Uncovering a Secret

      Завтрак заканчивается и гостиница снова пустеет, а Дауд устраивается на своей любимой тахте с книгой.       Но не успевает он углубиться в чтение, как на него падает тень, затемняя страницы книги. Дауд не поднимает глаз.       – Эти книги по астрономии, – начинает Корво. – Можно их одолжить?       И Дауд, наконец, поднимает взгляд, немедленно напрягаясь. Вид Корво вблизи почти нестерпим: его волосы такие каштановые, что в солнечном свете отливают янтарём, и Дауд поспешно отводит глаза.       – Конечно. – Наконец, отвечает он, дважды сглотнув, чтобы прочистить горло.        Корво отходит, а Дауд встаёт.       Он поднимается в свою комнату. Корво входит следом, хотя Дауд его не приглашал.       Убранство комнаты простое и не изобилует роскошествами, как у Девона или Фёдора. Внутри нет ничего примечательного: только то, чего обычно и ожидаешь от спальни – кровать, стол, пара тумбочек и шкафов для одежды. Ни картин, ни украшений. Единственное, что немного выделяется, пусть и не кажется необычным – это большой стеллаж в углу, сверху донизу заполненный книгами.       Его личные книжные полки.       Книги здесь – самые зачитанные из всех, что есть в гостинице. Просто любимые, кем-то подаренные или хранимые из сентиментальных соображений (как подарок Билли, например), те, что он перечитывает снова и снова, – все они хранятся здесь, на его личных книжных полках, и никому, кроме него, не дозволено их трогать.       Дауд оглядывает книги и набирает стопку нужных, уже собираясь вручить их Корво, но вдруг видит, как тот уже что-то рассматривает.       В руках Корво раскрытая книга, корешок не потрёпан, а страницы – белоснежные, словно только со станка.       Называется она: «Серконские деликатесы».       Корво выглядит озадаченным – нет, любопытным, – и Дауд склоняется посмотреть, что именно привлекло его внимание. Страница, на которой он остановился, отмечена закладкой, а заголовок гласит…       Б-Л-И-Н-       По спине пробегает холодок, и Дауд, застыв на секунду, мгновенно выхватывает книгу и захлопывает. А потом поспешно убирает обратно на полку.       – Не трогай мои вещи.       И теперь Корво обращает это острое любопытство на него. Дауд вдруг чувствует себя очень уязвимым и выставляет перед собой стопку книг по астрономии, чтобы отвлечь внимание Корво.        – Вот.       – Спасибо, – тот слегка улыбается, и Дауда прошивает дрожью.        Наступает короткая пауза.       Дауд ждёт, что Корво выйдет из комнаты, но тот не уходит, вместо этого делая шаг дальше от двери, и снова оглядывается со всеобъемлющим любопытством.       С той ночи, когда Дауду даровали прощение, отношение Корво к нему кардинально поменялось. Вместо привычной уже манеры «делать вид, что его не существует», Корво теперь при каждом удобном случае предельно концентрирует на нём всё внимание, обычно выражая это с лёгкостью и озорством, которые раньше Дауд встречал только в Билли.       Дауд поначалу был потрясён такой переменой, но, освоившись, как-то даже слишком легко это принял. И это ли не доказательство их общего прогресса? Может, даже зарождающегося между ними доверия, и Дауд жаждет этого. Он начинает видеть в Корво столько новых граней, которых раньше не замечал: любопытство, остроумие, озорная живость, которые, как обнаруживает Дауд, быстро вызывают привыкание.       – Нравится ли вам ваш тур, королевский защитник?       Корво поднимает взгляд.       – Напоминает псарню. Вдохновляешься опытом смотрителей?       Дауд щурится. Это ещё одна новая игра Корво, в которую он играет, в основном, без лишних глаз – снова и снова поддевать Дауда, развлекая себя тем, как распаляется тот в ответ.       (И, честно говоря, Дауд вовсе не против… пусть даже в жизни не признается в этом.)       Вот только...       Прекратит ли он хоть когда-нибудь эти собачьи шутки?       – Ну, мне это нравится, – огрызается Дауд.       – То есть ты признаёшь, что это похоже на псарню? Или что ты вдохновился смотрителями?       Вот зараза.       – Я ничего не признаю.       – Есть только два варианта. Который из них?       – Третий. Выпнуть тебя из гостиницы, – рычит Дауд.       Как и следовало ожидать, эта реакция только веселит Корво, и он снова улыбается. Потом указывает на стопку книг по астрономии.       – Спасибо за книги, – просто говорит он и проходит к двери, почти касаясь Дауда.       Тот глядит ему вслед, вздыхает, а потом возвращается вниз, чтобы почитать.       Удивительно, но внизу обнаруживается и Корво, тоже читающий (обычно он читает у себя) – он сидит на соседней тахте, а в ногах у него, свернувшись, лежат оба животных: и белое, и чёрное.       Дауд ничего не говорит, просто устраивается рядом, достаёт книгу – на этот раз о таксидермии – и начинает читать.       На них опускается уютная тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц, и проходит почти час, прежде чем Корво решает прервать молчание.       – Я не знал, что есть так много созвездий, – начинает он.       Дауд перелистывает страницу, не поднимая глаз.       – Я тоже не знал. Когда-то.        – Это здорово. И красиво, – говорит Корво.       Страница снова перелистывается.       – Это просто звёзды. Газовые шары в небе. Они складываются в скопления, которым кто-то придумал имена. – пожимает плечами Дауд, хотя слова даются ему с трудом. Зачем он вообще лжёт?       – Наверное… – в голосе Корво слышится нотка разочарования, и Дауд поднимает взгляд.       Корво не смотрит на него, но на его лице мягкое, тоскливое выражение.       От этого что-то внутри Дауда сжимается. За последние дни он уже свыкся с таким откликом на каждую мелочь: улыбку ли Корво, движение бровей, блеск его глаз. Словно Корво украл часть его воли: что бы он ни делал, что бы ни чувствовал – всё это трогает Дауда. Теперь он чутко реагирует на самый крохотный жест, и это начинает раздражать.       Прощение Корво, кажется, запустило в нём цепную реакцию тонких сдвигов. Что-то окрепло, что-то прояснилось… Дауд не в силах облечь это в слова.       Но уже начинает понимать.       Он начинает осознавать, что его чувства к Корво – это нечто большее, чем благодарность, уважение и даже восхищение. Это переросло в нечто более глубокое, личное, даже эгоистичное, став почти инстинктом, побуждая чувствовать и поступать так, как ещё никогда не бывало.       Оно пылает, как лесной пожар, незатухаемый, ничем не сдерживаемый. Оно и ранит, и исцеляет, непостижимое, простое и сложное, светлое и тёмное, сплетённое из противоречий, неразрешимая загадка, которую Дауд должен отвергнуть, но он не может.       Он знает, что играет в опасную игру, но, кажется, уже не в силах изгнать это чувство.       И оно горит и горит, пока не становится невыносимым.       – …Я знаю одно место, – осторожно начинает Дауд, не отрывая взгляда от книги.       – Место?       – Где… хорошо видно звёзды, – Дауд по-прежнему не поднимает глаз, зная, что Корво внимательно за ним наблюдает. В одной этой фразе кроется столько предложений, часть которых Дауд даже не сумел бы произнести вслух, но он знает: Корво услышит их все.        Пауза в этот раз особенно тягучая: каждая секунда длится бесконечно, и вскоре Дауд уже начинает жалеть о том, что он вообще что-то сказал. Не следовало кормить это пламя – и сейчас на него словно плеснули ледяной воды. Это ужасное чувство, пробирающее до кончиков пальцев.       – Было бы неплохо, – наконец очень тихо отвечает Корво.       Пламя вспыхивает с новой силой.       Дауд сглатывает... по крайней мере, пытается.       – Сегодня?        Корво кивает.                     Ночью Корво выходит на крыши первым, сияя меткой, и Дауд присоединяется к нему, прихватив на всякий случай пару флаконов с Аддермирской микстурой.       Он знаком призывает Корво следовать за ним, и тот переносами минует крышу за крышей.       Ночь сегодня прохладная и к тому же безоблачная – идеальная для наблюдения за звёздами, и Дауд уводит Корво из города, далеко за окраины.       На то, чтоб добраться до нужного места (спрятанного в гряде холмов), уходит почти час, и Дауд наконец появляется там во вспышке, ожидая отстающего всего на пару секунд Корво.       Тот переносится к нему и оглядывается по сторонам.       Это обычная полянка, поросшая травой, на самой вершине крутого холма, смотрящего на город, превратившийся в отдалённое скопление квадратов и прямоугольников. Здесь всегда так мирно. Тихо, и прохладный ночной ветерок обдувает разгорячённое тело. Дауд глубоко вдыхает и выдыхает.       И только потом поднимает глаза к небу.       Оттуда на него смотрит луна – сегодня она полная и окружена сонмищем сверкающих звёзд, складывающихся в созвездия, которые Дауд по привычке ищет каждый раз, когда обращает взгляд вверх.       И это так же прекрасно, как и в тот раз, когда Дауд впервые посмотрел на небо Серконоса.       Красота была для него таким банальным понятием, когда он жил в Дануолле. В конце концов, красота ничего не стоит, она преходяща, мимолётна, но теперь он начал понимать и ценить её.       Цвета, переходящие один в другой, рождающие новые оттенки, в лучах света превращаются в нечто поразительное.       Подобное этому.       – Это прекрасно, – говорит Корво.       – ...Так и есть, – соглашается Дауд, не отрывая взгляда от завораживающего вида.       Звучит негромкий смех – и тут же стихает.       – Ты солгал. Ты тоже любишь звёзды.       На этот раз Дауд даже не пытается ничего отрицать, обводя взглядом пейзаж и наблюдая, как они мерцают, точно живые.       Когда же он, наконец, прерывает созерцание ночного неба, то призывает немного магии, активируя взгляд Бездны и сканируя окружение.       Он много раз приходил на эту полянку, когда скучал или просто хотел побыть в одиночестве вдали от городского шума Карнаки.       Так что, конечно... он запрятал здесь тайничок, под обломком одной из скал, врастающих здесь прямо в землю. Он держал там выпивку, еду, небольшую лампу и иногда книги – и каждые два-три дня пополнял запас.       Это где-то...       Дауд просматривает местность и в конце концов натыкается на характерное свечение.       ...здесь.       Он подходит и отваливает камень, вытаскивая спрятанный под ним ящик и с усилием открывает его.       Внутри обнаруживаются непочатые бутылки его любимого виски. Дауд даже не смотрит на них, роясь в поисках лампы. Он зажигает её и передает Корво, который ставит её на землю, и вот тогда Дауд, наконец, обращает свое внимание на виски. Он достаёт бутылку, секунду колеблется, потом достаёт и вторую.       Корво никак не отмечает тот факт, что Даудова заначка просто лежит в чистом поле под камнем, а что он говорит, так это:       – Это та самая выпивка, которую ты мне задолжал?       В голосе Корво снова звучат игривые нотки, он льётся мелодией флейты, воспламеняющей каждый нерв в теле Дауда.       – ...бери, пока я не передумал.       Корво принимает бутылку, и Дауд, не сдержавшись, тихо добавляет: «придурок». Корво, очевидно, его слышит, но не отвечает, хотя Дауд почти чувствует его улыбку.       Он скручивает пробку с бутылки и делает большой глоток. Ночной воздух чуть остудил напиток, но, стекая по горлу, он теплом растекается в желудке, а потом и во всём теле.       Выпивать ночью всегда приятно.       Корво, с другой стороны, похоже, испытывает некоторые трудности с откупориванием виски, пальцы соскальзывают с пробки. Дауд молча тянется помочь, легко отталкивая руку Корво, чтобы схватить бутылку, когда тот вдруг резко вздрагивает, убирая ладонь.       Что?       Дауд удивлённо моргает, вдруг замечая, как осторожно Корво прячет руку. Само движение не слишком приметно, но Дауд слишком часто видел такое у Китобоев ещё в Дануолле. Он точно знает, что это значит.       – Ты ранен, – прямо заявляет Дауд.       Корво замирает, бросая на него короткий взгляд.       Дауд хватает Корво за запястье и осторожно задирает рукав, обнажая слой бинтов вокруг предплечья и у самого локтя. Глаза Дауда расширяются. Он действительно ранен.       Когда это случилось? Почему он не заметил раньше?       – Что случилось?       – Я в порядке.       – Как ты поранился?       – Пустяки, – отмахивается Корво, пытаясь выдёрнуть руку, но Дауд только крепче сжимает, удерживая.       – Как ты поранился? – повторяет Дауд уже твёрже.       – ...меня укусил волкодав, когда я хотел его подобрать. Он просто испугался. – Наконец признаётся Корво. – Это так, ерунда. Он больше никого не кусал.       Должно быть, что-то в лице Дауда, в неярком свете лампы, выдаёт его.       – Это просто небольшой укус. Он заживёт, – добавляет Корво, явно отметив перемену в его настроении. – Пустяк.       Пальцы Дауда невольно слегка сжимаются на запястье Корво.       Как будто это неважно.       – ...Однажды это будет не пустяк. – Резкость в его голосе шокирует даже его самого.       – Это была случа...       – Не в этом дело.       – Я в порядке, – повторяет Корво, явно сбитый с толку. – Это несерьёзная рана. Успокойся.       – У тебя всегда так – ты вечно ранишь себя во имя какого-то нелепого геройства, – Дауд качает головой. – Нельзя бесконечно быть грушей для битья.       – Я не...       – Даже у этих груш есть срок службы. Ты тоже не нерушим. Ты не слабак, но и не бессмертнен. Есть...       Вздох.       – Люди… которым ты небезразличен, твоя боль – это их боль. Когда ты ранишь себя, сам или чужими руками, ты ранишь всех тех, для кого ты важен. Неужели ты не понимаешь?       Все эмоции Дауда прорываются, как вода сквозь дамбу, под конец он уже почти кричит, и Корво замолкает, внимательно за ним наблюдая.       Этот взгляд, такой пронзительный, такой... всезнающий, говорит Дауду: ничто от него не скроется. Корво видит его насквозь, будто он стеклянный, и совершенно точно видит, как огонь, пылающий в груди Дауда, разгорается в его глазах, открытый и ужасно очевидный.       Дауд не может встретиться с ним взглядом. Не смеет.       Молчание затягивается.       Корво сглатывает раз, другой, и, наконец, открывает рот.       – И тебе я небезразличен? – Это звучит как вопрос и утверждение разом.       «Да, тупица, небезразличен», – сухо отвечает разум Дауда.       – ...будет жаль, если тебя убьют, – вслух говорит он ровно и спокойно.       Корво продолжает задумчиво его изучать, и Дауд быстро откупоривает бутылку и возвращает владельцу, который, секунду помешкав, принимает её.       К счастью, Корво решает оставить тему, и они оба пьют свой виски, снова погружаясь в молчание.       Дауд делает большой глоток, алкоголь обжигает горло.       Ему... не стоило ничего говорить.       Корво только-только простил его, они оба ещё привыкают к новому положению вещей. Их дружба ещё нежна, хрупка и может просто оборваться, как натянутая нить – и Дауд чуть не разрушил все, что они выстраивали годами. Он не должен был давать Корво даже шанса разглядеть пламя, он должен держать себя в руках, должен лучше скрываться.       То, что он чувствует к Корво... нежеланно, он знает. Запрещено. Возможно, это даже оттолкнёт его (больно даже думать об этом). Дауд не хочет всё усложнять, не хочет ни к чему принуждать Корво, он просто хочет сохранить эту дружбу.       Эти чувства для него внове – он никогда не испытывал ничего подобного, да ещё так яростно. Дауд привык думать, что такие чувства – роскошь, что им не место в его мире, среди крови и отбросов.       Но, очевидно, он ошибался.       Это длится уже давно: он понятия не имеет, когда это началось, но развивалось всё так постепенно, что он даже и не заметил, а попытки отвергнуть чувства были просто ещё одним способом наказать себя, теперь он это понимает.       Он делает ещё глоток.       Но почему Корво, почему именно он, а не кто-то другой?       Он – тайна, которую Дауд ненавидит, как юркую птицу, которую невозможно поймать и посадить в клетку. Дауд потратил годы, пытаясь его разгадать.       И о, он пытался. Он перепробовал все мыслимые и немыслимые способы загнать его в силки, взять под контроль, разобрать на части и выяснить, как работает его разум, но в какой-то момент, когда пламя разгорелось и окрепло настолько, чтобы полностью им завладеть, он просто... остановился.       Дауд понял, что он вообще не хотел ни ловить Корво, ни сажать его в клетку. Он не хотел его контролировать – просто гнаться следом. И даже сумей он – невероятно! – поймать его, Дауд просто отпустил бы его, чтобы снова броситься в погоню.       Корво – единственный, так и оставшийся неразгаданной тайной, невзирая на все усилия Дауда, единственный, кто оказался способен бросить ему вызов и обратить его же интриги против него самого. Он всегда так непредсказуем и грани его бесконечны: доброта, бескорыстие, озорство, любопытство, терпение, даже невероятное упрямство – вот причина того, что это пламя пылает так ярко для Корво и только для него. Оттого он никак не может наскучить, и для Дауда, который знал и просчитывал всех и всегда, неведение вдруг стало необычайно притягательным, будоража кровь и заставляя сердце биться чаще.       Быть загадкой для Корво – всё равно что быть самим собой, и Дауд хочет видеть больше. Он хочет прочесть в этом лице каждую эмоцию, и всем сердцем... желает сделать Корво счастливым.       И огонь распаляется до нестерпимого жара, плавя его, как воск. Его взгляд, словно влекомый неведомой силой, устремляется к Корво.       Тот едва различим в свете лампы, Дауд не может рассмотреть цвет его глаз или длину волос, но сердце всё равно колотится.       Взгляд Дауда смягчается, по всему телу разливается тепло.       Корво отпивает ещё глоток и, необъяснимо, выбирает именно этот момент, чтобы повернуться и встретиться взглядом с Даудом.       Скрываться поздно.       Дауд цепенеет. Он тут же пытается отвернуться, всеми силами согнать это открытое – глупость! – выражение со своего лица, но взгляд Корво тянет его, как магнитом.       Глаза его задумчивы, и он склоняет голову набок – взгляд Дауда прикипает к прядке его волос, упавшей на висок.       – Ты...       Горло Дауда перехватывает. «Нет, пожалуйста, не надо. Не продолжай», – мысленно умоляет он.       Корво ещё некоторое время раздумывает, потом качает головой.       – ...Неважно.       В голосе его нет ни капли ненависти или отвращения, тон нейтрален, и Дауд понятия не имеет, что это значит.       Корво возвращается к своему виски, мучительно долгую секунду спустя Дауд следует его примеру.       Когда обе бутылки пустеют, Корво решает его ещё раз огорошить.       – Я дал Эмили послушать твою аудиографию.       У Дауда перехватывает дыхание. Стоп, что?       – Не полностью, – быстро добавляет Корво.       Не доверяя голосу, Дауд добрые пять секунд тратит на придумывание ответа.       – ...Что она сказала?       Корво хмыкает.       – Сказала, что пока не может тебя простить.       Сперва его пронзает коротким разочарованием, потом просыпается голос разума. Этого следовало ожидать. Эмили совсем его не знает. Даже если он один раз её спас, это не отменяет убийства её матери, Джессамины.       – А она знает, что... – ты приезжаешь сюда, живёшь со мной по соседству.       – Я рассказал ей. – Корво фыркает. – Она была недовольна.       Дауд не знает, что ответить.       – Но сказала, что хотела бы как-нибудь встретиться с тобой, а потом уже выносить вердикт. Она добрая девочка, совсем как... – Корво замолкает.       Как Джессамина.       Сердце Дауда сжимается, когда он видит Корво, тянущегося коснуться кольца на груди. Сердце Корво принадлежит ей, ну конечно же, ей.       – Она может приехать, когда захочет. Дети будут в восторге, особенно Ральф.       – ...Или ты можешь уехать со мной, – предлагает Корво.       Настал черёд Дауда фыркать.       – Да, уверен, Клинку Дануолла окажут радушный приём на всех четырёх островах, а особенно – на Гристоле.       – Тогда приезжай просто как Дауд.       Дауд моргает, на мгновение теряя дар речи.       – Ты... не так плох, как думаешь. – тихо-тихо говорит Корво. – ...Я думаю, ты ей понравишься.       – Я... – Дауд обрывает себя. – Я подумаю.       Корво кивает.       Покончив с этим, он падает спиной на траву и, запрокинув голову, обращает взгляд к небу. Дауд следует его примеру.       Наступает тишина, а потом Корво указывает на созвездие.       – Созвездие Большого Волка, – провозглашает Корво.       Дауд указывает на следующее.       – Созвездие Корво.       Это приносит ему смешок.       – Созвездие Рыси.       – Созвездие Чужого.       Корво открыто смеётся над этим, и это греет Дауда.       – Я читал об этом.       – Смотрители делают вид, что этого созвездия не существует.       – Разве они не назвали созвездия в честь Семи запретов?       – Так и есть, но всем плевать.       – Созвездие Крысы.       – Созвездие Креста.       – Созвездие Блуждающего Взгляда.       Дауд хмурится, но продолжает.       – Созвездие Левиафана.       – Созвездие Лживого Языка.       – Серьёзно? Ты просто продолжишь их называть? Жулик.       – Я не жульничаю, – отвечает Корво, не скрывая веселья.       И их игра в «назови созвездие» продолжается, только в этот раз побеждает Дауд.                     Беседа за завтраком на следующий день начинается с того, что Ральф снова пытается убедить Дауда (к вящему неудовольствию того) оставить пса.       Неужели это будет повторяться каждый долбаный день до тех пор, пока Дауд не сдастся?       – Пожалуйста, пожалуйста, можно его оставить?       Дауд уже ясно дал понять, что количество «пожалуйста» никак не повышает шансы добиться его согласия, но мальчик всё равно продолжает буквально засыпать его ими.       – Нет.       – Но он такой милый. – Ральф указывает на пса, виляющего хвостом перед Корво (который учит его «сидеть», поощряя кусочками колбасы). – Посмотрите!       – Нет.       – Пожалуйста, мастер Дауд!       Дауд бросает на пса, довольно чавкающего колбасой, ещё один взгляд. Раны того заживают неплохо, но он по-прежнему робеет перед чужаками. Иногда позволяет Китобоям себя погладить, но в остальном предпочитает держаться пары-тройки своих любимых людей.       ...Не то чтобы Дауда это волновало.       Потому что ему плевать.       – Нет.       Ральф снова дуется.       – Но Кент сказал, что раньше вы держали волкодавов.       Дауд бросает на Кента сердитый взгляд, и тот невинно смотрит в сторону.       Бездна, этот проклятый подстрекатель. Он точно до сих пор тихо бесится из-за того утреннего инцидента. Этот дурацкий лекарь когда-то был безупречно лоялен и почти нем, и иногда Дауду хочется, чтобы всё так и оставалось.       – Это было давно. Мой ответ – нет. И хватит спрашивать, – огрызается Дауд.       Ральф надувается и заканчивает завтрак в молчании.       После завтрака Корво спрашивает:       – Значит, ты держал волкодавов. Не скучаешь по стае?       Второе Дауд пропускает мимо ушей.       – Это были сторожевые собаки. Это другое. – бросает Дауд, потом, минуту помолчав, добавляет: – Как ты мимо них проскочил? Я точно знаю, что они были выдрессированы нападать на всех чужаков и загрызать их насмерть.       – На меня они не нападали, – пожимает плечами Корво. – Они были очень дружелюбны.       Дауд хмурится. Будь проклят королевский защитник и его дурацкая любовь к животным.       – Ну, конечно.       В этот момент пёс подбегает к Корво, виляя хвостом, и Дауд хмурится сильнее, отодвигаясь.       – Тебе стоит подумать о том, чтобы оставить этого.       – Нет, – огрызается Дауд. – Ни за какие коврижки.       Корво лишь хитро улыбается и больше ничего не говорит.       Остаток утра Дауд проводит за чтением, а Корво тем временем продолжает дрессировать пса.       После обеда, поднявшись к себе за ручкой и писчей бумагой, Дауд с ужасом обнаруживает там необъяснимым образом проникшую внутрь кошку, уже успевшую отметить территорию, безбожно усыпав её шерстью.       Он забыл запереть комнату?       Но это неважно. А что важно, так это снова вездесущая шерсть – как такая мелюзга может так страшно линять?!       – Пошла вон, – рычит Дауд, сердито глядя на клубок черноты.       У кошки хватает наглости просто сидеть и пялиться на него.       – Я сказал, вон.       Кошка одаривает его невозмутимым взглядом, наконец поднимается на ноги и неторопливо выходит, помахивая хвостом из стороны в сторону. Дауд смотрит ей вслед, мечтая всадить в неё пару болтов до тех пор, пока она не скрывается из виду.       Тогда он окидывает взглядом комнату, задерживаясь на полу, усеянном чёрными клочками... чёрт, да повсюду. Поворчав, Дауд берёт метлу и принимается сметать всю эту раздражающую шерсть, лелея мысль о том, чтобы собрать её в коробку и утопить в ней кошку.       Когда в комнате наконец прибрано, Дауд достаёт то, за чем пришёл, – ручку и бумагу, – и спускается вниз, дважды убедившись, что запер комнату.       В следующий раз он возвращается к себе уже во второй половине дня и снова находит там кошку, успешно зашерстившую всё, на чём она успела полежать.       Дауд прищуривается. На этот раз он совершенно уверен, что запер дверь.       Он снова прогоняет скотину, задействовав угрозы и крик, и идёт за метлой.       В третий раз он возвращается к себе уже поздним вечером, и его дверь – снова – как по волшебству оказывается незапертой, только на этот раз у кошки хватает наглости забраться к нему в постель и улечься на подушке, зарывшись под одеяло.       – Вот же блядский...       Дауд пинком захлопывает дверь и ураганом проносится до первого этажа, где Корво сидит на диване и читает.       Он даже не поднимает головы.       – Я знаю, что это ты, – рычит Дауд.       Китобои с детьми любопытно поднимают глаза.       – Я тоже совершенно уверен в том, что я – это я.       Ральф хихикает, а Дауд издаёт раздраженный звук.       – Прекрати. Я серьёзно.       – Не вполне понимаю, о чём ты, – спокойно отвечает Корво, по-прежнему не отрываясь от книги.       – Мудак!       – Не выражайтесь! – кричит из кухни Кент и Дауд щетинится.       Он поднимается наверх с метлой в руках, чтобы прибраться, решительно настроенный сменить простыни и одеяло. И хрена с два Корво получит завтра кофе... И послезавтра тоже.                     На следующий день кофе Корво всё равно достаётся (от щедрот Кента).       Дауду приходится выдержать ещё один поток просьб Ральфа оставить пса.       – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, можно его оставить?       Он вообще ничему не учится, да?       – Нет. – Дауд едва удостаивает его взглядом.       – Но теперь он знает команду «сидеть».       – Не понимаю, какое отношение это имеет к делу.       Ральф игнорирует эту реплику и разворачивается к псу, лежащему возле кухни.       – Сидеть!       Тот вскидывается и садится.       Китобои восхищённо ахают, словно только что стали свидетелями невероятнейшего события, а Дауд только закатывает глаза.       – Замечательно. Он овладел искусством сидеть. – Он саркастически продолжает: – Ну если он просто сядет в мусоросжигате...       – Нет! – почти кричит Ральф, но тут же умолкает, утыкаясь в тарелку.       Значит, на этом всё, решает Дауд, потягивая кофе и представляя себе не менее десяти способов просто... вышвырнуть эту собаку.       Завтрак заканчивается, все Китобои расходятся по делам, а Дауд поднимается наверх за книгой.       Он останавливается на пороге, открывает дверь и... столбенеет.       По полу тянется дорожка из чёрной шерсти, от двери и до кровати – со свежепоменянными простынями.       А там, свернувшись на подушке, с видом полного удовлетворения проделанным, лежит тупая кошка, чёрная, мелкая, заносчивая, раздражающая, и...       Дауд со всей дури хлопает дверью.       Он достигает первого этажа за считанные секунды и вперяет гневный взгляд в Корво.       – Долбаный ты мудак!       Корво поднимает голову: лицо его бесстрастно, но в глазах Дауд отчётливо видит смешинки.       – Что-то не так?       О, Дауд этого не потерпит.       – Хватит это делать!       – Делать что?       – Иди нахуй!       – Ты очень груб.       Дауд сверлит его взглядом. Он больше не собирается с этим мириться.       – Я клянусь, клянусь, если ты ещё хоть раз пустишь кошку в мою комнату, я отправлюсь в Дануолл и спалю твой блядский офис дотла!       Корво только ещё больше веселится.       – Я не шучу! – рявкает Дауд.       Какое-то время они просто смотрят друг на друга.       – Ладно, – Корво пожимает плечами.       Дауд замирает. Стоп, что?       – Серьёзно? – прищуривается Дауд.       – Да, обещаю больше так не делать.       – Правда?       – Да. – кивает Корво, встречая взгляд Дауда. – Обещаю.       Дауд добрую минуту не сводит с Корво пристального взгляда и только потом снова поднимается, чтобы прибраться и сменить постельное бельё.                     Когда Дауд в следующий раз заходит в свою комнату, то видит вместо чёрной шерсти – белую и немедленно хлопает дверью.       – КОРВО!!