Песни осеннего плеса

«Мне не следует размышлять об этом сейчас. Я попросту не имею права. И тем не менее, в голове набатом один-единственный вопрос — зачем? Зачем спустя долгие годы ты вернулся в мою жизнь так? Почему выбрал спасти, а не оставить там?

Я не глупец. По всем меркам твоей истории, того как видишь этот мир и нашу историю ты, я заслужил сгореть при падении Облачных Глубин не меньше, чем мой брат. И всё же, я жив — и это твоя, А-Чоу, заслуга.

Неужели и декады пропасти не смогли сделать из тебя менее благородного человека?

Неужели и монстра, которого я боялся увидеть в глазах любимого человека, никогда и быть не могло?»

— Неотправленная корреспонденция между Лань Цижэнем и Хань Туньчоу.

***

      С губ Лань Цижэня сорвался усталый вздох.       Ситуация в мире заклинателей несомненно заставляла желать лучшего, хотя ему с трудом вспоминалось — а когда нет?       Но всё же, такая концентрация трагедией была им непривычна. Окончательно слетевшие с цепей Вэни, сожжённый безвозвратно клан Цзян — и их собственный, вместе с сотни другими, мелкими и незначительными — и бесконечная гора трупов. Что это было, если не конец?       …По крайней мере, его мальчики были живы. Они были живы, и могли собраться с ним вместе, в одном помещении, и под одной крышей. Этого хватало, чтобы быть благодарным.       — Но в каком направлении нам двигаться? — Лань Сичэнь растерянно мотнул головой, буравя сонным взглядом карту, раскинутую на столе. — У нас ни единого достойного… Оружия против клана Вэнь. Ни единого пути отступления, и уж точно ни…       — Отставь панику, — укорнул он его, слабо постучав по поверхности стола. — Война едва ли на своём рассвете. Прежде чем принимать решения, нужно набрать достойное количество информации — выяснить сильнейшие стороны остальных кланов, прийти в согласие с новыми союзниками. Вот и ключ. Тактики наступлений и отступлений на данный момент дело второстепенное, и явно временно являющееся ответственностью не нашего клана. Это не та борьба, которую стоит вести в одиночку. Ведь так, Ванцзи?       Лань Ванцзи, сидящий напротив своего брата, рассеянно кивнул. Его племянника от чего-то страшно расстроили новости о уничтожении клана Юньмэн Цзян — не то чтобы тот близко общался с его членами — и он то и дело терялся где-то у себя в голове, о чём-то напряжённо рассуждая.       — Ванцзи, — Лань Цижэнь повторно вздохнул. — Сосредоточься.       Его мальчики лишились… Многого. Их дом сгорел, хоть и не целиком, а отец погиб. Пускай они его едва ли видели — а Лань Ванцзи уж и подавно не помнил, да и знать не мог лица мужчины, ставшего причиной его рождения — мир их всё равно, до того беззаботный, перевернулся с ног на голову, не оставив места былому спокойствию.       Они не готовились к войне.       Он не готовил их к войне.       — Дядя.       — Да, Ванцзи?       — Каким образом ты спасся при пожаре?       Столь неожиданный вопрос прозвучал ударом хлыста по лицу, никак иначе.       Воспоминания кошмарного дня нахлынули на него вновь, вынуждая его инстинктивно ткань ханьфу где-то в области груди; там, где в вшитом кармане пряталось небольшое послание от Хань Туньчоу; ядовитое и острое, но всё же, его.       — Что за вопросы такие? — Сухо поинтересовался он. — Так же, как и вы.       Лань Сичэнь позабавленно дёрнул уголком губ.       — Ванцзи, дядя ещё не так стар. Уверен, ему хватило сил на такой подвиг.       Лань Ванцзи, однако, невпечатлённо уставился на дядю пустыми глазами, и ему не впервые подумалось — да, это ребёнок, определённо наказание, посланное ему Хань Туньчоу.       Настолько же, насколько и подарок.       — Ты сбежал, дядя? И неужто за тобой никто не гнался? Где прятался ты?       Лань Цижэнь, признаться, слабо помнил собственное спасение.       По словам старухи Сяньгуй, лекарки, в чьём доме он пробудился, Синли — таким она знала его Хань Туньчоу; мальчишкой бродячим заклинателем без потёртого прошлого и тёмного настоящего — увидев пожар, попытался помочь незнакомцам. Соответственно, та совершенно не подозревала кем был Хань Туньчоу в действительности, и какими техниками обладал. И он не стал её допытывать, хотя вопросов поднакопилось достаточно.       Как Хань Туньчоу оказался в Гусу Лань так быстро? Не мог он в действительности отозваться на его тихий вскрик! А если и так, то… Почему он пришёл вообще?       — В деревне Цайи, — односложно поделился он. — У старой знакомой.       Записка, оставленная Хань Туньчоу, написанная неизменным элегантным почерком, ответов не давало. Она и состояла-то из двух-трёх скомканных предложений, выдавленных, кажется, нехотя.       «В пылу момента мне, увы, пришлось использовать мою технику для ускорения твоего выздоровления. Ты волен мне не верить, однако, я уничтожил кровавые клетки перед своим отбытием — ты не находишься в опасности.»       И Лань Цижэнь верил. Действительно верил.       Но всё равно не понимал, почему он так поступил в первую очередь.       — Вэни обошли всю деревню. Почему не нашли тебя?       Лань Цижэнь почти обречённо простонал.       Он любил дотошность своего племянника, но не тогда, когда она касалась его. Ей было лучше быть направленной на обучение и остальных заклинателей.       — Ванцзи… Что-то не так? — Не выдержав странной натянутости, поинтересовался Лань Сичэнь. — Разве плохо, что дяде повезло?       — В Гусу Лань запрещено лгать, — холодно объявил он, складывая руки на груди.       …       Лань Цижэнь прикрыл глаза.       — Я не понимаю о чём ты, Ванцзи.       Лань Ванцзи, к сожалению, превосходно ощущал чужую ложь — и его, особенно. Но, в конце концов, как бы он доказал произошедшее? Никто ничего не видел, и так оно должно было и оставаться. Никак иначе. Он мог выпытывать ответов, но не имей он на руках доказательств, чего это стоило?       Лань Цижэнь никогда не планировал посвящать мальчиков в своё прошлое.       — Брат, в чём дело?       — Вэни твердили о дьяволе, расхаживающим по землям Облачных Глубин, — наконец, объяснился Лань Ванцзи, хотя глаза его по-прежнему буравили насквозь своего дядю. — Единственная причина, почему они выбрали развернуться и уйти посередине нападения, заключалась в том, что Вэнь Сюй увидел в огне мужчину с портретов своего отца.       Лань Цижэнь почти машинально оскалился.       Мужчину с портретов Вэнь Жоханя?! Хань Туньчоу не был мужчиной с портретов Вэней, он был—       — Дьявол? — Глаза Лань Сичэня загорелись странным пониманием. — Мы говорим о Циньгуань-ване?       Приторный титул Хань Туньчоу лишь ухудшил неподдельное раздражение, загоревшееся в груди Лань Цижэня. Он не знал какой идиот был ответственным за распространение этого имени, но звучало оно кошмарно, и совершенно не подходило Хань Туньчоу.       Сравнивать Хань Туньчоу с судьёй в Аду, ну и бред!       — Циньгуань-ван не появлялся в мире заклинателей уже несколько лет, — между тем принялся рассуждать Лань Сичэнь. — Стал бы он в действительности приходить на защиту нашего клана, и будь он некогда его частью, Ванцзи? Я не думаю, что… Что зная его историю, есть смысл предполагать подобное.       Лань Ванцзи молча поднялся на ноги.       Лань Цижэню наивно подумалось, что племянник просто уйдёт, как любил это делать, стоило ему устать от их компании — так было бы несомненно легче. Но вместо этого он подошёл к книжной полке, и вытянул оттуда один из кучи уцелевших свитков, вынесенных в роковой день старшим братом.       Когда он аккуратно раскатав бумагу, уложил его на стол, перекрывая тем самым карту, Лань Цижэнь машинально дёрнулся.       На пожелтевшей бумаге красовался тот самый портрет Хань Туньчоу, который Лань Цижэнь постарался спасти.       Его любимый.       На нём был изображён вовсе не Циньгуань-ван, известный большинству. Не усталый юнец, чьё лицо было искажено столь знаменательным шрамом, и извечной тоской. Не враг народа, гонимого толпой.       На нём был ещё юный Хань Туньчоу. Его А-Чоу.       Он хорошо помнил как рисовал этот портрет годы назад. Как они вдвоём разместились на полу их комнаты, и как Хань Туньчоу почти случайно ему улыбнулся — а улыбка это запечатлились на портрете мягким благословением, столь почитаемым Лань Цижэнем.       — Он спас тебя, дядя?       Лань Сичэнь, перехватив мысль своего младшего брата, тоже перевёл любопытный взгляд на дядю.       Казалось, разговор неизбежен.       Но если Лань Цижэнь и справлялся с чем-то хорошо, так это с побегами от правды.       — Раз тебе это так важно, то да, — недовольно согласился он. — Этот… Мужчина действительно был здесь в тот день.       — Вот как, — Лань Сичэнь прищурился. — Получается, он нам не враг?       Не то чтобы Хань Туньчоу вообще объявлял себя таковым. Его наименовали врагом сами заклинатели — а он и не стал спорить. Да и смысла возмущаться не было, в шуме ненавистников, голос Хань Туньчоу не имел никакой силы, и даже с Не Чжэяном, стоявшем на его стороне.       — Как ты верно подметил, Сичэнь, этот человек бывший член нашего клана, что никогда не являлось секретом, — попытался безразлично оправдаться он. — Полагаю, что ненависть его к Облачным Глубинам не так глубока, как мы подозревали. Возможно, им управляла сентиментальность.       Лгал он неприлично.       Он сильно сомневался, что в Хань Туньчоу оставалась хоть капля любви к их клану; и если уж быть искренним, он уже и не был уверен, что искренняя любовь к этому месту у него когда-либо была вообще — именно уважение и любовь, а не чувства долга, навязанное старейшинами.       — Это… Интересно. Наш клан привык считать его монстром… Кто бы мог подумать, что клан ему по-прежнему ценен?       — Так ценен, что спас он исключительно дядю, — вновь обмолвился Лань Цижэнь.       Странное раздражение в глазах младшего племянника резало ножом.       Он никогда не ссорился со своим любимым мальчиком, и до поры времён, они даже и не спорили толком. В последнее время же, он стал раздражительнее. А если и звучал спокойно, то вопросы его выводили из себя уже Лань Цижэня. Особенно, когда тот решил припомнить что-нибудь из чуши, которую нёс их временный ученик, Вэй Усянь.       Видите ли, он искренне не понимал, а почему Вэй Усянь ошибся, назвав их правила некорректными! Ведь кто определяет, что тоска — излишняя, и если тёмные пути можно использовать на благо, то почему бы не воспользоваться таким шансом! Лань Цижэнь едва выдерживал это.       — Я полагаю… Мы являлись… Хорошими друзьями в далёком прошлом, — добавил Лань Цижэнь, тянясь, чтобы замотать свиток назад. — По этой причине он спас меня. Я не думал, что это вызовет вопросы — мы даже не переговорили лично, я был без сознания.       Но, конечно, теперь-то, всё это выглядело очень и очень странно — будто он что-то прятал! Осуждение в мягком взгляде старшего племянника так и кричало о том, что он что-то сделал не так!       И прятать у Лань Цижэня было что, но не это — точно.       — Дядя, я ведь не ошибусь, если скажу, что господин Хань… — Лань Сичэнь тут же оссёкся. — Я имел в виду, Циньгуань-ван, ненавидит Цишань Вэнь? Ведь первоначально он решился статуса члена нашего клана и не за методы самосовершенствования, а за идею о мести этой семье, так?       Историю Хань Туньчоу мало обсуждали в мире заклинателей. О нём едва ли писали в учебном материале — в их клане, уж точно — а если и упоминали, то исключительно из-за метода его культивации; никогда из-за причин произошедшего. Трагедия семьи Хань давно поблекла в воспоминаниях старшего поколения, и совсем не отложилось в голове нового.       — И да, и нет. Так или иначе, месть Цишань Вэнь самая запоминающаяся часть его истории, поэтому ты не ошибся, — Лань Цижэнь потёр переносицу. — Смерть бывшего главы клана, двух его старших сыновей и ряда военных под их попечением действительно было дело рук Хань Туньчоу.       Лань Сичэнь задумчиво кивнул.       — Я прекрасно понимаю, что прозвучу несколько сомнительно, но, дядя… Циньгуань-ван, вероятно, сильнейший существующий заклинатель на данный момент. Его ненависть к клану Вэнь — возможный залог нашей победы в этой войне. Если бы мы могли привлечь его к происходящему, то сильно бы выиграли в этой борьбе.       Лань Цижэнь задумывался об этом тоже.       Понимал, что с силами Хань Туньчоу, война, вероятно, закончилась бы в два раза быстрее, и определённо в их пользу.       Но согласился бы Хань Туньчоу им всем помогать? Вряд ли. Он и войны в своё время не переносил на дух.       — Я думаю, происходящее в нашем мире ему глубоко безразлично, — искренне пожал плечами он. — Идея не плохая, Сичэнь, но вряд ли он заинтересован в подобном. Его извечное уединение от заклинательского мира лишь доказательство этому.       — Он предупреждал, — вдруг холодно бросил Лань Ванцзи.       — Что?       — Если бы господина Ханя послушали тогда, произведи мир суд над Вэнями в тот год, разве происходило бы в мире то, что происходит сейчас?       Лань Цижэнь болезненно стиснул челюсть.       Он знал, что с этим нельзя не получалось спорить — просто не поворачивался язык. Ведь, в конце концов, так оно и было: никто не удивлялся внезапной войне, потому что они уже были свидетелями похожего поведения Вэней. Эту историю они знали от начала до конца, и некогда принимали в ней участие лично.       Хань Цзуньюн, Гу Юнлэ, Не Чжэян являлись лишь парой имён из бесконечного списка жертв этого клана.       Но остановись они тогда, на первых двух, и не закрой они глаза за чужую трагедию… Возьми они под контроль Вэней после смерти главы семейства и его сыновей, когда Вэнь Жохань несмотря на все свои таланты и изворотливость, был всего лишь недоросшим мальчишкой, впервые вставшим за штурвал ничего бы из этого не происходило сейчас.       Куда не переверни страницу книги, а всё всё равно возвращалось к одному человеку.       Хань Туньчоу.       Лань Цижэнь не знал испытывал ли тот наслаждение от происходящего или нет, но, может, это и был его финальный акт мести — правосудие, произвездённой их же рукой.       — Ванцзи, что на тебя нашло, в конце концов? Услышь тебя сейчас старейшины, тебя бы незамедлительно обвинили в предательстве нашего клана, — Лань Ванцзи, однако, не отозвался, продолжая дяде продолжить. — Да, ненависть Хань Туньчоу была оправдана, но его методы отнюдь нет. То, что он творил было чистой воды безумием. Чего стоили только оторванные глаза близнецов Вэней?       Хотя Лань Цижэню сложно было испытывать сочувствие к ним.       К тому же, это пожалуй стало пиком жестокости Хань Туньчоу.       Вэнь Минлян отрезал себе голову в приступе искажения ци, и это было ужасно, но не слишком кровожадно. Многочисленные солдаты, которых он убирал один за другим, взрывались на своих местах от манипуляций их организмов — кроваво, но несомненно быстро, недостаточно, чтобы действительно назвать то пыткой. Вэнь Жохань и вовсе щеголял живым, хоть и явно сошедшим с ума окончательно.       Хань Туньчоу отыгрался исключительно на двух юнцах.       Он не знал почему, впрочем.       — Достаточно с нас обсуждений былых дней, — вежливо откашлялся Лань Сичэнь, явно желая прервать некомфортную обстановку между членами семьи. — У нас есть проблема поважнее. Давайте всё же вынесем потенциальное сотрудничество с Циньгуань-ваном позже, когда будем сотрудничать с остальными заклинателями. Сейчас же, будем реалистами.       Он благодарно кивнул ему. Лань Ванцзи, кажется, тоже сдался — криво дёрнул плечом, но всё же обратил внимание на брата. Тема, кажется, казалась закрытой.       По крайней мере, временно.       Ибо подсознание Лань Цижэня кричало, что на этом их встречи с Хань Туньчоу вовсе не закончились.