Вопросы чувственности

Как медленно над городом страсти поднимается Солнце. Небу Парижа ночи подходят более — свет Луны слишком слаб, чтобы подсветить человеческие пороки, чтобы помешать им воплотиться. Ночами по улицам города рекой течёт шампанское, в игорных домах неудачливые игроки закладываю души, а целомудренные дамы познают плотские утехи в объятиях опытных любовников. Ещё вчера это не имело к Натали никакого отношения. Сегодня она королева падших женщин, яркая бабочка среди рыжих тараканов. Дама открывает глаза на рассвете, хоть и поспала от силы час. Граф очень категоричен в плане формулировок — обещала ночь, так будь добра всю ночь отдавать долги, вновь и вновь впадая в состояние блаженного экстаза и разбиваясь на алые искры. Не то, чтобы графине не понравился этот опыт — очень даже наоборот. Она обещала больше не врать себе, потому признаёт, что принадлежать Сен-Жермену, сливаться с ним в единое целое, а потом кричать от переполнивших чувств ей чертовски понравилось. Настолько, что она молила рассвет не торопиться, просила Луну чуть дольше побыть в зените, дарить свой свет на ночным цветам и бабочкам. Раньше Натали осуждала напудренных дам, что шептались о своих любовных похождениях в тёмных углах салонов — теперь же всей душой понимает их. Если те женщины в постелях своих любовников испытывали то же, что она испытала с графом, если также кричали до сорванного голоса и тонули в пучине нескончаемых удовольствий, то Натали прекрасно понимает их понимающие улыбочки и скользкие взгляды. Это что-то недоступное невинным девушкам, что-то необъяснимое, что можно лишь почувствовать, но не осознать. Страсть, одержимость, подлинное безумие. Территория ночи. А следом рассвет, такой ленивый, но неумолимый. Сегодня важный день, Наталья помнит. Но думать об этом так не хочется, когда каждая клеточка тела так приятно ноет, чёрные волосы рассыпаны по подушке, а рядом спит её личное спасение. Хорошо. И наверное следовало бы снова заснуть, чтобы к вечеру не путались мысли, но Натали чувствует, что не сможет. Какая-то непонятна живительная сила пробудилась в её груди, будто странный прилив сил, который совсем не должен возникнуть у женщины, что всю прошлую ночь предавалась страсти в различных позах и проявлениях. Хотелось петь соловьёв и парить бабочкой, смеяться в лицо всем сплетникам Парижа и отвесить хорошую пощёчину Нуарэ. Натальи хотелось жить. То ли сделка с тьмой пробудила в ней второе дыхание, то ли ночь любви. Оно в сути и не важно. Главное, что сейчас Натали жила, что чёрные змеиные локоны нравятся ей больше предыдущих белых червей. Впервые в жизни графиня дышала полной грудью. Делала то, что хочет сама, а не то, что ждут от неё другие. Никогда девушка не думала, что это чувство может так пьянить. Словно первый в жизни рассвет, словно новая глава книги, написанная другими чернилами. Упоительно, как тёмная сила в крови. Осознав, что сон, обиженный за её ночной прогул, не придёт этим утром, Натали медленно встала с кровати, стараясь не разбудить лежащего рядом графа. Его черты казались не такими резкими и твёрдыми, в них даже присутствовала некая печальность. Натали облизала губы: слишком уж хороша была картина, представшая перед её взором. И слишком велик соблазн вернуться в тёплую постель, чтобы касаться желанного тела, проводить по мускулам груди, отогревать озябшие пальцы в жаре чужой кожи. Но если она сейчас полезет с ласками, Сен-Жермен точно проснётся. Нехорошо будить человека, открывшего для тебя дивный новый мир. Два мира: тёмной магии и блаженства страсти. Потому графиня лишь любуется, кусает губы, но графа не трогает, отходит от кровати, спотыкается о что-то. Белый кусок ткани с кружевом на манжетах и воротнике. Мужская рубашка. Наталья резко вспоминает, что прошедшей ночью, кажется, сама просила снять эту вещь, тянулась к медным оловянным пуговицам. Рубашка мешала прикоснуться к графской груди, ощутить биение чёрного сердца в ладони, потому Натали бесцеремонно швырнул её на пол, как только Сен-Жермен выполнил просьбу женщины, стянув с себя ненавистную тогда вещицу. Сейчас графиня чувствует почты стыд, но быстро приходит в себя. Она не будет ни о чём жалеть. Ночь была восхитительна, граф — страстным и нежным. Ей понравилось. Вот и нечего вспоминать о старом и сером, что было в её жизни до их знакомства. Отныне она Дама Пик, что встречает рассветы не в девственной постели, а в мужских объятиях. Вот и всё. Живём и не жалеем. Немного подумав, Натали натянула рубашку на себя. Женщина была обнажена, а в замке явно чувствовалась утренняя прохлада. По спине дамы пошли мурашки, а соски напряглись. Конечно лёгкая рубашка лишь символическая защита, но своё прекрасное алое платье она просто не сможет надеть самостоятельно: чёртова шнуровка на спине. Вряд ли Сен-Жермен будет против, а в случае чего Натали сумеет его задобрить. Прошлой ночью научилась, трогая абсолютно везде, изучая, смотря за реакцией из-под ресниц. Быть исследователем — восхитительно, принадлежать мужчине — восхитительно, гореть в огне страсти — чертовски восхитительно. Вот что значит дышать полной грудью, вот что значит быть женщиной. Понимать чуточку больше, чем понимала днём ранее. Не спать ранним утром ни потому, что бессонница мучает твой и так слабый рассудок, а потому спать после прошлой ночи элементарно не хочется. Хочется кричать о своём счастье всему свету, каждой птице и цветку донести, что она жива, что ночь подарила ей второе дыхание. Что мир прекрасен, и в нём есть место чудесам. Что нет больше у герцога Нуарэ невесты, зато у графа Сен-Жермена есть любовница. И второй титул нравится ей куда больше первого, а ведь ещё с месяц назад юная Наталья Чарская возмутилась бы, услышав подобное. Как быстро всё меняется. Как хорошо, что иногда меняется в лучшую сторону. Наталья смотрит в окно. Ночь отдаёт свои права утру, медленно и со скрипом. Медленно гаснут крошечные звезды, бледная полоска света появляется на горизонте. Как оказывается уязвим свет перед тьмой, как мало надо, чтобы его поглотить. Натали никогда этого не замечала. Рассветы всегда казались ей прекрасным торжеством возвышенного над низменным, главного над второстепенным. Но сегодняшний кажется бледным и серым, жалким каким-то. На душе становится тошно. И Натали будто вот-вот поймёт что-то важное, что упускала в своём упоении тёмной силой, что позабыла, потерявшись в страсти. Имя, кажется. Важное наверное, раз так грудь сводит. Что-то такое было недавно, кто-то куда-то звал и предлагал помощь, говорил о счастье. Мальчик, в Версале, смотрел ещё восхищенно. Ей показалось это милым, она даже улыбнулась ему. И имя там красивое, как у принца. Фил… — Отчего вы не спите? — шёпот над ухом прозвучал крайне неожиданно. Графиня подпрыгнула, а через секунду ощутила, как талию обвили уже знакомы руки, прижимая к себе, утыкаясь носом в макушку. Засмотревшись на красивый вид, затерявшись в лабиринте своих мыслей, дама совсем не заметила, как граф проснулся и подошёл к ней. Смущение мигом охватило всё женское существо, вместе со знаком теперь волной приятного тепла. — А вы, граф? — Наталья ласково улыбнулась, когда Сен-Жермен слегка наклонил голову и прикусил верхушку её уха. — Захотел узнать, из-за чего с утра пораньше из моей постели сбежала прекрасная дама. Да и ещё рубашку мою прихватив, — левая ладонь мужчины опустилась Наталье на бедро, зацепив подол рубашки и потянув его вверх. — Я хотела посмотреть на рассвет граф. Ах, — прикусить губу, чтобы неприличные звуки не вылетели раньше времени, — но знаете, он совсем меня не впечатлил, так что лучше бы я не покидала вашей постели. Смешок над ухом. Колени подкашиваются от собственной смелости, а может от нахальных рук, что продолжали своих дерзкие движения. — Вот как? Тогда я думаю, мы можем исправить вашу досадную оплошность и вернуться, — закончив фразу, мужские губы прижались к изящному изгибу женской шеи, оставляя дорожку из быстрых, жалящих поцелуев. Ночь закончилась. Графиня выполнила свою часть сделки. Сен-Жермен не посмел бы обвинить её в нарушении договора, если бы она отказала ему, если бы вывернулась из сильных объятий, отвергла бы дурманящие поцелуи. Натали даже не подумала о таком. Вчера вечером она желала, чтобы эта ночь прошла побыстрее, чтобы чужие прикосновения растаяли с утра, как кошмарный сон. Сейчас она желает, чтобы таких ночей было множество, чтобы о постоянной частью её жизни. Чтобы она могла гореть и дальше, задыхаясь от неприкрытого восхищения в голодных черных глазах напротив. И чтобы бледный рассвет наступал подольше. Днём придётся быть серьёзной, думать о предстоящей игре, план обсуждать. А сейчас можно вновь обернуться огненной дамой, отдаться чужим рукам, утонуть в кипящей котле страсти. Забыть о сожаления, что охватили минуту назад, и о важном имени, что испарилось утренней розой, как только граф уложил её спиной на шелковистую мягкость простыней.

… Чтобы вспомнить его сегодняшним вечером, смотря в грустные глаза мальчика с револьвером. И резко понять, о чём её пытался предупредить бледный рассвет. Слишком поздно.