Подарки на Рождество

***

Мой первый рождественский сезон после возвращения из Афганистана прошёл в основном безрадостно. В стеснённых финансовых обстоятельствах и со всё ещё шатким здоровьем мне было не на что рассчитывать, и было много напоминаний о моём плачевном состоянии. Тем не менее, сезон не был полностью лишён комфорта и дружеского общения, благодаря моему другу Шерлоку Холмсу. Хотя мы всё ещё знакомились друг с другом, нас уже связывали дружеские узы, и наши подарки друг другу, хотя и скромные и отражающие наши тощие кошельки, были искренними. Так же как и дух товарищества, который мы разделяли за рождественским завтраком, улыбаясь и веселясь, как школьники. Так что я возлагал большие надежды на декабрь этого года, на наши комнаты и дела Холмса. За последующие двенадцать месяцев моё здоровье значительно улучшилось. Я не был тем человеком, которым был раньше, нет, и никогда больше им не буду, но я восстановил столько сил тела и духа, что у меня появилась надежда однажды вернуться к медицинской практике. В то же время я был гораздо более осторожен со своей пенсией, чем раньше, с некоторой помощью Холмса. (После одного неприятного инцидента он согласился держать мой бумажник запертым в ящике своего стола. В то время как зазывалы, несомненно, скучали по моему присутствию, я наслаждался положительным банковским балансом гораздо больше, чем их компанией. И дела Холмса далеко продвинулись в обеспечении более полезного вида возбуждения, чем то, которое я обнаружил, делая ставки на лошадей и людей.) Так что у меня были средства на подарок Холмсу, а кроме того, достаточно денег, чтобы принять участие в нескольких сезонных развлечениях, а также оплачивать проезд в кэбе от дома и обратно, на праздничные сладости и тому подобное. Это простые, но не самые необходимые вещи отсутствовали в прошлое Рождество, напоминая мне сейчас о том, насколько моя жизнь улучшилась за прошедший год. Это было утро в канун Рождества. Холмс вышел, чтобы нанести визит в свой табачный магазин − и, несомненно, узнать немного новостей. Я задержался над остатками самого превосходного завтрака, которым нас угостила миссис Хадсон, и мысленно предвкушал предстоящий день. Погода стояла холодная, но сухая, свежая и достаточно ясная, чтобы мы с Холмсом могли насладиться совместной прогулкой по парку или вдоль Стрэнда. На вечер у нас были билеты на праздничный концерт. А завтра Рождество, где будут подарки, компания Холмса и великолепный жареный гусь миссис Хадсон. В целом, это была такая же весёлая перспектива, как... Громкий стук в дверь прервал мои приятные размышления. Я поспешно встал из-за стола и направился к двери гостиной, ожидая увидеть, как появится какой-нибудь нетерпеливый клиент, ищущий Холмса. У меня на губах уже было готово извинение, когда дверь широко распахнулась. Но это был не клиент. Это был маленький неряшливо одетый мальчик, один из уличных мальчишек Холмса, за которым по пятам следовала очень сердитая миссис Хадсон. − Простите, доктор Уотсон, − извинилась она, когда мальчик нырнул за кресло. − Я сказала мистеру Холмсу, что его... посыльные... просто должны ждать внизу, независимо от того, насколько срочным они считают это дело. − У меня нет сообщения для мистера Олмса, − прогундосил мальчик. − Я десь не для этого. Я десь из-за доктора. Вздрогнув, я положил руку на локоть миссис Хадсон, и она прекратила преследование. − Из-за меня? Ты пришёл сюда из-за меня? Мальчик отрывисто кивнул, затем вздёрнул подбородок. − Вы доктор, не так ли? − Так и есть. − Тогда я хочу, чтобы вы немного полечили. − Выражение моего лица, должно быть, в какой–то мере передало моё удивление, чтобы не сказать недоверие, потому что парень сунул руку под свой рваный жилет. − У меня есть деньги. В его испачканной грязью ладони поблескивала единственная полукрона. Мелкая монета, но для такого мальчика, как он, это были большие деньги, и я это знал. Миссис Хадсон тоже это знала. Я чувствовал, как её любопытство берёт верх над раздражением. Мой интерес тоже был задет. − Очень хорошо. Что тебя беспокоит? Насмешливое фырканье казалось слишком громким, чтобы исходить от такого маленького мальчика. − Нет, не меня; сестру. Она больна. И то, что было в меру забавным инцидентом, внезапно приобрело более острый оттенок. − Что ж, тогда, юный сэр, позвольте мне взять свою сумку, и я провожу вас к вашей сестре. Миссис Хадсон посмотрела на меня, перевела взгляд на мальчика и задумчиво поджала губы. − Я приготовлю кое-что, чтобы вы взяли это с собой, на случай, если вызов задержит вас после обеда. И если бы в этой сумке не было печенья и угощений для голодного мальчика, я был бы очень удивлён. − Спасибо, миссис Хадсон, это было бы чудесно. Пожалуйста, сообщите Холмсу, что я уехал по делам, но рассчитываю вернуться через несколько часов. − Конечно, доктор. Через несколько минут у меня были шляпа, пальто и сумка, и я был готов последовать за своим молодым работодателем на улицу. Мы пошли пешком, и я узнал, что его звали Том, и что он действительно был одним из солдат нерегулярных войск Холмса, как он их называл, но очень нерегулярным, поскольку иногда он ходил в школу, а иногда подрабатывал на разных случайных работах, а иногда работал на Холмса. Он не сказал, где взял свои полкроны, а я предусмотрительно не стал спрашивать. Даже пешком нам потребовалось меньше времени, чем вы могли бы подумать, чтобы добраться до одного из бедных районов, где здания в плохом состоянии стоят вплотную друг к другу и заполнены всевозможными жильцами, собранными вместе бедностью и необходимостью. Том привёл меня в одно из таких мест и провёл по лабиринту коридоров и лестниц, пока мы не добрались до переполненной, тускло освещённой комнаты, в которой время от времени явно находилось много людей. Однако в данный момент, кроме нас, присутствовали только двое: измождённая, очень худая женщина и кашляющая, слабенькая девочка на её руках. − Том? Кто это? − спросила женщина хриплым голосом. − Я доктор Уотсон, − поспешно представился я. − Юный Том нанял меня, чтобы я осмотрел его сестру − вашу дочь, я полагаю. − Увидев испуг на её лице, я быстро добавил: − Он уже договорился о моём гонораре, мадам. Могу я увидеть свою пациентку? Поставленная перед свершившимся фактом, мать согласилась сесть и позволила мне осмотреть ребёнка у неё на коленях. Распухшая шея уже сказала мне, в чём дело, ещё до того, как я увидел толстую серую мембрану, частично перекрывающую её горло: дифтерия, далеко зашедшая. Тем не менее, это был далеко не безнадёжный случай. Мать умело сдерживала лихорадку девочки с помощью прохладных тряпок, чередуя влажные тряпки, разложенные на одном, очень продуваемом сквозняками, подоконнике. Я смог ещё больше улучшить ситуацию, дав девочке лекарство, чтобы ещё больше снизить температуру, и ещё одно, чтобы помочь ей откашляться и от заложенности носа. Недавно я пополнил свою медицинскую сумку именно такими скоропортящимися лекарствами в надежде, что когда-нибудь они мне скоро понадобятся. И я правда в них нуждался. Не успел я закончить лечение девочки − и отдать упакованный ланч матери и сыну в качестве меры предосторожности, чтобы «поддержать их силы» в рамках выздоровления ребёнка − как раздался вежливый стук в дверь. Мать открыла её соседке, которая нерешительно спросила: − «Я слышала, что здесь есть доктор, это не доставит вам слишком много хлопот?.. Так начался один из самых длинных и изнурительных дней с момента моего возвращения из-за границы. Весть о моём присутствии распространилась по зданию, как лесной пожар, и не было недостатка в мужчинах и женщинах, желающих встретиться со мной, один за другим, а иногда и группами. Все без исключения предлагали мне что-нибудь за мои услуги − носовой платок, кусок хлеба, мешок каштанов; предлагали почистить мою шляпу или ботинки или начистить медь на моей сумке. Когда это была монета, я уверен, что это было ничто по сравнению с тем, что обычно взимает доктор со своих пациентов в Лондоне, но я никому не отказывал. Как я, доктор, мог так поступить, столкнувшись с такой острой нуждой? Я быстро потерял представление о том, где нахожусь в этом лабиринте зданий, а затем и о времени. Я видел фабричных девушек, возчиков тележек и дворников, мужчин и женщин, мальчиков и девочек и просто младенцев на руках. Я лечил кашель, лихорадку и сыпь. Я вскрывал фурункулы, зашивал порезы и осматривал инфицированные раны. Я вправил сломанную руку и перевязал полдюжины распухших, вывернутых лодыжек. В слишком многих случаях я мало что мог на самом деле сделать; это было выше моих сил, чтобы помочь, как и разрушительные последствия зависимости и длительных болезней. У меня не было средств для восстановления конечностей, которые уже срослись криво или неправильно. Я мог бы избавиться от абсцесса зуба, и я это сделал, но только время покажет, было ли его удаление слишком поздним, чтобы остановить инфекцию до того, как она убьёт пациента. В какой-то момент я понял, что моя сумка почти пуста, запасы исчерпаны, и что в помещении стало ещё темнее, чем было раньше, и что какой-то мужчина дёргает меня за рукав пальто. Он был чисто выбрит и одет гораздо лучше, чем многие из тех, кого я лечил в течение − кто знает, сколько часов это было? Но он явно хотел моего внимания, и поэтому я отдал его ему. − Да? Могу ли я вам чем-нибудь помочь? Я как раз почти закончил здесь. − Я посмотрел вниз на девочку − ей было не больше восьми лет, и она выглядела вдвое меньше, чем должна была быть − чья рука была искалечена во время работы сборщицей на одной из ткацких фабрик. − Держи её в чистоте, насколько можешь, и постарайся дать ей покой, если это возможно. С первыми тремя пальцами всё будет в порядке, если ты не допустишь заражения. − Для мизинца ничего не оставалось делать, кроме как аккуратно обрезать культю. − Это больше, чем то, что я могу сделать здесь, чтобы помочь вам, − сказал мужчина. Его акцент тоже был менее заметен, чем у большинства, кого я слышал в тот день. − Я сомневаюсь, что вы знаете, но уже перевалило за полночь, доктор, и я слышал, что вы были здесь с людьми ещё до полудня. Я здесь, чтобы убедиться, что вы доберётесь домой в целости и сохранности. За полночь? Это казалось невозможным, и всё же я вдруг почувствовал, насколько я устал, как кружится голова от усилий, голода и жажды. − Ох, − сказал я слабо. − Я понятия не имел о времени. Это очень любезно с вашей стороны. Что-то в этом заявлении, должно быть, позабавило мужчину, потому что он от души рассмеялся. − Как скажете, доктор Уотсон; я бы не осмелился спорить об этом с таким учёным джентльменом, как вы, во всяком случае, не сегодня. Но Дэн проводит вас обратно домой лучше некуда. Даю вам слово, не беспокойтесь. Так он и сделал, поддерживая меня под локоть, пока мы спускались по бесчисленным шатким ступенькам, а у тротуара ждал кэб. Он запрыгнул ко мне, спросил адрес, прежде чем отдать короткий приказ кэбмену, и дружелюбно болтал, пока мы ехали по почти пустынным улицам. Ему было очень любопытно, как я там оказался. − Это был Том? С младшей сестрой? − он задумался. − Это похоже на мальчика Бесс. Смышлёный молодой парень, этот Том, с прицелом на главный шанс, это достаточно ясно. Это было умно − прийти к вам, и к тому же по-доброму. Как и с вашей стороны, чтобы помочь им. − Ни один доктор не должен отказывать нуждающемуся пациенту, − пробормотал я, наполовину смущённый, наполовину слишком уставший, чтобы точно понимать, что говорю. Дэн снова рассмеялся, но уже не так весело. − Возможно, им не следует этого делать, доктор, но я осмелюсь сказать, что вы были бы удивлены. Но хватит таких мрачных мыслей; это Рождество, и вот мы у вашей двери, как я и обещал. Мы действительно оказались уже у дома 221, и я мог видеть нашу гостиную, полностью освещённую. Дэн помог мне выйти, передал мне мою сумку и почтительно приподнял шляпу, прежде чем запрыгнуть обратно в кэб. − Счастливого Рождества, доктор Уотсон, и да благословит вас Бог, − крикнул он, когда кэб с шумом тронулся с места, как раз в тот момент, когда входная дверь распахнулась. Он был слишком далеко, чтобы я мог ответить на его добрые пожелания, но ответил на мой взмах рукой улыбкой и собственным приветствием, прежде чем кэб завернул за угол и скрылся из виду. Сильная рука схватила меня за локоть, и встревоженный Холмс развернул меня к себе. − Уотсон! С вами всё в порядке? Я моргнул. − Я в порядке. − Мне в голову пришла мысль, и я почувствовал, как у меня вытянулось лицо. − Ох, Холмс, концерт! Мне так жаль. − Отменяем концерт, − рявкнул мой друг, его глаза скользили по каждому дюйму меня. Его голос почти сразу смягчился. − Будут и другие, а тем временем у вас явно были собственные приключения. Давайте зайдём внутрь, и вы сможете рассказать мне всё о них за поздним ужином, который приготовила миссис Хадсон. Вы выглядите так, как будто вам это нужно. Холмс, как всегда, был прав. Хорошая еда − и горячий бренди с водой, который Холмс настоял, чтобы я выпил с ним, − во многом восстановили меня. Я рассказал Холмсу о своём дне лечения пациентов между глотками. Он терпеливо слушал, задав всего несколько вопросов, пока я прослеживал последовательность событий, начиная с прибытия Тома и заканчивая сопровождением Дэна домой. В конце концов Холмс покачал головой. − Вы, должно быть, казались им рождественским чудом, мой дорогой друг, прокладывая себе путь через такое место. По крайней мере, я должен так предполагать. − Как так? − спросил я, подавляя зевок. Мой друг криво улыбнулся мне. − Потому что, судя по тому, как я его увидел, «Дэн», который сопровождал вас домой, является лидером банды, которая промышляет в этом районе, и является одним из самых безжалостных головорезов в Лондоне. По крайней мере, я бы так сказал до сегодняшнего вечера. − Его улыбка стала нежной. − Очевидно, ваша доброта не знает границ, Уотсон, и в духе времени года действительно есть добрая воля ко всем людям, даже к таким, как этот.