Укрытие

      Бледный свет пасмурного дня пробивался сквозь пыльное оконное стекло, вычленяя в обветшалой комнате, казалось, все изъяны: трещины на стене и осыпающуюся штукатурку, пятна на потолке, неровный пол, на котором взбухшие доски шли буграми.       Дань Хэн глухо выдохнул, закрыл глаза и расслабленно откинул голову на старый неустеленный матрас. Его короткие тёмные волосы слегка разметались по потёртой ткани. — . . . — Блэйд, нависший над ним, медлил. — ...что такое? — вынырнув из неги, воззрился Дань Хэн в его глаза. — Надо было снять номер, — раздался низкий и хриплый голос мужчины.       Ему было явно не по себе. Однако Дань Хэну в данный момент хотелось думать об окружающих условиях в последнюю очередь. — Чепуха. Я ведь сам напросился... — он без страха и тревоги прислонил ладонь к выбритой щеке.       Блэйд, словно ведомый, тесно прижался к той лицом. Его ресницы опустились.       Дань Хэн плевать хотел на тот отель, если позже мужчине придётся снова экономить на пропитании и наращивать коммунальный долг. Хорошо, что бывшему заключённому вообще оплачивали труд. — Ты не хочешь меня? — наблюдая, как Блэйд лишь кротко, невероятно сдержанно и практически неощутимо ластится к его ладони, но больше не предпринимает ничего, обеспокоился юноша.       Может, он и впрямь погорячился? И позволил себе ожидать от человека, которому была нужна лишь капля ласки и душевного тепла, чрезмерной близости, к которой тот был не готов? — Хочу... — однако ответ прозвучал сразу, без промедления: хрипло, низко и тихо. — Наверное, даже больше, чем следует.       Дань Хэн ощутил, как всё его тело охватывает жар и дрожь. В его потаённых фантазиях Блэйд время от времени был груб, даже жесток. Но в реальности он не делал даже лишнего телодвижения, которое могло Дань Хэна хотя бы заставить встревожиться.       И это был, наверное, единственный случай, когда реальность была многократно слаще, чем его самые сокровенные фантазии.       Юноша принялся торопливо расстёгивать на себе рубашку и выпутываться из рукавов. Он был намерен полностью отдаться этому человеку. И отдавать себя столько, сколько тот будет готов и сумеет взять.       Страшно не было. Совсем. Было... немного грустно: от смутного понимания, что Блэйд сумеет испить лишь каплю из того обильного чистого ручья, которым был готов пролиться на него Дань Хэн.       Он открыто и сладко застонал, когда большая прохладная рука медленно, будто боясь что-то повредить, скользнула по его груди. Дань Хэну отчего-то очень хотелось, чтобы Блэйд видел, чувствовал и знал, как сильно его хотят. И как в нём нуждаются. Тонкие губы мужчины, явно сдерживая подступившую к горлу жажду, тесно обволокли бледный сосок, взбухший от возбуждения. Блэйд шумно выдохнул, и лишь это уже пронзило тело Дань Хэна сплошь горячими импульсами. Он погладил чёрные, словно ненастная ночь, волосы, пропустил отросшие пряди сквозь пальцы...       Болен ли он был? Больны ли были его тело, сердце и душа, если так горячо, жадно и неистово стремились к этому человеку, всецело окутанному горем и темнотой?       Дань Хэн не знал. Всё, что он мог сказать: в стенах этой старой пустой комнаты он испытывал искреннее и чистое счастье.       Он ожидал от себя, что будет скован и тих. Но вопреки любым препятствиям, общественным и физическим, он был намерен окутать Блэйда утешением и любовью.       Однако с ним случилось удивительное. Его тело, казалось, никогда не было столь податливым и горячим. Дань Хэн ощущал, будто вся его кровь до единой капли хлынула в каждый его сосуд, заместо кислорода наполненная обжигающим наслаждением. Он, широко раскинувший бедра, абсолютно не стеснялся своей наготы. Его поработило нечто бесконечно интимное и бесконечно свободное: он жадно и усердно принимал в себя крепкий член, погружал его в себя самостоятельно, полностью, двигался активно и неустанно. Наверное, чтобы не вводить Блэйда в тягостное смущение шальным перекрёстным взглядом, он прижимался к его груди спиной, и старательно выплескивал удовольствие в громких стонах. Пусть этот человек не будет видеть его лица, но будет слышать его голос, в котором блаженство, радость и счастье льются через край.       Дань Хэну так нравилось: он весь сплошь горячо вспотел. И вдруг ощутил, как его живот окутывают объятия тяжелых и сильных рук, с исступлением прижимая. Блэйд тесно приник к его подрагивающей спине грудью, обнял крепче. Его губы прислонились к его открытой шее. Он поцеловал: невесомо и трепетно — и притом в этом поцелуе скрывалась неисчерпаемая страсть.       И Дань Хэн, оцепеневший в беззвучном экстазе, вдруг понял, как его самого всего целиком окутывают любовью. Невероятной любовью, истекающей из раненного сердца, хранящего тьму, совершенно чистым и непорочным потоком...