du bist meine Krankheit

ложь - это всегда неприятно, обидно, и мерзко. а в случае с ложью близкого человека - это еще и больно. каждый раз на вопрос Йоста все ли Август рассказал ему из забытого прошлого, тот неопределенно пожимал плечами, отвечая что самые значительные и важные моменты он точно упомянул. и Кляйн верил ему, не мог не верить, ведь немец был практически единственным близким человеком, оставшимся у него.  в очередное утро, лениво листая ленту новостей спросонья, внимание Йоста зацепил один из постов.  «Йост Кляйн завершил музыкальную карьеру в связи с травмой?» сначала он пролистнул его, даже не прочитав название небольшой статьи полностью. но спустя пару секунд осознав, что только что увидел свое имя в заголовке новостей, быстро кликнул на ссылку. после первых же строк весь сон как рукой сняло. какая музыкальная карьера? какая аудитория в тысячи человек? строчки плясали перед глазами, кровь громко пульсировала в ушах, а брови все выше поднимались на лице парня от немого шока. в сознании жужжали и метались сотни мыслей, десятки эмоций спутались в клубок, с головой захлестнув Йоста.  и на фоне всего этого беспорядка четко вырисовывался один вопрос: почему Аггу ничего не рассказал? Кляйн рывком отбросил одеяло на другую сторону кровати, вылетая из комнаты, и без стука заваливаясь в спальню друга, абсолютно наплевав на ранний час. по какой-то причине после аварии стало гораздо сложнее контролировать свои эмоции. и нет, нельзя сказать, что он всегда отличался особой сдержанностью и спокойствием, но сейчас импульсивный характер словно стал еще ярче, не оставляя никакого места адекватному самообладанию. каждое чувство било в голову, управляло нервными окончаниями, или как они там называются, в мозгу, заставляя действовать на поводу своих эмоций, в моменте совсем не задумываясь о вменяемости своих слов или поступков. осознание и раскаяние за содеянное всегда наступало потом, погружая несчастного Кляйна, ощущавшего себя заложником своего настроения, в бездну сожаления и вины. но сейчас он не думал о правильности своих действий. он грубо растолкал все еще мирно спящего Августа, трясущейся рукой едва ли не тыча в его сонное и ничего не понимающее лицо экраном телефона, на котором красовался выведенный жирным шрифтом заголовок статьи.  нижняя губа Йоста еле заметно подрагивала, словно он готов разрыдаться от обиды, словно маленький ребенок. сердце разрывалось от отчаяния при мыслях о том, что Август его обманул. обманул, не рассказав о такой важной, нет, важнейшей части его прошлой жизни.  теперь на лице немца непонимание смешалось с тревогой, а взгляд, который он бросил на нервное и бледное лицо друга, был полон сомнения и страха. он только было открыл рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание, как Йост резким жестом приказал ему молчать. – ты серьезно не рассказал мне? какого черта, Аггу?! голос блондина дрожал, в нем проскальзывали истеричные нотки. очевидно, ему хотелось многое высказать Августу. гнев диктовал ему, что нужно поострее задеть парня в ответ на причиненную ему этой глупой ложью боль. нужно сказать нечто обидное, глубоко ранящее, едкое и колкое. но такие слова никак не могли сорваться с губ, а лишь копились внутри бурлящим потоком, грозящим разбить на мелкие осколки многолетнюю дружбу, которая вместе с доверием по кусочкам была восстановлена после полученной Кляйном травмы. остатки трезвого рассудка, не затронутые неадекватной и больной агрессией, останавливали его от этого бессмысленного эмоционального поступка. он мог наговорить многого, мог бы даже ударить Аггу, не совладав со злостью и обидой, но все эти слова.. их простить было бы невозможно. Йост с трудом сглотнул оскорбления и резкие замечания вместе со слюной, и для себя обнаружил, что больше ему сказать нечего. все адекватные вопросы были где-то в самых недосягаемых и затуманенных агрессией уголках разума, и он не мог схватить ни один из них за хвост, вытягивая оттуда, чтобы задать их другу. Август молчал, опустив взгляд в пол. пока нидерландец пытался совладать с чувствами, он уже успел сесть на кровати, сонно потирая глаза и собираясь с мыслями. видя, что друг успокоился, и, кажется, не собирается ударить по ушам Аггу новым потоком острых и громких слов, он наконец заговорил. – я не знал как тебе сказать, как подобрать слова. выражение лица Йоста медленно изменилось. нет, гнев совсем не исчез, скорее разбавился непониманием и растерянностью.  Август выглядел виноватым. – я даже не знал с чего начинать, что именно говорить.. разговор получился долгим. поначалу звучал он так - медленные, тихие и полные сомнения слова Аггу прерывались взволнованными и злыми, короткими выкриками Кляйна. затем тон Йоста заметно смягчился и стал не то что спокойным, но хотя бы дающим возможность Августу спокойно донести свою мысль. когда договорили, молча вышли на кухню. нидерландец молча пил горячий кофе, изредка тихо шипел, обжигаясь слишком резким глотком, хмурил брови. что же ему делать? как выяснилось при более подробном прочтении новостей, менеджер разорвал контракт с ним, решив, что это стало концом карьеры артиста. Йост не знал и сам, сможет ли вновь писать песни - он забыл своих фанатов, забыл свои песни, понятия не имел как вообще делать это. мысли были тяжелыми, практически растворившееся болезненное чувство утраты в груди вновь кольнуло его в сердце. стоит ли ему вообще выходить на публику, официально заявлять о конце карьеры? когда он спросил совета у Августа, тот вновь пожал плечами, сказав, что в этой ситуации бесследно пропасть с поля зрения медиа будет хоть и безответственно, но проще. да если публика запомнит тебя на пике популярности - то будет помнить еще долго.  конечно, он говорил со своей точки зрения на ситуацию. он отчаянно жаждал известности, мечтал чтобы его узнавали на улицах, хоть пока писал все свои песни исключительно для себя и близких людей. Йост же совсем не был уверен в том, что хочет, чтобы его вообще запомнили. но, похоже, это в любом случае будет неизбежно. с одной стороны нидерландец прекрасно понимал причину поступка Аггу. слова для такой ситуации действительно было очень сложно подобрать, он не мог винить его за молчание, но.. в груди поселилось едкое чувство обиды и недоверия. 

на следующий день

дождь с силой бился в окна. на улице лило как из ведра, редкие прохожие, не успевшие скрыться от непогоды, кутались в насквозь промокшие кофты и ветровки. Йост задумчиво смотрел на эту картину из окна, взглядом провожая капли, быстро стекающие по стеклу. он все придумал. осталось насладиться последними вечерами в квартире, ставшей родной за эти недели. обида на Августа таяла с каждой минутой, ведь долго злиться на обаятельного парня было просто невозможно. он съезжал не из за его лжи, хоть рана, которую она оставила, все еще сочилась недоверием, все же ее можно было оправдать.  Август пялился на экран телевизора без особого интереса. перед глазами были вовсе не герои очередного ужастика, а Йост.  немец не признавал очевидное, но бороться с мыслями перестал. перестал не намеренно, просто уже не было возможности. пытаясь отогнать мысли о блондине он лишь разжигал в себе необъяснимое желание думать о нем, вспоминать вместе прожитые моменты, вспоминать взгляд голубых глаз. песня, которую он не так давно подглядел в плейлисте друга, теперь практически на репите играла в наушниках Аггу, каждой нотой и каждым словом на незнакомом языке напоминая о Кляйне. «надо будет посмотреть перевод» - сотый раз за эти дни появилась мысль в его голове.  оторвавшись от своих мыслей, он поставил фильм на паузу, хоть в этом и не было особого смысла - суть повествования он уже давно потерял, забивая голову вовсе не событиями на экране.  зайдя в кухню он хотел шутливо потрепать по светлым волосам Йоста, сидящего за столом, но взгляд зацепился за его задумчивое выражение лица. когда нидерландец был в таком состоянии его лучше было не трогать, не заваливать глупыми вопросами, и Август прекрасно знал это. оперевшись на столешницу, он последовал примеру друга и взглянул в окно. в голове вновь завертелись вихрем тысячи вопросов и непониманий, приправленные легким страхом перед собственными чувствами. нет, нет, не чувствами. было страшно называть это чувствами.  а что это? почему тогда по телу разливается приятное тепло, при виде улыбки и небольшой ямочки на щеке Кляйна, почему ему хочется простить все на свете, почему так невыносимо и болезненно тянет обнять его?  почему при взгляде бездонных голубых глаз все внутри замирает, а сердце то ли колотится с невероятной скоростью, грозясь выпрыгнуть из груди, то ли вообще замирает и падает в пятки.  дождь стучал по окнам, снаружи темнело, а на кухне была включена лишь подсветка под шкафчиками, висящими на стене. уютно. Йост снова был растрепанным, как и всегда. сидел на стуле в футболке на несколько размеров больше его самого, из за чего она висела на его плечах, подчеркивая появившуюся после аварии худобу и некую хрупкость. голубые глаза не отрываясь следили за каплями на стекле, словно не замечая присутствия Августа, а аккуратный нос нидерландца изредка легонько подергивался, когда тот хмурил брови от своих мыслей. в этот момент он выглядел настолько домашним и трогательным, что у Августа словно что-то екнуло в груди. Йост не обращал внимания на него, тем самым неосознанно давая возможность как следует рассмотреть Аггу каждую детальку его естества.  он не хотел делать этого, но не мог отвести взгляда. а не хотел, потому что понимал, что это приведет его к еще большему количеству неутешительных мыслей и осознаний перед сном. сейчас все черты лица блондина еще сильнее врежутся в память, а когда немец ляжет в кровать, появятся перед глазами так четко и ярко, словно он вновь видит перед собой мирное и расслабленное лицо друга. а друга ли?