Песни осеннего плеса

      — Рассказ.       Лань Цижэнь едва не опрокинул на себя порцию вечернего чая с ромашкой.       Крошечный, но уже такой невозмутимый Лань Чжань, смотрел на него из-под нахмуренных бровей. И появился он у него за спиной с требовательным вопросом почти из ниоткуда — маленький кошмар, никак иначе. Лань Цижэнь, может, был и не так стар, чтобы свалиться где-то с сердечным приступом, но такими-то темпами…       Позади младшего брата, из-за двери высунулась голова хихикающего Лань Хуаня.       — …Что, прости?       Семилетний сяо Хуань вместе со своим братом, сяо Чжанем, в основном росли под присмотром старейшин, пока сам Лань Цижэнь не покладая рук работал над кланом. В основном, потому что чем старше становились мальчишки, тем дольше им разрешали оставаться под его присмотром; сейчас только по выходным, но ещё несколько лет — и они окончательно поселяться под его крышей.       Это была отличная новость. Лань Цижэнь любил своих мальчишек больше всего на свете.       И в мире, где у него не осталось совсем ничего, кроме бесконечных обязанностей, его племянники являлись единственным лучиком солнца.       Чего стоил только один Лань Чжань!       Ах, маленький Лань Чжань… Он был словно приятным воспоминанием о лучших днях, как бы плохо это не звучало.       — Рассказ, — упрямо повторил мальчишка, дёрнув кончиком носа. — Хочу.       — Дядя, А-Жань просит тебя рассказать сказку, — прикрывая улыбку за ладошкой, откашлялся Лань Хуань.       — Ах, так вот оно что…       Лань Цижэнь тяжело вздохнул, автоматически проходясь ладонью вдоль бородки.       Не то чтобы он рассказывал сказки. В основном, истории из прошлого, которые так боялся забыть, и которые больше никто слушать не захотел бы. Мальчикам нравилось, по крайней мере.       Взгляд его пополз со стопки незавершённых документов на серьёзного Лань Чжаня, прожигающего его убийственным взглядом.       И сдался.       Разогнув больную спину, Лань Цижэнь торопливо поднялся со своего места, и подхватив маленького племянника на руки, двинулся к двери чужой спальни. Лань Хуань, смекнув что к чему, тут же нырнул назад в помещениe, и поторопился забраться под одеяло.       Лань Хуань явно был уже не в том возрасте, чтобы забавляться детскими историями, но он всё равно из раза в раз заинтересованно вслушивался, порой ложаясь на живот, и начиная мотать ногами в воздухе, размышляя, кажется, о чём-то своём — ужасно мечтательный, ничего не скажешь.       Лань Цижэнь знал, что ему следовало быть с ними построже — с обоими, хотя Лань Чжань, пожалуй, был и строже него самого — но почему-то у него никогда это толком не выходило.       — Хочу рассказ про дядю, — вынес свой ужасно важный вердикт Лань Чжань, стоило ему оказаться усаженным на кровать.       — Про меня? — Удивился он.       Лань Чжань недовольно запыхтел, начиная поправлять налобную ленту.       Взгляд его был таким знакомым, что он почти мог услышать усталое «Ваньмэй, серьёзно?» у себя в голове.       — Нет. Другого.       — О чем ты говоришь, дитя? У тебя больше нет дядь, — поспорил в ответ Лань Цижэнь.       — Дядя. Из рассказов.       А. Он имел в виду Хань Туньчоу.       Точнее, конечно, Лань Чжань знать не мог, кем являлся Хань Туньчоу, и что его любимые сказки были отрывками из жизни того. Для мальчиков, главный герой сказок был выдуманным — как и сами истории.       Для Лань Цижэня эти истории были… Всем.       — Не говори об этом при старейшинах, — чуть пораздумав, предупредил Лань Цижэнь. — Я не должен баловать вас подобным, а у тебя и дядь-то больше нет, кроме меня. Им это совсем не понравится.       — Мгм.       — …       Лань Цижэнь мягко вздохнул, потрепав румяного племянника по щеке. Вечно такой собранный, хмурый, и совершенно не такой мягкий и нежный, как его старший брат. В самом деле, ему порой казалось, что сяо Чжань его бесконечно осуждает за каждое движение — даже если осуждать-то толком было и не за что.       — Про что я рассказывал вам прошлый раз?       — Дракон.       Чего-чего?       Он беспомощно уставился на Лань Хуаня. Тот невообразимым образом умел без лишних слов понимать младшего брата, по одному лишь пыхтению того.       Лань Цижэнь почти завидовал. Они с Лань Люцином и взрослыми никак не смогли поладить — их редкие встречи по делам клана больше напоминали разговор чужаков, и он не помнил, когда называл его в последний раз братом, а не по титулу.       Не то чтобы сильно хотелось ассоциироваться лично с этим мужчиной.       — Дядя рассказывал как герой из сказки столкнулся с демонической ящерицей, похожей на дракона.       — А, — он потёр лоб.       Значит, он рассказывал о победе Хань Туньчоу на охоте у Вэней, когда им было по пятнадцать. Пожалуй, можно было сегодня вынудить из памяти что-то из воспоминаний о уже шестнадцатилетнем Хань Туньчоу.       — Что ж… Тогда, сегодня я поведаю вам о том, как наш герой однажды разнял двух очень влиятельных заклинателей. Жил-был самый впечатлительный клан, пугающий и…       Он не закончил предложение.       Лань Чжань вдруг нахмурился пуще прежнего, и запыхтел очень громко, да так, что проигнорировать не получалось.       — …Что-то не так, сяо Чжань?       — Имя. Личность.       Что?       Лань Цижэнь заморгал.       — А-Чжань говорит, что он устал от однотипных пересказах достоинства протагониста, — вновь выручил старший Лань. — Он хочет узнать как его зовут и какой он человек.       Ах.       Его мудрый племянник.       — …А-Чжань, это всего лишь сказка, — примирительно солгал он. — Это выдуманный персонаж, у которого нет ни имени, ни близких. Понимаешь?       Лань Чжань покачал головой.       …И молча повернулся к нему спиной, укладываясь полноценно на подушку.       Лань Цижэнь едва не удавился скандальным вздохом — его сейчас проигнорировал собственный племянник?       Не зная плакать, смеяться или ругать независимого малыша, он потёр переносицу.       — Тебе надо поработать над своим темпераментом, Лань Чжань. Это никуда не годится. Где твои манеры? И как ты ведёшь себя при старших?       Ответом послужило упрямое молчание.       — Продолжишь в том же духе, и я перестану забирать вас на выходные.       — Мгм.       …       Лань Цижэнь вздохнул.       Он даже не мог злиться на этого ребёнка, ей Небожители!       Встав, и предварительно расправив подолы ханьфу, он направился к выходу из спальни. Не сюсюкаться же с этим дитя, в конце концов.       — Спокойной ночи.       Правда, едва он склонился над свитками, как дверь спальни мальчиков снова неприятно скрипнула, являя чуть более серьёзного и задумчивого Лань Хуаня, поглядывающего на дядю с любопытством. Хоть до звона колокола оставалось ещё полчаса, Лань Цижэнь все равно его едва слышно укорнул:       — Ты уже должен видеть седьмой сон, Лань Хуань.       — Дядя.       — Что такое?       — Не злись на А-Чжаня.       Выражение лица Лань Цижэня непроизвольно смягчилось.       — Я не злюсь на него. Но ему стоит поработать над своим терпением. Излишняя эмоциональность ему не поможет.       Лань Хуань переминулся с одной ноги на другую, и затеребил кончик своей косы.       — Мы… Дядя, мы просто видим, что истории, которые ты рассказываешь — не совсем уж сказки. А А-Чжань не любит когда ему лгут.       Ох.       Какие его племянники, однако, были проницательными.       — Что за ерунда?       — Не злись, — опять мягко повторил Лань Хуань. — Я даже сначала об этом не задумывался, но потом А-Чжань натолкнул меня на мысль, что это всё звучит правдиво… И потом я наткнулся на портреты мужчины в твоей спльне, и…       — Лань Хуань! — Он невольно поднял на племянника голос. — Ты заходил в мою комнату без спроса?       — Ой.       Лань Цижэнь устало потёр лицо.       Хань Туньчоу он рисовал часто. С долей помешанности. Боялся забыть его лицо со временем, наверное. Уже забывал. Но никто не должен был об этом знать.       — Лань Хуань, я ожидал от тебя большего, — отчитал он устало. — С количеством работы, которое я делаю для этой семьи, разве это сложно — просто вести себя нормально и не расстраивать меня?       Лань Хуань очень долго молчал, а затем, с долей искреннего сожаления, поднял на него мягкие карие глаза своего отца.       — Это правда было случайно, дядя. Но я не буду оправдываться. Мы просто волнуемся за тебя.       Они? Волнуются за него?       Разве это не его работа?       За него… За него никто не волновался вот уже семь лет, с тех пор, как Хань Туньчоу ушёл.       — Никогда больше не вспоминай об этих портретах, — холодно приказал Лань Цижэнь.       — Но дядя!       — Я в порядке. Ступай, Лань Хуань. А завтра отпиши правила клана снова, раз ты не можешь запомнить, что нарушать личные границы людей — это плохо.       Лань Хуань почти обиженно вздохнул, но всё же, послушно кивнул.       — Да, Дядя. Спокойной ночи.       Он ему толком не ответил.       Лишь после звона колокола, Лань Цижэнь прошёлся по кроватям племянников, и поочередно поцеловал их во лбы, поверх налобных лент.       Он скучал. Он страшно скучал.       И сомневался, что когда-нибудь перестанет.       Но… Может быть не так уж и плохо всё было, раз племянники оставались с ним, и даже несмотря на все ошибки его воспитания, выбирали за его волноваться?