перезвони.

***

Время за просмотром обоих частей дэдпула прошло ужасно быстро: стоит только досмотреть первую часть и разогнаться, как вдруг оказывается, что на улице уже успело потемнеть.. а к середине второй части и вовсе за шесть часов вечера переваливает.

Это прекрасно подтверждает теорию о том, что для влюблённых времени всегда мало.. но не суть.

На середине второй части фильма Глеб впервые за часа три непрерывного просмотра решает освободить колени Серафима от собственной кудрявой головы, приподнимается чуть и, открыв диалог в телеграмме с одним из немногих Питерских знакомых, сразу показывает его Серафиму. Только непонятно зачем, ибо в сообщении было лишь приглашение самого Викторова на какие-то внеочередные пьяные посиделки. — Чё думаешь? — Ну типо.. пиздато, чё? — Серафим сначала в экран телефона смотрит, потом на кудрявого, снова на экран и снова на Глеба, явно не понимая что от него сейчас требуется. — Пойдём? — убрав телефон обратно в карман, теперь Викторов пялился на него самыми молящими глазами. Точно как ребёнок на кассе, просящий у родителей очередную ненужную хрень. — Можно, кстати.. — сразу же весьма снисходительно соглашается Серафим, понимая, что если отказать — его всё равно ещё как минимум до ночи будут уговаривать.

***

Больше всего времени по классике уходит на ожидание Глеба: пока он левую кудряшку поправит, правую, так посмотрится в зеркало, потом так посмотрится.. Поэтому, Серафим в ожидании смиренно сидел на стульчике в коридоре, переодически подпёздывая ему под руку, чтобы процесс сборов точно удачно шёл. — Да ахуенно всё, Глеб, пошли уже.. А на все эти недовольства Глеб лишь переодически фыркает, а то и вовсе молчит. Но в итоге, когда все оказывается выдроченно до сверкающего блеска, он наконец подытоживает, уже заходя в лифт: — Не, братан, должно быть не ахуенно, должно быть пиздец, как ахуенно, шаришь? — А мы ж на твоей тачке поедем? — выйдя на тёмную улицу Петербурга, решает внезапно вспомнить Глеб, параллельно, уже высматривая на парковочных местах свою любимую бэшэчку, которая в его влажных фантазиях занимала далеко не последнее место. — Естественно. — зная любовь Глеба к машине, Серафим даже не думал вызывать такси, так что, из подъезда сразу к парковочному месту прошёл и даже дверь на переднее пассажирское любезно открыл, пропуская Викторова внутрь.

***

Сам клуб оказывается весьма просторным, а в одном из двух его половин располагается огромный стол, освещаемый неоновыми подсветками блядовато-розового цвета, где Глеб по итогу и узнаёт пару-тройку своих друзей-знакомых, машущих ему рукой. Так что, окрикнув Серафима, он сразу убегает к остальным. И в течение часа Викторов, поборов желание изолироваться от общества, успевает познакомиться с лишней парочкой новых людей в «коллективе», промотать пару кругов по всему клубу в поиске зажигалки и, в конечном итоге, даже не напиться за такой, казалось бы, немалый промежуток времени.. Но ведь ещё не ночь. — ..а где Серафим? — вспоминает наконец спустя ещё час пребывания в около-незнакомой компании, когда, между обсуждениями девушек, вдруг становится непривычно некомфортно. В ответ ему говорят, что понятия не имеют, так ещё и над чужим именем умудряются подшутить, на что Глеб цокает и закатывает глаза со всем имеющимся недовольством, вдобавок отвечая одному из присутствующих чем-то из разряда «хотя бы не Никита», на что его просто шлют нахуй. А Серафим, тем временем, не дожидаясь, пока Викторов наговорится со всеми подряд, решил пойти перекурить на террасе в приятной компании своего стаканчика виски — у перил даже с каким-то парнем заболтался, пока стрелял у него зажигалку. Но далеко диалог с неизвестным не пошёл: закуривая, Сидорин сократил количество сказанного в разы — и теперь они перекидывались лишь парой слов. ..в поисках Глеб весь клуб вдоль и поперёк обходит — и нигде не находит. Поэтому вынуждено приходится со своим стаканом мартини остаться сидеть прямо напротив входа на террасу, где он, поначалу даже не замечает ничьих силуэтов. Благо, всего через минуты две наблюдений, глаз всё-таки фокусируется на картинке, замечая сначала знакомые очертания вьющихся волос, а уже после — всё остальное. Первым делом Глеб, конечно же, думает, что может сейчас просто ввалиться в эту недо-курилку и продолжить вечер в привычной компании, но после, до конца вглядевшись, всё-таки замечает и второго парнишу рядом со своим. Цокает, телефон в руки хватает, печатает что-то кому-то, переодически поглядывая в сторону треклятой террасы своим циничным взглядом исподлобья, пытаясь придумать, куда себя деть, ибо с каждой секундой сидеть без кого-либо рядом становилось все невыносимее. Некомфортно. Благо, долго думать не пришлось — внутренняя биполярность сделала все за себя — и уже через минут десять таких наблюдений, он всё-таки подрывается с места и, заняв у кого-то пачку непонятных сигарет, сразу же выходит на террасу, — Давно не виделись.. — с натянутой улыбкой желчно приветствуется сразу с обоими. Серафим стряхивает пепел с тлеющей сигареты. На Викторова взгляд даже не поднимает, а только лишь отвечает кратким: — Давно, действительно. Второй парень уходит обратно в помещение. — А это кто был? — вскинув бровь, решает наконец поинтересоваться Глеб, параллельно с этим, уже поджигая кончик сигареты и становясь прямо рядышком, сбоку. — М? да хуй его знает, я у него зажигалку стрельнул.. — абсолютно честно отвечает Серафим, отпивая виски из собственного стакана. — Ну-у, вы тут так долго стояли.. — затянувшись сигаретой, отвечает на выдохе привычным тихим тоном, при этом, вовсю пытаясь устроиться в положение, где Серафим хоть как-нибудь на него взглянет. А то всё никак не повернётся. Бойкот устроил, что ли? — Ну а чё? мне тут делать всё равно нечего. — показательно высматривая горизонт ночного Петербурга, он сигаретный дым выпускает и прямо-таки демонстративно игнорирует присутствие Викторова под боком. А Глеб от такого внезапного заявления рефлекторно левую бровь вскидывает и, сменившись в лице, моментально возмущается: — ..а я? — Да ты, вон, тоже занят чем-то был.. — с едва ли уловимой ноткой обиды цедит Серафим, стряхивая пепел. Глеб, переложив тлеющую сигарету изо рта в правую руку, вновь совершает полукруг по орбите своей Венеры и, когда очередная попытка словить его взгляд вновь не удается, окончательно впадает в отчаяние. Остается лишь обдумывать дальнейшие планы.. За пару секунд делает две затяжки: вдох, выдох — и опять круг проходит. Но теперь уже останавливается совсем рядом. — Бля, ну Си-им.. — незаметно стянув его левую руку с перил, Глебу всё-таки удается проскользнуть вперед и, оперевшись спиной о железное ограждение, наконец поймать на себе долгожданный взгляд. Это уже дело принципа. — запизделся чуть-чуть.. но я же тебя искал. Теперь Серафим всё же тушит несчастную сигарету, переламывая её пополам о перила, а затем, всё-таки снисходит, одаряя Викторова своим сверлящим взглядом вкупе с дразнящим: — Ну вот чё ты хочешь, а? После того, как он наконец замечает долгожданную реакцию, в карих глазках аж жизнь загорается, как и сам их хозяин. Поэтому, как только Серафим заговаривает, Викторов уже медленно, но верно его шею своей ладонью обвивает: мягко затылок гладит, второй рукой сигарету прикуривая между слов. — Честно? тебя — больше всего. — ласковым голосом тянет, при этом, своими бесстыжими глазами уже, кажется, пожирая всего собеседника снаружи. — а это важно? И даже неудивительно, что такие фразочки со стороны всё-таки заставляют Серафима чуть ли не сразу отставить на задний план всю свою непоколебимую серьёзность, наконец улыбнуться еле уловимо и в эту игру вступить, выпаливая не менее коварное: — О-о, прям та-а-к? интересно.. — Ну, вот, ты же тут самый интересный.. вот че мне с ними, типо.. — подавшись немного вперед, он свободной рукой Серафима за край от воротника кожаной куртки к себе чуть ближе притягивает — так, чтобы всего пара сантиметров между носами осталась. — с тобой мне больше нравится. — договаривает с придыханием. — Господи, льстишь, как сука последняя.. — с плывущей по лицу улыбкой чуть ли не мурлычет Серафим, снова уводя бликующие глаза в сторону. — Кто, я? — последовав чужому примеру, Глеб так же не докуренную сигарету выкидывает. И теперь, когда обе руки свободны, наконец пускает и вторую ладонь туда, куда первым делом в голову приходит — по чужой майке вниз, пока тот ещё, слава богу, не замечает. — не может такого быть.. а ты как заметил? — Не первый год тебя знаю, да и вообще, чувствую.. — Серафим вздыхает, чуть расширяя расстояние между губами. — Чё ты чувствуешь? — Глеб со всем своим имеющимся недовольством вздыхает и глаза закатывает, после, чтоб точно убить, цокает языком по зубам, мол, хуйню несешь. — что я, кхм-кхм, «сука последняя? — на последних словах он специально интонацию искажает, якобы пародируя Серафима, только раз в пять противнее. — То, что пиздишь прям конкре-е-етно.. но и второе тоже. — Может быть.. а может и не пиз-пиж.. пизжу. а может, я реально сучка последняя. — на предпоследнем слове Викторов делает особый интонационный акцент, повышая тон и, впоследствии, прямо-таки выплевывая предложение старшему в лицо. — тебе такое нравится? — А может, нравится.. это мнение или позиция? — едва ли сдерживая вырывающийся наружу смех, Серафим продолжает свои попытки не сдаваться в этой игре первым. — Это позиция.. — а после того, как Сидорин вдруг решил вспомнить столетнюю шутку, у Глеба, кажется, аж на секунду скрипт в голове залагал.. Но, благо, к исходной он вернулся достаточно быстро. — ..а мне ты нравишься пиздец, это что? мнение? или позиция? — буднично продолжает свой монолог, параллельно, ладонью уже спускаясь по чёрной ткани майки всё ниже, пока пальцы наконец не упираются прямо в массивный ремень. И, что странно, первым делом он почему-то невольно ловит себя на странных мыслях из разряда: А откуда ремень? А носил бы Серафим какой-нибудь дизель? Если да, то какой? И если нет, то почему? Но из мыслей весьма быстро вытаскивает сам Серафим своим хихиканьем и едва ли уловимым шепотом: — Я считаю — позиция, которую я прям пиздец одобряю.. а вот ты блять меня сейчас лапаешь конкретно, это мнение? — почти возмущается, но чужие руки все равно не трогает. — М-м.. Судя по грустному мычанию, Глеб ожидал явно другого ответа.. поэтому, в лице на долю секунды всё-таки изменился ближе к прежнему недовольству. Но снова биполярность — как пришла, так и ушла достаточно быстро — то есть, вместе со следующим вопросом от Серафима. — Чё, прям лапаю? уверен? — всё с такой же невозмутимостью продолжает Викторов, но ход рук всё же останавливает. — Вот прям лапаешь блять, я уверен. Но всё-таки, мнение, или позиция нахуй? — Я не лапаю, но думаю, что это позиция. — Глеб хоть на ногах и стоит еле-еле душа в теле, но отвечает на такие предъявы даже слишком уверенно для своего состояния.. — а чё, не нравится? — спрашивает буквально спустя секунду, при этом, уже вскинув бровь так, будто чуть что — и точно драться из-за своих же приставаний полезет. — Всё нравится, чисто из интереса поинтересовался.. — ехидничает Сидорин, уже доставая из кармана сигаретную пачку, которую только недавно убрал. Просто надо руки занять. — Лучше б чё-нить дельное сказал.. — заплетающимся языком бормочет Глеб, возвращая обе руки обратно на положенные им места: левой ныряет Серафиму под майку, а правой лезет прямо в шлёвку джинс — за них к себе оттягивает, в конечном итоге, заставляя приблизиться, чтобы чуть ли не губы в губы вздохнуть недовольно, заключая: — господи блять, какой ты.. каменный. А Серафим, пропуская все эти возмущения сквозь пустующую пьяную голову, одну из чужих рук незаметно перехватил и одним неаккуратно-резким движением сразу прижал к перилам и сверху накрыл своей, отвлекая от диалога. И только после всех махинаций, теперь, когда хотя бы одна рука Викторова потеряла свободную, он к его уху приблизился, сквозь зубы шепча с ухмылкой: — Ну вот че ты выёбываешься, а?

По отношению к Серафиму у Глеба чувствительность не снижалась никогда, даже под алкоголем.

А может, и вовсе становилась чуть выше. Поэтому, реагирует он резко — в деревянные перила позвоночником до хруста вжимается рефлекторно, стопорясь и вскидывая брови в эмоции не слабого удивления такой наглости. — ..я-то? — спустя пару секунд молчания, всё-таки отвечает Викторов, при этом уже уводя взгляд в сторону, пытаясь не посыпаться раньше времени. И теперь уже вторая Симовская ладонь тоже вступает в действие — незаметно оказывается на шее кудрявого, прямо около татуировки с розой: проходится в разные стороны и чуть ли не задушить норовит. Но пока рано, пусть живёт.. так что Серафим свою речь низким и непоколебимым тоном продолжает: — Ты. стоишь, меня выводишь тут на кой-то хуй.. не стыдно? — ..вывожу? — вновь вопрошает с нахмуренными бровями Глеб, будто пытаясь передразнить, но, когда широкая ладонь внезапно сдавливает шею и чуть ли не задевает кадык, то он чуть ли не моментально осаждает. Вдох, выдох, откашливается еле слышно, — Да я ещё даже не пытался. — кажется, возвращается к прежней позиции и интонации, вновь заглядывая в серые глаза напротив, которые сейчас, сугубо по его личному мнению, особо красиво светились от отражений уличных фонарей.. — и нет, не стыдно. А тебе? — Мне? а за что мне должно быть стыдно? — в моменте осознав, что вся эта сцена постепенно скатывается во всё более и более порнушную сцену, Серафим всё-таки убирает руку с чужой шеи, но интонацию оставляет всё той же мерзопакостной. — А мне за что? — тихонько уходя от ответа, Глеб лишь новые вопросы-стрелки накидывает, при этом, уже вовсю расплываясь в своей пьянющей улыбочке с оттенками своей истинной мразотности и пакостности, которые сейчас так и рвались наружу. — Ой, су-ука.. — Я? — уже рефлекторно спрашивает Глеб, при этом, не меняя интонацию с будничной, будто сейчас совсем ничего и не происходит вовсе. — Да и ты тоже. — кратко заключает Серафим, продолжая чужие руки к перилам прижимать — так, что хуй выцепишь. — Да-а? Твоя? — резко понизив тон на последнем слове, Викторов теперь совсем тихим шёпотом мурлычет чуть ли не в губы напротив — видно, отвлекает, пытаясь чужое внимание переключить и, тем самым, хватку ослабить, ибо сейчас происходили уж совсем отчаянные попытки вырваться из ловушки, в которую себя сам и загнал.. — Моя. — подытоживает старший, сжимая чужие руки на перилах. Глеб закашливается, пытаясь сохранить лицо, — М, вон оно как.. и с каки это пор? — возвращается с натянутой улыбкой, осматривая всего Серафима заново: начиная с грудной клетки и заканчивая, судя по всему, завившейся после душа кудряшки-антеннки, которая сейчас забавно колыхалась туда-сюда из-за северных ветров Питерских улиц. Глеб бы даже посмеялся над этим, но пока считает нынешний диалог на ступеньку важнее травли волос Серафима, поэтому и молчит. — А чё, ты прям против, что ли? — недовольствуется Серафим, склонив голову набок и вскинув бровь в знаке вопроса. Викторов уводит взгляд, — Ну нет, просто интере-есно, когда это ты так ахуе.. — в моменте чуть осадив, наигранно закашливается. тяжелый вдох-выдох — и попытка продолжить мысль в более приемлемом для Серафима русле: — ну, такие выводы.. блять, к таким выводам.. пришёл. да, как пришел? Стоит только один раз сбиться с линии повествования и случайно заглянуть в чересчур красивое лицо напротив чуть больше, чем на секунду, как язык уже вертит во рту хороводы, заплетаясь и по итогу выдавая совсем невнятную ересь. Впрочем, как и всегда.. — Это с тех самых пор, как у нас вошло в норму вот в такой позе вести весьма себе адекватный диалог блять.. — Какой это «такой» позе? вполне себе обычная.. поза. и вообще, блять, позы у тебя в ебле, а мы сейчас стоим, — начинает бубнить почти как школьник на первом свидании, — ну. ты стоишь. а я на перилах сижу можно сказать — и это ты меня не отпускаешь, между прочим блять. — видимо, выпитое виски, просекко, мартини.. и ещё что-то там спиртосодержащее вперемешку с выкуренной сигаретой наконец-таки начали потихоньку подползать к его сознанию. Поэтому, теперь Глеб точно нёс абсолютно все, что только приходит в кудрявую голову без раздумий и пауз, так ещё и прикрикивал и передразнивал, лишь бы вину с себя скинуть. Серафим вздыхает. — Так я держу, чтобы как раз ты свои руки не распускал блять.. — Ну вот и всё блять, отпусти. — вдруг, тихим, но явно раздражённым тоном резко обрывает диалог Глеб, а после, даже не дождавшись, пока Серафим сам отойдет, с силой свою же руку отдёргивает. Взгляд отводит, чужой локоть от себя откидывает и, выбравшись наконец из этого кольца, сразу уходит с террасы. — А? Э-.. эй, подожди — Серафим еле успевает добежать за ним, становясь напротив. — Нахуя? — облокотившись о входную дверь у клуба и сложив обе руки на груди восьмеркой, он всё таким же неприятно-грубым тоном продолжает задавать вопросы, но все ещё не подходит ближе. По его пьяному мнению, Серафим не заслужил. — Ну, а почему бы и нет, хорошо ж стояли.. — Нормально стояли, но ты меня выбешиваешь. специально. — совсем откровенно подытоживает Глеб, руки вниз спускает и опять оценивающим взглядом по Серафиму приходится вдоль и поперёк аж несколько раз, хотя вообще-то уходить собирался.. — Да блять, какой специально нахуй, брат, я тебе чё сделал? — всплескивая руками, Серафим чуть повышает тон. — Да специально, не специально — мне похуй, но ты.. — резко повысив количество экспрессии в своей интонации на квадратный метр, он не менее быстро её понижает, тем самым, оборвав начатое предложение. Но, после, набравши побольше воздуха в лёгкие, опять продолжает свою бурю после затишья, пускай и спокойнее: — ..блять, бесишь. — Да ты ахуел блять? — вопрос, очевидно, риторический, — я тебе сейчас не сделал нихуя ровным счетом, а ты блять стоишь, на меня тут сгораешь сейчас, ну вот что это за хуйня, Глеб.. — а после таких экспрессивных всплесков в игру вступает уже и сонливо-басистый голос Серафима: тон повышается в разы, перекрикивая Викторова. — Не ори на меня, — сорвавшись уже даже не на обычное повышение интонации, а прямо-таки на звонкий крик с хриплостью в конце, он и сам ненароком оказывается ближе планируемого — на расстоянии вытянутой руки от Серафима, продолжая, понизив голос: — сука, это во-первых. А во-вторых: мало ли, чё ты там сделал, всё равно бесишь, даже сейчас. Но при этом, ахуел я? — А ты не выводи меня блять. — тон на этот раз оказывается уже чуть тише, но не менее раздражён, — вот именно, что ты ахуел нахуй. — Это я блять тебя вывожу? — заключив предложение громким, почти что истерическим вскриком, Глеб рефлекторно делает ещё один шаг, будто теперь пытаясь Серафима в угол к перилам загнать. Но, пока получилось лишь снова оказаться на прежнем минимальном расстоянии. Правда, руки он теперь не в раннем направлении распускает — наоборот, пальцем Серафиму в грудь тычет резко. — Да пошёл ты нахуй. — ..блять какая же ты истеричка.. — раздраженно шипит Серый в сторону Викторова, в параллель с этим закатывая глаза и отводя голову в сторону. А Глеб в ответ только раздражённо сжимает челюсть вместе с кулаком в руке. И после, вдохнув максимально показательно глубоко, выдыхает не менее громко, постепенно разжимая пальцы ладони, начиная новую ветвь диалога: — и хули ты тогда стоишь тут.. блять, типо, чё тебе надо, если я истеричка блять? чё стоишь, а? истеричка блять.. — уже почти что сам с собой мычит, передразниваясь, — хотя бы не бечс-бес.. безэмоц-.. бесчувственный.. хуесос блять. — с каждым предложением он постепенно интонационно скатывался все глубже, а последнее слово уже и вовсе еле слышным шёпотом пробубнил. но сути это не поменяло — злится так, что, поди, задымится сейчас. — Да потому что ты блять завёлся с нихуя, просто блять с ничего, так я ещё и виноват оказался, ебать спасибо.. — и не успевает Серафим, разогнавшись, закончить, казалось бы, даже весьма спокойные попытки объясниться, как его перебивают: — Это для тебя «ничего», а для меня.. — Глеб вдруг пьяно отшатывается на пару шагов назад, сгибает руки в локтях и всплескивает сжатыми кулаками по разные стороны, кажется, уже готовясь к переходу на ультразвуковой крик. — неважно. просто.. блять, — вздыхает опять, но уже менее шумно и более печально. руки отпускает, совсем назад отойдя. — ты не понимаешь. — заключает, разворачиваясь и уходя обратно в сторону входной двери в клуб.

Дальше Серафима не слушают.

Викторов убегает — возможно, хочет запереться в толчке.