Trigger of a gun

— Это не мафия, Дазай. Якудза не посылает обычных гражданских убивать от их лица. Все убийцы — слишком спонтанно втянутые в дело люди. — Чуя спорит с ним, снова помирившись с кофе и держит кружку с отчаянным напитком, оттягивая второй рукой галстук и нервно бродя по кабинету. — «Глок» и «Беретта». Это же очевидно, Чуя. Этим оружием пользуются только они. Может, теперь Якудза нашла новые методы? — Слушай, каждый идиот при желании сможешь достать пару «Глоков», боже, да у той же мафии их скупив. Двое убийц использовали ножи. Чуя смотрит на схему, задержав взгляд на всех родителях жертв. Бинго. — Ну конечно. Они все были связаны с поставками оружия. — Он хватается за голову, отпив кофе. — Смотри… — Он ждет, когда Дазай подойдет, и начинает указывать на фотографии: — Юкитеру Ли — тут все однозначно. Его родители уже сидят в тюрьме по этой статье. — Передвигает палец. — Эми Хао. С ней всё спорно, но она определенно сама была преступницей, могла как-то мешать кому-то, у кого оружейный бизнес. — Чуя распахивает глаза, цепляясь за эту мысль. Дазай смотрит скептически, но не перебивает. — Я изучил всё, что Танидзаки нарыл о Рюри Камато. Отец слесарь, мать кондитер на дому. И что ты думаешь? Три огромных загородных дома, «двушка» в центре Токио и «трёшка» в Йокогаме. И, какая неожиданность, — Он притворно охает, — Постоянные отправки посылок секретным проплаченным грузом через порт Йокогамы. Около четырех тысяч перевозок. Я смело могу заключить, что это рынок оружия. — Чуя доволен собой, набирает побольше воздуха и продолжает, — Лили Гроттенберг. Я изъездил по её досье вдоль и поперек. Мать пострадала в перестрелке. Также я накопал, что обучение Лили стоило сто восемь миллионов йен в год. Жила она в квартире в самом центре. Денег было дохрена и больше. — Чуя падает на диван. — Ниичи — дочь ещё одного оружейника. Ну а Миямура Кахо… — Он смотрит на новую фотографию. Убийство, которое совершил вчера Мицуо Сакамото. — Танидзаки нашел доступ к секретным счетам его опекуна. Огромные суммы, тысячи транзакций. Мы пробили по номерам карт тех, кто переводил ему деньги. — Чуя безумно скалится, ликуя. — Половина сидит в тюрьме по статьям за убийства и незаконное хранение оружия в комплекте абсолютно у всех. — Он подскакивает, сжав кулаки. — Да, сучка, я разгадал это дерьмо. — Чуя подходит к Дазаю и трясет его за плечи, резво кружится по комнате. Осаму почему-то недоволен. — С тобой что? — Нет, все окей, это правда имеет смысл, я просто чувствую нутром, что что-то здесь не так. — Дазай разводит руками. — Пф. Это же идеально сложенные кусочки пазла, которые сходятся. — Накахара скрещивает руки на груди. — Что насчет самой первой жертвы? Мы ничего о нем не узнали. — Осаму, насколько же ты скептичен. — Мы не смогли его опознать. Родственники так и не явились в полицию. О чем это говорит? Боятся, потому что имеют за собой грязные делишки и знают, за что их сына захуярили. — Чуя падает на свое кресло, развалившись. — Ну да… — Осаму листает папку скучающе. — Ты не рад, что мы приближаемся к раскрытию? — Почему? Рад. — Дазай резко бодрится. — Просто… мы ведь напарники только в этом деле. Не хотел бы работать без тебя. — Он улыбается по-грустному одной стороной губ. Сердце Чуи пропускает удар. — Ты ведь все равно работаешь здесь же. Мы продолжим быть коллегами. — Чую очень трогает факт того, что Осаму не хочет работать без него, но немного не понимает. Они ведь продолжат видеться каждый день. Да и кто мешает им делать это не во время работы? — Да, но не напарниками. Да брось, это я так, задумался чёт. — Осаму поправляет прическу одной рукой, запустив пальцы в тёмные волосы. — Буду брать тебя напарником на все последующие дела. — Чуя улыбается поддерживающе. — Ага.

***

— Я думала, ты про нас забыл! — Коё с силой прижимает сына к себе. — Как я мог, мам? — Накахара снимает шляпу и проходит в дом. Из-за угла слышится топот, пока не выбегает Кёка, с разбегу влетая в объятия брата. Чуя совсем заработался и винит себя, что все реже навещает свою семью. Все же, только ради их улыбок стоит работать как не в себя, лишь бы они никогда ни в чем не нуждались. — Братик! Я так соскучилась! — Кёка утыкается в его плечо, затем отходит на шаг назад, пока брат треплет её по волосам. Они не виделись больше, чем две недели. Это не много, но достаточно, чтобы соскучиться. — Проходи, у нас тут домашняя пицца. — Да я ненадолго, мам… — Не обсуждается, голодным не уйдешь. Они сидят за столом и болтают о том, как проходят их дни. Чуя не может не заметить, что маме все хуже и хуже. Она уже сама не встает и просит Кёку помочь с элементарными вещами. Это больно. Это страшно. Он не сможет смотреть на то, как мама будет лежать на кровати, не в силах подняться. Он не хочет даже думать о том, что такое вполне вероятно в скором будущем. — Ой… — Коё схватилась за сердце. Чуя и Кёка насторожились, внимательно за ней наблюдая. — Кёка, милая, принеси мне тонометр… Девочка кивает и бежит в комнату за аппаратом для измерения давления. Дети помогают ей надеть на плечо повязку и измерить давление. Оно сильно повысилось. — Мам, ты как? — Чуя забеспокоился не на шутку, вглядываясь в выражение лица мамы. Она тяжело дышит. Ей душно, не хватает кислорода. Кёка дует на неё тетрадью, словно опахалом. — Душно, Чуя. Мне очень плохо. — Поехали. — Он берет маму за руку, поддерживая и помогает подняться, так, чтобы он опиралась на него. — Да куда мы сейчас поедем-то? Чуть посижу и пройдет. — Нет, мама, это не шутки. — Он злится, пока Кёка суетливо открывает дверь и собирает вещи. Спустя пять минут Чуя садит маму на заднее сидение, в машине холодно, но ей все равно душно и жарко. Кёка быстро садится сзади рядом с мамой, держа в руках сумку с вещами. Они мчат в больницу. Маме всё хуже. Чуя нервничает. Очень сильно нервничает. «Вот будет ведь до последнего терпеть. Неужели она не понимает, что может просто умереть? А если бы меня сейчас не было рядом, она так и осталась сидеть дома и ждать, пока случится чудо и давление нормализуется? Она может умереть на руках дочери. Неужели это для неё шутки?» Но он ничего не высказывает. Точно не сейчас. Коё чуть ли не отключается, когда Чуя держит её и ведет в больницу, их принимают врачи, маму кладут на каталку и увозят. Чуя отдает её в руки врачам, рассказав обо всем, что его спрашивала медсестра. Их попросили ждать в коридоре. Чуя, тяжело вздохнув, падает на сиденье и наконец переводит взгляд на Кёку: она держит в руках сумку, сидя рядом. Её руки дрожат, она смотрит в пол так испуганно. Чуя кладет руку ей на плечо. — Всё будет хорошо, милая. — Накахара наклоняется, заглядывая в лицо сестры. — Ага… просто она так… плохо выглядит. — Кёка смотрит в глаза Чуи, и у рыжего разбивается сердце от её взгляда. — Я чувствую то же самое. — Он прижимает сестру к себе, крепко обнимая. — Я обещаю, я скоро получу премию, нам хватит денег на операцию. — Он целует тёмную макушку, выпуская сестру из объятий, но та вцепляется в него сильнее. Чуя чувствует, как она задрожала, сразу осознав, что сестренка плачет. Чуя уже взрослый, он трезво смотрит на все происходящее. Только вот его отец умер не так давно, он не был сильно младше, чем сейчас, но ему было ужасно больно и страшно, несмотря на то, отношения с отцом были ужасные. Он все равно был родным человеком, который много что дал Чуе и много чему научил. Кёка очень тяжело пережила его смерть. Представить, что так рано не станет и мамы — сущий кошмар. Мама всегда была заботливой, всегда давала Кёке и Чуе всё самое лучшее, во всем поддерживала, оплачивала все их увлечения, даже когда денег было мало: она отрезала от себя кусочки, лишь бы дети ни в чем не нуждались. Она вечно придумывает что-то, всегда найдет выход из любой ситуации. И Чуя не представляет своей жизни без неё. Только сейчас на него с головой рушится осознание того, какого сейчас Кёке. Она ведь еще даже не совершеннолетняя. Чуя помнит, как ему приходилось ночи напролет сидеть на её кровати и тихонько хлопать по спине, как это делал папа, чтобы малышка смогла уснуть. Как долго старался заменить ей отца, вроде как даже справлялся: он защищал сестрёнку от всего, учил её тому, чему не научит мама, разрешал ей все в пределах разумного, старался показать ей мир в самых лучших его красках. И, благодаря Чуе, Кёка справилась. Она не замкнулась в себе, смогла вырасти счастливой и активной девочкой. И Чуя не сможет быть рядом, когда наступит второй, еще более сильный удар. Он крепко прижимает к себе сестрёнку, стараясь самому не заплакать. — Тише, милая, с ней все будет в порядке, я рядом. — Он прижимается щекой к её макушке. На телефон приходит уведомление. Он выключает звук: Чуе сейчас вообще не до этого, кто бы там ни был, сейчас нет ничего важнее состояния сестры и здоровья мамы. — Извини… мне просто очень страшно… — Она отстраняется, вытирая слезы. — Мне тоже очень страшно, Кёка. Но мы сильные и со всем справимся. Мы ведь команда, помнишь? — Он протягивает ей кулачок. Кёка искренне, но слабо улыбается, вытерев слезы. — Помню, конечно. — Она отбивает кулачок. Они долго ждут новостей от врачей: проходит уже час. Сначала нужно дождаться результатов анализов, затем уже решить, какие лекарства дать Коё. Чуя все же проверяет телефон. *27 уведомлений*

22:56

«Чуя, посмотри пожалуйста, я кажется оставил ключи от дома у тебя в машине.» «Чууууяяя» «бляяять» *8 пропущенных вызовов* «Чуя, где ты? я у твоего дома, я не могу попасть домой блин» «ДА ЕПТА У ТЕБЯ И МАШИНА НЕ ЗДЕСЬ» «БЛЯТЬ И ЧЕ МНЕ ДЕЛАТЬ» «😭😭😭» «я сижу под твоей дверью сучара» «не дай бог ты не вернешься ночевать домой, я тебе кишки выгрызу» «НУ ЧИБИ БЛЯТЬ ГДЕ МНЕ ТЕБЯ НАЙТИ» И еще несколько сообщений подобного содержания. Чуя тяжело вздыхает: — Бля-ять… — Он прикладывает руку ко лбу. Кёка обеспокоенно смотрит на него. — Что такое? — Мой коллега забыл ключи от дома у меня в машине. — Он поворачивается к ней, уперевшись локтями в колени и посмотрев на сестру так устало: в больничном освещении отчетливо видны его синяки под глазами и небольшая щетина. Кёка смотрит в пол, выдержав паузу, затем снова поднимает глаза на брата. — Я справлюсь. Езжай. — Не-а. — Он отрицательно мотает головой. — Я не оставлю тебя тут.

«Тебе вообще не к кому пойти?»

«ТЫ ЖИВ» «нет, вообще некуда»

«Иди в больницу, в которой ты лежал.»

«ой, что-то случилось?»

«У моей мамы повышенное давление, мы с сестрой отвезли её в больницу и ждем. Я не могу уйти отсюда. Извини. Заберешь ключи.»

«хорошо, буду через 20 мин»

«Ок.»

***

— Привет. — Дазай подходит к ним. Чуя подскакивает. — Ты чего не позвонил? Я бы вышел. Кёка смущенно наблюдает за ними. — Привет, я Дазай. Ты ведь Кёка? — Осаму протягивает девушке руку. Чуя смотрит за этим с выражением лица, смущенным и удивленным настолько, насколько ему позволяет слабость. — Да, приятно познакомиться. — Кёка пожимает ему руку. Она выглядит подавленно, отчего Чуе совсем неловко. — Кёка, посидишь пока здесь, я схожу до машины, отдам ему ключи. — Угу. — Почему это? Я подожду с вами. — Дазай выглядит предельно уверенно. Кёка и Чуя переглядываются, затем смотрят на Дазая совсем неловко. Чуя отводит Дазая в сторону. — Ты че творишь? — Эй, мне не сложно. Да и не хочу идти пешком домой. — У меня мать в тяжелом состоянии, Дазай, нет. Извини, мне правда неудобно, что тебе приходится мотаться туда сюда пешком, но такая ситуация. Осаму действительно задумался, смотря на Чую. — Ты хреново выглядишь. — Спасибо?! Дазай, я на грани. Пожалуйста, пиздуй домой. Завтра увидимся. — Чуя психует, вскидывая руками. Осаму вздыхает. — Извини. — Он обнимает Чую, прижимая к своей груди дольше нужного. Чуя не отвечает, но не сопротивляется. — Всё хорошо. Идём к машине. Чуя отдает ему ключи, даже найдя в себе силы подколоть Дазая за невнимательность, закрывает машину и готов прощаться с Осаму. — Чуя, все будет хорошо. — Бессмысленно выпаливает Осаму, стоя совсем близко к Накахаре. На улице уже темно, дует холодный ветер. — Да, я знаю, мне просто тяжело. Очень тяжело. — Чуя поджимает губы и утыкается лбом в плечо Дазая. — Я… — Осаму осекается, передумав говорить. Уже второй раз такое случается. Чуя поднимает голову на него. — Говори. — Я буду рядом столько, сколько смогу. — Осаму не улыбается, когда наклоняется после этих слов и прижимается губами к виску Чуи. Чуя не краснеет. В любой другой обстановке он бы смутился и внутренне радовался этому жесту от Осаму, но сейчас он поднимает глаза и смотрит на него так разбито, так нуждаясь в этих прикосновениях. — Пока…? — Осаму не шевелится, как и Чуя. Они не прерывают зрительного контакта, смотрят глубоко друг другу в глаза. — Пока. — Чуя сглатывает ком в горле. Ветер заставляет чуть вздрогнуть от холода. Хочется поцеловать Осаму. До боли в груди и дрожи в коленях. Но прикосновений на сегодня слишком много, далеко за рамками приличного, поэтому он просто стоит, а Дазай первым разворачивается, одарив Чую мягкой улыбкой и уходит.

***

Он везёт маму и Кёку домой уже за двенадцать часов ночи. Коё полежала под капельницей, ей дали лекарства и наказали строгий постельный режим. Он откладывает всё на завтра: отругать маму, помыться, уехать домой, открыто поговорить с Дазаем о чувствах (ой, этот пункт он откладывает уже намного дольше), поэтому просто заваливается спать в маминой гостиной. Ему завтра на работу, а он чувствует себя самым мертвым человеком на свете. Перед тем, как лечь спать, он ставит телефон на зарядку. В строке уведомлений пусто, время — 0:58, дата — 25 ноября. Чуть больше месяца до Нового года, дедлайн горит, а маме всё хуже. Он ведь даже не закончил расследование, а нужно еще и поймать конкретного человека, определенно знающего свое дело, достать его будет не так просто. «Как же я ебически устал…» Чуя вырубается, не желая думать ни о чём больше.