Вопросы чувственности

На небе сгущались сумерки. Оттенки кобальтово-синего и пурпурно-черного будто соперничали меж собой, кто сильнее расстроит нервы впечатлительных французских барышень. Как хорошо, что Наталья русская. И уже пару часов бесстрашная. Иначе бы не шла сейчас в одиночку по тёмным улочкам Парижа, в котором жизнь никогда не затихает полностью. За безопасными кругами света, что отбрасывали масляные фонари, совершались отвратительны вещи. Пьянки, грабежи, проституция. Всё то, о чём не пристало знать невинной деве высокого происхождения, всё то, что должно страшить её. Страха не было. Было только глухое раздражение. Длинный подол постоянно пытался под ногами, замедляя свою хозяйку, для которой каждая минута была на счету. Наверное, вместо того, чтобы идти пешком, стоило взять карету. Но как она бы объяснила кучеру, человеку, помнящему её нескладной девочкой-подростком, зачем ей в ночь ехать во дворец к мужчине. Могла ли она хоть себе объяснить, зачем она туда идёт? Конечно могла. Отдавать себя, словно карточный долг, за возможность отыграться в следующей партии. А зачем ей эти игры? Филипп — имя удалось вспомнить с трудом — предлагал решение. Да, авантюрное и очень глупое, но разве не все влюблённые совершают глупости? Книги, что они читали с Элизой, говорили, что все. Это ведь так свойственно розовой юности и наивной мечтательности. Крайне романтично. Так почему Натали сбежала от своего возлюбленного? А она вообще влюблена? Разве влюблённая женщина пойдёт с такой лёгкостью отдаваться другому? Ей должно быть мерзко и неприятно, как тем дамам, которых сейчас зажимают в переулках. Но почему-то в её груди горит предвкушение. Перешагнуть через лужу с остатками чего-то незнакомого и крайне дурнопахнущего. Поправить сбившуюся треуголку. Постараться не упасть, когда каблук в очередной раз застрял в щели между брусчаткой. Если задуматься, со стороны может показаться, что Наталья влюблена в Сен-Жермена. Рядом с этим мужчиной она постоянно совершает глупые поступки. Остаться с незнакомцем наедине. Позволить ему закружить себя в танце. Должным образом не показать, насколько оскорбительным было его предложение — та пощёчина графу даже понравилась, да и Наталье почему-то стало очень неловко за неё как только стих гнев. И вот сейчас, бежать к нему сквозь сумерки и уличные пороки, с одной лишь надеждой в сердце. Действительно, словно влюблённая. Какая же глупость. Глупость ведь? Только карты владеют душой Натали в этот миг, никак не страсть к мрачному аристократу. Мысли о ночи грядущей совсем не отдают во всем теле сладкой, незнакомой болью. И конечно не думы о Сен-Жермене зарницами пронеслись в её голове, стоило той молнии сверкнуть на небосводе. Наталья не могла влюбиться в него с первого взгляда. «Не могла». Наталья сжала зубы, когда махина графского дворца показалась совсем рядом. Лёгкие немного жгло от быстрого бега, дыхание сбилось, волосы растрепались. Ей всё равно, как она выглядит. И совсем не больно от мысли, что графу может не понравится её внешний вид. Ещё чего. Много чести. Одежду и причёску графиня приводит в порядок только чтобы выглядеть презентабельнее. Они сейчас будут не о чаепитиях говорить, а обсуждать условия сделки. Между ними не будет ничего, кроме тёмного договора. Никаких чувств, одна выгода. И вовсе не болит её сердце от таких мыслей. «Мне нужна только тайна трёх карт», — снова и снова повторяет себе графиня. И в очередной раз благодарит кобальтово-синий и пурпурно-чёрный за то, что они скрывают румянец, огнями горящей на её щеках с первой мысли о совместной ночи.