Uncovering a Secret

      Раннее утро. Кент, толком ещё не проснувшись, спускается по лестнице, пытаясь стряхнуть сонную хмарь. В конце концов, он вчера полночи занимался, и зевает аж до хруста.       Он уже почти достигает второго этажа, как вдруг снизу (со стороны кухни) доносится грохот. Кент крупно вздрагивает, распахнув глаза.       Далее следует громкое «бля!» и раздражённое рычание, эхом раскатившееся по коридору.       Дауд?       Кент хмурится, стремительно преодолевая остаток пути до кухни (перемахивая по две ступеньки за раз). Что, во имя Бездны, он там делает в такую рань?       Грохот раздаётся снова, на этот раз сильно напоминая звон мисок и тарелок, и Кент сжимается в ужасе.       О, Бездна, пожалуйста, пусть это будет не то, о чём он подумал.       – Утро, Кент, – здоровается Дауд, стратегически располагаясь в дверном проёме и закрывая обзор на кухню.       Кент прищуривается. Ну, конечно...       – Дауд, что вы делаете? – В его голосе – всё терпение мира, и человек в красном моргает в ответ.       – Ничего.       Кент в секунде от того, чтоб закатить глаза.       – О, и что это только что был за шум?       Дауд просто одаривает его пустым взглядом и пожимает плечами. Надо отдать ему должное, он довольно убедителен, но Кент просто скрещивает руки.       – …реально громкий шум, подозрительно напоминающий бьющуюся тарелку? За которым последовало ругательство, которое я не хотел бы произносить вслух?       Дауд снова глядит на него, и Кент вздыхает.       Он больше не играет в эту игру. Он редко призывает магию, но это не значит, что он не может. Один перенос и ворчание Дауда спустя он оказывается в кухне.       И снова ему приходится замереть. Вздохнуть.       Слово «бардак» даже отдалённо не охватывает тот хаос, который Дауд устроил на кухне.       По ней словно торнадо пронёсся. По столам и полу разбросаны вилки и ложки, и повсюду расставлены миски и тарелки, покрытые каким-то скользким комковатым веществом, совершенно не похожим на что-то съедобное. От большой сковородки на подставке – только снятой с огня – ещё идёт пар, а поверхность покрывает странная пузырящаяся жижа (тоже выглядит абсолютно несъедобной). И, наконец, в уголке у очага, вот оно: осколки того, что раньше было тарелкой – разной формы и размера.       Кент взрывается.       – ДАУД! Мы же об этом говорили! – пронзительно кричит он. – Вы уже шесть раз обещали больше так не делать!       Дауд смотрит на Кента с серьёзнейшим выражением лица, которое Кенту доводилось видеть.       – …Тарелка упала.       – Я вижу! Почему... – Кент обрывает себя разочарованным вздохом.       Глупый, раздражающий, упрямый гордец! Разум хоть когда-то стучится в этот непрошибаемый череп?! Из всех возможных занятий, которыми он мог бы увлечься, он выбрал готовку, единственное, в чём оказался совершенно безнадёжен.       Кент собирается начать заслуженно отчитывать его (в седьмой раз), когда звучит новый голос, мягкий и бархатный:       – Что происходит?       Кент оборачивается, разочарование на время утихает, когда он встречается лицом к лицу с тем, кто минует последние ступеньки и подходит к ним.       – О, Корво. Доброе утро.       Кент не ожидал, что он встанет так рано.       – Так что случилось?       Корво застывает в дверях, рассматривая грандиозный беспорядок – нет, хаос – в кухне и обращает взгляд на Кента.       – …Здесь взорвался бак с ворванью?       – Нет, – резко отвечает Кент, сердито глядя на Дауда. – Просто кто-то готовил.       – Ты хочешь сказать – пытался? – насмешливо поправляет Корво.       Дауд тут же вскидывается и меряет Корво взглядом, который тот полностью игнорирует.       Корво делает несколько осторожных шагов на кухню, пристально глядя на лужи подозрительной слизи, уляпавшие весь пол. Подбирает ложку – одну из двадцати, разбросанных по полу, – и тыкает в комковатое нечто, тут же покрывающее ложку липкой слизью.       Теперь у Кента возникает непреодолимое искушение упаковать образец вещества и отправить его в Академию натурфилософии, потому что он совершенно уверен, что сотворённое Даудом – нечто, науке доселе неизвестное.       Шарик слизи скатывается обратно на пол с противным плюхом, и Корво вскидывает глаза на Кента, демонстрируя выражение лица, которое, должно быть, зеркально отражает лицо самого Кента. Неверящее недоумение (минус гнев).       Просто как Дауд продолжает это делать? Как так вышло, что он снова и снова превосходит самого себя, сотворяя нечто более отвратительное, чем то, у него получалось в прошлый раз? Разве люди не должны улучшать свои навыки, практикуясь?!       – Это уже не в первый раз! – сварливо сообщает Кент, полностью выйдя из себя. – Он просто повторяет это снова и снова!       Корво смотрит, приподняв бровь, а Кент продолжает:       – Однажды я разрешил ему помочь мне испечь пирог, а он вместо сахара положил в тесто соль! Знаете, какой монстр вылез из духовки в тот день?! Даже крысы отказались это есть!! Крысы!       – Кент... – Дауд опасно понижает голос, но Кент слишком зол, чтобы уделить этому хоть крупицу внимания.       – А потом был тот раз, когда он пытался сварить себе кашу...       – Не смей, чёрт возьми...       – Кашу. Что-то настолько идиотски простейшее, что даже однорукий слепец смог бы приготовить.       – Заткнись, Кент.       – И что у него вышло? – спрашивает Корво, уже не просто любопытный.       – Этот гениальный тупица спалил её!! – Кент в отчаянии заламывает руки. – Кто вообще сжигает кашу?! Я даже не знал, что она может сгореть, не говоря уже о том, чтобы стать чёрной, как уголь!       Повисает долгая ошеломлённая тишина (пока происходит осознание).       – Ты ничего не слышал, – рявкает Дауд, по-прежнему сверля Корво взглядом, который, вероятно, мог бы расплавить металл (или сжечь кашу).       – О том, как ты поменял местами соль и сахар или о том, как ты сжёг кашу? – невинно спрашивает Корво. Он не улыбается, но Кент отчётливо слышит в его голосе смех. Кто бы мог подумать, что королевский защитник может быть таким?       Глаз Дауда дёргается, и Корво продолжает.       – О, и ещё ты должен мне выпивку.       И Дауд бьёт кулаком по столу, отчего стопки тарелок на краю стойки опасно дребезжат.       – Я нихрена тебе не должен! – рычит Дауд. –Ты сжульничал!       – Ты не оговорил правила, – Корво пренебрежительно пожимает плечами.       – Ты, гадский...       Но Кент не хочет ничего об этом слышать. Возможно, потом ему станет любопытно, но сейчас всё, чего он хочет – это затолкать Дауда в горшок и варить его, пока он не сгорит (как каша).       – Что вы готовили... э-э, что вы пытались приготовить? – Кент отчаянно старается сохранить вежливый тон.       Тишина.       – … Ничего. – Дауд отводит взгляд.       Кент просто сдаётся. Он слишком голоден и слишком раздражён для всего этого и просто хочет завтрак и кофе, который Дауд предположительно должен был приготовить.       Кент проходит мимо Дауда и принимается за помывку невероятного количества грязной посуды, поёживаясь в те моменты, когда ему приходится оттирать с неё странную скользкую субстанцию. Дауд собирает осколки, и Корво тоже решает подключиться к уборке. (Кент сказал ему, что всё нормально, на что тот ответил, что не против помочь).       К моменту, когда кухня возвращает себе хотя бы подобие порядка, время завтрака уже давно подходит.       Кент быстро соображает стопку простых тостов для Китобоев, пока Дауд варит кофе (Ральф с друзьями утащили Корво из кухни поиграть на заднем дворе).       После еды и приличной чашки кофе Кент по большей части умиротворён и приступает к мытью последней партии грязной посуды. Он оборачивается к Дауду, который потягивает кофе в углу кухни.       – Итак… – начинает Кент, и чашка кофе Дауда замирает на полпути. – Что именно вы пытались приготовить?       Дауд пару секунд молчит.       – …Блинчики, – наконец признаётся он.       – С мясом? С сыром? Или...       – С апельсином. Апельсиновым джемом, – бормочет Дауд.       Кент моргает, намыленная губка замирает над тарелкой. Апельсин? Апельсиновый джем? Разве Дауд не презирает сладкое?       Но тот кивает, и Кент может только вздохнуть в ответ. Он даже кашу сварить не может, а хочет приготовить блинчики, да ещё и с апельсиновым джемом.       Кент продолжает мыть посуду, а Дауд продолжает пить кофе.       Только когда Кент заканчивает, вытирая мокрые руки, он наконец может посмотреть на Дауда без желания ему врезать.       – Я приготовлю их вечером, – Кент делает паузу. – Если в следующий раз вам чего-нибудь захочется, просто скажите мне. Пожалуйста. Не... рушьте нашу кухню. Я уже говорил это шесть раз, но тарелки здесь не бесконечны, как и моё терпение. Я больше не буду за вами прибирать.       Дауд снова кивает, бормоча что-то вроде «ладно» – точно такой же ответ он дал и в предыдущие шесть раз, когда Кент обсуждал с ним эту тему (шесть последних раз, которые оказались не последними).       Почему Дауд не признает, что, может быть, может быть, он просто не создан для готовки?       Кент вздыхает и покидает кухню. Ральф ждет его на диване, улыбаясь. Кент быстро собирается и отправляется в клинику. Он немного опоздает, но ничего не поделаешь.       День катится дальше.       Сегодня тихо: у Кента не слишком много пациентов, и он проводит время за разговором с Ральфом, который взволнованно пересказывает ему всё, о чём он говорил с Корво.       На этот раз кошка с ними не пошла, она, наверное, дома – наслаждается обществом королевского защитника, что вряд ли радует Дауда, и эта мысль приносит Кенту улыбку. Дауд определённо заслужил немножко страданий, особенно после того, что сегодня случилось на кухне.       Блинчики. Кент фыркает. Адриэль от души посмеётся, когда он ей об этом расскажет.       Её образ рисуется мысленным взором: лицо, яркие голубые глаза; и щёки Кента теплеют.       Их отношения никогда не шли так хорошо, как с того дня, когда с детьми Левиафана было покончено, а он узнал, что она была ведьмой.       Кент думал, что будет злиться на неё за все эти секреты, но он ничуть не сердит. Он ведь тоже не рассказал Адриэль о своём прошлом Китобоя и работе на печально известного Клинка Дануолла. С его стороны было бы лицемерно злиться.       На самом деле, он скорее испытал облегчение, чем боль, потому что больше не было нужды в том, чтобы скрываться от неё. Тайное стало явным, Кент принял Адриэль и её прошлое, а Адриэль приняла его. То, что должно было разрушить доверие между ними, в итоге укрепило его и только сильнее сплотило их.       Они договорились увидеться через пару дней, и он уже с нетерпением ждет встречи. Адриэль всегда знает, как сделать так, чтоб он улыбнулся.       – Ты снова думаешь об Адриэль, да? – вдруг спрашивает Ральф.       Мечтательная улыбка, которая – он знает – точно была на его лице, мгновенно исчезает. Кент мотает головой, но щёки всё равно горят.       – Нет. Я... нет.       – Мастер Дауд прав. Ты не умеешь врать, – Ральф хихикает, и Кент шлёпает его по голове свёрнутой газетой. Ральф просто смеётся и возвращается к своей книге.       Время летит стремительно.       Вскоре лучи оранжевого света уже заливают всю клинку, знаменуя собой окончание дня, и Кент бросает взгляд на настольные часы: стрелки неуклонно движутся вперёд.       Уже почти пора домой.       Он начинает собираться, Ральф следует его примеру. Ручки возвращаются в коробку, книга в кожаном переплёте отправляется на комод, и Кент снова смотрит на часы.       Длинная стрелка наконец достигает самой верхней точки на циферблате. Кент улыбается, потягиваясь, встает и идёт к двери. Его пальцы уже тянутся к ней...       Как вдруг дверь врезается ему в лоб с громким стуком.       Кент морщится, сдерживая поток цветистых ругательств. Дверь остаётся полуоктрытой, и Кент, шипя, трёт голову.       – Кент, ты в порядке?!       Кент отмахивается от подбежавшего Ральфа. Он открывает глаза, и слабое раздражение рассеивается, когда он узнаёт человека, стоящего в дверях.       Это Корво, укутанный в бежевое пальто, его карие глаза кажутся почти желтоватыми в угасающем свете.       – Прости. Ты в порядке? – извиняется Корво, и Кент снова отмахивается.       Он отступает, давая место Корво, и тот заходит, прикрывая за собой дверь, а Ральф с любопытством за ним наблюдает.       – Что случилось? Вы были… – Кент замолкает, перехватив взгляд Корво, сосредоточенного на свёртке в своих руках, маленьком, шевелящемся… ком-то, скрытым широким полотенцем.       Кент моргает. Потом ещё раз.       Всё это так глупо и знакомо, и он просто смотрит, как свёрток бережно несут, укладывают на стол и разворачивают.       Это животное немногим крупнее кошки, белое с серыми пятнами, язык, окружённый рядами острых зубов, вывален, а дыхание учащённое.       Это явно волкодав. Молодой, необычайно некрупный, возможно, брак помёта. Шерсть местами слиплась от крови, и Кент видит множество ран и рассечений, покрывающих всё его тело (и лапы), вероятно, нанесённых каким-то тупым предметом. Он хмурится.       – Я не ветеринар, – невольно бросает Кент.       Корво хмыкает. Он явно вспоминает их первую встречу годы назад.       – Я знаю, но он ранен. – Он фыркает.       О, так этот малыш – «он».       – Где вы его нашли? – спрашивает Ральф, глядя на маленькое дрожащее тельце. Волкодав вздрагивает, напрягаясь, и Ральф принимается ворковать с ним, стараясь успокоить.       – Люди бросали в него камни, – говорит Корво, сочувственно поглаживая голову пса.       – Вы тоже ранены! – вдруг восклицает Ральф, и Кент подскакивает.       Корво убирает руку – но не раньше, чем Кент замечает пятно крови – и качает головой.       – Всё в порядке, ничего серьёзного. Он просто укусил меня с перепугу. Сперва надо вылечить его.       Ряды острых зубов вдруг начинают казаться очень опасными. Кент, колеблясь, отстраняется.       – Не волнуйся. Он уже почти успокоился, – заверяет Корво, и Кент берётся за лапу пса и тихонько отводит в сторону, сохраняя бдительность.       Тот напрягается, но не кусается – просто лежит и коротко поскуливает, когда Кент касается края раны.       Он быстро осматривает волкодава, оценивая степень тяжести ранений, и сердце болезненно стискивает в груди. Кто мог такое сотворить?       Кент достаёт свежие бинты, антисептик и тут вспоминает о Ральфе, который по-прежнему стоит рядом, непривычно тихий.       – Ральф, почему бы тебе не промыть рану Корво? А я потом посмотрю.       Ральф кивает, таща Корво к раковине. Тот позволяет ему медленно подвернуть намокший рукав, открывая рану от укуса – проколы, следы зубов и пятнышки крови.       Кент начинает очищать рану, смывая кровь, как может, и обрабатывая каждый прокол. Волкодав всё это время остаётся безучастным, наблюдая за работой Кента, и когда тот наконец заканчивает - вскидывает голову, навострив уши в сторону Корво.       Тот улыбается, нежно поглаживая волкодава. Едва рука касается шерсти, пёс тянется облизать рану Корво, стирая кровавый след с открытой раны. Корво удивлённо моргает, но даёт немного зализать себе укус, а потом отступает.       Кент надевает новую пару перчаток.       – Дайте-ка посмотреть, – жестом приглашает он Корво подойти.       Тот подчиняется и терпеливо ждёт. Кент снова промывает рану, наносит антисептик, а потом перевязывает.       Корво заворачивает пса обратно в полотенце, осторожно прижимая к груди. Волкодав устраивается поудобнее, закрывая глаза, и Ральф усмехается.       – Он такой милый. – Он умоляюще смотрит на Кента. – Можно его оставить?       Кент на минутку задумывается.       – …Дауд не обрадуется.       – Но он никогда не радуется!       Кент усмехается. Тут не поспоришь.                     Дауд и в самом деле совсем не рад новому постояльцу, завёрнутому в полотенце до самого носа, и любопытно нюхающему воздух.       – Что это за хрень? – подозрительно спрашивает он – ему уже не нравится, к чему всё это идёт.       – Это собака, – радостно заявляет Ральф.       – Я знаю, – огрызается он. – Что она здесь забыла?       – Это наш новый друг!       Дауд тут же отвечает заявлением:       – Я запрещаю.       Лицо Ральфа вытягивается.       – Почему?!       – Потому что я так сказал.       – Но он ранен!       Дауд не отвечает, вместе этого спрашивая:       – Где ты его взял?       – Это не я, это мастер Корво!       Дауд замолкает, рассматривая того со странным смирением, словно уже ожидал подобного.       – Ну, конечно, кто же ещё, – громко стонет Дауд.       – Он был ранен, – пожимает плечами Корво. Ральф с Кентом согласно кивают, а Дауд, прищурившись, пристально рассматривает всех троих.       – Мне плевать. Дворняжкам вход воспрещён.       – Но он ранен! Смотрите! – указывает на волкодава Ральф.       Дауд смотрит и хмурится сильнее.       – Мастер Корво сказал, что люди ранили его, бросали в него камни!       Дауд снова осматривает пса, покрытого бинтами. Он начинает колебаться, совсем немного, и спустя долгую минуту вздыхает.       – Отлично. Отлично. Пёс остаётся, но только до тех пор, пока не оправится от ран. Как только он выздоравливает, он уходит. Это ясно?       Ральф дуется.       – Ясно?       – Да, – бормочет Ральф.       Ральф с Корво уносят пса наверх, чтобы как следует искупать, оставляя Кента с Даудом наедине.       Стоит обоим скрыться из вида, Дауд свирепо глядит на Кента.       – Хватит им помогать, – рявкает он.       Годы назад Кент съёжился бы от этого испепеляющего взгляда, но сегодня он бестрепетно смотрит в ответ. Потом небрежно пожимает плечами и говорит:       – Я просто делал свою работу. Он был ранен.       Дауд сощуривается.       – Ты просто злишься из-за сегодняшнего утра, так?       Пауза.       – ...Нет.       – Ты ведь знаешь, что ты ужасный лжец, да?       Кент с ухмылкой глядит на Дауда.       – По крайней мере, мне не нужно лгать о том, что я умею готовить кашу.       Ответом ему служит ругательство, а следом летит книга.                     После купания и смены повязок слой засохшей грязи был смыт, и под ним обнаружилось тощее существо с большими глазами-бусинками. Он оказался сплошь белым, с одним только серым пятнышком на левой лапе (что, по словам Ральфа, в нём было самое милое), и Кент солгал бы, сказав, что не находит эту глупую мордочку и розовый язычок совершенно очаровательными.       Наступает время ужина, в гостиницу начинают стекаться Китобои, возвращающиеся после долгого рабочего дня, и все они рады новенькому (особенно Закари, который, к большому удивлению Кента, немедленно наводит с ним мосты).       Пёс немного пуглив, шугается каждого шороха, убегает, когда Кент пытается его погладить, но ещё ни разу даже не пытался никого укусить. К счастью, Китобоям не откажешь в наблюдательности, и они замечают его нервозность, не пытаясь подобраться поближе, и даже приглушают голоса, чтобы не пугать бедняжку. Пока что он подпускает к себе только Корво, чего, по мнению Кента, и следовало ожидать, поэтому вскоре его оставляют в покое.       Когда все садятся за стол, чтобы поесть, Ральф наконец задаёт вопрос, который волнует каждого:       – Можно его оставить?       Все поворачиваются к Дауду, который хмурится.       – Нет, – отвечает он, потом добавляет: – Другой блоховозке это не понравится.       Тогда все разворачиваются к кошке, которая как раз крадётся по нижним ступенькам лестницы, издалека с опаской поглядывая на пса. И тут Кент вдруг вспоминает, что её серьёзно ранил именно волкодав – вот как она вообще оказалась у него в лечебнице. Лекарь закусывает губу. Дауд прав, кошка может пса невзлюбить.       Чёрная кошка продолжает смотреть на волкодава, принюхиваясь, и медленно приближается, бесшумно касаясь лапами земли, пока все ждут её вердикта.       Кент косится на Корво, который, похоже, ничуть не обеспокоен, и снова глядит на кошку.       Та задумчиво водит хвостом из стороны в сторону, а потом вдруг смотрит прямо на Дауда, как будто чувствуя направленные на неё взгляды. Она словно что-то считывает, а потом с мяуканьем решительно идёт прямо к волкодаву, трогает его лапой и нежно трётся мордочкой о голову пса, который тут же подталкивает её носом в ответ.       Дауд аж рот приоткрывает.       – Блядская предательская шкура.       – Не ругайтесь, – отчитывает Кент, краем глаза замечая, как Фёдор сгибается пополам, сотрясаясь от смеха.       – Я сдам её в Королевскую кунсткамеру. Нет, сдам обоих.       И Фёдор, наконец, заливается хохотом, за что получает от Дауда свирепый взгляд.       – Эта кошка видит всех насквозь! Она просто обожает всё, что ненавидит Дауд. И ненавидит всё, что ему нравится, – хихикает Фёдор, пихая Девона локтем.       – Кроме мастера Корво! – прощебетал Ральф с другого конца стола.       – Он мне не нравится, – немедленно огрызается Дауд, и его пульс учащается. Корво поднимает взгляд, Кент изгибает бровь.       – Но это значит, что можно его оставить, да? Раз кошка его одобрила? – Ральф улыбается.       Дауд хмурится.       – Нет!       За столом раздаётся единодушное «у-у-у».       На этом дискуссия сворачивается, и ужин подходит к концу. Кент направляется обратно на кухню, чтобы приготовить обещанные Дауду блинчики, а братья остаются снаружи, играя в карты и потягивая виски.       Кент разбивает несколько яиц и начинает замешивать тесто. Он нарезает апельсины (купленные по дороге домой) и достаёт сахар. Сковорода разогрета, и работа спорится – блины пекутся быстро, ловко переворачиваясь одним движением руки.       Он берёт пару тарелок и выкладывает в них блинчики попарно, каждый складывая вчетверо. Апельсиновый джем уже готов и Кент щедро поливает им блюдо, и – завершающий штрих: сверху украшает дольками свежего апельсина, блестящими в густом джеме. Он на шаг отступает, любуясь своим творением – выглядит очень даже аппетитно, в отличие от последней попытки Дауда.       Братья в восторге от десерта и с аппетитом на него набрасываются. Кент подаёт тарелку и Корво, который улыбается и благодарит его, принимаясь за еду.       Однако Дауд, который и заказал это блюдо, сидит на диване, хмурясь, и без всякого интереса ковыряет блинчик вилкой.       Ему не понравился вкус? Кент поддевает кусочек со своей тарелки и старательно жуёт. Да нет, вполне вкусно.       Дауд продолжает ковырять блинчик, джем растекается по тарелке, и Кент, не выдержав, подходит к нему.       – Что-то не так?       Дауд быстро поднимает взгляд.       – Сладко.       – Я... что? Разве вы не этого хотели?       Дауд бормочет что-то неразборчивое, а потом с явной неохотой начинает есть.       Кент вздыхает.       Ему не так-то просто угодить, да? Кент задерживается рядом с Фёдором и Девоном, которые о чем-то спорят, и замечает чуть поодаль Корво.       Тот улыбается ему, когда он подходит, и лекарь улыбается в ответ.       – Очень вкусно, – говорит Корво, указывая вилкой на блинчик.       – Спасибо.       – Я не ел ничего подобного уже больше двух десятилетий. В последний раз это было в ночь перед отправкой в Дануолл. – В глазах Корво читается ностальгия. – Тогда это было моё любимое блюдо. Я скучал по нему.       Кент моргает.       – Я могу приготовить завтра ещё.       Корво, встрепенувшись, снова благодарит Кента и возвращается к еде.                     Проснувшись наутро, Кент, ещё в полусне, как обычно, с некоторым трудом добирается до кухни, к счастью, не слыша звона бьющихся тарелок.       В этот раз в кухне звучат два голоса, первый чуть громче второго. Слов не разобрать слов, но он узнаёт интонации.       Это Дауд и Корво, и говорят они без тени враждебности.       Раньше они просто-напросто игнорировали друг друга, оказавшись в одном помещении. А теперь... это удивительно. Они столько времени шли к этому, невольно улыбается Кент. И, кажется, примирились друг с другом, да и с самими собой, и он очень рад за них обоих.        – Доброе утро, – здоровается Кент, зевая на ходу, и переступает порог кухни.       Дауд с Корво отвечают на приветствие, а потом воцаряется тишина (отчего Кенту немного неловко, как будто он во что-то вмешался). Дауд высыпает кофейные зёрна, а Кент достаёт продукты и принимается за нарезку, ссыпая нужное ему в кастрюлю одно за другим. Корво искоса наблюдает за ними обоими, прислонившись к стойке.       И пронзительное мяуканье разрывает тишину. Кент вздрагивает, а в кухню заходит кошка, выжидающе уставившись на Корво с Кентом. Секундой позже из дверного проёма выглядывает вторая мордочка, белая, навострившая уши.       – Как будто одной было мало, – не может не высказаться Дауд. Ни Кент, ни Корво не обращают на него ни малейшего внимания.       Корво подходит погладить кошку, а пёс робко глядит со стороны. Корво подзывает и его, чтобы тоже как следует погладить.       Пёс начинает вилять хвостом. Кент улыбается, а Дауд ворчит свои обычные угрозы освежевать скотину (теперь уже не одну) на шашлык.       Корво гладит пса добрую минуту и кошка начинает ревновать, настойчиво бодая его ладонь и мявча. Корво просто улыбается, принимаясь гладить уже их обоих.       Кент просто наблюдает, а Дауд испускает протяжный вздох.       – То, что тебя одолела неизлечимая тяга подбирать милых маленьких раненых пушистиков, не значит, что я должен их содержать – наконец вырывается у него. – Я держу не зоопарк, Корво.       Повисает пауза.       – ...Нет у меня никакой тяги, – отвечает Корво, наглаживая спины обоих зверей двумя руками, прочёсывая пальцами шерсть.       Дауд просто бросает на него взгляд, и пауза повисает снова.       – Их всего двое, – защищается Корво. – Ну… Вернее, трое.       Теперь наступает очередь Кента уставиться на Корво. Трое?       – Трое – всё равно больше нул... погоди, трое?       – Кот и две собаки, – констатирует Корво как само собой разумеющееся.       – Две собаки? – спрашивает Дауд. – У тебя есть пёс в Дануолле?       – Нет, они оба здесь, на Серконосе. Прямо в этой гостинице.       Дауд так же озадачен, как и Кент.       – Оба часто рычат и огрызаются.       Замешательство не проходит.       – К тому же чрезвычайно сварливы.       А.       А-а!       Дауд по-прежнему смотрит крайне растерянно, и Кенту приходится закусить губу, чтобы скрыть улыбку.       – …Ты давно смотрелся в зеркало?       И тут Дауда наконец осеняет.       – Ты намекаешь на то, что я собака? – Звучит скорее удивлённо, чем с раздражением. Кент всё сильнее кусает губу, уже сдерживая смех.       – Разве я так сказал?       Слышен раздражённый звук, напоминающий рычание.       – Придурок.       В Корво летит ложка, и тот ловит её, даже не обернувшись.       Кент снова сдерживает смешок, продолжая готовить завтрак.                     За завтраком Ральф снова заводит разговор о том, где будет жить пёс.       – Можно оставить его, пожалуйста?       Даже спрятавшись за чашкой кофе, Кент понимает, что Дауд вздыхает.       – Сколько раз мне ещё повторить слово «нет»?       – Пожалуйста?       – Повторение не увеличит шансы на то, чтобы я передумал. Ответ по-прежнему отрицательный.       – Но почему?!       – Нет.       – Наверняка, тому есть причина.       – Причина в том, что он уродский, мохнатый кусок дерьма, – огрызается Дауд. – И его шерсть вездесуща.       – Твоя грубость вездесуща, – вдруг небрежно бросает Корво, и Китобои (даже Кент) согласно фыркают в ответ, кивая.       Дауд обводит их всех взглядом, особенно Корво, который выглядит ещё более довольным.       – Пожалуйста? – продолжает умолять Ральф.       – Нет, и это окончательно. Ничто не заставит меня передумать.       – Ничто?       Удивительно, но это говорит не Ральф, а Корво, и с неожиданным вызовом. Все разворачиваются, переводя взгляды на него, а потом возвращая всё внимание Дауду.       – Ничто, – подтверждает он, прищурясь.       Корво просто пожимает плечами и продолжает пить свой кофе.       На этом дискуссия сходит на нет, тема разговора меняется, но Кента не оставляет предчувствие, что это ещё не конец. Точно нет.