Отравленные воды у выжженного поля

      — Эти проклятые Вэни напали на Облачные Глубины! — Не может успокоиться А-Сянь. — Прямо под носом Императора решили развязать войну, представляешь?!       Ваньиню от новостей, которые передали отцу прямо во время ужина, не по себе.       Нет, он учил историю, и читал о войнах, что разрывали цзянху на пылающие, окровавленные части.       Но одно дело — читать об этом и представлять себя великим гером, и другое — узнать, что война вот-вот начнётся.       …Если уже не началась.       — Нужно что-то предпринять! — Развил кипучую деятельность старший брат, заметавшись по их общей спальне, будто тигр в маленькой клетушке. — Немедленно собрать союз Лордов и кланов, и выступить против Вэней единым фронтом! Раздавить врагов решительным ударом, и погнать назад, как трусливых псов, до самого Безночного Города!       — Мы не Лорды, и вряд ли нас допустят до собраний этого союза. — Попытался осадить А-Сяня Ваньинь.       — Чэн-Чэн, ну что ты трусишь?! — Едва упав на свою постель, взвился на ноги брат. — Нам по девятнадцать, и это — самое подходящее время, чтобы стать героями! Или ты… Ой-ой-ой! Ты просто ссышься в свою тёпленькую постельку от мысли о том, что можешь вступить в настоящий бой?! Не бойся — твой старший братик всегда прикроет тебе спину!       Не выдержав, Цзян Чэн швырнул подушку в брата, который её немедленно отбил и, захохотав, повалил его на кровать.       — Если так боишься, то я стану героем за нас двоих! А тебе нужно будет лишь стоять рядом! — Сквозь привычную боль донёсся голос А-Сяня.       …Ночью казалось, что вся Пристань Лотосов пылает.       Ваньинь не надеется, что доживёт до утра.       В приключенческих книгах описывалось, как главный герой стоически терпит невыносимые муки, и даже самые умелые палачи не могут добыть из него ни звука.       …Ваньинь не ощущает себя героем. Ему страшно и жутко, а кровь, текущая из раны на ноге, уже промочила насквозь штаны и собралась лужицей в сапоге.       (Иньские твари никогда не бывают героями или положительными персонажами. Их удел — появиться в какой-нибудь сцене и одарить главного героя десятком жемчужин невиданного оттенка и силы…       …Или сдохнуть от заклинательского меча, ибо дикие иньские твари опасны так же, как и гули.)       Ночью кажется, что он не доживёт до рассвета. Его замучают, запытают.       Отдадут на растерзание солдатам, распалённым яростью и похотью.       Разрежут на тысячи кусочков, пытаясь выведать что-то из секретов клана…       …Цзян Чэн открывает глаза и глупо смотрит на кусочек голубого неба в окне.       Рана на ноге болезненно пульсирует.       — Ты потерял много крови. — Хмуро выдаёт семейный лекарь, сидя на стульчике рядом с постелью.       …Кажется, Ваньинь находится в собственной спальне.       Только боль в ноге и отсутствие Усяня напоминают, что случившееся — не дурной сон.       …Мама! Где матушка?!       Целитель хватает его и силой заставляет снова лечь.       — Куда собрался?!       — Пустите!       От пощёчины Цзян Чэн вздрагивает, зажмуривается и кусает губы, чтобы постыдно не заорать.       — Сказано же — лежать! — Рычит лекарь и поднимает руку.       Ваньинь дёргается, инстинктивно выставляет вперёд ладони в попытке закрыть лицо…       Удара не происходит.       — …Лучше бы ты сдох и не позорил отца. — Тоскливо, печально тянет лекарь и, сгорбившись, возвращается на свой стульчик.       — …Это младший сын Фэнмяня. От дочери Лорда Юй. — Вода далеко разносит незнакомые голоса, очень далеко.       — Наследника ещё не нашли?       — Успел сигануть в воду и скрыться. Возможно, он тоже — иньская тварь.       Ваньинь прислушивается к чужому диалогу. Сглатывает.       А-Сянь не был проклят чешуёй и хвостом — но плавал быстрее всех в Пристани. И если его не нашли — значит, он живой и сумел удрать.       …Если он сумеет найти отца и они успеют обратиться за помощью к другим Лордам…       Цзян Чэн сам себя одёргивает.       Никаких «если».       Брат найдёт отца, они доберутся в безопасное место, соберут войска и отобьют Пристань обратно.       — Младший за кого просватан?       — …За Наследника Фэнов.       — Который…       — Да.       Ваньиню, хотя он сам этого не понимает, стыдно.       Он совсем смутно помнил собственную помолвку одиннадцать лет назад, и единственное, что сохранилось — как его будущий Супруг и Господин лежал в пелёнках, пускал пузыри и недовольно кряхтел.       — Бесстыдство. — Выдаёт младший сын Лорда Лань.       А-Сянь заливается смехом и хватает его за белый широкий рукав.       — Ну что ты, Лань Чжань! Чэн-Чэну одиннадцать было, когда его будущий Супруг погиб, и потом — они даже поклонов не совершали! Так что ему не нужно было просить отрез белого шёлка, чтобы уйти следом! Они и виделись лишь дважды за три года!       — Позорное бесстыдство! — Повторяет Лань Ванцзи, одаривая Ваньиня ненавидящим взглядом. — Супруг, переживший Господина и не ушедший за ним, достоин лишь презрения и порицания за трусость!       Старший брат хохочет так, что начинает икать.       …Ваньиню совсем не смешно.       Вечером он идёт к матушке, и та объясняет, что в Облачных Глубинах совсем иные традиции и правила, гораздо более строгие, чем где бы то ни было ещё. И А-Чэну совсем не нужно в свои двенадцать носить траур, жить в уединении или просить у отца отрез белого шёлка.       — У тебя будет Господин или Госпожа. — Обещает шёпотом матушка, обнимая его так же, как в детстве. — Отец найдёт… Подберёт тебе подходящую партию. Не стоит переживать. Ты вырастешь — и будешь счастлив и любим.       — Вот уж действительно, пусть Мэйчи сам с ним разбирается.       — Наложницу Фэнмяня тоже не нашли?       — Слуги сказали, что Лорд Цзян вместе с ней покинул Пристань.       Сухой неприятный смешок разбегается над водой, будто рябь от кинутого камня.       Ваньинь сжимает кулаки. Значит, Госпожа Наложница, мать А-Сяня — тоже жива!       …Про его матушку враги не говорят, и от этого хочется кричать.       Она истекла кровью прямо там, у лодок? Или её схватили солдаты, и, и…       Цзян Чэн сам себя хочет ненавидеть, но, зажмурившись, мысленно убеждает себя, что будет лучше, если его матушка истекла кровью сразу же.       …Она не заслужила таких мук.       Только не мама.       Но от одной мысли о том, что его матушка могла умереть, сердце сжимает когтистая лапа, и всё перед глазами темнеет от подступающей паники.       …Его не подвергают пыткам. Не отдают солдатам.       Но вечером тянут в малый зал, где прежде всегда проводились семейные обеды и ужины.       (Цзян Чэну кажется, что в последний раз он был тут тысячу лет назад, хотя это было лишь прошлым вечером.)       Место отца занимает Вэнь Чао, напыщенно изображающий Главу клана.       Ваньиня корёжит от ненависти, когда он видит разодетую в одежду Яньли Ван Линцзяо.       — Мне идёт? — Кокетничает та, и Вэнь Чао кивает, соглашаясь. — Правда-правда?       — Правда-правда. — Сюсюкает с ней второй сын Лорда Вэнь.       Линцзяо поворачивает голову к Сжигающему Ядра, что сидит напротив.       — Правда, я похожа на молодую деву Цзян? Я такая же красивая, как и она!       — Красивая. — Чуть кивает Вэнь Чжулю.       Любовница Вэнь Чао поворачивается к Ваньиню, который вообще не понимает, зачем его сюда приволокли и посадили.       — Подтверди, что я красивая! — Капризно требует девица, наставив в его сторону палец с длинным ноготком. — Подтверди!       Цзян Чэн сглатывает.       — Ну, скажи, что я такая же прекрасная, как и твоя сестра!       — …Жаба, что вырядилась в чужие одежды! — Не выдерживает Ваньинь.       Сказать, что любовнице врага идут наряды Яньли — унизительно и отдаёт трусостью. Будто бы он столь жалок, что готов плясать под дудку врагов лишь ради собственного благополучия.       А Ваньинь — не трус!       Ван Линцзяо хлопает ресницами, растерянно оглядывает всех в малом зале. Глаза её заполняются слезами.       …Шмыгает носом и закусывает губу, будто она не взрослая дева — а маленькая девочка, которую безвинно обидели.       По полу растекается лужа от перевёрнутой тарелки с супом. Стучат туфельки по начищенным доскам пола.       Вэнь Чао молча провожает взглядом убегающую любовницу, и холодно поворачивается к Цзян Чэну.       — И? Зачем ты её обидел? — В голосе у него нет ни ярости, ни ненависти.       Лишь какое-то плохо скрываемое разочарование.       Никто не бросается Ваньиня бить, и от этого вся ситуация кажется ещё более неправильной.       Будто и вправду он испоганил мирный ужин!       Безумие!       Тишина вокруг Цзян Чэна неприятная, тяжёлая.       Ему бы выхватить меч и броситься на врагов, что заняли Пристань и ведут себя как хозяева, но…       Но меч у него отобрали.       Но на запястьях завязаны заговорённые верёвки, не дающие возможности перекинуться в воде.       Но рана на ноге, пусть забинтована и обработана, напоминает о себе при каждом шаге.       …Дверь хлопает, и Ван Линцзяо возвращается, суматошно хватаясь за руки ещё одного человека и пытаясь тянуть его за собой.       — Мэйчи! Мэйчи! Он меня обидел! Он сказал, что я жаааабааа! — Жалуется девушка, и обвинительно указывает пальцем в сторону Ваньиня. — Вот он! Накажи его! Я же не жаба! Я красивая! А он лгун!       Человек высок, выше Линцзяо на три головы. На лицо он не кажется старым, но в волосах, собранных в тугую косу, видно серебряные пряди.       — Я же красивая?! — Как заведённая повторяет Ван Линцзяо, пока Мэйчи усаживает её обратно за её столик и поправляет фиолетовую накидку на плечах.       — Красивая.       — А он сказал, что жаба! — Ябедничает девица. — Жабы холодные, скользкие и в бородавках!       …Будто и вправду ребёнок.       — Его просто плохо воспитали. — Произносит Вэнь Чао успокаивающе.       …Если бы на месте Цзян Чэна был А-Сянь, он бы перевернул стол и ринулся бы в бой вот так, с голыми руками, наплевав и на численное превосходство Вэней, и на собственные раны.       Но брата тут нет. Ваньинь снова сглатывает и пытается держать спину ровной, но всё равно горбится.       — Скажи ей, что она красивая. — Требует Вэнь Чао.       Если бы взглядом можно было убить, Цзян Чэн бы испепелил его немедленно.       — Не собираюсь.       Чао протяжно вздыхает и чуть взмахивает рукой.       В следующее мгновение Ваньинь едва не падает лицом в стол — оплеуха от Сжигающего Ядра похожа на упавший на голову огромный кусок скалы.

***

      — Хватит. — Качает головой Мэйчи.       А-Чао вздыхает, и Вэнь Чжулю, уже замахнувшийся для третьей пощёчины, отворачивается от сына Фэнмяня.       Линцзяо всхлипывает, и цепляется пальчиками за его рукава. Заглядывает в глаза снизу вверх.       — Ты накажешь его лично, да? Накажешь, чтобы он меня не обижал?       — Накажу. — Кивает Мэйчи. — Тебе идёт фиолетовый. Не переживай. Лучше садись есть.       — И ты тоже ешь. — Требует Ван Линцзяо.       Устраивать представление с «семейным ужином» Мэйчи совсем не хочется. Ему ничего не хочется.       Только найти Фэнмяня и убить.       …На протянутой руке Чжулю маленький мешочек цянькунь кажется ещё более крошечным.       — Пусть и младший, но это сын Фэнмяня. Он не просватан и более не помолвлен. Согласно уговору папы, ты можешь делать с ним всё, что захочешь. — Напоминает А-Чао, стараясь выглядеть равнодушным.       Если бы через сына Мэйчи мог добраться до Лорда Цзян — не медлил бы ни мгновения.       — Лорд Юй просил только за свою дочь. — Голос у Вэнь Чао выдаёт его истинные эмоции. — С ней всё в порядке.       Мэйчи знает — А-Чао странно, что Лорд не просил за собственных внуков. Да, они рождены в другой семье, но они — кровь его дочери.       — Если хочешь — я это сделаю. — Равнодушно предлагает Вэнь Чжулю, взглядом указывая на мешочек на собственной ладони.       — «Более не помолвлен»? — Пытаясь оттянуть время, спрашивает Мэйчи.       Лицо у А-Чао становится несчастным.       — Слушай, ну не надо… — Он тоскливо вздыхает и отводит взгляд. — …Он был за твоего племянника просватан одиннадцать лет назад. За три года до…       Мэйчи кажется, что он падает в бездну, что разверзлась под его ногами.       На то, чтобы восстановить дыхание, требуется несколько секунд.       — За Сяоци. — Вспоминать невыносимо, но не вспоминать Мэйчи не может.       В памяти его навсегда отпечатался крошечная заросшая семейная могила в лесу, возле останков сгоревшей усадьбы.       …Мэйчи помнит вкус собственных слёз, и то, как разрывал пальцами холодную землю, чтобы убедиться. Чтобы знать точно…       …Он помнит черепа родителей, и кости старшего брата.       (Он считал кости, и потому знает — в той могиле нет его сестры, жены его брата.       И Сяоци тоже нет.)       А-Чао цокает языком.       — Ты — последний выживший Фэн, и поэтому титул — твой. — Наконец говорит он то, что давно обдумывал. — Ни я, ни Линцзяо ничего не скажем, если ты сына Лорда Цзян пустишь на ремни, но… Не думай, что я такой великодушный и всё в таком духе, просто…       Мэйчи знает, что Вэни очень трепетно относятся к кровным родичам.       — Вот с этим, — А-Чао кивает на мешочек, который продолжает протягивать Вэнь Чжулю, — ты сможешь дать жизнь своей новой семье. Да, ничто не вернёт тебе родителей и брата с сестрой, но если Лорд Цзян их убил, то пусть его сын даст тебе хоть какое-то утешение…       Мэйчи всего потряхивает, когда Чжулю уходит в сторону комнат, где держат младшего сына Фэнмяня.       Не от вожделения, радости или похоти.       От ненависти и боли.       …Спустя несколько минут Сжигающий Ядра возвращается и впихивает Мэйчи в ладони мешочек.       Заглядывать внутрь нет нужды — там теперь было на одну ягоду со слезами феникса меньше.