Отравленные воды у выжженного поля

      …А-Сянь с разбегу ныряет в воду, и спустя некоторое время выныривает, поднимая целую волну брызг.       Цзян Чэну дико завидно — он тоже хочет вот так, с фонтаном брызг и весельем.       Но вместо того, чтобы последовать за братом, он продолжает сидеть на краю пристани, свесив ноги в обуви.       Летом жарко, но босиком нельзя — будет нехорошо, если все-все узнают, что А-Чэн — иньская тварь.       А брат не боялся.       — Ты, главное, меня ночью не загрызи! — Смеётся Усянь, и Цзян Чэн поджимает губы. — Но я всё равно тебя не боюсь! Я старше и сильнее тебя!       …Госпожа Наложница жалуется отцу, что переживает за безопасность Наследника, и поэтому А-Чэн должен придерживаться специальной диеты.       (Матушка ругается, но он согласен — он ведь любит брата и совсем ещё маленькую сестру, и не хочет поддаться звериным инстинктам и навредить им.)       А-Сянь целый день плещется в воде и всё время зовёт А-Чэна присоединиться, и он почти уговаривается…       …Только природная неловкость мешает, и, запнувшись о ногу Госпожи Наложницы, Цзян Чэн кубарем летит с пристани, а потом испуганно прячется по кустам и чуть ли не по илистому дну плывёт к матушкиному павильону, зажимая в одной руке обувь, а в другой — изодранные штаны.       А вечером брат хохочет и соглашается, что Ваньинь — ну совсем неловкий, и скорее себе челюсть сломает, чем кого-то сумеет загрызть.       …Сжигающий Ядра убирает руки и смотрит на Ваньиня с абсолютным равнодушием во взгляде.       — Выплюнешь — будет ещё хуже. — Угрожает он спокойно.       Цзян Чэн знает, для чего используются ягоды со слезами феникса, и он хочет как можно скорее засунуть пальцы в рот и избавиться от неё.       Спастись от того, что его ждёт.       — Везёт тебе! — Восхищённо тянет А-Сянь.       В руках у него — очередная жёлтая книжонка про «великого героя», и брат бурно делится чувствами после прочтения каждой главы.       …Предыдущая была про то, как Герой попал в Царство иньских тварей, победил Священного Повелителя Вод и взял себе в гарем двух его детей.       Ну и да — с детальным описанием свадебной церемонии и первой ночи.       — Твоей Госпоже или Господину не нужно будет тратиться на средства, чтобы ты принёс дитя! — Восторгается старший брат. — Это же отличная штука! Хоть в чём-то ты лучше других!       Ваньиню по непонятной причине неприятно, хотя А-Сянь ведь его хвалит.       Цзян Чэн с ужасом ждёт, что сейчас в комнату ворвутся проклятые Вэни.       Потому что зачем ему скормили ягоду со слезами феникса? Только для того, чтобы ещё сильнее унизить.       …Мало того, что не сумел сбежать, так ещё попался врагам и теперь полностью в их власти.       (Брат бы никогда не оказался на его месте.)       Он будет стойким. Он не поддастся страхам и не запросит пощады. Не станет унижаться перед теми, кто напал на его семью.       …Ваньинь не собирается кланяться и добровольно участвовать в церемонии, и его силой ставят на колени перед столиком с чайником и чашками.       — Я не буду подносить чай убийце! — Шипит Цзян Чэн, и зажмуривается, пытаясь не орать — кто-то из слуг нажимает ему на рану.       Вэнь Чао поднимается со своего места и вальяжно приближается. Присаживается на корточки перед ним, источая превосходство.       — Ну вот давай предположим, что не станешь. — Негромко говорит ублюдок. — Вот не сумеем мы тебя заставить поднести чай, и ты не сможешь считаться Наложником Мэйчи. Ты думаешь, что кто-то покачает головой, всплеснёт руками и произнесёт что-то в духе «какая жалость, церемонии не было, так что мы сейчас поплачем и униженно разбежимся по домам!»?       На это Цзян Ваньинь не рассчитывает.       — Или, — продолжает Вэнь Чао всё так же лениво, — более реален вариант, что Мэйчи устанет и бросит тебя солдатам. Может быть, ты даже выживешь в итоге, но какая у тебя будет репутация? И, учитывая проглоченную тобой ягоду — ты выносишь ублюдка от кого-то из солдат… Мало того, что заклеймят шлюхой, так ещё и притащившей бастарда не пойми от кого.       — И это ТЫ печёшься о МОЕЙ репутации?!       — Исключительно обрисовываю варианты твоего будущего. — Пожимает плечами ублюдок. — …Ладно, просто заставьте его подать чай.       Цзян Чэн выворачивается, сопротивляется и в процессе даже пинает кого-то из слуг.       (Ему невыносимо обидно. Ещё позавчера эти слуги накрывали на ужин его семье, а сегодня уже переметнулись к врагам и выполняют их приказы.)       …Его держат, и пусть половина чайника выплёскивается на стол — заставляют разлить чай.       Убийца, что собственноручно убил всех Старейшин в Пристани Лотоса, смотрит пустым взглядом сначала на Ваньиня, потом на мокрое пятно на столешнице.       Переводит взгляд на Вэнь Чао, что имеет наглость выглядеть довольным.       …Берёт пиалу и подносит ко рту.       А потом ставит её, уже пустую, в центр столешницы.       В центр лужицы из чая.       — Видишь, Мэйчи, — тянет Вэнь Чао, — я же сказал, что всё быстро будет. А теперь можешь делать что хочешь.       Он хлопает в ладоши и отдаёт приказы, будто всегда был в Пристани Лотосов хозяином. Требует начать подготовку к праздничному ужину.       Ваньиня тащат обратно в его покои.       Следом медленно идёт убийца.       — Везёт тебе. — Припечатывает ночью А-Сянь, заканчивая читать очередную книжку, которая «очень интересная, и про основы политики!.. И про истинную любовь!» — Ты можешь надолго задержать дыхание, когда в рыбьем состоянии.       — И? — Сонно уточняет Ваньинь, которому хочется спать, а не обсуждать непонятно что, чей смысл от него в это время суток ускользает.       Брат вздыхает и чем-то шуршит.       …А когда Цзян Чэн закрывает глаза и почти проваливается в сон, то А-Сянь прыгает на него сверху и придавливает к постели.       — Говорю же — ты такие штуки можешь делать! — Шепчет брат на ухо. — Заглотить дракона по самые яшмовые бубенчики — и тебе не нужно будет отстраняться, чтобы подышать! Представляешь, как круто?!       Ваньинь шипит и пытается старшего брата спихнуть с себя.       — А-Чэн, ну давай попробуем?! — Канючит Усянь, и за этот тон его хочется прибить. — Ну давай, тебе что, жалко, что ли?!       В комнате, которую Цзян Чэн делил с братом, нет потайных ходов. А на окне висит талисман, предотвращающий попытки побега.       На руках у Ваньиня — зачарованные верёвки.       И ни ножа, ни меча, ни даже палочек для еды.       — Ты не посмеешь меня тронуть! — Пытаясь подавить панику, едва не кричит Цзян Чэн, стараясь держаться от ублюдка как можно дальше.       В итоге забивается в дальний от двери угол.       — Почему?       — Меня заставили подать тебе чай! Я сын Лорда, а не безродная крестьянская девка, у которой нет прав! Эта церемония недействительна! Ты не имеешь права меня принуждать! Вы все вторглись на земли моего отца, без причины напали на нас и пытаетесь насадить свои правила! Император вас уничтожит за эти поступки!       Мужчина с седыми прядями в простой косе смотрит на Ваньиня, будто на заговорившую кошку. Потом чуть приподнимает пустые ладони.       На запястьях у него видны тонкие шрамы.       — Твой отец обманул меня и убил всю мою семью. — Голос у Мэйчи чуть подрагивает, будто он не знает, какую ложь выбрать. — Моего отца, моего старшего брата и младшую сестру. Жену брата и моего племянника… Почему же я тогда не имею права на месть?       — Мой отец никогда бы такого не сотворил! — В горле у Ваньиня встаёт ком. — Он благородный человек, который никогда не обидит невиновного!       Это ложь! Ложь! Неправда, чтобы очернить репутацию отца!       Проклятые Вэни всё придумали!       В том числе и фальшивые обвинения!       — Послушай…       — Ты просто поверил в это, потому что наверняка твоя семья сама виновата! Но ты не хочешь этого признать, потому что в таком случае винить тебе будет некого! Может быть, твой отец обокрал Лорда Цзян, или был пойман на практике демонического совершенствования, или вы вообще — предатели Импера… — Цзян Чэн не успевает ни договорить, ни среагировать.       Убийца всех Старейшин в Пристани Лотоса подскакивает со скоростью, за которой невозможно уследить глазом, и сжимает ладонь на его горле.       — В чём был виноват мой племянник, которому было три года? — Глухо спрашивает Мэйчи. Он выше, шире и гораздо, гораздо сильнее, и хватка у него крепче, чем у кузничных щипцов. — Или сестра-семилетка? Или мой отец, который всю жизнь считал Цзян Фэнмяня лучшим другом и доверял ему всю доставку ягод? Почему твой отец мог соврать Императору, что моя свадьба была проведена «по всем правилам и без принуждения», а потом сказать, что я отказываюсь от титула Лорда, а я — не имею права?!       Он сильнее прижимает Ваньиня к стене, пережимает горло, не давая вдохнуть. Сжимает пальцами второй ладони оба его запястья, обрывая сопротивление.       — Твой отец считал себя вправе убить всю мою семью и обречь меня на жизнь в аду, потому что захотел забрать наше семейное дерево! Почему тогда я не могу забрать его жизнь?! Почему не могу забрать тебя?! Или я должен покивать головой и великодушно простить твоего отца, потому что благородные господа не унижаются местью?!       В голове у Цзян Чэна из-за недостатка воздуха всё мешается. В глазах темнеет.       — Чао попросил за тебя! Сказал, что раз твой отец забрал мою семью, то ты дашь мне новую! — Чужой голос ввинчивается в разум. — А мои дети никогда не будут бастардами, ясно?!       В какой-то момент руки разжимаются, и Ваньинь снова может сделать вдох.       Он кашляет, давится воздухом, зажатый между стеной и мужчиной, что почти трясётся и тяжело дышит.       (Брат бы не позволил загнать себя в угол.)       …Ваньинь непроизвольно опирается на Мэйчи, и вдруг под ладонью чувствует рукоять ножа, что висит на чужом поясе.       На обдумывания нет времени. На замах, чтобы вогнать нож в горло — нет места.       Цзян Чэн резко тянет рукоять на себя и толкает лезвие вперёд, надеясь на то, что заденет жизненно важные органы ублюдка.       Мэйчи сдавленно охает — короткий нож острый и входит почти наполовину, и на ханьфу расползается кровавое пятно.       …В следующее мгновение он замахивается кулаком и бьёт Ваньиня в висок.       — …У него на плечах синяки.       — Ну, учитывая, что сын Фэнмяня не был сильно рад на церемонии, не удивительно…       — Нет. Они старые. — Голос Мэйчи глухой, хриплый. — На предплечье ещё — след от зубов.       Будто он долго-долго кричал.       — Мэйчи… — Тянет кто-то похожий на Вэнь Чао. — Это ведь уже не должно быть важно…       — Я знаю, как это выглядит. У меня были такие же…       — …Ладно, попробую разузнать. Но меня больше другое интересует.       — …Я выпил эту дрянь, что дал Чжулю. Иначе в следующий раз я просто его убью. — Мэйчи срывается на кашель.       — Ну, мог бы и в самом деле отдать его солдатам.       — Чао.       — Что? Он же вогнал тебе в живот нож!       — …Я выпил чай. Он мой Наложник… Или он выполнит свою роль, или я его убью. Сам.       Ваньинь вжимается лицом в мятые простыни, ощущая себя использованным и грязным.       …Это почти так же мерзко, как когда его доставал А-Сянь.       (Только тогда был брат — его лучший друг и родная кровь.       И об этом никто не знал.)       …А теперь с ним официально могут творить всё, что угодно.       «Ты вырастешь — и будешь счастлив и любим», — отдаётся в голове матушкин шёпот.       …Он не станет.       Ни счастлив.       Ни любим.