Идеальный рецепт (AU Новый год)

— Классное место, — оглядываю большое светлое помещение с тёмно-красными кожаными диванами. — Зачем ты мотаешься к Фрэнку, если такое есть у дома? — Здесь берут только девушек. Парней вообще мало где, это именно у Фрэнка такое условие — потому что военная часть рядом, боится, что официантки будут сразу в декрет уходить. Потому и зарплата у него более-менее. — Но сам он придурок. — О, — Эрик закатывает глаза, — ты не представляешь, сколько в мире придурков. — Как раз представляю. У нас в казарме тоже не кружок интеллектуалов. Он усмехается. — Ты, вообще, сам из этой казармы. Так же улыбаюсь в ответ. — Но я-то лучше. Он кивает на ряд столов вдоль солнечных окон, но я, игнорируя их, направляюсь к скромному столику у дальней стены. Сняв куртку, бросаю на тот диван, который лицом к окну. Хотя наша часть на другом конце города и мала вероятность, что именно сейчас именно сюда припрётся какой-нибудь офицер, но подходы стоит контролировать. Эрик, раздевшись, занимает диван напротив, а я тем временем выглядываю официантку. Времени не так много, некогда ждать, пока они оторвутся от видосиков с котятами. Ага, вон она! Идёт к нам. Интересная: высокая, худая, длинные волосы, что-то среднее между блондинкой и рыжей. Лет двадцать пять, может, даже старше — уф, люблю опытных женщин! Впрочем, неопытных тоже. Вообще всех люблю. Вблизи первым делом смотрю на бейдж с именем. — Подскажите, милая Лана, что там есть интересного, кроме вас? — беру у неё ламинированный буклет меню. — И кстати, вы на какой странице? Раздел «горячие блюда»? — Попробуйте блюдо дня, тёплый салат с говядиной. Вот. Она указывает длинным оранжевым ногтем на строчку и улыбается дежурно, однако интерес в глазах всё же заметен — уж такое я сразу чувствую, так что напираю: — Нет, я серьёзно. Вы свободны вечером? — У меня есть парень. Ага, вот только в тоне проскальзывают нотки флирта. — Это ничего, он может поспать на диване. Эрик перебивает: — Мне, пожалуйста, два «Дженнета», два «Секса на пляже», двойных, и одну апельсиновую «Маргариту», — он протягивает девушке раскрытый паспорт, и она, заглянув туда, кивает. — А моему другу — чай со льдом. Чёрный. Ворчу недовольно: — Я не люблю холодный чай. — Любишь, — заявляет Эрик веско, и до меня доходит, что это ему. Как только официантка отходит, наклоняюсь через стол и заговорщицки бормочу: — Ну ты точно вампир! Кто зимой пьёт чай со льдом?! И с ней как отмороженный, хоть бы улыбнулся. — Зачем? — Что значит «зачем»? Зачем вообще знакомятся? — Ради отношений. Но мне нечего им предложить. Так что нет смысла знакомиться. — Сколько, говоришь, тебе лет? Рассуждаешь, как столетний пердун. Что предложить! Себя, такого классного, — я повожу плечами, пританцовывая под тихую музыку из динамика неподалёку. — Ты ж красавчик. Эрик приближает лицо к моему и пристально вглядывается на уровне глаз. — Ты линзы дома забыл? — Нет. С чего ты взял? — Ты вообще меня видишь? — он машет ладонью перед моим лицом. — Какой я «красавчик»? Я фыркаю оскорблённо. — Модельный. Как эти всякие… С обложек. Ну, такие, — изображаю модельную позу, повернув голову боком и художественно приложив руку ко лбу. — Не понял, о ком ты, но… — он морщится. — Ладно, проехали. — Хочешь сказать, у тебя нет подружки? — Я утром учусь, вечером работаю. Дома только сплю. — Вот и спал бы с милашкой какой-нибудь, проблема ещё! — Пф, — Эрик закатывает глаза в той самой оскорбительной манере, будто разговаривает с тупым малолеткой. И спасает его только то, что к нашему столу уже приближается Лана с подносом, полным бокалов, — от поплывшего по залу апельсинового запаха настроение поднимается само собой. По очереди выставляет разнообразие напитков. Три прямых высоких стакана: один с чаем, два с густо-оранжевым коктейлем, в каждом трубочка и красный бумажный зонтик. Два увесистых низких стакана, тоже ярко-оранжевые, с забавными короткими трубочками. И широкий коктейльный бокал на тонкой ножке — судя по всему, «Маргарита». Этот напиток более бледный, и в нём единственном нет кубиков льда. На всех бокалах, выстроившихся шеренгой на столе, по краю идёт кайма белых кристалликов. Наверное, сахар. Довольно осмотрев это изобилие, переключаюсь на Лану. Вдруг всё же повезёт? — Так что, вы обдумали моё предложение? На этот раз она улыбается охотнее и, я уверен, более заинтересованно. — Приходите к нам ещё, и я обещаю подумать. — Непременно! Только ради вас. Провожаю взглядом её удаляющуюся фигуру. Бёдра на мой вкус худоваты, но в целом очень даже… Тем временем Эрик уже взял высокий бокал с чаем. — Ты же сюда больше не придёшь. — И что? Воровато оглянувшись, подтягиваю ближе оранжевый стакан с красным зонтиком и, вытянув шею, дотягиваюсь губами до трубочки. Говорят, если пить через трубочку, то потом алкоголем меньше воняет. М-м, да это же как у Фрэнка «Вечер на пляже» — конечно, тот вариант, который по спецобслуживанию, с апельсиновым ликёром, — только ещё лучше. Более сладкий, более крепкий, более идеальный. И название какое, «Секс на пляже»! Всё, отныне это мой любимый коктейль. — А если она поверила и будет ждать? А ты не придёшь «только ради неё». Как-то неприятно, тебе не кажется? Я фыркаю легкомысленно. — Да она поняла, что это шутка. — А если нет? — Ну, тогда это её проблемы, — я снова увлечённо присасываюсь к коктейлю. Вытащить этот бумажный зонтик или оставить? Эрик хмурится, разглядывая меня так, словно изучает подопытного. — Ты вообще не думаешь о других людях? — Что значит «не думаю»?! Я вообще-то в армию ради этого пошёл. Если сейчас сюда вломится мужик с чулком на голове, я её спасу. А так-то что, с ней всё в порядке. — Всё же вытащив из стакана зонтик, тычу им в сторону Эрика, подчёркивая свои слова: — И я не отвечаю за то, что кто-то где-то подумал. Помолчав, Эрик выдаёт странное: — Не завидую я твоей девушке. — А с чегой-то ты должен ей завидовать? — То есть у вас хорошие отношения? — Ну… да. Нет! То есть… Ладно, подловил. Нет у меня девушки. В смысле, у меня разные, всякие, а не то что одна и всё. — В это верю, — он отпивает чай. — Так, я не понял, — добавляю в тон быковатого наезда. — Ты на что-то намекаешь? — Да я прямо говорю, что у тебя с эмпатией не очень. Но это нормально для такого возраста. — Какого ещё «возраста»?! Ты сам такой же! Или всё-таки врёшь? — я щурюсь с подозрением. — А, вампирёныш? Эрик пьёт чай долго, до конца. Отставив бокал — подтаявшие кубики льда звякают, — пододвигает к себе «Секс на пляже». — Честно говоря, я подозревал, что ты можешь быть вампиром. — Почему? — Во-первых, зубы. — М-м, есть такое. Непроизвольно ощупываю челюсть. Да, клыки у меня острые и длиннее прочих зубов. Раньше, в детстве, это было забавно, но на фоне текущей ситуации в мире — уже не очень. Однокурсники поначалу шутили насчёт моих зубов, но я это дело быстренько пресёк. — А ещё… — Эрик смешливо прищуривается, закусывает губы, чтобы остановить расползающуюся улыбку, но в итоге сдаётся и сквозь смех выдавливает: — Ты светишься. — Чо?.. — Блестишь на свету. Как в том фильме. — Чего?! В шоке оглядываю руки. Ничего нет. Шутник хренов! — Лицо. — Да ты пиздишь! На всякий случай всё же озираюсь в поисках зеркальной поверхности. Самое близкое к этому — застеклённая картинка рядом на стене, но там вместо лица отражается лишь расплывчатое светлое пятно. Однако Эрик кивает убеждённо: — Клянусь. Иди в зеркало глянь. Сорвавшись из-за стола, несусь в интимно-тёмный закоулок с туалетными дверями. А зеркала-то и нет! Ну да, как положено в суровом мужском сортире. Выскользнув обратно в коридор и оглядевшись воровато, просовываю голову в женский. Отлично, никого. Ну точно подловил меня, мудила! Обычное лицо. Нормальное. Как всегда. Хотя… Это что за искорка?! Догадавшись покрутить головой, обнаруживаю, что тут и там на лице и вправду сверкают мелкие блестяшки. Что за нахрен?! Стоит поскрести ногтем, как искорка с виска перемещается на палец. Крем! Долбаный крем Берт. Я её убью! За дверью приближаются женские голоса, и я выскакиваю из туалета с уверенным: «Извините, ошибся дверью». Компания девушек возмущённо шумит, но я уже прорвался обратно в зал. Возвращаюсь к столику, где Эрик невозмутимо тянет «Секс» через трубочку. При виде моего разъярённого вида усмехается углом рта. Но мне не до шуточек! Меряя шагами пространство от нашего столика до витрины, набираю дом. После пятого гудка отвечает мама. — Где Берт?! «Привет, сынок, я тоже рада тебя слышать. Берт, конечно, в школе. Вопрос в том, почему ты не на занятиях». — Эм… Приболел слегка. «А кричишь на удивление бодро. Что случилось?» Поразмыслив, всё же не могу придумать адекватную формулировку для моих претензий. — Да так. «Син, не тяни кота за причиндалы. Что?» — Помнишь, когда в последний раз ты приезжала… И передала от неё крем. «Тот, про который ты полдня ныл, что банка розовая? Конечно, помню, такое не забудешь. Но ты ж той зимой сам жаловался, что снег, ветер, лицо шелушится». — Во-первых, я не жаловался! Ты спросила про погоду, я ответил. А во-вторых… Ты видела, что он с блёстками? Молчание в трубке. «Крем?» — Именно! Я думал, подвох только в банке, но ладно, я послушал тебя и не стал «обижать сестрёнку, которая хотела меня порадовать». Но теперь у меня вся морда блестит! Это пиздец! «Синхард!» — Прости. Но!.. Но блин! Она это специально! На этот раз трубка молчит дольше. «Милый, я не думаю, что она специально. У них сейчас всё с этими пони. И у неё такой же крем, и у девочек из её класса. Ей десять, она просто не подумала, что тебе, такому взрослому и крутому мужчине, нужно выбрать что-то другое. Но теперь я ей скажу, что тебе нужен крем с запахом дёгтя и шампунь с соляркой. Подойдёт?» Возмущённо помолчав, цежу: — Ладно. Давай. «Целую. Пока». Нажав отбой, издаю возмущённый рык, призванный выразить всё моё негодование, и валюсь на диван. Эрик отрывается от коктейля. — Иногда я думаю, что сиротой быть замечательно. — Иногда и я так думаю. За один приём высасываю оставшийся «Секс» и дополнительно закидываю в рот подтаявшую ледышку. Когда я в бешенстве, то реально закипаю, нужно охладиться. Тем временем из туалета возвращается та девичья компания, проходят мимо нас. Их столик на другом конце зала, но посетителей мало, тихо, так что щебетание и сюда доносится. — Эти точно в тебе заинтересованы, — понизив голос, Эрик бросает взгляд в сторону девушек. Я тоже кошусь в том направлении. И в самом деле, смотрят на нас. Вот только у меня уже настроения нет. — Слишком просто. Неинтересно, — я подвигаю к себе низкий стакан с «Дженнетом» и очень сосредоточенно пью. Хотя, если честно, всё дело в дурацких блёстках. Зеркала нет, просить Эрика убрать их с меня как-то неловко: будем сидеть как два придурка, один другому морду салфетками вытирает, люди не поймут. А весь такой из себя брутальный кадет в милитари — и с блестяшками на физиономии… Нет, это не тот образ, к которому я стремлюсь. Поэтому мы сидим и пьём. «Дженнет» тоже вкусный, хотя кажется крепче «Секса». Я рассеянно прислушиваюсь к женским голосам, но тема их разговора мне совершенно не известна. Вроде бы новый фильм их любимого актёра. Вот, тем более, они заняты, и нет повода подкатывать. Так что вместо этого решаю организовать беседу за нашим столиком. — Ты, вообще, местный? — Из Палотона. Здесь недалеко. — Ясно. А я из Данбурга. — Эрик качает головой, так что я поясняю: — На юге. За пустыней. Кстати, что у тебя за фамилия? Ни разу не выглядишь как «Сантьяго». — О, он уже и фамилию мою знает!.. Адрес, любимый чай… Надеюсь, дома не стырил мои грязные носки? Кошусь под стол, на его ботинки. Размер похож на мой. — Не догадался. Теперь буду надеяться, что пригласишь ещё раз, а то носки мне всегда нужны, рвутся часто. Так что? — Это в приюте придумали. Контора религиозная, так что фамилии сплошь про святых. Но хоть с именем повезло, выбирают из десятка самых распространённых. Приют? До меня плавно доходит, что насчёт сироты он не шутил. — Эм… То есть ты… Совсем не знаешь, кто твои родители? — Нет. — А найти их не хочешь? — Зачем? Ну накосячили они двадцать лет назад. Зачем напоминать об этом. И он так спокойно об этом говорит? Мне не понять. Я всегда был в семье, даже не могу вообразить себя без них. В том числе без Берт с её розовыми кремами и поняшками. На фоне мысли о том, что её могло бы не быть, сразу и блёстки перестали бесить. Так-то если подумать, это была забота — купить крем специально для меня. Даже мило. Внутри вдруг просыпается желание позвонить домой ещё раз и поблагодарить. Наверное, эти мысли отображаются на лице, когда я бормочу: — Жаль. — Ой, давай без этого. Я живу нормально и в твоей жалости не нуждаюсь. Вот, ещё одна странность в личности Эрика. Со стороны он всегда казался мне вежливым и… как сказать, мягким? Очень мягким и уступчивым. Ну, у него внешность такая. Почерк этот культурный. Казалось, что, если к нему вломятся охотники на вампиров с кольями, он будет лишь испуганно дрожать и, может, даже плакать. Но сейчас мне уже так не кажется. При ближайшем общении в нём чувствуется внутренний стержень, а то и вовсе внезапная жёсткость, он словно самодельный нож с грубо отёсанной, сугубо функциональной рукояткой и лезвием, заточенным до предела не ради красоты, а по необходимости. Это вызывает уважение. И добавляет ему ещё больше необычности. — Кстати! Я ведь не говорил тебе своё имя? Эрик отпивает глоток «Секса» — он так медленно пьёт, только до половины стакана дошёл — и качает головой. — Но мне вообще-то пофиг. Это не самое важное в человеке. Тем более, что сейчас мы разойдёмся, ты прекратишь сталкинг, я перестану чувствовать себя азиатским певцом, конец истории. — Интересно, у тебя друзья вообще есть, с таким-то подходом? — А ты хочешь быть моим другом? Лицо такое безэмоциональное, что не понять, какой ответ он бы предпочёл. Решаю всё же рискнуть. — По крайней мере, ты нормальнее многих наших. Кстати, меня Син зовут. — Впервые слышу такое имя. — Синхард. Древнегерманское. Родители у меня умные, любят такое всякое. — Германское? Это как… — Эрик рявкает басом: — «Дэр Синхард!», — и со всей дури грохает кулаком по столу. На подпрыгнувшей столешнице бокалы жалобно звякают, моя «Маргарита» расплёскивает несколько капель, и я пододвигаю её к себе в целях безопасности. — Ага. — Тебе подходит. Такой цельный образ. Как будто не человек, а персонаж из армейских агиток, — прищурив один глаз, Эрик делает рамку из пальцев, словно вписывает меня в кадр на виртуальном экране. — Идеальный военный, ничего лишнего. — Это как-то… — не зная, что возразить, только хмурюсь обиженно. — Неприятно. — Хм, тогда удиви меня, — отодвинув наконец-то опустевший высокий стакан, берёт свой «Дженнет» и откидывается на спинку дивана. — Что в тебе есть необычного? Выбивающегося из образа. — Эм… Мысли скачут туда-сюда, вот только всё, что приходит в голову, — как и сказал Эрик, в узких рамках. Боевики, тяжёлая музыка, даже стрижка, классическая канадка, — наверное, всё предсказуемо для словосочетания «парень из армейки». Я в самом деле настолько банальный? С другого конца зала доносится взрыв смеха, и я непроизвольно смотрю в сторону девчонок. Заметив мой взгляд, Эрик комментирует: — Подкатывать ко всему, что шевелится, — как раз очень в рамках. Покривившись, в конце концов позорно сдаюсь. Даже плечи опускаются. Смилостивившись, он подсказывает: — Ты любишь всё апельсиновое, — и салютует стаканом с оранжевым напитком. Только тут до меня доходит, что он заказал все коктейли именно такие, какие выбрал бы я сам, — если бы разбирался, конечно. Чёрт, я даже не обратил внимания. — И сладкое. Кому другому я бы не признался вот так обыденно, но Эрику можно, я почему-то уверен в этом. Он и в самом деле в ответ не ржёт, а кивает спокойно, так что я, воодушевившись хорошо идущим диалогом, подхватываю со стола последний бокал и — уже смело, не скрываясь, — делаю большой глоток. Фу, ну и мерзость! Хочется выплюнуть, так что я даже зажимаю рот ладонью и, кое-как справившись с отвращением, глотаю. — Что? Во взгляде Эрика под внешней насмешкой заметно беспокойство. — Соль…— бормочу, морщась. Хочется аж язык высунуть и отплёвываться. — Я думал, это сахар. — Ну да, — его лицо становится более настороженным, словно мне и правда грозит опасность. — Это же «Маргарита». У неё всегда окантовка из соли. — А эти тоже? — наклонив голову, приглядываюсь к пустым бокалам. — Вроде ж сахар… — Там — сахар, — подтверждает Эрик. Недолго думая, тяну один в рот и присасываюсь к сладкому краю. Мне необходимо перебить эту гадость чем-то вкусным! Над головой вдруг раздаётся недоумевающий голос Ланы: — Я могу забрать? Чёрт, как она незаметно подкралась! Эрик вежливо отвечает: — Конечно, — и, выдрав у меня стакан, протягивает ей. — Извините, просто он любит всё облизывать. Лана, собирая пустые стаканы, хихикает — вроде бы игриво, но вдруг нет? Двусмысленно получилось, и я не уверен, как реагировать. Поэтому молчу и всё, только провожаю тоскливым взглядом обсахаренные стаканы. Жестокая официантка оставляет мне лишь солёный бокал с «Маргаритой». — Вытри, — Эрик протягивает салфетку. — Просто здесь делают именно апельсиновую, я, наоборот, решил, что тебе понравится. Аккуратно протираю край бокала, стараясь стряхивать соль наружу, а не в напиток. Эрик продолжает, словно оправдываясь: — Я, конечно, заметил, что ты всегда заказываешь сладкое, но не думал, что до такой степени. — Просто у нас в столовке с этим плохо. Ни десертов, ни шоколада, вообще ничего. Небось, тоже считают, что это не мужественно. Так что если бы я у вас в кофейне не перехватывал дозу сахара, то вообще бы уже с цепи сорвался. — Ясно. Он откидывается на спинку дивана, скрещивает руки на груди и сосредоточенно тянет «Дженнет», не глядя на меня. Закрылся. Чёрт, ведь только разговор хорошо пошёл! Так, о чём мы говорили? Вспомнив, продолжаю с энтузиазмом: — О! Мне в школе нравился курс по мировому искусству. — М-м, — удивлённо мычит Эрик, подняв взгляд от бокала. Я киваю, довольный тем, что наконец-то нашёл свою необычную черту. Вот это точно не банально. Общий курс по МИ парни в основном прогуливали как не особенно важный, а уж на углублённый записался я один. Сидел там под взглядами двадцати девчонок как главное произведение искусства. — Прям очень нравился. Я даже выбрал его продолжить, хотя, по-хорошему, нужно было брать дополнительную геометрию. Итоговую работу писал по Рубенсу. — Это у которого такие?.. — Эрик обрисовывает ладонями сочную женскую фигуру. — Вот, кстати, я тоже так думал, а оказалось, что у него много разного, не только такие. Я в итоге и про пейзаж написал, и про всяких собак-попугаев, которые там на картинах. Раскрыл искусство в полной мере. — Ладно, ты реабилитируешься в моих глазах, — Эрик вновь ставит локти на стол, словно возвращаясь к диалогу, ура. — Дальше? — Ну… Что… — стараюсь припомнить ещё что-нибудь, но запас, кажется, исчерпан. — Ты чихаешь от кофе. — Да прям! Это глупое чихание — совершенно не та черта, которую я бы хотел, чтоб замечали окружающие. Но Эрик кивает: — Прям, — и усмехается снисходительно. — Почти каждый раз. — И ты запомнил? Кто ещё за кем следит… Ну да, я чувствительный к запахам, от некоторых цветов тоже чихаю. Что уж скрывать. Хотя всё равно неловко. Да и вообще, хватит уже меня обсуждать, так что, как только я замечаю, что из-за витрины с пирожными показалась голова Ланы, повышаю голос: — Ланочка, повторите нам, пожалуйста. Особенно чай. — Уверен? — Эрик показывает мне свой стакан «Дженнета», ещё наполовину полный. — Мне больше не хочется. В предвестии новой партии допиваю «Маргариту» одним глотком. — А мне хочется! Завтра как-никак Новый год. А нас приказано с территории не выпускать. Представь? Три дня сидеть в казарме и слушать этих долбодятлов с вампирскими разговорчиками. Поэтому сейчас я намерен отдохнуть впрок. — Дело твоё. Как только вспоминаю о предстоящем типа-празднике, выпить хочется с новой силой. Когда уже принесут?! — Блин, я ни разу не пропускал Новый год дома! Мама готовит апельсиновый пирог, мы с отцом лезем на крышу вешать гирлянду… Ой. Извини. — Мне-то что? — Эрик усмехается. — Я не особо люблю сладкое. Да и гирлянды. Пофиг на эти праздники. Только если на работе двойная премия, тогда хорошо. Наконец-то Лана приносит новую партию коктейлей, выставляет на стол, собирает пустые бокалы. Я по-хозяйски сгребаю один из высоких стаканов и поднимаю в её честь. — Вы настолько горячая, что мне необходимо охладиться. На автомате отпиваю — и только ощутив мерзкий горький чай вместо апельсинового алкоголя, вспоминаю, что это не мой бокал. То есть формально мой, но пить не надо было, перестарался. Ладно, деваться некуда, приходится проглотить. Но, как только Лана отходит от нашего стола, я отпихиваю бокал в сторону Эрика, на что тот отвечает укоризненным взглядом. — Допивай теперь. Мне твоих слюней не надо. — У меня, кстати, слюни почище твоих. Каждую неделю проверяют. — Это ещё не повод всюду их разбрасывать. Но я всё равно — медленно и стыдливо — отодвигаю чай к стеночке, подальше от себя, а затем — уже с энтузиазмом — хватаю бокал с «Сексом». Офигенная штука. — Так вот! Я ни разу не пропускал. А теперь, из-за этих вампиров, чтоб им всем сгореть на солнце, я не могу поехать домой. Какой это праздник?! В учебке завтра бал, но это тоже, скорее, издевательство: сладкого нет, шампанского нет, девочек нет, потому что карантин. Будет одна только ёлка — на подарок опять, небось, дадут устав с золотым обрезом — и командование. Парторг будет рассказывать, как родину любить, а комендант — статистику нарушений за год. Нормально?! Представив этот ужас, я с горя выхлёбываю весь «Секс» за один присест. Хотя бы так, больше-то никакого секса не предвидится, если не считать предстоящий интим коменданта с моим мозгом, потому что у меня тоже есть пара залётов в этом году. Отставляю пустой бокал, беру следующий. Эрик, допив «Дженнет» из предыдущей партии, берёт один из двух новых и чокается с моим «Сексом». — Тогда за Новый год. — За Новый. Глянув на часы, обнаруживаю, что уже три. А ведь мне ещё обратно ехать! Следовательно, нужно ускориться. Второй высокий стакан залпом уже не очень лезет, но куда деваться. Я сильный, я справлюсь! — Не знаю, чего бы загадать себе. Может, девушку? — В голове ощутимо шумит, и меня уже понесло на болтовню. Сам понимаю, что тупую, но… Ой, да пофиг! — Вот ты как думаешь? Что лучше — постоянная или так? У тебя был кто-нибудь? — Ты бы притормозил. Эрик всё ещё потягивает «Дженнет», а я уже взялся за бокал с «Маргаритой». — Не-е, ты с темы не спрыгивай! — Блин, язык заплетается. Почему я такой пьяный? — Если не было, так я пойму. Я вообще… всё понимаю. В подтверждение своих слов взмахиваю бокалом, и содержимое проливается на стол. Дурацкие эти широкие бокалы, очень неудобные, такими темпами я скоро всё разолью. Значит, нужно поскорее выпить. Соль вытирать уже лень, и так сойдёт. Отставив опустевшую посуду, вновь наседаю на Эрика: — Признавайся. Не отстану, пока не скажешь. Над столом повисает пауза, но я терпеливо жду. — Постоянной не было. Было несколько одноразовых встреч, но я понял, что мне это не интересно. — Как это? — я целеустремлённо тяну руку за последним «Дженнетом». Главное, не промахнуться мимо стакана и не разлить, пока подношу ко рту. Победа уже близко, после этого можно будет собираться. — Если я ничего не чувствую к человеку, то жалко тратить на него время. Ехать куда-то, слушать скучную болтовню… Ради чего? Пять минут потыкать? Оно того не стоит. — Гы-гы, ну пять минут точно не стоят! — Да и час, и два не стоят. Какая разница сколько, если при этом ничего не чувствуешь? С недоумением пытаюсь сфокусироваться на лице Эрика. — У тебя какие-то проблемы? — Нет. Кажется, — он поднимает взгляд в раздумьях. — Тогда почему не чувствуешь? — вторую половину фразы я неразборчиво договариваю в бокал. — В смысле, интереса. Физически-то да, нормально. Но на человека вообще пофиг. Не знаю, мне так не нравится. Да проще и быстрей купить резиновую бабу, будет то же самое. Задумываюсь. — Нормальные силиконовые стоят дофига. — Дело не в цене. — Да я понял. Не, не знаю. Мне нормально. Точно лучше, чем с резиновой. — Рад за тебя. — Ну что, тогда желаю, чтоб в новом году ты нашёл ту, с которой что-то почувствуешь, — за неимением других вариантов поднимаю бокал с чаем. — Не уверен, что хочу этого, но спасибо, — Эрик тычет кулаком в мой стакан. — Тебе тоже чего-нибудь хорошего. — Будем! — провозглашаю я и отпиваю глоток. О, уже и чай с растаявшим льдом нормально пошёл. Так, напитки закончились, пора в обратный путь. Дыхнув в ладонь, принюхиваюсь. Естественно, ничего не чувствую. Впрочем, и так ясно, что пасёт от меня за километр. — Блин, комендант меня сожрёт. — Ты живёшь на территории части? — Ну да. А где ж ещё? — Откуда я знаю. Может, снимаешь в городе и только на занятия ходишь. То есть тебе сейчас нужно пройти КПП? — Не, — я наклоняюсь к нему и заговорщицки понижаю голос: — Дыру в ограде. И в окно залезть. Эрик скептически оглядывает строй пустых бокалов между нами. — Какой этаж? Шмыгаю носом. — Третий. Белые брови ползут всё выше. — А нахрена ты так нажрался? — Да ладно, тут в основном сок. — Ага. А ещё водка, текила, ром, снова текила… — Эрик поднимает глаза, вспоминая. — И твой любимый апельсиновый ликёр, конечно. — Вау. Это всё там было? — оглядываю стаканы. — То-то я думаю... Трясу головой, но от движения становится ещё хуже. С трудом сконцентрировав поплывший взгляд, случайно перевожу его на окно за спиной Эрика — и вот тут мои мозги выныривают из алкогольного тумана настолько, чтобы осознать, что и мне, и моей учёбе конец. На улице двое патрульных. Приближаются к двери кафе — прогулочным шагом, однако неотвратимо. Вскакиваю из-за стола, чуть не опрокинув. Бокалы звякают, один на краю, пошатавшись, всё же падает на пол, и громкий хряп толстого стекла предательски разносится по помещению. — Всё в порядке, — Эрик уверенно повышает голос в сторону витрины с пирожными. — Я оплачу. Коридор с туалетами — за моей спиной. Недалеко. Вот только почему ноги заплетаются так, что я бухаюсь на ближайшую стену?! Ну, хоть не на пол. — Ты чего? Тошнит? Озабоченное лицо Эрика маячит в поле зрения, но я не могу ответить: язык слишком медленный и непослушный, а полицаи приближаются с каждой секундой. Я бы хотел объяснить внятно, подробно и красочно, множеством сложноподчинённых, сочинённых и всяких иных предложений, но в итоге могу выговорить только: — Мне пизда. На моё счастье Эрик верно понимает посыл: хватает меня за рёбра и оперативно волочёт в сторону туалета. Я стараюсь помочь, но подлые ноги лишь цепляются за окружающую мебель — почему её так много на нашем пути? В туалете воздух прохладный, потому что с прошлого раза открыли окно — горизонтально-узкое, под потолком, — и сейчас это идеально. Сразу понимаю, насколько в зале было душно. Не останавливаясь, Эрик тащит меня к кабинке, заталкивает внутрь, а я, вцепившись в его плечо и футболку, чтобы не упасть, тяну за собой. Он поддаётся, то ли на автомате, то ли от неожиданности, и я, не глядя махнув рукой, умудряюсь захлопнуть за нами дверь. И вот мы стоим в пахнущей дезинфекцией тесноте — я, Эрик и унитаз. — Дверь закрой. Даже сам слышу, что часть звуков не выговариваю, — со стороны, небось, звучит ещё хуже. Но Эрик, видимо, понимает, потому что поворачивает задвижку. Кивает на унитаз. — Так что, будешь? — Не, — мотаю головой, от чего перед глазами вновь плывёт. — Там полицаи. Меня отчислят. — За что? За самоволку через окно? — Непобо… До… По-до-бающее поведение. — Какое?.. — Эрик в недоумении. Ну да, откуда ему знать наши правила, в гражданских вузах такого нет. — Позорящее воинскую честь, — выговариваю медленно и тщательно. Да, я даже в таком состоянии помню формулировки, не зря зубрил. — Ничего не понял, но запереться вдвоём в туалете кажется не лучшим решением для твоей чести. А если они зайдут? А тут ноги видно, — он указывает на широкую щель внизу двери. — Две пары. — Точно! — хоть соображаю я плохо, но тон получается уверенный. — Лезь на унитаз. — Сам лезь! Из нас двоих у тебя ботинки армейские. Или давай я выйду, — Эрик берётся за задвижку, но я сжимаю его пальцы, останавливая. — Точно засекут ботинки, — от осознания этого факта я делаю просительно-несчастные глаза, как у того кота из мультфильма. — Что делать? У меня башка не варит… — Ладно, давай, — Эрик подставляет мне плечо. — Потом решим. Унитаз выглядит таким хлипким и невинно-белым, когда я бухаю на него грязно-мокрую подошву. Бортик скользкий, так что приходится вцепиться в Эрика покрепче. Он недовольно шипит. Карабкаюсь, одновременно балансируя, борясь с головокружением и молясь, чтобы унитаз не развалился под моим весом. Дело идёт, отлично! Только вдруг обнаруживаю, что теперь моя голова торчит выше уровня двери. Проклятье! Иногда быть высоким неудобно. Нужно присесть. Продолжая цепляться за Эрика и осторожно балансировать на несчастном маленьком унитазе, опускаюсь на корточки, сложившись пополам. Поза неудобная, скрюченная, так что содержимое желудка подступило к горлу. Зато от сосредоточенной физической активности голова чуть прочистилась. — А теперь объясняй, — шепчет Эрик, придерживая меня за плечи, чтоб не качался. — Что ещё за «честь»? Это же ваши армейские загоны, полицаи таким не занимаются. Другая юрисдикция. Они к нам иногда заходят, но кадетов вообще не трогают, даже не смотрят. Ну да, ты бухой… — Я стакан разбил. Это «хулиганство». — Не-не-не. Это я знаю. «Хулиганство» — это другое. А ты случайно разбил. Нет, ну даже если подойдут, спросят паспорт. И что? Покажешь. Но ты ничего не нарушал. — У меня нет паспорта, — шепчу в ответ, на отдельных звуках булькая и давясь, потому что уровень жидкости очевидно превышает уровень моего желудка. — Почему? Забыл? — Нет. — Потерял? — Да нет! Его нет! — Как «нет»? — глаза Эрика округляются по мере осознания. — Тебе сколько лет?! — Семна… Эрик вдруг сильно зажимает мне рот ладонью. Прохладная. От неожиданности к горлу подкатывает алкогольный чай, и я с трудом сглатываю, загоняя эту гадость на место. Пялюсь на Эрика пьяно остановившимся взглядом, пытаясь понять, что за лютую пантомиму он изображает. А, вот в чём дело: за дверью кабинки шум, кто-то зашёл в туалет. Ну и ничего. Моих ног не видно, мы молодцы. Единственное, что от меня требуется, — не свалиться с насеста. По помещению, мимо нашей двери, проходят шаги. Звук расстёгиваемых штанов. Смачное журчание и стон облегчения. Эрик беззвучно шевелит губами: «Я тебя убью». Вроде. Я плохо читаю по губам. Но вряд ли он сказал «Я тебя люблю», да? Ситуация не располагает. Точно, в следующую секунду по его губам явственно читается «мудак» — значит, до этого определённо было «убью». Ишь, накопилось у этого неведомого посетителя. Надеюсь, после этого он свалит, а не оккупирует соседнюю кабинку, чтоб позалипать в новости, а то у меня уже левая нога затекла. Аккуратно переношу вес на правую, но из-за этого с трудом обретённое равновесие исчезает, и я кренюсь направо — бухаю ладонь в стенку, чтобы не свалиться. Чёрт, слишком громко! Мы с Эриком пялимся друг на друга огромными глазами, а за дверью — тишина. И кажется, что неизвестный посетитель прислушивается. Эрик кашляет басовито. По такому звуку точно не заподозришь, что в кабинке скрываются двадцатилетние парни, солидный кашель лет эдак на сорок. Ждём. Шуршание. Шаги. Слава богам, мимо нас! Хлопает дверь, и всё затихает. Я шевелюсь, пытаясь размять затёкшие ноги, но Эрик жестом останавливает. Повернувшись боком, аккуратно, чтобы вписаться в габариты узкой кабинки, наклоняется и, вывернув голову, выглядывает снизу двери. Тем же осторожным манером разгибается обратно. — Слезай, — говорит громче, уже спокойно. Ура! Держась за стены и сосредоточив взгляд на унитазе, чтобы не поскользнуться, наконец-то перебираюсь на твёрдую поверхность пола… …Как вдруг в челюсть прилетает удар такой силы, что боль пробивается в мозг даже сквозь алкогольную анестезию, а моё тело, растеряв остатки равновесия, бухается на заднюю стену кабинки. Это что, Эрик так умеет?! — Ты чо… — кое-как собрав расползающиеся ноги, я поднимаюсь и потираю щёку. — Синяк останется… — Вот и отлично. Скажешь командованию, что в подворотне отбивал девушку от хулиганов. Они тебя отмудохали, залили в рот водку… Может, даже обоссали, — Эрик оглядывает меня так, словно уже примеряется. — Я те щас — ик! — дам. — Давать мне не надо, я на первом свидании так далеко не захожу. Ну как? — неожиданно и цепко зажав пальцами мои веки, он светит прямо в глаз ярко-белым фонариком телефона. — В голове прояснилось? — Э… — я вырываюсь, отпихивая его руки вместе с источником мерзко-белого света. — Да. Спасибо. И в самом деле сработало. — Сейчас план такой. Ты блюёшь. — В ответ на мою скривившуюся морду Эрик повторяет авторитетнее: — Ты, гад несовершеннолетний, блюёшь! Иначе не протрезвеешь до завтрашнего утра. А я иду в зал, плачу много денег за всё, чем ты тут блюёшь, и смотрю по ситуации. — А если они зайдут? Если то были не они, а сейчас зайдут? Он сгребает мою футболку и шипит в лицо: — Значит, сидишь тут и не дышишь. Потому что если из-за тебя меня загребут, уволят или отчислят — лучше сразу утопись в этом унитазе! Рванув задвижку, Эрик выскакивает из кабинки и хлопает дверью так, что она отскакивает. Кое-как поймав её, закрываюсь. Хм, и как это делается? Вроде нужно сунуть пальцы поглубже и нажать на основание языка. А если не получится? Но получается отлично: последние два или три бокала явно превысили объём моего желудка, так что стоит только начать — он понимает намёк и охотно избавляется от содержимого. И в самом деле, зачем я столько залил в себя? Отплевавшись и отдышавшись, опускаю крышку унитаза, сажусь. Жду. Кто-то заходит в помещение. Идёт к писсуарам, отливает. Очень хочется снова полезть наверх, чтобы не светить ботинками, но понимаю, что без поддержки Эрика я скорее всего навернусь. Может, выглянуть снизу, проверить, кто там? Нет, вдруг заметит, как я из-под двери зенками хлопаю, стрёмно. Входная дверь снова открывается. А это кто? Прислушиваюсь к звукам снаружи, но по ним ничего не понять. Включается кран, кто-то моет руки. Да что там происходит?! И где Эрик? И что мне делать? Снова дверь. Это ушли или пришли? Снаружи тишина, но спустя пару секунд раздаётся стук в мою кабинку. Голос Эрика: — Это я. Приоткрыв дверь, выглядываю. — Короче, они сидят. Недалеко от нас. Ты сможешь пройти не шатаясь? Прислушиваюсь к своему телу. Самочувствие уже лучше, но насчёт координации я совсем не уверен. Не говоря уж про шлейф алкоголя. Не стоит рисковать. — Лучше через окно. Эрик оглядывается на узкую щель под потолком. Да, мне тоже вариант кажется сомнительным, но стоит попытаться. Представлю, что это тренировка. — И как ты туда залезешь? Подтянуться не вариант, ты бухой — впилишься башкой или в раму, или в стекло. — М-м, — изучаю окно, прикидывая. Как бы ни хотелось считать себя крутым парнем, но Эрик прав. — Подсадишь? — О, теперь я уже не «дрыщ»? — Иди сюда, — выскакиваю из кабинки. Чёрт, и правда всё ещё шатаюсь. — Становись. Эрик не сразу соображает, что от него требуется, но в итоге встаёт боком у стены и наклоняется, уперев ладони над коленями, я же отхожу к противоположной стене, глубоко дышу, стараясь прочистить голову и сконцентрироваться на задаче… Давай, Син, ты это умеешь… Разгоняюсь к Эрику, запрыгиваю ему на спину — она проседает под ботинком, снизу раздаётся сдавленное «с-сука…», — и вот уже торчу по пояс снаружи, а вскоре и спрыгиваю в снег по ту сторону стены. Идеально! Я же говорил, что молодец. Оглядываюсь на предмет угрозы. Стена глухая, полиции не видно, прохожие поодаль заняты своими делами, в мою сторону никто не смотрит. Отлично. Осталось дождаться Эрика. Адреналин и морозный воздух немного прочищают мозги. Из-за опьянения кажется, что прошло уже много времени с тех пор, как мы зашли в кафе, но на улице, как ни странно, всё тот же солнечный день. Хотя уже не такой яркий, через час закат. Вот это мне не нравится в местной зиме, — что темнеет рано. Солнца слишком мало. А вот и Эрик с тюком моей куртки. Одеваюсь. — Так, теперь мне бы автобус найти. — Какой автобус? Пошли, — Эрик кивает в сторону домов через дорогу. — Сначала приведём тебя в порядок.