Подарки на Рождество

***

В последние дни 1884 года обстоятельства и долг призвали меня покинуть Бейкер-стрит. Мой старый знакомый по армейским временам написал мне в середине ноября, прося моего профессионального совета. К началу декабря мне стало ясно, что он был бы признателен и получил бы пользу от моего личного присутствия, пока он проходил лечение по поводу своей жалобы. Соответственно, я сделал необходимые приготовления, собрал сумку и попрощался с Холмсом и миссис Хадсон в твёрдой уверенности, что вернусь самое большее через две недели. Холмс лениво помахал мне рукой, сидя в кресле и безмятежно покуривая трубку. Он явно был в одном из своих приподнятых настроений. − Не торопитесь, дорогой друг, и наслаждайтесь сменой обстановки. Украшения миссис Хадсон могут подождать ещё несколько дней, и никто не пострадает, уверяю вас. Я рассмеялся, хорошо понимая его шутку. Холмс, хотя и был достаточно счастлив, чтобы насладиться рождественским ужином и рождественскими подарками, не особенно оценил веточки остролиста, плюща и других рождественских вечнозелёных растений, которые миссис Хадсон разместила вокруг 221. В прошлом году я был достаточно здоров, чтобы помогать ей и слугам в украшении и даже принёс несколько веточек праздничной зелени в нашу собственную гостиную. Холмс встретил появление этих украшений в лучшем случае со смиренной снисходительностью. Он предпочитал, чтобы его собственный беспорядок оставался незамеченным. Курс лечения моего армейского друга прошёл достаточно хорошо. Я смог оказать своевременную помощь, дать совет и выслушать его по-дружески, и всё это было оценено как пациентом, так и лечащим его врачом. Признаюсь, было довольно приятно, что мои усилия и мнение так открыто оценивались. Это был бальзам для моей профессиональной уверенности, в котором я даже не осознавал, что нуждаюсь, поскольку моему возвращению к обычной медицинской практике всё ещё препятствовало продолжающееся выздоровление. Я был счастлив согласиться остаться достаточно долго для небольшого праздничного ужина 18-го числа с мыслью, что на следующее утро я уеду в Лондон. Я телеграфировал Холмсу соответствующим образом и получил типично лаконичный ответ: «ПОДТВЕРЖДАЮ ПОЛУЧЕНИЕ ТЧК НАСЛАЖДАЙТЕСЬ ТЧК ШХ ТЧК» Я не знаю, что пошло не так с тем ужином. На вкус он был достаточно хорош. Но что-то, должно быть, было таким или иным образом испорчено, потому что в ту ночь каждый из нас, кто обедал, тяжело заболел. Я сам пострадал не так быстро, как мой друг, его экономка и его повар, но я тоже заболел как раз в тот момент, когда от домочадцев других людей, пришедших на вечеринку, поступили первые сообщения о болезни. Как только я действительно заболел, это, казалось, подействовало на меня сильнее, чем на кого-либо другого. Мой друг был относительно здоров в течение дня, но прошло несколько дней, прежде чем я почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы подумать о поездке. Я действительно подумал попросить кого-нибудь из слуг, не затронутых болезнью, записать краткое сообщение и отправить телеграмму Холмсу о прискорбном изменении планов. На следующий день, всё ещё будучи совсем больным, я получил следующий ответ: «ОЧЕНЬ СОЖАЛЕЮ ТЧК ВРАЧ ИСЦЕЛИ СЕБЯ БЫСТРО ТЧК ШХ ТЧК» Лёгкая нелепость заставила меня улыбнуться, несмотря на то, что я чувствовал себя несчастным. Я, наконец, покинул дом своего друга во второй половине дня 22 декабря и сел на местный поезд, который должен был доставить меня на главную линию, где я должен был пересесть на поезд до Лондона. Обстоятельства снова сговорились против меня. Погода уже ухудшалась, когда я вышел из дома моего друга. К тому времени, когда местный поезд отошёл от станции, ветер и мокрый снег валили с ног. Примерно на полпути к главной линии наш поезд остановился на небольшой станции, и там мы были вынуждены остаться. Упавшее дерево перекрыло пути дальше по линии, и из-за непогоды рабочие не смогли его расчистить. Мы должны были переждать бурю, как могли. На станции, какой бы маленькой она ни была, действительно был телеграф. Я подождал в очереди, чтобы сообщить новость Холмсу, а затем последовал за своими попутчиками в деревню. К счастью, в деревушке, где мы остановились, была довольно большая гостиница, и в этот медленный сезон, до нашего неожиданного прибытия было относительно мало посетителей. Хозяин гостиницы и его персонал сделали всё возможное, чтобы радушно принять нас и разместить в меру своих возможностей. Появились дополнительные помощники, несомненно, набранные из местных жителей. Комнаты были открыты и проветрены, насколько это было возможно, не впуская бурю, постельное белье было доставлено из шкафов, а в общей комнате был разведён огонь, который весело горел днём и ночью, обеспечивая дополнительное тепло для тех, кто находил неотапливаемые комнаты слишком холодными, чтобы спать. И было холодно, как когда мы приехали, так и в последующие дни. Сильный ветер и мокрый снег превратились в сильный снег, который быстро превратился в сугробы. По сути, нас почти неделю заваливало снегом, пока мы ждали, пока расчистят железнодорожную линию. На следующее утро после нашей неожиданной остановки в пути маленький мальчик пробирался по снегу, чтобы доставить телеграммы со станционного телеграфа в нашу гостиницу. Среди них было одно для меня, от Холмса: «УОТСОН ТЧК «INN COOK», ВЕРОЯТНО, ЛУЧШЕ, ЧЕМ ВАШИ ДРУЗЬЯ ТЧК БЛАГОСЛОВИ ВАС ТЧК МИССИС ХАДСОН ЗАДЕРЖИТ ГУСЯ ДО ВАШЕГО ВОЗВРАЩЕНИЯ ТЧК ШХ ТЧК» Я усмехнулся. Телеграмма Холмса напомнила мне, что мои обстоятельства могли быть гораздо хуже, чем они были на самом деле. Я был благодарен за напоминание и сделал всё возможное, чтобы проявить надлежащий настрой на службе в местной церкви на Рождество. Не все были такими добродушными, но большинство старались, особенно в присутствии детей. Мои попутчики, оказавшиеся в затруднительном положении, наши неожиданные хозяева и я даже разделили странное чувство товарищества за несколько импровизированным рождественским ужином. Мы все были в безопасности, в относительном тепле и сыты. Тем не менее, это было не то Рождество, никто из нас такого не ожидал, и я не в последнюю очередь. Погода, наконец, позволила рабочим убрать дерево с путей, и утром 28-го мы смогли выехать на главную линию. Оттуда было относительно просто завершить моё возвращение в Лондон. Я прибыл на Бейкер-стрит ближе к вечеру, усталый, продрогший и чувствующий себя таким же серым и свинцовым, как опускающееся небо. Даже веточки праздничной зелени в прихожей не подняли мне настроение, когда я тащился вверх по лестнице в нашу гостиную. Однако вид подобных веточек зелени там, в комнате, в значительной степени очищенной от беспорядка, поднял моё настроение. Холмс оторвался от переворачивания пылающих углей в камине с лёгкой, но искренней улыбкой на лице. − Ах, Уотсон, − поприветствовал он меня. − Я проконсультировался с вашим Брэдшоу и ожидал вас примерно в это время. Миссис Хадсон запланировала ранний ужин, а пока, как вы можете видеть, она приготовила превосходный чай. − Взглянув на боковой столик, я действительно обнаружил чайник и кофейник рядом с уютными креслами, тарелку с бутербродами и такое же большое блюдо с печеньем и пирожными. − Я полагаю, что она скучала по вашему аппетиту так же сильно, как вы скучали по её стряпне. Ваши путешествия и приключения, похоже, обошлись вам почти в стоун. − Он сделал паузу, оглядев меня с ног до головы быстрым взглядом, который, несомненно, сказал ему гораздо больше о том, как я провёл последние дни. Что самое необычное, он воздержался от дальнейших комментариев по этому поводу. − Мы вместе насладимся запоздалым Рождеством. Я рад, что вы вернулись, Уотсон. − Спасибо, Холмс, − ответил я, тронутый и униженный его очевидными усилиями, а также его словами. − Хорошо быть дома.