в классе. Как его еще раз звали? — Отпусти меня! — Только если ты пообещаешь не бежать за ним. — Он спровоцировал меня! Я чувствовал себя чертовски хорошо наедине с собой, но этот ублюдок… — Значит, нет? Изуку пнул, ударившись только о затвердевшие голени и повредив себя. — Отпусти. Меня. Вниз! — Чувак, давай... Покачиваясь, Изуку почувствовал покалывание по всему телу, неустанно исцеляя свои новые раны. Усталость закралась на край его сознания, и после нескольких бесплодных попыток вырваться из этой буквально каменно-жесткой хватки он замер и оскалил зубы через плечо. — Я не побегу за ним. — Ты обещаешь? — Я чертовски обещаю. А теперь: отпусти меня! Его осторожно опустили, а затем – после неуверенного мычания – отпустили. Изуку тут же отступил на несколько шагов, немного прихрамывая. Его глаза защипало, головная боль определенно приближалась, чтобы потом сильно испортить его самочувствие, и его руки тряслись так же сильно, как и у Бакуго, но он мог свободно дышать и смотреть на рыжеволосого. Как его еще раз звали? — Слушай, я думаю, мы должны пойти к медсестре. Это выглядит плохо, — сказал он с искренним беспокойством, но Изуку оскалил зубы в защитном рычании. Все его существо вибрировало от нервов и адреналина. — Почему ты лезешь не в свое дело? И тогда он, наконец, вырвался из этой ловушки. Психика в смятении, нервы на пределе, все болит. Айзаве потребовалось несколько часов, чтобы найти его, прячущимся на крыше здания UA в запасной рубашке, вымытым и зажившим, но он не мог скрыть свое пепельное лицо или дергающиеся конечности. Никто не сказал Айзаве о драке, а так как большинство студентов уже покинули кампус в тот день, мало кто видел его избитым и окровавленным, бегущим по школе. Изуку мог бы быть действительно подлым, если бы ему было нужно. Поэтому они не разговаривали, покидая кампус. Дома, когда Айзава стоял перед ним с беспокойством в глазах, Изуку прислонился лицом к большому черному комбинезону и надеялся, что ужасное чувство в его груди просто исчезнет. Айзава стоял неподвижно, пока Изуку сдерживал безмолвные всхлипывания в ткани. Это не было так уж и плохо.