перезвони.

***

— Как думаешь, сигареты доставляют? типо, яндекс лавка какая-нибудь.. — Ну, в теории.. может быть.   — А если мне нет восемнадцати? типо, прикинь, пиздюк какой-нибудь оформит, ему привезут — и че делать в такой ситуации? — Глеб начинает заведомо абсолютно бессмысленный диалог, задавая не менее откровенно-глупые вопросы. С пьяного брать неча — говорит лишь ради того, чтобы говорить.  — Ну тебе-то точно есть восемнадцать.. — Серафим круги по квартире наворачивает вместе с этими рассуждениями, которые, кажется, будут преследовать его всё время присутствия здесь Викторова.  — А ты откуда знаешь.. — вскинув бровь, он спрашивает с максимально невозмутимо-серьезным лицом, что не может не заставить усомниться. — О-ой блять, началось нахуй.. — Серый тяжело вздыхает, скептично оглядывая сидящего на диване Глеба.  — Ну а вдруг мне нет восемнадцати, а ты меня вообще незаконно похитил и привёз?  — пользуясь моментом, пока у них ещё не произошел обыденный дзынь, во время которого оба привыкли не отлипать друг от друга, Викторов решает вновь разогнать свою пьяную шарманку.  — А может, я просто люблю помладше.. — подхватывает волну шизы Серафим, строя про этом максимально убедительный вид. Поддался.  — Да я уже давно по твоим девушкам заметил..  — О господи блять, — на такие неуничтожимые аргументы он только глаза закатывает и вздыхает недовольно. — а сам-то? — Ты чё, ахуел? пиздец блять, у меня всем моим.. э-э, партнерам.. было минимум восемнадцать! и я вот никогда не говорил, что люблю «помладше», козел. — напыжившись и распетушившись, подытоживает Викторов с фирменным вздохом и фырчанием в конце. — Да ты — пиздабол. А я, вообще-то, шучу. — кинув в Глеба ещё одну полупустую пачку винстона, заключает Серафим.  — Я? да. — судя по всему, перебесившись, спокойно отвечает он, но после, заметив вторую пачку, снова бровь в знаке вопроса вскидывает, — и нахуя мне сейчас вторая пачка?  — Чтоб было блять.  — Я, если что, даже за две пачки не заткнусь всё равно. — для полноценности картины не хватало только добавить «но вот за три в жопу дам», но для такого он очевидно слишком трезвый.  — Да как скажешь, братан, так даже лучше. — не найдя лучшей тактики для прекращения всех этих бессмысленных недо-ссор, Сидорин только кратко соглашается. Но вот Глеб, судя по всему, весь этот бред заканчивать так просто не намерен.  — А чё, болтливых тоже любишь? — Ага, и кудрявых тоже. — с уже заметной, чуть ли не кошачьей улыбкой продолжает Серафим. Издевается. По грани ходит.  Пока Серафим наворачивает круги у дивана, Глеб, пользуясь этим моментом, его быстро за татуированную руку хватает, к себе оттягивает, заставив спуститься пониже и, будто заглянув в душу своими черными дырами, с пакостной улыбкой на выдохе выдает совсем тихое:  — А я по татуированным пиздаболам тащу-усь..  пользуясь случаем, Серафим и сам к чужому уху приближается, выдавая на горячем выдохе в ответ совершенно отвратительное: — Они по тебе тоже.  Раз уж Глеб подшофе, то и страдать сегодня, по неизменным традициям, обязан каждый поголовно. Но, к сожалению, в квартире их всего двое, так что, потенциальных жертв остается.. всего одна, наглым образом стоящая напротив.  Поэтому, Викторов решает, что он тоже не хуже наглеть умеет и точно до талого топить будет, пока новоиспечённый «татуированный ебырь-пиздабол» сам не сдастся. Тем более, он это хорошо умеет, а продемонстрировать — не грех. Особенно, когда это нужно, чтобы побесить: так что, стоит только Серафиму опуститься на пару сантиметров ближе обычного, как у первого разом барзометр всевозможные деления преодолевает — и вот, он уже нагло лезет в рот. Изголодался по вниманию так, что пиздец.  Только вот, сам Сидорин в это время решает подразниться: нагнувшись, нарочно-прерывисто целует, на себя оттягивая и моментами кусаясь ровно до момента, пока Викторов не разбесится, отстраняясь с недовольствами.  — Ты как целка целуешься, пиздец — нахмурив брови к центру лба, он раздражённо мямлит в поцелуй, а после и вовсе отрывается, возвращаясь в исходное положение: нога на ногу, руки восьмеркой на солнечном сплетении, а спина к дивану прижата. — Ну ахуеть, Глеб, чё ты злой такой.. такое ощущение, будто скучал тут только я.. — моментально расстроившись такому облому, откровенно ноет Серафим. — Я? Недовольный? ну так если ты сосаться не умеешь.. — отсев подальше, тихо и недовольно возмущается Глеб, но, заметив чужие кошачьи глазки цвета мёртвого моря дрянного вина, всё-таки осаждает себя, разомкнув руки и подняв и свои карие обратно на Серафима, раскаивается: — скучал я, блять, больше всех, ну вот.. не умею.. не могу совами передать, короче. — Но скучал. пиздец как. — Да какой сосаться, я просто баловался.. — вроде недовольно, но со слышимой добротой отвечает Сидорин и, подсев поближе, снова принимается чужие кудряшки растрепывать небрежно, облокотившись одной рукой о мягкий подлокотник дивана, — Иди сюда, а.  А после такого родного приказа, Викторов уже и сам тает откровенно, да в объятия к нему залезает, — Ну какой ты тёплый бля-ять, просто ахуенно.. — выпитый микс из вина и пива свои дела делает постепенно: теперь он тычется носом в солнечное сплетение, да ладони под тонкую рубашку пускает, спину гладя. Серафим же и глазом моргнуть не успевает, как Викторов, неожиданно повинуясь, из состояния злой собачонки и вправду снова в ласкового мартовского кота превращается, лезет всячески, ластится.. идиллия словлена однозначно.  Но, судя по всему, Глеба это тихое счастье не устраивает — пьяная сущность, недовольная молчанием, лезет наружу,  — Си-има, я же тебя та-ак люблю.. вот чё ты молчишь? ты что, оби-иделся? — согнув спину в три погибели, он холодным носом от грудной клетки до татуировки на шее проводит медленный путь, пытаясь докопаться.  — Ну а что ты хочешь? — снисходит Серафим, выпустив ладонь из копны кудрей.  — Тебя. можно? — он очевидно пародирует уже знакомый им обоим диалог с террасы.  — Наверное, можно, раз уж ты здесь.. — Нихуя.. а когда меня нет? Глебу подыграли — и пошло-поехало, полетело: теперь он ладонями уж совсем откровенным образом вверх по позвонкам лезет, медленные линии выводит, а носом уголок челюсти гладит, горячим дыханием обдавая шею и, тем самым, создавая любимый контраст температур.  Главное, что разрешение дали. — Да тебе всегда можно, ладно. — едва ли сдерживает непристойные звуки.  — Только мне? — сам спросил — сам успел представить, что Серафим ещё кого-то может так обнимать, а уж тем более, ещё и принадлежать этому кому-то, господи, прости. От таких мыслей аж челюсть невольно зубы в тиски сжала. 

Надо бы от греха подальше успокоить эти мыслишки.

..вдох — и он, своими шершавыми губами пройдясь от края челюсти до чужих бледных, опять шепчет на выдохе довольным тоном прямо в губы:  — Только мне.  — Только тебе. — Серафим, прикрыв уже закатывающиеся глаза, наконец заключительно поддакивает. — Зна-аю..  Наконец услышав то, ради чего и начал всё это мракобесие, он всё-таки останавливает ход своих рук по чужой спине, а затем, оставив ещё один, практически невесомый поцелуй чуть ниже уха, вовсе отсаживается. Но довольной улыбки с лица всё равно никак не стирает даже ради приличия. Скучал.  — Знающий блять, а ты на сколько в Питере?.. — Серый уже даже не удивляется таким обломам, а только вздыхает максимально недовольно, прежде чем вновь отстраниться и, сев в более приемлемую позу, пытается согнать мурашки, нагнанные чужими действиями.  Глеб от такого вопроса аж резко из жизни выпадает куда-то в астрал: пару секунд так сидит в ступоре, обрабатывая запрашиваемую информацию, а после, поняв, что Серафим, судя по всему, читал его посты спросонья и ничего толком не разобрал, всё-таки отвечает неуверенно:  — Ну.. навсегда.. — А чё? — сам ещё, конечно, не в курсе, точно ли это «навсегда» навсегда, ибо за пару часов уже успел забыть о том, что там в гневе понаписал, но всё же, возвращаться в Москву в ближайшие дни, пока его ещё ищут — совсем не вариант. Поэтому, да, сегодня точно навсегда. — М-.. погоди, чё? Ты щас реально? — Серафим поначалу не особо вдумчиво воспринимает информацию, но уже через секунду всё внимание на Глеба переводит, переспрашивая.  — Ну, я же говорил.. типо, у меня по контракту.. ну, мне по условиям контракта с лейблом.. дохуя объяснять короче, но надо было жить в Москве, а сейчас, ну, типо, группы нет — и контракта нет, вот, и чё мне там делать?  — Типо, если бы я из Москвы ща не съебался, меня б нашли и пиздов вставили, а так.. ну, никто ничё не знает, да и не в курсе вообще, куда я там переехал.. или ещё не переехал. ну посмотрим, короче, как с хатой выйдет.. всё-таки с если чё, я могу и в Сочи уехать, у родителей потусоваться.. — вопрос интересный, а Глеб всё ещё подшофе, поэтому, забалтывается он уж очень быстро, а через пару предложений и вовсе перестает фильтровать речь, транслируя все свои мысли абсолютно прямым потоком с редкими остановками на «подышать». Практически без запинок.  — Ахуеть блять.. как у тебя всё просто.. но, если что, ты всё ещё можешь пожить у меня. Не впервые, всё-таки.. — кивая головой, понимающе заключает Сидорин.  — Какой ты до-обрый.. — после того, как его откровенно пытались затравить коллеги из команды по телефону на протяжении часа с кепкой, не умиляться с каждого слова от такого родного Серафима было просто невозможно. Слишком он хороший в его глазах.  — Но квартиру всё равно надо будет найти.

***

— Ну, если ты спать не хочешь, то какие варианты ещё есть вообще? Типо, ещё вечер только, что люди вечером делают?.. — Да хуй знает, — Серафим задумывается, поднимаясь с дивана, — ну, меня Андрей сегодня на студию звал.. — О господи. — на тяжелом выдохе, тихо недовольствуется Глеб, а затем, обведя всего Сидорина своим манерно-циничным взглядом, опять вдыхает, — ну.. езжай к нему, а я посплю как раз.  — Не-е, ну это как-то неправильно блять.. ты, в конце концов, ко мне в гости приехал, так что, либо ты со мной едешь, либо я с тобой буду. Третьего не дано. — ..бля, ну.. — где-то внутри Глеба черт татуированный так и норовил заорать «да, давай останемся дома», чтобы такой ненавистный Андрей хоть раз в жизни обломался сам, а не обламывал кого-то.  И, честно, если бы не крошечная капля чувства стыда за то, что он, ворвавшись к Серафиму в дом посреди дня без предупреждения, ещё и хотел обломать его планы, то Викторов бы без сомнений так и сказал. Но, судя по всему, сегодня всё же придётся прогнуться.   Поэтому, через пару секунд раздумий и показательной ломки между выбором темной и светлой стороны, Глеб всё-таки продолжает привычным, не особо довольно тоном: — Да, поехали, чё дома сидеть.. Серафим, зная всю ненависть Викторовна в сторону Андрея из-за бывалых конфликтов, на итоговое согласие уж очень довольно улыбается и даже в знак благодарности целует в щёку с практически мурчащим: — Спаси-ибо.. А тот, в мимолётном смущении нежно поправив павшие на глаза кудри, наконец и сам в улыбке расплывается и следом за ним с дивана поднимается, заранее подобрав очки.