перезвони.

***

Сегодня не списывались.. завтра — тоже, послезавтра — и подавно. Бесконечный цикл, в котором Викторов крутится уже даже не как белка в колесе, а как ебучий спиннер, кажется, даже не планировал останавливаться. Наоборот, лишь только набирал обороты. Причём такие, что у Глеба не было и часа в перерыве от тура и параллельным написанием альбома. Такого пиздеца у него не было ещё никогда. А если и был, то он мог легко и безболезненно стереть это алкоголем, что сейчас, в связи с последними событиями, увы, находится для него под категорическим запретом. Жизнь в этом уже кажется ему настоящим проявлением ада — таким, что сам Данте бы ахуел от того, насколько тут всё плохо: паническая атака прерывается выходом на сцену, а уход со сцены кончается новой паничкой — и это уже как наскучившая обыденность, которую даже романтизировать в песнях заебало. Но даже психолог не помогает ни капли, а все его речи только и делают, что вызывают чувство треклятого дежавю. Выхода нет. Бесконечная череда романтизаций и смирения от настигнувшей безвыходности.

спасибо, Омск. вы супер. спасибо за тур. увидимся на фесте.🤎

Телеграмм-канал «Глеб три дня дождя», 23:03

Решил подать признак жизни, удивительно. Удивительно и то, что выжил вообще.

сима, забери меня в спб

Телеграмм-канал, следующий же день,

18:33

..а пока Глеб вовсю работал в туре и вне него, у Серафима маршрут оставался всё тем же: дом-студия-дом, дом-квартира Андрюши Пирокинезиса-бар-дом.. и так далее по списку. А после увлекательной череды концертов в канале появляется ну очень жалостливое сообщение, после которого у Серафима возвращаются всё те же пиздострадальческие кошки, скребущие душу. Поэтому, хватает всего пары минут после этого поста — и он уже набирает чужой номер в ожидании ответа. Глеб же, в свою очередь, отыграл своё, так что, на ближайшую недельку после тура, если не будет сильно буянить на публику, то на него всем и вся будет глубочайше наплевать. Он это знает, поэтому, уже в шесть вечера, сидя за обеденным столом, в одиночестве лениво хлебает горький виски прямо из горла стеклянной бутылки. Но.. момент — и вот, он уже давится очередным глотком от резко всплывшего входящего вызова. Трубку поднимает без раздумий, уже плывя в улыбке. — Си-има, здарова, ебана в рот.. — Привет-привет, родной, — Серафим усаживается в своё стримерское кресло на колёсиках, телефон кладёт на стол с включенной громкой связью, — чё ты там, как? — О-ой, хорошо.. всё-ё хорошо. всё ахуе-е-енно, просто не-евъебе-енно, братан.. — расползаясь всем телом по поверхности кухонного стола, он пьянющим голосом чуть ли не мурлычет, прижимая динамики всё ближе к губам, — а ты вот? вот как ты? как у тебя дела? что де-елаешь? — Да я вижу, что а-ахуенно.. — Серафим еле слышно усмехается с издёвкой, пытаясь повторить чужую интонацию, — у меня тоже всё а-ахуенно, сижу, катку регаю, а ты? — Я-я.. я тоже.. лежа сижу.. ну, типо.. — манерно растягивая каждое слово на отдельные звуки, Глеб, кажется, с каждой секундной расщеплялся все больше, отчего казалось, что вот-вот — и он в атмосфере точно словно пепел сгорит, если не отнять бутылку.. Тем не менее, отнимать её сегодня некому. — вот так.. а чё звони-ишь? — Да вот, ты там чёт интересное в телеграмме отписал, вот решил уточнить.. — Серафим уже скатывается по спинке стула вниз, параллельно, доставая сигарету из блока. С Глебом без сигарет никак. — М-м? а-а, ты про э-это.. — Глеб, вспомнив про свой последний пост и то, с каким настроением он был написан, аж вдруг меняет интонацию на что-то более тоскливое, да настолько, что даже по ту сторону трубки, кажется, слышится эта его печаль в голосе. — а что, заберёшь? — резко воодушевившись новой маниакальной идеей поехать в Питер, добавляет он, при этом, делая интонацию уж больно приторно детской — будто ребячьей, верящей в пришествие Деда Мороза. — Ну-у, если ты так хочешь, то могу конечно.. — продолжает ехидничать Серафим, уже во всю лыбясь так, что, кажется, даже по ту сторону трубки эта его улыбка была слышна сквозь предложения. — Чё, правда? Честно? — совсем отчаявшись добавляет Глеб, параллельно заглатывая чуть ли не силой в себя какие-то незначительные остатки виски. Это уже даже удовольствия не приносит, лишь бы допить и забыть просто. — хочу.. — Честно-честно. — снова ужасно внушающей интонацией заключает Серафим, выдыхая сигаретный дым в сторону телефона.

***

— Серафи-им.. — Глеб счастливый пиздец, утро ведь — настроение испортить ещё никто не успел. так что, в объятия прямо с порога сразу кидается и, на носочках чуть-чуть приподнявшись, обхватывает шею татуированную, чуть ли не душить начиная своими холодными ладошками. Беспредел безусловный, а кто что предъявит? Серафим, вон, едва ли глаза успел открыть, а на него там с объятиями уже прыгают.. — приве-ет!! — Доброе утро, родной, привет, да.. — сонно вытирая глаза, он всё же находит в себе силы поздороваться сквозь зевки и, обняв Глеба в знак приветствия, наконец закрыть за ним дверь. Сквозит ужасно, так ещё и этот снова в мокром пальто приехал.. — Я тебя разбудил? — Да не.. не очень.. нет. — Серафим почти что заново засыпает в объятиях, но в последнюю секунду умудряется вытащить себя за шкирку и, мямля себе под нос, всё-таки отойти с порога вглубь квартиры. Иначе точно уснет. — ..блять, я так хочу кальян. — Глеб внезапно переводит тему, разуваясь, — вот я к тебе ехал и думал, как я блять приеду в Питер и буду сосать кальян. Ну типо, в Москве одному вот вообще не заебись в такого рода заведениях.. ю ноу? — Сходим, получается. — машинально чеканит Серафим, вытирая глаза в попытке окончательно проснуться. — О, чё, реально? — Глеб закидывает пальто на вешалку, обувь — куда-то в угол, — тогда надо кофе сначала заказать, а то после бессонницы в поездах меня рубит пиздец. ёбаное ржд.. — Ёбаное ржд. — с улыбкой поддакивает Сидорин, сворачивая на кухню.

***

Глебик сегодня на удивительно нейтральных движениях, потому что в Москве он без чуткого надзора своего хозяина-продюсера. Так что, даже когда доставка с кофе приходит с опозданием, он, на удивление, даже не изъявляет желания написать гневный отзыв и запостить его в сторис с отметкой кофейни. В этот раз лишь мирно выслушивает извинения и принимается за Симовский компьютер в поисках его старых и позорных демок, пока сам владелец сия аппарата лишь со стороны наблюдает, вероятно, боясь лишний раз тревожить, ибо истерику закатить он способен в самый неожиданный момент.. Таким образом, время, с особенной скоростью, будто в угоду более быстрого окончания позора Серафима, прибегает к шести вечера. Глеб не замечает, и продолжает спокойно скроллить мышкой различные файлы в флке, с каждым таким спускаясь все ближе и ближе к, кажется, самым недрам ада дискографии Серафима. Например, к.. — Еба-ать, это че, исходники «таблетки»? — вскинув правую бровь, он с нескрываемо удивленным лицом всё-таки оборачивается на сидящего рядом Серафима, уже готовясь включать заветные файлы смерти. — Бля, ты думаешь, я помню? — на удивление честно отвечает Сидорин, уже подсаживаясь ближе к компьютеру. — Ну-у.. должен вроде.. у меня лично мои проекты в флке типо как дети, я всех помню. — обернувшись обратно, Викторов, со своим зрением в минус пять, опять чуть ли не носом в компьютер тычется, подрубая уже, кажется, десятый по счёту файл. Секунд пять слушает, после — выключает. — так, это я слышал у тебя в канале, — недовольно вздохнув, сразу перелистывает на другое, — а это ты не показывал.. — файл с наименованием «мертвые цветы вер0101» воспроизводится. — Нихуя себе.. — непроизвольно вырывается восторженно ближе к концу прослушивания. — с альбома, что ли? — Типо того.. но пока хуета, нечему удивляться, — как-то сухо заключает Серафим, уводя взгляд. альбом уже полгода пишется, да не напишется никак.. больная тема. — А я бы сейчас с кайфом под это пьяный где-нибудь повалялся.. а когда мы кальян курить пойдём, кстати? — Когда ты перестанешь мой компьютер насиловать — тогда и поедем..

***

Внутри клуба-кальянной царит приятный полумрак и нежная музыка из разряда Ланы Дель Рей, наполняющая все пространство. Украшенный неоновым светом от прожекторов, потолок создает старую добрую атмосферу бэдтрипов. Глебу всегда в такой обстановке комфортнее, чем в ярких помещениях. А Серафим это помнит, поэтому сюда и позвал, но вот сам от такого уже давно остыл.. Зато маленькому приятно. Оба проходят по широкому коридору, окруженному оформленными столиками и мягкими кожаными диванами возле них. Вокруг на удивление не раздражающие Глеба голоса и смех посетителей, которые сидят за столами или на барной стойке. А возле самого бара нежатся, скорее всего, одноразовые парочки. Подходя к стойке, Глеб довольно приветствует улыбающегося бармена, после, переключаясь на меню, из которого видно просто уйму новых напитков — аж глаза разбегаются. Так что, сегодня он уже с самого начала отдает свой выбор чему-то крепкому, прося совета у бармена, чтобы тот помог выбрать что-то интересное. Тот предлагает подозрительный коктейль, говоря, что это «лучшая новинка». Глеб, наивно веря, что это не наеб, соглашается. Кажется, контракт с избой он примерно так же подписывал.. — А ты чё будешь? Или ты сегодня трезвый водитель..? — продиктовав заказ и обернувшись к сидящему рядом Серафиму, Викторов слегка дразнится. — Ты слишком хорошо обо мне думаешь.. — с ехидным гоготом заключает Сидорин, прежде чем всё-таки подозвать к себе бармена и ткнуть его в какое-то дорогое пиво. Впрочем, всегда одно и то же берет. — О тебе всегда только хорошее, — пока им «готовят» заказ, Глеб уже начинает осматриваться в поисках свободного столика. Замечает уголочек с уютным диванчиком и широким столиком, где меньше всего народу и света не так много, как везде. — пойдём, нам принесут. Довольно улыбаясь, он спрыгивает с высокого барного стульчика и, подхватив Серафима за рукав от кожанки, уверенно доводит до запримеченного столика. Дождавшись, пока первый сядет к стенке, сам падает на место рядышком, сходу меняя тему: — А давай спор.. ну типо, поставим, со скольки тебя вынесет? Ну и меня тоже.. но меня не вынесет, конечно же. — Ну-у, а на что спорим? — Серафим спрашивает с откровенной иронией в голосе, ибо чуть ли не все их споры обычно заканчиваются проигрышем Глеба и коронной фразой Серого: «проебал, получается?». Вряд ли этот раз станет исключением. — Ой бля-ять.. ну-у.. жела-ание? — а Глеб, очевидно, рассчитывал просто на дружеское мужское пари, но теперь деваться некуда.. Тем временем, первый бокал уже был на подходе: миловидная официантка вручает напиток сначала Глебу, а потом и до Серафима дотягивается. — Ну договорились, хули.

***

Начав примерно с одинакового градуса, они постепенно наливают себе ещё, но Викторов привычно уходит вперёд и, кажется, совсем забывая про спор, уже держит в руках виски, пока Серафим всё ещё довольствовался лишь ржаным. Разговор за их столом становится всё более шумным и веселым, а настроение Глеба поднимается вместе с каждым глотком. Так что, через пять стаканов и примерно час по времени, он уже издевается над кальяном, то пытаясь прикурить его через нос, то выдавая нелепые колечки, которые из такого дыма, оказывается, получаются у него крайне хуёво. Но не суть. — ..Серафи-им? Видимо решив, что кальян — слишком скучно, Глеб всё-таки отвлекается. Высовывает несчастный мундштук из ноздри, поворачивает голову в сторону наблюдающего за ним Серафима и, ластясь тому к руке, глазки-пуговки коварные принимается строить, лыбясь при этом как совсем ебанутый. — М? — не вытаскивая кальян изо рта, вопросительно мычит Серафим, пуская сладкий дым через ноздри. — Я пизде-ец хочу танцева-ать, пойдём? — вкупе с его редкой, наимилейшей улыбкой, в ход идёт ещё и та самая интонация, говорящая всё за себя — её Глеб обычно использует, либо когда очень пьяный и хочет к кому-то подлизаться, либо когда откровенно клинья катит. Иногда это работает как комбо. — пойдё-ём? — буквы он вытягивает настолько сахарно, что, кажись, даже у самого зубы скрепят, а взгляд и вовсе выбора не оставляет — точно как у кота из «Шрека». Только не зелёные. — Ну пошли бля.. — А Серафим, даже будучи пьяным, понимает, что этому ребёнку отказывать никак нельзя. Он же после такого на улицу уйдёт ночевать — и потом ищи-свищи.. так что, приходится похихикать, но согласиться с улыбкой. Теперь, почти что во мгновение ока оба оказываются на танцполе вдали от столика, окруженные мерцающими огнями и какой-то попсовой музыкой. С первыми нотами мелодии Глеб интуитивно начинает двигаться привычно себе, плечами в такт — разгоняется как умеет. И, по мере того, как музыка становилась все громче и активнее, воля к танцу у Глеба удивительным образом только возрастала вместе с градусом алкоголя в крови, отчего движения становились всё плавнее, а он сам уже переставал замечать кого-либо вокруг себя.

..пожалуй, кроме Серафима.

Он всегда является исключением из правил. Поэтому, Глеб, замечая, как тот по сторонам пялится на всех, постепенно начинает надвигаться ближе и, уже закоренелый в клубной атмосфере, поддается чему-то инстинктивному и, возможно, даже машинальному: вечно холодные руки тянет, кладёт чуть ниже шеи — на широкие плечи, буквально вынуждая обернуться в свою сторону. — ..ну Серафи-иим.. — тянет прямо-таки сладко-жалобно, при этом, через глаза прямо в душу заглядывая своими карими дырями, которые сейчас, в силу отсутствия прямого света, даже не блестели. Только переливались в неоне. Пялились. Пожирали невольно. — Ну что-о-о-о.. — Серафим с ехидной улыбкой издевательски нарочно передразнивает чужую пьяную манеру речи, но взгляд на Викторова всё же возвращает. Наблюдать за ним в состоянии аффекта всегда было забавно. Особенно, когда тактильность обострялась.. — Куда ты смотришь? — уже совсем по-детски донимает его Глеб, но, при этом, не останавливает процесс их а-ля танца, а только переворачивает его во что-то, подобное некому клубному вальсу. Нежному такому, но слишком откровенному, чтобы быть своей первозданной. — я же тут.. — Только на тебя, тут можешь даже не беспокоиться. — с несвойственной себе нежностью успокаивает это ребячество Сидорин, параллельно, поправляя чужие кудряшки и в глазки карие заглядывая. — Ну врё-ёшь.. — у пьяного Викторова голос звучит манерно-манерно совсем, а язык местами и вовсе заплетается меж слов. Но даже это не мешает ему проворачивать свои фокусы: поэтому, отпустив Серафима, он всего за пару шагов и оборотов оказывается у того за спиной, — а теперь? — и, улыбаясь ехидно, за плечи вновь хватается, дабы тот точно смог не обернуться. — Вру? да никогда в жизни, ты че бля.. — едва уловимо иронизирует Серафим, продолжая всё так же уверенно: — и сейчас тоже. всегда только на тебя, Глеб. — О как. нихуя себе.. Доволен он таким ответом или нет — пока не решил, но от Серафима частично отстал. На этот раз просто взял за руку, обвёл каким-то непонятным движением вокруг себя и, остановившись прямо напротив, снова развернулся, а затем, чуть подумав, слабо прижался спиной тому к груди, — Я называю такую хуйню «роцк-вальс», шаришь? — теперь уже, отпустив чужие руки, он решает изогнуть шею дугой, тем самым, облокачиваясь ею на Симовское плечо, отчего расстояние между двумя телами вообще сокращается до неприличного минимума. Хотя, вряд ли в клубах работают такие понятия, как «приличность», так ещё и с играющим Оуджи Будой на фоне. Ничего святого. — Ну-у, теперь шарю, получается.. — пока Глеб со всех сторон тёрся и ластился, как кот мартовский, Серафим лишь наблюдал за всем этим с легкой коварной улыбкой, да подыгрывал совсем слегка, удерживая того ладонями чуть выше бедёр, дабы не свалился никуда ненароком. Пьяный ведь. — М-м, ага.. — Глеб с весьма уловимым шлейфом недовольства подытоживает все свои старания вывести Серафима на хоть какие-то эмоции и побесится вдвоём, а после, легко делает пару шагов вперёд. оглядывается по сторонам — замечает, что у барной стойки пара человек толпится. Проверив у себя наличие карты, утаптывает спокойно в её сторону. А оказавшись там, легко завязывает диалог сначала с барменом, а позже и с белокурой дамой лет двадцати трёх. Наклоняется к её уху, лепечет что-то в своей пьяной манере, отчего та улыбается. Задает ей какие-то вопросы, слушает её, пускай и невнимательно, кивая головой в попытках сделать вид, что ему интересно всё, что она говорит. По её просьбе, также рассказывает о себе, но всё ещё не слишком много, чтобы та не поняла, что он вообще из себя представляет. Вместо этого, делает пару комплиментов, вскользь предлагая выпить ещё. Когда та соглашается, пьют, обмениваясь стаканами — прикольная тема, если хочешь получить отравление от такого ассорти. Но господи, как же похуй. Главное, что наконец хоть какая-то, пускай и пустая в его глазах, но личность, им интересуется, ещё и не увиливая от наглых попыток залезть через рот чуть ли не в душу. Брошенный на произвол судьбы и пива Серафим ещё пару минут наблюдает за всем этим извращенским месивом, а потом, допив очередной стакан до дна, решает, что всё-таки Глеба надо вытаскивать.. а то иначе до дома он поползет блять. Осторожно подходит к нему сзади, руку на плечо кладёт и по спине вниз проходится, прежде чем наклониться прямо к уху и следом, хоть и не совсем ровно и внятно, но прошептать с ехидной улыбкой: — Братик, домой не пора ещё? — А? чё.. — уже было начинает возмущаться Викторов на такое бесцеремонное вторжение в его неприкосновенное личное пространство, как вдруг, рефлекторно дёрнувшись от такого знакомого шёпота, замечает: — блять, Серафим.. — голос всё-таки выдает невольный испуг, точно будто отец внезапно в комнату вошёл посмотреть в окно спустя пять лет отсутствия, но он изо всех сил старается сия факт скрыть, судорожно убирая со спины чужую горячую руку. — А зачем? — прийдя в себя, он, быстро вернувшись в строй, начинает снова косить под глупенького. И, отвернувшись от девушки, теперь глазки только Серафиму строит. Та наверняка была просто предметом для привлечения чужого внимания, ибо забывает Викторов о ней чуть ли не за секунду.. — Чтоб завтра не так хуёво было, всё равно в споре я выиграл. — а Серафим глазки в ответ строит и чужую выбившуюся из общей картины кудрявую прядь аккуратно с лица трясущимися пальцами убирает. По-другому с Викторовым никак: не подлижешься — он с тобой никуда и не поедет. — Нуу Серафи-им.. — сначала вновь начинает страдальчески завывать, а после, как только слышит что-то про выигрыш в споре, так сразу в себя приходит: — э-э, в смысле? кто сказал, блять? — нахмурив брови к середине лба в форме домика, он чуть ли не со стульчика от недовольства падает. Секунда — точно с кулаками полезет и сам же потом рыдать будет, ей богу.. — Ну.. проебал, получается.. — ехидничает с максимально невозмутимым видом Серафим, пока Глеб, кажется, уже был готов его как минимум убить.. — Да схуяли я-то?! Какие аргументы? Что я сделал блять? — уже практически кричит в припадке поступающей агрессии Викторов, прежде чем ненароком словить на себе косой взгляд сразу двух людей неподалеку и, к удивлению, всё-таки понизить тон, заключая все возмущения коротким, но ясным: — не, всё, иди нахуй. — Ой, ладно блять, давай на нейтралитете закончим спор тогда, с каждого по желанию, похуй. — тяжело вздохнув и сдавшись, Серафим теперь точно уже во всю пытается Глеба к себе расположить, лишь бы тот больше ко всяким шалавам в стакан и в рот не лез. От греха подальше, вдруг подхватит что-нибудь, а ему с ним ведь ещё жить.. — О-о, — Глеб, теперь уже явно заинтересовавшись разговором, протягивает буквы, параллельно со стульчика подаваясь корпусом вперёд к стоящему напротив Серафиму. — и какое у господина будет желание? Благодаря тому, что первый сейчас на ногах стоит напротив, а сам Викторов — на высоком стуле, разница в росте получается как раз такая, чтобы было удобно опереться в очередной раз о чужое плечо и, поджав губы в расплывающейся улыбке, теперь, еще откровеннее жрать его взглядом. В целом, так он и делает.. — Бля, ну тут прям подумать нужно, так что, так и быть, уступлю первое желание тебе.. — впервые в нетрезвом уме он вдруг решил отложить собственные гадкие желания и шутки — всё-таки, только минуту назад удалось «помириться», поэтому, пусть уж лучше Глеб начнет.. Вероятно, первое, что пришло Глебу в голову после слова «желание» — это привычная фраза из разряда «может переспим?», но Серафим пьяный — и хуй знает, что от него в ответ на такой вкид можно ожидать. Он ведь и отпиздить может.. и переспать.. не, не надо ему такого счастья, жопа дороже шуток. — М-м-м.. ну, вот конкретно сейчас я очень хочу с тобой виски на брудершафт.. сойдёт? можешь оплатить, типо, как желание. — Да похуй, почему бы и нет. А Серафим что на трезвую, что сейчас, одинаково бы отреагировал на такое предложение, на самом деле. Да и звучало оно в его голове как самое лайтовое из того, что Глеб мог бы выдумать.. Поэтому, хватает буквально минуты — и виски уже оказывается на барной стойке. — Всё, давай, до дна, до дна!! — коряво протянув свою дрожащую руку со стаканом в сторону Серафима, он замыкает своеобразное кольцо, уже готовясь вливать «до дна». Вдох, выдох, — Бляя-ть, ну как же ахуенно.. — опрокинув бокал залпом, подытоживает своим резко одичавшим голосом Викторов, а после, отложив стакан, возвращает руку обратно к себе на колено. — почему мы не пьем каждый день? это же пиздато.. — Эй, ты чё, а поцеловаться? — заметив, что Викторов совершенно забыл про главную традицию и смысл брудершафта, Серафим аж перебивает ушедшего в поток своих весьма сомнительных мыслей Глеба, параллельно, уже кидая на него весьма осуждающий взгляд. Негоже так. — А? — Глеб пару секунд тупит, пытаясь понять, кто к чему, но как только переваривает услышанное, так сразу окрыляется. — А.. даже так.. Ну иди сюда, — секунда раздумий своими пьяными кудряшками — именно столько ему хватает, чтобы окончательно пасть ниже плинтуса своих «моральных ценностей». Зато сделать это очень даже красиво: за чужой воротник рубашки хватается дабы не упасть со стульчика на шаткой ножке, к себе тянет, да по губам своими покусанными мажет небрежно и грязно, оставляя за собой горьковатый привкус виски и колы, пока Серафим, разыгравшись, уже совсем бесцеремонно лезет горячими руками к щекам, не отпуская. ..Оказывается, целоваться в свете софитов особо приятно, пускай и недолго. Это они точно заприметят.. — Ну-у, для первого раза пойдёт.. — спокойно отодвинувшись, подытоживает Викторов, следом, принимаясь обратно за свой родной, любимый и дорогой сердцу бокал Джэк Дэниэлса. — Блять, я бы даже сказал, что это вполне себе нихуя себе.. — затуманено бубнит Серафим, уже плывя в улыбке и точно пьянея в моменте.. — Ты раньше поэкспрессивнее мог.. — практически неслышно заключает Глеб, но тут же перебивает сам себя и нахлынувшие вьетнамские флэшбеки глотком виски и следующим предложением: — заказать ещё? — А может всё-таки домой? — он медленно, но верно расплывается по барной стойке, не сводя с Глеба глаз. — Это типо твоё «желание»? Просто так ехать домой Глеб был ещё явно не готов, ибо веселье, по его мнению, ещё только начиналось, а тут Серафим решил прервать. Неожиданно, на самом деле. Кто-то явно изменился.. и пускай уезжать не хочется, но вот в качестве желания это сделать.. он вполне может. — Ну-у.. может и так, похуй.. — окончательно и даже слегка печально сдаётся Сидорин. — Ой, да камон, Серафим, я же не прям така-ая мразь, оставь себе это своё желание.. — гадкий смешок, вдох, выдох — и он уже резким прыжком улетает со стула, в надежде, что набранный в лёгкие воздух поможет не застать пред глазами зловещий чёрный экран после такой долгой отсидки. — Всё, поехали, братан, — залпом допив остатки своего драгоценного виски и, убедившись, что стоять хоть как-то способен, он собирает ноги в руки и вразвалку направляется к выходу из клуба.