перезвони.

***

Вытащить Глеба на улицу — что-то из разряда невозможного.

А загород — уж тем более.

Но каким-то чудом у Серафима это всё-таки получается.. подкупил фотками свободного домика и возможностью отключить телефоны под предлогом отдыха. Так что, пока возможность ещё не улетучилась, приходится быстро собрать две спортивные сумки с самым необходимым в виде таблеток Викторова, пары-тройки общих сменных футболок и прочих вещей, запихнуть это всё подальше в багажник Симовской бэхи и ещё около четырёх часов слушать фразы Глеба по типу: «тебе так идёт водить» на протяжении всего пути. Как они по пути не потрахались — одному богу известно.. а как не перессорились и не расстались из-за того, что музыку в машине Викторов хотел включать исключительно свою — и подавно. Но с горем пополам они всё-таки доехали в целости и сохранности. Только у Глеба глаз дёргался всякий раз, когда интернет пропадал и он не мог зайти в телегу.. Но Серафим пообещал, что в том месте, куда они едут, обязательно будет вайфай, поэтому, пришлось повременить со своими кружочками. И вот, пройдя ещё около часа по местным магазинам в поисках еды, до которой господин Викторов соизволил бы хотя б дотронуться и поссорившись ещё несколько раз на той же почве, они всё-таки оказываются на месте. Скидывают сумки на пол в просторном коридоре и, разувшись, принимаются каждый за своё: Глеб — громко ахуевать от размеров дома, а Серафим — от красивых видов летнего, загородного Петербурга.  — Просто ужас, как красиво.. на втором — особенно. — Прям ахуительно, да.. — в качестве согласия, Серафим переиначивает на свой манер сказанное Глебом. — Ну да, можно и так сказать. Викторов по образованию социолог, так что, выразился всё-таки покультурнее этого раздолбая с образованием в виде трёх лет в армии, но суть одна — место красивое пиздец, так ещё и дело уже к вечеру подошло: закат прямо-таки невиданный горит, напоминая о том, что, кажется, пора бы и к делу приступать.  — А мы будем есть сегодня, нет? — Ну-у, да, было бы славно.. — очевидно стебётся в ответ Сидорин, при этом, делая вид, будто говорит при всей серьёзности и у него вообще есть вариант уйти от работы.   — Давай тогда расчехляться, а я тебе, так уж и быть, помогу.. а потом погуляем. — Погуляем же? Для Глеба — человека, который добровольно может выйти за пределы своего района лишь когда кончаются любимые сигареты в ближайшей табачке, сейчас всё вокруг и вправду казалось невиданно-редкой красотой.  Поэтому, в кудрявой голове уже царствовали мысли о том, как он это всё нафоткает и отошлёт сначала маме, а потом и в сторисы зальет. Привычка уже: людей не любит, а вот в, казалось бы, неодушевлённом всегда и душу, и красоту, и себя находит.  Этот факт могут подтвердить сотни фотографий в его галерее из разных городов многочисленных туров с любого рода достопримечательностями. Потому, отвертеться от прогулки у Серафима никак не получится.  — Ой-ой, ну раз уж аж помо-о-ожешь.. то договорились. И да, погуляем. — Серафим лишь тихо хихикает, зная, что помощи от Глеба, на самом-то деле, весьма мало. Но зато он точно рядышком посидит за компанию, пока Сидорин в очередной раз будет мучить несчастный мангал и шампуры своими руками — да, возможно, кривыми, исходя из прошлого опыта, когда всё к чертям сгорело из-за того, что он отходил за пивом.. Но сам факт, умеет же! — Ну, пойдемте тогда, молодой человек, чего ждём.. — закинув на плечо одну из сумок, где, по идее, должно быть всё для будущей еды, он поручил Серафиму топать за мангалом в машину, пока сам… ну, что-нибудь другое сделает. Он ещё не придумал.  А Серафим, будучи послушным, отправляется к машине и из багажника достаёт это чёртово создание под названием.. разборный мангал.  А значит, вечер точно будет сопровождаться тысячей матов и возмущений, до тех пор, пока Сидорин всё-таки не сможет разобраться как собрать эту хуйню так, чтобы она не разваливалась обратно. Каждый раз одно и то же..  И, пока работяга в лице Сидорина уже вовсю планировал забив с несчастным мангалом, Глеб, воодушевлённый свежим воздухом, летает от кухни до открытой пристройки и расставляет каким-то хуем найденные миски для будущего обеда по столу — видимо, делает всё, лишь бы его вместо мяса не пожарили, а то Серый сейчас не внушал какого-либо доверия и добра..  Но долго без него он всё равно усидеться не смог. Хочется вот поёргать его, поприставать..  — Серафи-и-им, — поэтому, не успевает он толком поставить мангал, как на всю улицу уже раздаётся такой родной, протяжный вой о помощи. — а ты брал что-то пить? Собирая этого трансформера, Сер, кажется, вспомнил всех родственников, родителей и близких этого несчастного мангала.. ибо нечего разваливаться про малейшем движении.        Так тут ещё и Глеб до кучи решает докопаться: можно поспорить — будь на его месте кто-либо другой, то в него бы уже летела одна из деталей от этого шедевра за восемьсот рублей из перекрёстка.  А пока что, приходится отвлечься..  — А? Да, вроде.. — не успевает толком ответить, как из рук в очередной раз  падает одна из стенок мангала, вынуждая тяжело вздохнуть и кинуть её в сторону. — блять.. кхм, да, вроде должно быть чё-то.. чекни в пакетах.  И если Серафим не еблан-шутник и под «попить» имел ввиду то же, что и Глеб, то теперь у кудрявого точно счастью не было предела, ибо бухать рядом со своим парнем, кажется, вроде бы даже законно. Но пока рано — еды ведь ещё нет.. так что, он обходится лишь святым источником со вкусом малины из своего рюкзака, а уже после, выхлебав полбутылки, всё же отправляется к своему недошашлычнику на помощь. Конечно же, моральную.  — Чё делаешь? — он выплывает из-за Симовской спины, становясь рядом и оглядывая то, как у мангальщика в руках собирается деталька, за ней следующая.. и всё опять падает, вынуждая вздохнуть сквозь зубы с уставшим: «сука блять», а после, всё же заметить Глеба и чуть сменить настрой в его пользу:  — Очень стараюсь не разъебать мангал, а что? — А чё с ним? Не стоит? — с издёвкой ехидничает Викторов, садясь на корточки рядом с мангалом.  Но в ответ получает лишь осуждающий взгляд, молча предупреждающий: «не беси.»  Чрезвычайный оптимизм Глеба на фоне раздражённого Сидорина всё-таки подбешивал.  — Ой-ой.. может, ну.. типо, — Викторов как-то обречённо вздыхает, пытаясь подобрать слова, которые бы сейчас не спровоцировали Серафима на статью сто пятьдесят шесть уголовного кодекса Российской Федерации с последующим исполнением ещё и сто пятой, но в итоге получается лишь очень криво и тихо намекнуть: — что-то кроме шашлыка поедим пока что?..  — Да щас, блять, погоди.. — потратив ещё пару десятков секунд, Серафим всё-таки заканчивает сборку этого железного уничтожителя нервных клеток. Проверяет — вроде бы держится, а там уже и встаёт обратно на ноги, потягиваясь и подытоживая всё кратким:  — Ёбаная хуйня. — Ай, — поднявшись с корточек, Глеб саркастично хлопает его по плечу и при этом хихикает тихо, уходя с улицы подальше, — ну молодец, ну рабочие руки.. — уже совсем тихо и гадко протягивает, будучи за спиной Серого.  — Э, слышь, помощник бля, иди сюда, мне скучно одному этой хуйней заниматься будет! — обернувшись, прикрикивает Серафим.  — А я думал, ты сейчас немного aggressive и мне бы лучше было.. sit at home, ю ноу?.. — раз прям позвали, то он почти сразу же возвращается со своей припизднутой улыбочкой вкупе с весёлой походкой и безалкогольным пивом в руках.  А Сим, видимо, взявший перерыв перед следующим нервным срывом на почве попыток приготовить им поесть, сразу ластится поближе: лезет с поцелуями в щёку и не менее саркастичным:  — No, бро, я добрый, тебе показалось. — Да шучу, я даже не.. — Глеб не успевает договорить: забыл, что они встречаются — вот и удивляется таким нежностям, — ой..  Но раз Серый цомкает — значит, точно добрый. И такого даже не жалко в ответ в щёку чмокнуть украдкой. Будто по двенадцать лет обоим, ей богу.. но и это свою атмосферу определённо имеет.  — Помочь чем-нибудь? — отпустив свои шуточки подальше, Викторов всё-таки решает предложить что-нибудь, хоть чуть-чуть полезное.  — М? — Сидорин на эту любезность лишь чуть приклоняет чужую кудрявую голову к себе и, поцеловав в макушку, отвечает с неимоверной теплотой: — Да не-е.. я сам справлюсь, отдыхай, родной.

***

И опять на них действует блядская теорема Андрея Пирокинезиса, гласящая, что у вечности нет времени, а у времени — любви.

Минуты бегут даже не предательски, а издевательски быстро: когда Серафим, выслушав всевозможные шутки из разряда «Почему я не шампур?..» со стороны Глеба и разбирается с едой, на горизонте уже исчезает солнце, а когда Викторов допивает свою банку с пивом — и вовсе наступает ночь.  Удивительно, что выпил он всего одну.. Обычно расход топлива у него другой.  Может, это Серафим так влияет.  Тем не менее, процесс готовки проходит весьма спокойно, даже расслабляюще: Викторов изредка подпёздывает под руку — причём, не так противно, как обычно делают другие, а Серый, крутя шампуры, переодически шутит про кучерявую схожесть Глеба с бараниной. Гулять в итоге не идут из-за того, что Викторов сказал, мол, не собирается фотографировать «темноту ебаную». Так или иначе, они поели — никто никого не загрызёт — уже успех. В двенадцать вокруг дома зажигаются красивые фонарики, подсвечивая всё вокруг на территории двухэтажного дома тёплым светом.  Глеб, одной рукой листая инсту, молча докуривает свой винстон икстайл на открытой веранде, ожидая, пока Серафим разберёт мангал обратно и вернётся, ибо, как бы он его не любил, но дышать сожжёнными углями рядом с ним не хотелось вовсе.. 

А сигареты — это другое.

Благо, возвращается Серафим как можно быстрее: пристраивается рядышком, зарываясь в чужие кудряшки, чего их хозяин уже даже не замечает. Будто всегда так было, привык уже.. да и приятно, когда за ушком чешут.  — Разобрал? — выдыхая сигаретный дым, Викторов поворачивает голову.  — Ага. — кратко отвечает Серафим, облокачиваясь на перилла веранды и мысленно восхищаясь открывающимся видам.  — Ай, молодец.. Неясно, что конкретно так на него повлияло: то ли свежий воздух, то ли непрерывное присутствие Серого рядом, то ли всё вместе..        Но сейчас даже по одной интонации было слышно, как он потихоньку плывёт. Либо попросту по-настоящему расслабляется впервые за такое долгое время. Голос тихий, слышимо прокуренный, но даже оттого не менее приятный. И главное — спокойный. Именно спокойный, а не безэмоциональный, как у него бывает обычно.        И сам Глеб сейчас не менее умиротворённый — об этом все его жесты говорят: даже то, как безмятежно он стряхивает медленно тлеющий пепел с края сигареты, в кои-то веке не пытаясь скурить её за один присест в полминуты.  Последняя затяжка и все последующие ощущаются и вовсе будто в слоумо: он тушит и без того еле тлеющий окурок о край запястья — скорее всего, специально попадает на бесячую татуировку. И в параллель с этим, все же встаёт ближе к Серафиму, осторожно укладываясь виском тому на плечо.  — Спасибо, что вывез.. — вероятно, хотел сказать «люблю тебя», но то, что озвучил почему-то показалось более уместным и менее нелепым. Скорее всего, потому что сейчас что-то внутри побуждало именно поблагодарить. Глеб в очередной раз не сдерживает резкого всплеска собственных эмоций. Эмоций от осознания того, как Серафим к нему относится и какие вещи для него делает, даже не замечая этого. Эмоций от того, что он не может ответить ему хотя бы чем-то похожим вместо этого абсолютно бесполезного «спасибо».

Не может быть таким же безвозмездно добрым, любящим и понимающим.

Не может соответствовать ни одной из его черт.

Это больно и ужасно обидно. 

Больно осознавать, что ты и рядом не смеешь стоять с человеком, который готов вытащить тебя из любого, даже самого ужасного ночного кошмара, виновником которому постоянно являешься только ты.

А точнее, уже вытаскивает.

Даже сейчас, в данный момент, стоя на этой веранде — Серафим спасает его от всего того, что он с огромный вероятностью сделал бы сегодня со своим организмом, находясь в городе.  Серый жертвует своим и без того не бесконечным запасом времени, а Глеб — просто спасается, прячась за ним от багажа своих аддикций.   И пускай один день, что для запоя, что для марафона — незначительно мало, Серафим уже не дал начаться ни первому, ни второму. Сегодня — точно. Поэтому, сейчас Викторов вновь неконтролируемо роняет бесчисленные слёзы на деревянные перила именно из-за этого, а не из-за какой-то там сентиментальности в силу трогательности атмосферы этого вечера. 

Он просто начинает то ли трезво, то ли взросло понимать.

Понимать, что с собой сделал, и от этого жаться мокрым носом с закрытыми глазами в постоянно подставленное плечо, стараясь при этом не издавать ни единого звука, потому что..  ..потому что не хочет опять тревожить этим Серафима, который итак наверняка уже устал. Хочет просто стоять так. И думать. Много думать над своим поведением и поступками.  Хотя сам Серафим даже и не планировал просить что-либо в ответ. Для него, любовь — это о безвозмездности, которая проявляется практически во всём, лишь только потому, что именно этого хочется. О том, что присутствие именно этого человека делает его серый северный город чуть ярче и теплее, а любой, даже самый противный, день лучше. В целом, не важно.. Важно, что именно этот человек вновь рядом, а чувственное «люблю тебя» от Серафима заменяется привычным поцелуем в кудрявую макушку и тихим, но пронизывающим до мурашек: — Спасибо, что ты здесь.

***

Пускай Глеб и ехал сюда явно не с самым позитивным настроем, а скорее, просто не видел разницы между сидением в квартире и сидением в загородном доме, но, ближе к ночи, всё-таки догнал, что тут и к чему. Загородом, спрятавшись от всех с выключенным телефоном, ему явно стало гораздо спокойнее. Тут и вправду легче обдумывались какие-то вещи и делались разные выводы, кои он ещё обязательно проговорит с Серафимом, ибо теперь есть такая возможность — и, самое главное — желание. Ибо а городе свои бзики, негативные эмоции и какие-либо мысли он мог влегкую заглушить спиртом, а тут.. ближайший магазин в двадцати минутах езды на машине, которой у него, конечно же, нет. Поэтому, поначалу приходится только смириться с положением, а после, втянувшись, даже начать наконец получать от него удовольствие. Свежий воздух, ёпта.  Уже наутро после самого спокойного сна с самыми тёплыми объятиями за последние несколько месяцев Серафим, к удивлению, просыпается первым: проклинает всех чирикающих птиц, но, когда видит позади ворочающегося во сне Глеба, то сразу же замолкает и, оставив того отсыпаться в тишине, покидает спальню.  Направляясь в сторону улицы, замечает в кармане джинс вместо привычной пачки винстона лишь противную клубничную одноразку.  — Гадость блять.. — нервозно вздыхает сквозь зубы.  Выбора нет. Но зато красиво.  А через ещё полчасика, до пизды чуткий сон Глеба всё-таки прерывают те же самые птицы, на которых он впоследствии матерится чуть ли не слово в слово как сделал это Серафим. Но не суть. Проснулись, улыбнулись, не обнаружили рядом Серого — и самое время на весь дом заорать протяженое: — Серафи-и-им! — ..ибо он уже привык к таким перекрикиваниям, забыв, что сейчас немного не в квартире находится.. А слышно его удивительно хорошо, но Серафим всё равно приходит к выводу, что вне квартиры перекрикиваться таким образом — явно не лучшая идея. Так что, приходится записать Викторову кружочек в личные сообщения, обозначая своё расположение.  Глеб же с такого мува уже даже не удивляется, ибо свыкся. Серафим всегда был.. интересным молодым человеком. Поэтому, составив в голове план дома, Викторов всё-таки определяет примерное местоположение суженного и с кровати кое-как поднимается, утаптывая вместе с пледом на первый этаж, где уже стояла эта морда довольная.  — Гле-еб, родной, доброе утро.. а у тебя случайно нет сигаре-е-ет?.. — Серафим чуть ли не сразу же начинает подлизываться, подходя поближе к Глебу.  — Доброе, есть.  Есть, но кто сказал, что он даст? Такое нужно ещё заслужить. Поэтому, пока что он лишь растягивается в потягушках и, укутавшись в одеялко, присаживается неподалёку от Сидорина, начиная потихоньку пытаться прийти в себя.  — Поделишься? — убрав электронную сигарету обратно в карман, он прямо-таки жалостливыми глазками пялится на Глеба.  — Отсосешь? — уже достав пачку винстона хстайла из лежащего неподалёку рюкзака, Викторов дразнится. И по-хорошему надо было бы обозначить, что кудрявый уже совсем в края откровенно ахуел, но слишком уж хорошая атмосфера царила.. так что, в ответ на такое предложение в его сторону направляется только лишь очень хитрая Симовская улыбочка и кивок в сторону.  Да, ему настолько хотелось курить.  — Это аванс, — заметив, что задней Серафим не даёт, он и сам не спешит сдаваться: лишь по-лисьи ухмыляется краем потрескавшихся губ и, выложив на стол одну сигарету, откидывается показательно о спинку дивана, вздернув голову наверх. — остальное по готовности.  Серый чуть наклоняется в сторону Викторова и, оставив мокрый поцелуй где-то в районе скулы, практически шёпотом выдыхает на ухо такое отвратительно-порнушное: — Спаси-ибо, кот.  Ишь, как издевается.. Глебу даже не остается ничего, кроме как обомлеть сначала от поцелуя, а после, от добавленной к нему интонации, что ласкала слух неимоверно.  Гад, сука. Или просто сука.  — Пока не за что.  — Пошли, покурим? — одну сигарету выпросил, а значит, можно продолжать смело докапываться.  А Глеб молча сигаретку из блока поддевает и меж зубов вставляет, следом, сразу же поджигая. Но, при этом, поза остается всё такой же статичной и богемной: два пальца левой придерживают фильтр, а правая елозит по коленке, настукивая себе что-то, пока хозяин, откинув голову, только лениво потягивает в лёгкие сигаретный смог.  — Кстати, а мы надолго тут вообще?..  — На пару дней.  — ..пиздец.. — давясь дымом, тихо комментирует Викторов. — А чё делать будем?.. — уже более громко решает спросить, параллельно, поправляя собственные кудри, которые тоже от этого «пару дней» успели ахуеть и встать дыбом, ибо с Серафимом, вдали от цивилизации «пару дней» непрерывно будет слишком трудно вынести.. наверное. Посмотрят.  Хотя, с другой стороны — сам хотел больше времени вместе проводить.. — Да придумаем чё-нибудь, места много, всё-таки. — Места много для чего? Ты в догонялки играть собрался?.. — с каким-то вопросительно-недовольным взглядом спрашивает Глеб, при этом, интонационно выделяя вопрос так, будто это Серафим тут младший и ведёт себя как дитя.. — Дурак, что ли? В прятки. — вероятно, именно в этом моменте надежда на какую-либо Симовскую серьезность пропала насовсем..  — А искать нас кто будет.. лучше уж тогда пойти закладки поискать, тут хотя бы вдвоём и интересно будет.  — Кто-нибудь обязательно найдёт.. — он тихо хихикает, пытаясь аккуратно затушить сигарету.  — Нас или закладки? — Глеб едва ли сдерживает смех.  — Закладки нас, однозначно.  Кажется, нить повествования уже начала потихоньку теряться среди всех этих записок-диалогов двух шизофреников, но да ладно, чем бы дитя не тешилось, как говорится. — Меня — точно.. — ехидно улыбаясь, тихо заключает Глеб: как бы, чтоб подзатыльник не выхватить за такие фразочки, и самому при этом похихикать всё равно.

***

А дальше Глеб на протяжении двадцати минут всеми силами пытался смыть с себя весь утренний негатив.  Получалось крайне плохо.. А совсем добило то, что Серафим ещё и не взял его любимый гель для душа, хотя он просил. Дважды перед выходом.  — Да пиздец нахуй.. — раздаётся громко и явно раздражённо из ванной, впоследствии доносясь, кажется, до соседней улицы.  — Да ёб.. — и не успевает Глеб переступить порог веранды, как в сожжённую слизистую уже проникает жгущий ноздри запах химозы, от которой он пытался отказаться весь 2022 год по причине «вреднее сигарет и пахнет отвратительно».  Второе даже весомее было в его случае. И радовало лишь одно — он сейчас сможет задушить Серафима за эту пахучую бомбу полотенцем со своей шеи.  — Блять, Серафим, меня не было десять минут, какого хуя тут уже воняет каким-то химозным пидорством? — громко возмущаясь, он проходит к Серому с показательно подставленным под нос полотенцем, что сейчас был якобы его противогазом. — Это же улица. Буквально. При себя Серафим думает, что насчёт пидорства Викторов был определённо прав: он ведь сам только что зашёл.  Тем не менее, оставив эту мысль при себе, уже через секунду он, улыбаясь, в качестве предложения протягивает ему в руки источник сия запахов — белую дудку с радугой посередине.  — Будешь? — Буду. — раздраженно отрезает Глеб, но сомнительную курилку из протянутой руки всё-таки забирает. Чтоб неповадно было. — Ну, вот и не пизди тогда.  — Иди на хуй. — всё с таким же невозмутимым видом отвечает Глеб, а после, уведя хмурый взгляд от Серафима и прокашлявшись, начинает рассматривать то, что ему дали секундой раннее.  Судя по надписи — электронная пиписька.  Ну, от Серафима другого и не стоило ожидать.  Вдох, выдох, затяжка, за ней — кашель и резкое «фу блять», слетающее плевком с губ. Видимо, не понравилось.  — Чё это за хуйня блять? — Какая-то клубничная поеботня.. я хуй его знает, как оно вообще у меня в кармане оказалось. — Серафим ехидно хихикает от такой реакции, сползая по дивану вниз.  — А флаг лгбт тут нахуя? — вполне логично интересуется Викторов, уже прикарманивая электронку себе. Опять же, просто чтоб неповадно было. — Ты из «этих», что ли? — Ну-у, мне кажется, все, кто до неё дотрагивался — уже автоматически становятся "этими", в этом фишка как раз, не понял, что ли? — не скрывая максимально коварной улыбочки, Серый продолжает издеваться.  — ..фу. — с неподдельным осуждением выдаёт Глеб, при этом, не сводя своего хмурого взгляда с самого Сидорина. — Да не смотри ты на меня так..  — Как? — а он и вправду либо честно уже настолько привык к своему недовольном лицу, что уже просто не замечает ничего сверхъестественного, либо же специально Серафима вывести пытается.  — Ну.. вот так. — Сидорин был бы рад повторить это недовольное выражение, да вот только процент осуждения у него точно до такого уровня не дойдёт, так что, даже не пытается конкурировать. Вместо этого, предлагает лишь решение этой проблемы:  — Ты какой-то недовольный чересчур.. пошли гулять, а?.. проветришься как раз.  — Чё, вальнуть меня хочешь? — всё-таки сжалившись над бедным Симом с явным недостатком внимания, Глеб отвечает уже с некой ноткой сарказма, чтоб тот не грустил так сильно, а то ведь реально вальнуть может.. — Слегка.. — чересчур серьёзно заключает Серый.  — Ну пойдём, хули лежишь. — чем Глебу комфортнее, тем больше каких-либо черт он перенимает от Серафима, а после, внезапно их выдаёт в подобных быдло-заскоках. Хотя именно эти замашки были одними из первых вещей, которые он так долго вытравливал после ебучего Кызыла, а сейчас, резко вернулся обратно.. 

***

— А мы.. где?.. — всё-таки решается задать вопрос Глеб, пока его ещё не успели закопать к хуям собачьим, ибо место, по которому Серафим вёл его уже минут пятнадцать, уж очень напоминало какую-то тайгу — в таких местах прямо-таки только трупы красивых кудрявых мальчиков хоронить. Аж страшно. — Да хуй знает.. ну, дом, вроде, там.. — Серафим, как истинный шутник, указывает пальцем очевидно не в нужное направление, — Или там? ну, где-то тут точно. А обмануть Глеба даже проще, чем отобрать соску у ребёнка, ей богу.  Поэтому, на этот незатейливый обман он ведётся быстро и бесповоротно, выдавая практически сразу максимально нервозное:  — Серафим. — при этом, уже рыская по всем существующим карманам в поисках своего телефона.  Правда, что он там искать собрался — непонятно. Может, компас? С тройкой по географии и знанием того, что север и восток как-то с Серафимом и Андреем связаны — только так. Благо, долго держаться у Серафима никогда не получается, так что, уже через секунду он первым плывёт в улыбке, всю свою блядскую натуру раскрывая.  — Да чё-ё ты..  — Иди на хуй. — чуть ли не показательно топнув ножкой, обиженно фырчит Глеб.  А после, скрестив руки восьмеркой на груди и отвернув лицо, вовсе утаптывает потихоньку в противоположную их задуманному маршруту сторону. — Ну вот сейчас ты потеряешься, а я потом тебя хуй найду — и вот тут уже совсем не прикольно будет, братан.. — как-то уставше вздыхая, Серафим всё-таки решает проследовать за этой неженкой. И, достаточно быстро сравнившись с ним по скорости, скользит широкой ладонью по спине к чужой талии, после, притягивая за неё к себе.  — Потеряюсь — и поху.. — Глеб даже не успевает договорить, как чужая рука в выбивает из колеи, заставляя сменить настрой, — ..господи. — на безысходном выдохе отрезает, а после, всё-таки заставляет себя разомкнуть руки с грудной клетки. 

Вслух не скажет, но на Серафима зла теперь не держит. Задобрил.

— О, смотри, — спустя ещё минуты-полторы такой развалистой ходьбы по протоптанным тропинкам, Глеб всё-таки решает кое-как отвлечься от чужих рук и обратить внимание на мир вокруг них, впоследствии, замечая своим минусовым зрением край простирающегося озера, — вода!  И чего это Серафим молчал о такой красоте?.. Всё-таки есть что-то интересное в жизни вне города. На таких красивых просторах даже привычные гадости в голову не лезут. Хотя, может быть, это только в первый день, дальше — больше. — Опять по проводам? — отвлёкшись, Сидорин тихо запевает уже родные строчки Викторову чуть ли не в ухо.  — Ты снова где-то в хлам?.. — подхватывает Глеб.  — Не, пока трезвый.. — Серый внезапно сменяет тему.  — Очень жаль, но я тоже.  А Викторов, в целом, уже ничему не удивляется. Серафим в любом своем виде прикольный — и это главное. Разве что подбешивает временами, но это терпимо.  Поэтому, он даже немного подыгрывает такому переходу от трека в какой-то странный диалог между его персонажами-лирическими героями, при этом, уже направляясь в сторону берега озера.  — Мне кажется, надо исправлять..  — Тебе не кажется, я уже хочу пива и лежать где-нибудь на веранде спать.. — как-то грустно бубнит себе под нос Глеб, прежде чем наконец дойти до границ, где начинается песок и, отвлекшись, перевести тему на первое, что приходит в голову: — А ты плавать умеешь? — Ну да.. а ты? — скептично отвечает Серафим, мысленно надеясь на то, что тот не додумается внезапно захотеть искупаться в озере.. погодка-то в Питере явно не плавательная.  — А я нет.. — достав из своего рюкзака уже измученный жизнью чёрный плед, Глеб сразу кидает его на песок под плакучей ивой и усаживается сверху, вдыхая поглубже как бы в знак того, что дальше он идти не собирается.  И уже после этого, ещё раз обдумав сказанное, всё-таки решает, что совсем не уметь плавать - будет уж слишком комично, поэтому, в заключении продолжает: — Ну, примерно там помню, как.. но я не люблю вот эту всю хуйню, типо, не понимаю прикола в воде барахтаться тупо. Вот и разучился уже, наверное.  — Ну я другого и не ожидал, Глеб.. да и в целом ненужная хуйня, реально.  — Ну, наверное..  И, вероятно, Серафим мог — и очень даже хотел — привести в пример что-то про утопление и про котят, но сегодня он чересчур добрый — природа лечит.  Но..  раз уж не пошутил Серый — пошутит сам Глеб: причём, в несколько раз хуже. — Ну.. зато, если вдруг захочешь сдохнуть, то можно просто зайти в любой бассейн — и всё. Шаришь? — Осуждаю блять. — Ну да, согласен, утопление — ваще хуйня. Но из окна прыгать всё равно как-то хуже.. и вот хуй знает че тут выбирать.. — он тяжело вздыхает и, оперевшись спиной о дерево позади себя, продолжает на выдохе: — вешаться, что ли.. От Викторова такие рассуждения всегда звучали скорее как предупреждения-угрозы, а не шутки.. поэтому, Серафим даже не улыбается — разве что скептично-осуждающим взглядом его оглядывает, заключая обречённо: — Дурак ты, Глеб..  — Нет, наоборот, я же просто пытаюсь рассмотреть более приятную вариацию смерти.. типо, надо же ещё будет умереть как-нибудь так, чтоб и тело в целости осталось, и не больно было..  — Ну, вот я же кремацию не понимаю пиздец, так что, мне бы хотелось, чтоб меня целым-красивым похоронили где-нибудь в Питере, чтоб тебе ещё недалеко ездить было.. А Глебу же такие разговоры и вправду уже давно перестали казаться чем-то сверхъестественным: мол, ну а кто его слова когда-либо вообще всерьёз воспринимал?  Правильно, никто и никогда. Даже тогда, когда он очень хотел поговорить об этом. Когда было нужно. Вот и слетает у него кукуха временами, не давая остановить всего этого депрессивного потока.  — А если и кремация, то можно потом где-нибудь над рекой Сеной прах развеять.. ахуенно. — Да бля, кошмар, чувак, чё началось-то.. — Серафим трёт глаза, после, уводя их от Глеба в сторону озера.  — А когда я умру, ты заплачешь? — всё с таким же спокойствием в голосе и еле заметной печалью задаёт вопрос, при этом, даже бровью не поведя.  Видимо, непонимания со стороны Серафима он уже даже не замечает и не слышит. Заговорился. — А ты заплачешь, если я умру? — смирившись с настроением этого диалога, цитирует в ответ Серый.  — Я себя убью, — восприняв вопрос явно слишком серьёзно и забыв то, что изначально это было лишь цитатой из фильма, Викторов отвечает даже не задумавшись, буквально моментально, — сразу же. — заключает в окончании монотонно, после этого, щёлкая двумя пальцами перед Симовским лицом для пущей экспрессивности.  Имеет ввиду «по щелчку пальцев».  — Ну, вот и я тоже. — не менее серьёзно чеканит Сидорин.  — Эй, ахуел? Нет. — он, судя по смене интонации, наконец приходит в себя. — Только мне можно так говорить.  — Ну, я в любом случае после тебя. Так что, не узнаешь, получается.  — Хуй там, я буду за тобой блюдить после смерти,  так что, не расслабляйся. А то по ночам ещё пиво твоё красть буду. — всё-таки, долго с Серафимом такое обсуждать не получается.. для таких мыслей больше Андрей и Юрочка подходили — они любители попиздострадать. А вот с Серафимом всё, как сейчас, постепенно и незаметно в некую иронию уходило.  — Да пиздец.. — бубнит Сидорин, возвращая порицательный взгляд обратно на кудрявого. Пиво — это ведь серьёзно, вообще-то. С таким не шутят. — Вот и бойся, тварь дрожащая.. — он, наконец срываясь на ехидный хохот, судя по всему, окончательно заключает этот шедевральный диалог.   — Вот ты сука, а, — Серафим показушно закатывает глаза на очередные выебоны, вздыхая с улыбкой.  — М? Чья? — Викторов сразу же подхватывает новую волну, при этом, интонационно меняясь практически в момент: со спокойного обратно к мурчащему шепоту.  — А сам как думаешь?

И, хоть такое уже явно «где-то» было, сейчас этот диалог всё равно ощущался как-то.. иначе.

Может, так повлияло то, что теперь они в отношениях — и от этого разговор имеет возможность быть не просто словами.        А может, Серафим просто всегда вызывает у него самые разные эмоции даже от таких одинаковых порнушных зарисовок.   Поэтому.. — Не зна-аю, хочу, чтоб ты сказал.. — слетает шелковисто-тихо с потрескавшихся губ, пока их владелец уже обводит пожирающим взглядом серые глаза напротив. — Тогда, получается, ты — моя сука? — в завершении и без того грязной фразочки, он добавляет ещё и коварную улыбку, смотря прямо глаза в глаза напротив. Ни стыда, ни совести..  — Хуя.. а чем докажешь? Пошло-поехало — и игра в гляделки уже началась. Теперь своими чёрными дырами Глеб во всю пытается поглотить чужое синее море.  Получается весьма пугающе в силу его зрачков, кои практически не видны, из-за чего взгляд делается в несколько раз пустее..  — Ну, а чем ты докажешь, что это не так? Серафим обходятся без лишних действий, исключительно на словах — вновь их любимая игра в «кто кого переспорит». А игра в гляделки идёт параллелью, не сбавляя оборотов. — А ты стрелки-то не метай, Сим.. я, вообще-то, абсолютно свободный человек в свободной стране.  А Викторов тоже без лишних действий, исключительно на своём блядском мурлыканье и горячем дыхании, которое, по ощущением, зажигалось самолично самими демонами на дне души, впоследствии, заставляя распыляться уже и его самого.  — Но нужны же какие-то опровержения на этот счёт.. или ты всё-таки согласен со всем? — играться с чёртиками черта — та ещё смелая затея.. но и Серафим не из тех, кто сразу же сдаётся: поэтому, в ответ на свою мерзопакостность Викторов получает не меньше.  — Ну-у, не я же предлагал за винстон сосать.. — по-змеимному ехидно тянет Глеб, при этом, уже растягивая края губ в не менее ядовитой улыбке, пока пальцы обеих рук уже постепенно залазили в кудряшки, вальяжно поправляя их. 

Точно как кобра готовится к нападению..

— Так не сосал же в итоге. — Ну и ладно.. — закатив глаза и цокнув в заключении, вновь обиженно бормочет себе под нос, — больно надо было. Ты не первый, ты и не последний. — после, отрезает уже совсем еле слышным шёпотом. — То ли ещё будет, — как-то саркастично хихикает Серый, всё ещё не сводя взгляд с этой тучи недовольной. Нравится за этой закипающей злостью наблюдать.  — У меня будет, а ты нахуй иди. — подводит крайне недовольный итог Викторов, при этом, уже сведя взор недовольных карих глаз с Серафима обратно на листочки плакучей ивы. 

Они чем-то похожи.

— В целом, справедливо, ладно. — этой фразой Сидорин мысленно завершает весь спор. — В целом, ты — моя сука.  — Только нахуя мне такое счастье я, конечно, не ебу.. — окончательно уходит в какой-то странный и тихо-недовольный монолог Глеб, при этом, уже перейдя обратно в положение спиной к дереву, ибо какие-либо надежды на Серафима, кажется, окончательно пропали..  — Какие мы недовольные..  — Какие мы кайфоломы блять, — для полной картины сейчас не хватало только топнуть ножкой.  — Ну всё, всё, пошутить уже нельзя, да? — Да, нельзя. — практически шипя сквозь сжатые зубы, Глеб отворачивается от Серафима, чтобы с головой залезть обратно в телефон. Нужна передышка, определённо. Нужна, да вот только оказывается, что связь под ивой не ловит абсолютно. И вообще, последние видеосообщения в канал даже не запостились.. обидно.  Так что, приходится лишь ещё более недовольно выдохнуть и, стукнувшись головой о дерево, сдаться, принимаясь рассматривать озеро, воображая, что мог бы сейчас быть где-нибудь на его дне, а не тут, без интернета..  — Пиздец, докатились нахуй, — себе под нос возмущается Серафим, вздыхая.

Связи нет, ебись как хочешь.

Поэтому, Глеб посчитал, что сейчас — самое время повернуться обратно к Серафиму, начиная мурлыкать опять со своей мерзопакостной улыбкой: — О-ой, чё, уже пошутить нельзя? — он передразнивается, пародируя чужую фразу.  — Нельзя-я нахуй.. но тебе, может быть, можно. Я ещё не решил. — в очередной раз подыгрывает Серый, прежде чем всё-таки поинтересоваться: — А это что такое началось вообще? А от трезвого Серафима редко, когда можно было уловить инициативу.. поэтому, Глеб решает брать управление в свои руки: самостоятельно приподнимается с места и, забравшись меж чужих ног, сразу обе руки перекидывает через его шею.  — Ну-у, что-то точно началось. Чувствуешь, чё-то в воздухе витает?..  — Чёт мне кажется.. прям гадость какая-то..  — И-или.. не кажется? — в шутку, но с очень важным видом решает предъявить Серафим, придвигаясь всё ближе к бесстыжему лицу напротив.  — Э-эй, сам ты гадость.. — будь на месте Серафима кто-нибудь другой в какой-нибудь другой ситуации — Глеб бы уже паковал чемоданы обратно в Москву, но пока что..  ..пока что прямо напротив наглым образом рассиживается именно Серый. Поэтому, Викторов лишь продолжит играть столько, сколько понадобится.  Правда, на кой хуй — сам не понимает, но внутри что-то накаляется до адовой температуры, поджигая звёздочки в глазах просто от того, что хотелось плюнуть ему в рот, но ещё как-то рано. — А что в твоём понимании "гадость"? ти-ипо.. я — гадость? — уже как-то жалостливо тянет Викторов.  — Ну не-е-ет, ты не гадость.. а вот то, что мы устраиваем — вполне себе гадости.  — Улавливаешь? — И это, по-твоему, "грязь и гадости"? Камон.. — Глеб от такой формулировки вкупе с чужой улыбочкой опять начинает хихикать мерзопакостно меж слов, ибо он ещё ни то, что плюнуть в рот, а даже поцеловать его за сегодня толком-то не успел, а этот уже что-то за какую-то там «грязь» считает..  — Да я ж не только про сегодня, тут если вкупе все такие моментики брать.. то да, нихуёво. — Будто это не ты во всём этом виноват.. — тихо усмехнувшись, Викторов как бы намекает, но интонацию при этом сохраняет всё такую же елейную, дабы, в случае чего, на сарказм спихнуть и дальше прилипать спокойно.. — О-о, а ты типа совсем непричастен? — решает уточнить Серафим, чтобы тот окончательно не наглел со всеми этими шуточными предъявами.  — Я-я? Да я же просто поддаюсь, — наконец незаметно пробравшись к чужим ногам и усевшись поперек его колен, Глеб, отвлекающе мурлыча, крадется кистями обеих рук под широкую футболку, продолжая отвлекающий манёвр: — это ты тут провоцируешь.. а я хороший, послушный.  — Ну прям да, хоро-оший мальчик, послушный.. — видимо, настала очередь Серафима передразниваться.  — Вот я, в отличие от тебя-я.. — снова нарочито горячо протягивает Глеб, параллельно, уже медленно, но верно начиная всё активнее нарушать чужое личное пространство своими наглыми поцелуями, оставляющие мокрые следы от скуловой кости и прямо до губ.  Всё сам, всё сам.. да и ладно, он же уже взрослый мальчик, может и сам справиться.  — Да-а, хороший.. Но раз уж роль «плохого» на себя берёт Серафим, то и вести себя тоже придётся соответствующе: он слабо кусает Викторова за щёку, а следом, на том же месте и чуть ближе к губам оставляет несколько мокрых поцелуев, чтоб уж совсем безучастным не казаться.  В ответ на такие недо-передразнивания Глеб пытается пробубнить что-то вроде «сука», но всё-таки решает не выебываться. А точнее, уже распалившийся мозг действует на язык так, что тот заплетается, просто не давая сформулировать предложение. Поэтому, не остается ничего, кроме как вплести правую руку в чужое подобие кудряшек на макушке, оттягивая те на себя и, тем самым, наконец целуя ещё глубже и мокрее в губы. Потому что всё сам..  Но, раз уж и вправду сам, то и будет сам до конечной.  Или.. пока Серафим не остановит.  Хотя, сделает он это уж очень вряд ли — рот закрыт, а левая рука Глеба уже профессионально незаметно скользит прямо под спортивки, нарочито задевая член. Серый же в ответ на эту бесцеремонность сдавленно шипит, рефлекторно прикусывая чуть ли не в кровь губы напротив своих.  Видимо, сегодня издеваться всё-таки будет Глеб, о чём говорит то, как нарочно медленно он двигает пальцами своей левой под тканью штанов, при этом, даже не размыкая поцелуя и, тем самым, создавая абсолютный вакуум для всевозможных звуков и, уж тем более, ровного дыхания.  А воздух, слабо дующий с озера, хоть и свежий, но не хватало его сейчас просто пиздец как. Оба почти задыхаются.  Серафим сжимает под массивными татуированными пальцами талию Глеба под серой зипкой, а сам он, всё-таки решив уступить и дать продыху, тянется виесте вместе со своей слюной ниже — к шее, а от неё — к ключицам и ещё дальше мокрыми дорожками поцелуев, пока не останавливается у солнечного сплетения.  Дальше преграждает тупая футболка.  — Хочешь под ивой потрахаться? — всё-таки слетает ласковым шёпотом с влажных губ, сопровождая вопрос хлопаньем длинных ресниц и самым невинным взглядом из всех возможных. — Ну ты ж блять выбора не оставляешь. — на выдохе выдаёт Сидорин с плывущей по лицу ухмылкой, а следом, снова возвращается к хаотичным поцелуям.  — Это просто ты не можешь мне отказать. — мерзопакостно улыбаясь краешком раскрасневшихся губ, крайне язвительно заключает Викторов.

***

Наполовину стянув спортивные штаны Серафима, Глеб подаётся корпусом вперёд и, остановив кудрявую голову буквально в нескольких сантиметрах от края чёрных келвин кляйнов, обдаёт горячим дыханием ту область кожи, что чуть выше бельевой резинки, тем самым, заставляя его поежиться и прикрыть глаза. И, впервые замечая такую реакцию, Викторов даже хихикает, следом, спускаясь ещё ниже и опуская вслед за собой тугую резинку от белья.  Серафиму, вероятно, хотелось, чтобы все эти в прямом смысле публичные мучения побыстрее закончились: холодно, всё-таки.

А вот Глебу понравилось его мучать.

Раньше-то такой возможности не представлялось.. Так что, нужно брать, пока дают — именно поэтому, он, приставляя к влажным губам головку члена, показательно медленно и осторожно касается её своим шершавым языком, явно дразня, а после, не дожидаясь даже пяти секунд — и вовсе поднимает кудрявую голову обратно, протягивая за собой тонкую нить прозрачной слюны и заглядывает прямо в глаза напротив своих. А внутри собственных карих уже вовсю беснуются маленькие кудрявые чертята, разводя костры, ярко отдающие искорками. Прямо как в типичной порнухе.

Только у них порнуха намного качественнее, потому что Глеб делает всё лучше.

Лучше кого-либо. И его можно было б даже самым грязным сукам в пример ставить, ибо руками он стимулирует так, будто днями напролёт не на гитаре играет, а только и делает, что дрочит. Да и вовсе будто был рожден для какого-нибудь эскорта и работы ртом. 

***

..или не только ртом.

Плед уже скатился под теснотой двух тел куда-то в сторону, и сейчас Викторов лежал оголённой спиной цвета мрамора на сухой, выжженной солнцем траве: цеплялся отросшими ногтями за шею нависшего сверху Серафима, втягивая в, кажется, бесконечно-блядский поцелуй. И с каждой секундой, Серый, по ощущениям, преодолевал все законы элементарной физики, оказываясь с каждым импульсом всё глубже и заставляя Викторова сводить мелко дрожащие коленки за его спиной, выстанывая прямо в губы то безумно слащаво-тонкое, чуть ли не скерцо: «Сима», что оставалось скрежущем сахаром на зубах, то просто звонкие гласные, кои заглушались всё теми же поцелуями. Серафим после этого промычал что-то про «сейчас услышат и мусоров вызовут», но Глеб, кажется, даже не услышал. Вряд ли он вообще мог сейчас что-то услышать, даже если бы и хотел: в ушах ужасно сильно гудело, а единственной мыслью и желанием в голове были лишь горячие руки Серафима. 

И как тут заткнуться?

Видимо, издевательства опять перевернулись в чужую пользу. Но теперь Глебу не до лишних изъёбываний — он был на таком пике, что хотелось уже просто бездумно поддаться, отдаться и позволить делать с собой всё, что тому захочется, лишь бы это доставляло то же удовольствие, что так ярко ощущалось сейчас всеми клетками кожи, которую бесцеремонно царапал и кусал в кровь разбесившийся от свежего воздуха Сидорин.

***

И первым всё-таки кончил Викторов, не выдержав всех тех резких смен темпа вкупе с бесконечными касаниями по бледному тельцу.  За ним сдался и Серафим. А после, протянувшись к чужому рюкзаку, вытащил из него пачку каких-то столетних влажных салфеток, которые Викторов постоянно таскает с собой в силу брезгливости. Или же, специально для таких случае. Тут только ему и известно.. так что, оставив лишние вопросы, Серый вытирает сначала свои руки, а следом и живот Глеба. Забота пиздец.  — Ну.. — натягивая спортивки обратно на болящую с непривычки задницу, откашлявшись, начинает хриплым голосом Глеб, — кхм.. — Ахуенный экспириенс, определённо. — как с языка сняв, хихикает Серафим, поправляя штаны.