перезвони.

***

— Серафи-им, — поправив спавшую с худого плеча зипку, он становится неподалеку от Серого и, достав из кармана спортивок свой родной айфон размера мини, переворачивает камеру в горизонтальное положение так, чтобы озеро помещалось в кадр, — смотри сюда, — а следом, поймав неимоверно красивый серый взгляд, быстро делает снимок. — Красивый.. — хоть и тихо, но с максимально довольной улыбочкой мяукает себе под нос Глеб, а после, всё же убирает телефон обратно в карман, принимаясь как ни в чём не бывало поправлять взъерошенные кудри. — Может, пойдём уже? — Ну, можно и пойти, а то чёт реально блять затянулась эта наша.. прогулочка. — наблюдая за тем, как Викторов поправляет кудри, в голову приходила лишь мысль о том, что их снова ну очень хотелось взъерошить обратно. Тем не менее, он сдерживался.  — А мне понравилось, почаще бы так. — хихикая, отвечает Викторов, а после, запихнув в рюкзак запачканную футболку и закинув его на одно плечо, убегает от ивы обратно к протоптанной тропинке. 

***

А дальше дни прошли уже, кажется, по изначально задуманному Серафимом плану: Глеб по кирпичику всё больше и больше становился похожим на прежнюю, здоровую версию себя.  Или же, просто на человека. Человека, который, к всеобщему — и даже собственному — удивлению, ни разу не заикнулся про алкоголь.  Рядом с Серафимом даже как-то перестало хотеться.. да и дел было невпроворот: то на свежем воздухе без связи гуляют, то Серый готовит, а второй за этим наблюдает, то уже ночь — и как-то не до этого..  А к последнему дню поездки он даже смог нормально поесть и съездить с Серафимом за сигаретами в ближайший магазин. И вот, пройдя некое чистилище, теперь они на пути обратно, прямиком в Райский Питер.. Дорога, слава богу, ещё загородная, а значит — абсолютно пустая и ровная. Да и на дворе уже близится ночь..  Поэтому, просидев на жопе ровно минут сорок от начала поездки, Глеб, дойдя в своём плейлисте до Арктик манкис, всё-таки постепенно начинает слетать с кудрявых катушек.  — Бля-ять, ну когда мы уже доедем, а? Я так хочу домой.. — растёкшись по креслу в припадке резкого желания завалиться в кровать, он, вытягивая руки вперёд, пытается потянуться. Вроде как, это даже помогает чуть-чуть прийти в себя, отогнать желание спать и отстегнуть ремень от своего кресла.  — И тебя-я.. — резко протянувшись через ручник к водительскому креслу, он останавливается прямо возле уха Серафима, вновь начиная шептать своим блядским мурлыканьем вкупе с горячим дыханием и запахом вишнёвого орбита. — Ну, ещё где-то пару.. ой блять, Глеб, это ещё чё началось такое? — Серый улыбается, косясь на Викторова вопросительным взглядом с приподнятой бровью.  — Не зна-аю, братан, просто вот.. нельзя мне на переднем сидеть, это такой пиздец.. — Глеб снова вживается в роль последней порнушной паскуды, поэтому, не заметив нужной себе реакции, ему приходится насильственным путём укусить Серафима за мочку и вновь промазать мокрым поцелуем куда-то по скуловой кости, продолжая:  — Или это тебе так водить нельзя.. даже не зна-аю.. — Ну, а на заднем тебе не нравится.. и вот чё теперь делать? — как-то спокойно рассуждает вслух Сидорин до тех пор, пока Глебу не приходит в голову укусить его за ухо, заставляя недовольно зашипеть и отодвинуть ладонью от себя подальше, дабы вести диалог с более безопасной дистанции.  — А как можно? — Да я ебу?.. типо, как-нибудь.. ну, менее вот так.  я не знаю, но ты блять.. понимаешь?.. — отстранившись, он тяжело вздыхает от неумения объяснять свои мысли на трезвую и вновь скатывается по спинке сиденья вниз, зевая. — Братан, ну ты меня извини, что рулю, типо.. руками. — Да не в руках дело, типо, блять, у тебя вид во время этого процесса просто пиздец. Вроде бы сам возмущается, а взгляд от крутящегося руля с кожаной обивкой всё равно не отрывает.  Вместо этого, только перестаёт моргать и, вдобавок ко всему, прикусывает потрескавшуюся губу прикусывает, концентрируясь лишь сильнее.  ..Ещё и эта блядская чёрная кожа на руле.. слишком много триггеров на одного Глеба. — Насколько "пиздец" от одного до десяти? — Сидорин после таких аргументов уж совсем точно в улыбке расплывается, смотря на Глеба через повернутое зеркало заднего вида. Слишком он забавный во всех этих фразочках.. — Шестьдесят девять блять?.. — сначала Глеб отвечает весьма тихо, а спустя момент, услышав чужой смешок, всё-таки еле-еле отцепляет взгляд с кожаного руля на уже вовсю лыбящегося Серафима, — Чё ты улыбаешься так?.. — Викторов во всём этом реально не замечал абсолютно ничего забавного, ибо трахнуть занятого водителя сейчас хотелось и вправду, а он тут ещё и лыбится сидит, смешно ему..  А после последней фразы Серафим срывается на откровенный смех: вкупе с таким сосредоточенным и напряженным Викторовым это всё звучало уж слишком комично, а выглядело — так тем более более.  — Чувак, ты пиздец забавный..  — Да ну блять, козёл, я тут, вообще-то.. вообще-то страдаю. — Глеб под конец предложения уже и сам сдаётся на хохот — долго строить из себя серьезность особо никогда не получалось..  — Ну-у, вот мы скоро приедем — будешь ещё больше страдать, потому что опять Питер.. — в попытках отдышаться, Серафим решает продолжить подъёбы, потому что, зная Глеба, всё так и будет.  — Да бля-ять.. ты ж опять уходишь будешь, да.. — вопрос почти что риторический, что и печально.

Умеет ж Серый его настрой в одно слово сменить.. теперь даже как-то грустно.

— Ну-у, Глеб, — Серафим, явно не рассчитывавший на такую биполярность, закатывает глаза и тяжело вздыхает, вновь сводя взгляд с дороги на Викторова, — чё началось-то? — А вот.. хуй знает. Мне просто так понравилось с тобой вот так, типо.. жить? И даже сдохнуть не хотелось..  — Типо, знаешь, это такое прикольно чувство.. хотя я понимаю, конечно, что тебе такого обычно не хочется и это вообще странно звучит, да?.. я лучше.. — кажется, с каждым последующим словом он одновременно становился все тише и вбивал своё тело в кресло ещё глубже, точно пытаясь провалиться куда-нибудь.

Ему надо бы заткнуться по-хорошему, он понимает.

Но не может. Само как-то идёт.

Поэтому, у него не находится выхода лучше, кроме как включить трек на магнитоле погромче и отвернуть кудрявую голову в сторону окна, дабы не позориться.  — В любом случае, я пиздец рад, что отвлекаю тебя от всей этой.. — Серафим даже не успевает закончить мысль, как Викторов переходит в режим неприкосновенности домашнего кота и абстрагируется.  А Глеб, вероятно, своим каким-никаким музыкальным слухом, да всё-таки услышал последнее предложение.. но в ответ уже ничего не сказал. Лишь открыл окно автомобиля и высунул кудрявую голову наполовину, облокотившись на обе свои руки. Видимо, чтобы подышать. Или чтобы сдержать слезки..

Всё-таки, впервые возвращаться, казалось бы, домой так грустно и эмоционально.

Либо же, с недавних пор его домом теперь просто считались не четыре стены и всё то, что в них, а Серафим.  И в Питере Серафим будет уходить.  Это неизбежно — в этом и суть. Ложка ещё более противного дёгтя в чуть менее противной бочке дёгтя..  — ..а тебе сейчас обязательно обе руки?.. — отлепив лицо от окна и развернувшись, как-то грустняво спрашивает Глеб.  Скажи он это парой минутой раннее — и было бы совсем неоднозначно.. но сейчас он явно был настроен на что-то иное. — Ау? Да нет, — замечая эти грустнявые карие глазки, Сидорин без лишних уточнений протягивает правую руку.  — О, — вообще, он уже настолько привык, что не удивился даже если б Серафим начал вести машину ногами или ещё чем похуже.. но какие-то рефлексы всё-таки заставляют брови подняться домиком.

Но раз уж попросил, то для дела.

Поэтому, скатившись по спинке сиденья чуть ниже и впоследствии уперевшись коленками в бардачок, он молча и аккуратно берёт его правую руку с татуировкой кота-моли в свою левую с набитым доберманом. 

Иронично, символично.

И, если быть честным, то выглядело это.. как сцена из самого приторного сериала про подростковую любовь, не иначе. Но ощущалось всё равно нежно до безумия. Поэтому, Серафим даже против не был: только улыбнулся при виде всей картины, в мыслях рассуждая о том, как постепенно сменяются его приоритеты.. так что, теперь, вместо того, чтобы держать в одной из рук сигарету или хотя бы телефон, он держал руку Глеба.

***

А дальше всё прошло уже по классическому пути: с телефона Глеба на магнитолу, один за другим, транслировались альбомы пласибо в порядке от лучшего к менее лучшему, а сам фанат, слабо сжимая в своей руке тепло чужой, так и уснул..

Хотя, очевидно, теперь вернее будет сказать — родной руки.

Но суть одна: ближе к концу поездки, когда под колёсами машины уже терлись нелюбимые, шумные городские дороги, у Серафима постепенно начала отсыхать рука от того, как упрямо спящий Глеб не хотел её отдавить.  А будить жалко. Да и спит он ведь совсем не шумно, но стоит только его разбудить.. В целом, не нужно о негативном. В районе двух часов ночи Серафим паркуется во дворе, уже во всю размышляя, как будет это кудрявое существо будить.. Посидел, подумал — ничего толкового так и не придумал.. при всех раскладах одинаково жалко.  Тем не менее, пришлось выбрать хотя бы меньшую из всех зол: так что, теперь, осторожно расстегнув чужой ремень безопасности и протянувшись через коробку передач, он аккуратно гладит кудри Глеба, — Родно-ой, мы приехали.. — чуть хрипло шепчет на ухо. — ..м-м?.. — у Глеба хоть и до ужаса чуткий сон, но то ли это у Серафима руки такие нежные, то ли Питер лечит, но начинает просыпаться он только спустя дай бог минуту таких поглаживаний против шерсти.  Хотя, удивительно, что просыпается вообще.. его такое обычно вовсе в ещё больший в сон клонит. — Бля-я.. — наконец разомкнув глаза и заметив вокруг себя не прежний тихий загород, а Питер со своим ёбаным дождём, Глеб не менее ебано вздыхает.  Потом ещё секунд двадцать обречённо сидит в кресле, пытаясь понять, не спит ли, не умер ли, или не остался ли на той самой залетной хате и сейчас просто всё ещё в трипе..  Но ни один вариантов не подходит, они правда просто приехали, о чём говорил вполне себе реальный Серафим напротив.  Поэтому, приходится лишь потереть уставшие глаза и выйти еле ходящими ногами в сторону дома, при этом, упрямо держа Серого за руку.  Это, похоже, какой-то новый принцип, ибо переодически чужая ладонь всё-таки падала в силу обессиленного Викторова, но он настойчиво пытался удержать еёна весу. Но не суть.  Хотя, руку в итоге всё равно приходится отпустить, когда дело доходит до попытки развязать шнурки..  — Бля-я, спать хочу пиздец.. — бормочет все так же сонно Глеб, параллельно, уже планируя сдаться и разлечься на полу. А Серафим, в свою очередь, какой-то чересчур бодрый для такого времени суток — возможно, за рулём время быстрее идёт. Так что, пара мгновений — и он уже сидит на полу, расшнуровывая собственные кроссовки, а по завершению, заметив слишком жалостливого Викторова, решает и ему помочь: встав на оба колена, быстро развязывает оба кроссовка, после, убирая их в сторонку.  Глеб же ещё пару секунд совсем не понимает, что ж там пытается сделать этот коварный серый волк, но когда с ноги слетает массивная баленсиага чуть ли не с пятью парами шнурков, он всё-таки догоняет и, чуть наклонившись, сразу принимается растрепывать Серафиму волосы, завывая как-то устало-ласково:  — Си-има.. — Что такое? — Сидорин поднимает серые глаза на разнежившегося Глеба.  — Я тебя люблю-ю-ю.. — и ещё очень много долгих «ю» тянет он лениво и тихо, параллельно, уже успев свалиться рядом с Серафимом и начать выцеловывать его по всему периметру лица, выводя этими цомканьями витиеватые пути от одной татуировки к другой. 

Это, судя по всему, вместо «спасибо» сейчас.

— А я тебя как люблю, бля, вот представить не можешь, родной..  Глеб в ответ пытается что-то сказать, но засыпающий мозг вкупе с заплетенным языком в итоге выдает лишь какие-то невнятные звуки, которые сразу заглушаются неостанавливающимися поцелуями, что сейчас приходились уже просто куда не попадя. Какой-то слишком резкий всплеск — на удивление — позитивных эмоций, в результате которого, залазя в объятия и наваливаясь на Серафима, он всё-таки роняет их обоих сразу на холодный и, вероятно, грязный паркет.. — Вот давай так спать.. — А может, всё-таки на кровати?..  — Ну я не хочу-у встава-ать, Си-им.. — окончательно и бессильно свалившись на пол, он, продолжая тянуть каждую гласную, постепенно обвивает Серафима своими холодными руками и ногами по всему его телу, кажется, даже и не думая подниматься.  Но долго такие нежности не длятся.  Раз, два — и Серый, воспользовавшись протянутыми к нему объятиями и расслабившихся Глебом, уже подхватывает того на руки, после, поднимаясь с колен уже вдвоём.  Причём, вышло это без лишних усилий, достаточно легко.. Викторов ведь вся из себя пушинка, едва ли норму веса есть. Если есть вообще.  Тем не менее, информация до кудрявого доходит с уж очень большой задержкой, а в качестве реакции, уже будучи спиной на постели, он, ставя брови домиком и расплываясь в улыбке, наконец реагирует:   — Нихуя, даже не уронил..  — Да ты лёгкий пиздец. Викторова донесли, а значит на сегодня услуги профессионального каблука окончены. Теперь осталось только футболку домашнюю переодеть и точно будет готов ко сну.  — Вот твои бы руки.. — тихо хихикая и расплываясь в лисьей-кисьей улыбке, Глеб всё-таки приподнимается с задницы и принимается наблюдать за переодевающимся Серафимом, — да в благи-ие бы цели.. На эту гадость Сидорин лишь оборачивается и усмехается, после, кидая тому в лицо свою футболку ветмо со знаком анархии.  Некая попытка заткнуть: причём, весьма успешная, ибо Глеб после неё и вправду молча стягивает зипку с голого тела, сразу же сменив её на любимую чёрную вещицу, в которой уже успел погонять пару раз, пока никого не было дома. — Е-ебать огромная хуйня..  — А тебе идёт, между прочим, — если уж эта футболка даже Серафиму была совсем не в размер, то Глеб в ней сейчас просто тонул, вызывая неимоверное умиление. — Твоё все-егда шло, — всё так же коварно лыбясь, Глеб всё-таки дожидается, пока Серафим там по комнате нашагается и усадит свою жопу на кровать. А после, как ни в чём ни бывало закидывая руки тому на шею и вновь поцеловав куда-то в щеку, продолжает: — Ну а хули, ещё бы мне не шли шмотки, которые стоят как десять моих зарплат.. или просто дороже меня. — Да не, ты дороже будешь, всё-таки.. — он целует в уголок губ в ответ.  — То есть, ты всё-таки оцениваешь меня в деньгах?.. и сколько я таких футболок я стою? — вроде шуточно, а вроде бы и весьма серьезно возмущается Глеб, но от поцелуев всё равно не отрывается, даже и не планирует. Только нижнюю губу тому в знак протеста закусывает слабо. Для профилактики. — Ты бесценен, родной. — вновь подлизывается Серафим, носом ластясь к чужому уху. — Ну-ну.. — ёжась от подобной нежности, саркастично отрезает Глеб, а после, ещё пару секунд повыебываясь и позакатывая глаза, снова переключается на другую волну. Более сонную. Видимо, ночная бесяка прошла. В целом, ничего нового..  — Давай спать, "дорогой",  —  вылезя из объятий, он сначала укладывается на бок, ворочается ещё минуту-две в одеяле и, найдя удобную позу, уткнувшись холодным носом в шею Серафима, всё-таки успокаивается.  — ..ты тоже бесценный, — ещё через пару минут, когда в комнате наконец воцаряется тишина, делающая слышимыми только их дыхания в унисон, думая, что Серафим уже спит, он тихо-тихо шепчет запоздалый ответ, а следом, пройдясь медленным, но коротким поцелуем за ухом, всё же и сам пытается заснуть. — люблю тебя. — И я тебя люблю, — шёпотом завершает всё-таки не спящий Сим.