Цветение орхидеи

Пальцы отбивали дробь по черным клавишам, методично, словно каждая новая буква проявляющаяся на бумаге — очередной гвоздь, заколоченный в крышку гроба. Забросать бы все вокруг сырой землей, заполнить комнату привычным запахом разложения. Чистое блаженство. То, что нужно. Отведенный для написания романа час подходит к концу, а накопленная злость все еще не нашла себе выхода на исписанных вдоль и поперек страницах. — Уэнсдей… — тихо поднывала прижимающая к ушам подушки Синклер, — я уже не могу слушать этот стук, поговори со мной… Ах да, еще один раздражающий фактор. Как она могла про нее забыть? Что бы она ни делала, «подружка» безостановочно завалила ее различными вопросами, никак не касающимися дела. Уэнсдей, почему ты сегодня еще мрачнее обычного? Как прошло твое свидание с Тайлером в склепе? Чей глаз плавает в твоем стакане? Ну и… тому подобное, что уже, честно говоря, начинало неслабо действовать на нервы. Пару раз Уэнсдей думала заткнуть себе уши этим издевательством, что другие люди зовут «беруши». По ее мнению — очередное орудие пыток, но явно не самое востребованное. — …он даже не хочет делать со мной маникюр! — конец пропитанной обидой фразы повис в воздухе, и Аддамс почти стало стыдно, что не слушала эту гневную тираду. Розовые пряди были всклокочены и довольно забавно подрагивали за спиной, когда девушка в раздражении чересчур по-детски топала ножкой. Злить ее было последним, чего сейчас хотела Уэнсдей, но кажется это у нее получалось даже без малейших усилий. — Можешь царапнуть меня своими коготками, если пообещаешь успокоиться, — эти слова были призваны нести мир, но почему-то вслед за ними послышалось тихое рычание волчицы. Этот звук веселил, и даже выдержка Аддамс давала трещину при виде бессильной злости милашки-Энид. — Ты должна извиниться перед Вещью! — она сложила ручки на груди, словно кутаясь в свой разноцветный полосатый свитер от озноба. Конечно, она вновь заступается за вечно обиженного питомца, которого несправедливо унизили. — Нет, — сказала, как отрезала, — он провинился. — Чем же? Он ведь просто беспокоился о тебе! — призыв к разуму никогда не действовал на Уэнсдей так, как того желали окружающие, — Вещь думал, что ты пошла к Тайлеру без него! Ночью! Через лес! Синклер театрально взмахнула ручками, желая усилить эффект, производимый возможной опасностью, что может скрываться среди деревьев. Но только Уэнсдей уже думала совсем не об этом. От позорной мысли о том, в какой неловкой ситуации ее застал родительский шпион, лишь недавно перешедшей на ее сторону, захотелось проехаться всеми гневными словами теперь уже по ничего не знающей Энид. Она не простит, когда узнает, сколько всего упустила. — Ты не должна была говорить ему, — отчитала соседку Аддамс, наконец поворачиваясь к ней лицом, отложив роман. Ярко-розовые поджатые губки выражали высокую степень раскаяния, но все еще молили о понимании. — Он ведь так беспокоился… я просто не могла промолчать, не могла! — она замотала головой, фонтанчиком разбрасывая по воздуху розовые кудри своих волос, — и еще этот Ксавьер… Его имя Уэнсдей не была готова услышать сейчас. Губы мгновенно показались сухими, и к своему ужасу, Аддамс поняла, что едва удержалась, чтобы не провести по ним языком, вспоминая, как пару дней назад это делал художник. Щеки вспыхнули, когда румянец волной жара пронесся по коже, заставляя ее пылать, будто вокруг жаркие пустыни вместо ледяных стен Невермора. — …даже умчался, не попрощавшись, — пропускать половину ненужных слов мимо ушей стало весьма полезной привычкой, чтобы поменьше захламлять мозг, — тоже очень переживал о тебе… — Вот ему ты точно не должна была говорить, — прошипела сквозь стиснутые зубы Уэнсдей, стараясь задушить рвущиеся наружу эмоции. Но они были словно черти, чувствующие кровь, когда речь заходила о Ксавьере. Успокоить их было выше ее способностей. — Ну он… зашел в комнату, разбудил меня, — Энид чуть ли не с легкой запинкой перечисляла все события той ночи, — даже проверил твою постель! Такие подробности ей однозначно были неизвестны. Прочитать нотацию о хранении секретов хотелось теперь еще сильнее. — Я не просила тебя врать всем вокруг о том, что я пошла к Тайлеру, — чуть тише произнесла Уэнсдей, пока сознание нещадно кричало о перегрузке. Вероятно, даже самые расчетливые умы иногда дают сбой в самый неподходящий момент, если внутри на повторе заевшая пластинка проигрывает прикосновения губ Ксавьера. Ну вот, опять. — Погоди-ка… — расстроенные нотки царапнули воздух, когда Энид догадалась, — ты не была с Тайлером… ты соврала мне одной по секрету, а я уже заставила других беспокоиться?! Уэнсдей смотрела перед собой, но обзор будто застилало туманом, пока Синклер, словно маятник, изрезала шагами комнату. Уже начинало рябить перед глазами, и Аддамс глушила желание тотчас отвернуться от количества ярких цветов, на которые у нее словно аллергия. — Ты… просто… ужасная! — Энид запыхалась, пока ходила взад-вперед, то и дело сжимая ладони в кулачки. — Спасибо. Запоздало подумалось, что, вероятно, для такой как Синклер слово «ужасная» было скорее обзывательством, но Уэнсдей все же сочла его за комплимент. — Ты не представляешь, как я сейчас зла на тебя, — ядовито выплюнула соседка, громко опустившись на свою пеструю кровать, — тебе везет, что я не могу обращаться… Судя по звукам того, как ее ноготки стучали по экрану новомодного смартфона, не успев закончить свой гневный монолог, Энид уже начала жаловаться Аяксу. Если бы Уэнсдей могла проявлять немного больше чувств, то ей даже стало бы его жаль. Немного. Бедный парень. Она молча обвела взглядом комнату, остановившись на радужном окне, за которым с неба летели вниз тяжелые дождевые капли. Словно на зло, напоминая тот день, когда ее омертвевшее сердце сжалось при виде ран на лице Ксавьера. Но если оно такое оледенелое, почему сейчас ей… совестно? Может, потому что Уэнсдей всю неделю скрывается от самой себя, прячет внутри все то, что раскрыл в ее душе художник со слишком мягким характером. Такой, что хотелось отстранить его подальше от своей черной натуры, не умеющей показывать все те эмоции, которых он достоин. Но ведь и Ксавьер не показывался ей на глаза… Будто прятался в уюте своей старой мастерской, пропуская школьные занятия одно за другим. Ее это беспокоило, как бы ни хотелось отрицать подобное раздражающее и отвлекающее чувство. Но слабые толчки совести из-за сидящей напротив и все еще обижающейся Энид были сейчас более наглядными. — Ладно, — Уэнсдей нехотя слезла со своего излюбленного кресла, оставив строчку недописанной, — я скажу тебе, если пообещаешь не задавать дополнительных вопросов. Пару раз моргнув ресничками, не сразу уловив суть сказанного, Синклер наконец отбросила телефон, расплываясь в счастливой улыбке. — Я знала, что ты расскажешь! — она кинулась вперед, желая заключить Аддамс в объятья, сразу забыв о ссоре, но вовремя остановилась, — так что? Говори, говори скорее! Она прижимала ручки в груди, едва ли не подпрыгивая на кровати от нетерпения. Уэнсдей усиленно пыталась понять, что одолевает ее сильнее — раздражение или… умиление? Определённо, тошнота. — Я была у Ксавьера, — на одном дыхании признаваться легче. Этот прием она усвоила давно. Глаза соседки округляются, пока она нервно закусывает нижнюю губу, что-то усиленно обдумывая в своей голове. — Погоди… — Синклер щурится, и Уэнсдей заранее не нравится то, что она сейчас скажет, — Чем вы таким важным занимались, что ты злишься на Вещь? Неужели… он рисовал твой портрет?! Радостный визг Энид сотряс воздух, пока Аддамс старалась не закатывать глаза от ее предположений, что были куда абсурднее, чем ожидалось. — Я сказала тебе, — отчетливо, по буквам, произнесла Уэнсдей, маскируя недовольство под привычное равнодушие, — никаких вопросов. — Ах да, точно… — ее поникший голосок был не самым приятным звуком, — Ну а… если совсем небольшой вопросик? — Нет, — устало протянула Уэнсдей, возвращаясь обратно к печатной машинке. Однако посреди комнаты, на границе их раздела, резко возникшая в сознании мысль заставила остановиться на месте. Аддамс хватило пары секунд, чтобы решиться на задуманное. Она всегда любила импульсивные решения. И как бы ни хотелось признавать, одна она с этим не справится. — Энид, мне нужна твоя помощь, — Уэнсдей обернулась, замечая заинтригованность в глазах Синклер, — мне нужно платье. Цвета орхидеи. Вот теперь от вопросов точно не отвертеться.