Песни осеннего плеса

»…Я теряю надежду. Хань Туньчоу, я не знаю к кому воззвать, чтобы вернуть тебя старого. Почему ты так отчаянно желаешь ускользнуть из моих рук?»

— Корреспонденция между Лань Цижэнем и Хань Туньчоу, так и не отправленная адресату.

***

      — Вы, должно быть, шутите! Сколько ещё вы будете проявлять полное безразличие к сложившейся ситуации?       Лань Цижэнь прошёлся пустующим взглядам по разноцветным фрескам, украшающим стены дворца Вэней. Едва заметно поджал губы, и потянулся к чашке с водой, которую доливал уже в шестой раз с начала сего мероприятия.       Жизнь и без того отказывалась быть к нему милосердной в последнее время, но экстренное собрание глав сект в Цишане явно превышало все лимиты жестокости.       — Прошу прощения, — Цзян Фэнмянь откашлялся, — но что же вы хотите, чтобы мы сделали?       — Ага, вот именно! — Цзинь Гуаншань, явно ждавший, чтобы хоть кто-то заговорил, дабы начать выпускать яд, оживился, отлипая от чарки вина. — Раз уж наши любимые и родные Вэни не могут найти этого поганца, то с чего бы нам, низким и недостойным солнца кланам знать что делать? Нет его нигде и нет — что ж вы заладили, в конце концов? Ей Небожители, будто он вам сто золотых монет задолжал.       Хань Туньчоу был… Неуловим. И это было странно.       Лань Цижэнь руку на отсечение готов был дать, что Цансэ Саньжэнь и Вэй Чанцзэ его всё же отыскали. Так как же так выходило, что они сумели, а весь остальной заклинательский мир не смог?       …И попытайся он лично найти Хань Туньчоу, то получилось бы у него?       — Моя младшая сестра безвозвратно пропала, — с холодной улыбкой начал перечислять Вэнь Жохань, складывая руки замком на столе. — Мои братья исчезли следом. Мой отец погиб. Что ещё Хань Туньчоу должен сотворить, чтобы вы приняли тот факт, что он не безопаснее бешеного пса?       Справедливости ради, Лань Цижэнь сильно сомневался, что потерю младшей девочки стоило вешать на Хань Туньчоу. Она пропала практически сразу после смерти Хань Цзуньюн — как бы его бывший друг силён не был теперь, тогда он скорее всего обессиленно полз по Цайи, в лучшем случае.       Все остальные? О. Определённо его рук дело.       — Ого, — скучающе вторгся в разговор Не Чжэян. — Так теперь, подозрительное искажение ци — это не естественная смерть, как в случае моих родителей, а убийство?       Вэнь Минлян погиб совсем недавно.       По официальной версии, он отдыхал в собственных покоях, в компании любимых музыкантов — так он развлекался после рабочих дней — когда его настигло искажение ци. Словно обезумев в одночасье, он едва не накинулся на ни в чём неповинных слуг, и пока из рта его текла кровь, Вэнь Минлян, словно гоняясь за невидимым соперником, обнажил свой меч, и обезглавил себя же.       К тому времени, когда Вэнь Жохань подоспел на помощь отцу, его голова уже катилась вниз к его ногам.       — Причастность нашего милого Хань Туньчоу нельзя отрицать, — напрочь проигнорировав его, продолжил Вэнь Жохань. — Папа был здоровее быка, да и техники нашего клана физически не позволяют нам становиться жертвами искажения ци, как тех, кто к ним привержен по природе своей. Вы, стало быть забываете, что Хань Туньчоу — дитя клана Гусу Лань. Музыка одно из его главных оружий.       Жаль, что вода в его бокале не являлась вином. Слишком много времени прошло с тех пор, когда он последний раз принимал алкоголь.       — Ну ни гуя себе, — присвистнул Цзинь Гуаншань. — Это в какой главе святоши делились баснопениями по убийству остальных заклинателей? Мне аж снова захотелось на месяц в Облачные Глубины!       — Ни для кого не секрет, что Лань Ань слыл всяким, — Вэнь Жохань перевёл ядовитый взгляд на Лань Цижэня. — Я уверен, что в запретных секциях может найтись много интересного, недоступного нам с вами, господа.       Глаза остальных глав машинально полоснули Лань Цижэня изучающим взглядом.       Вэнь Жохань уже приезжал в Облачные Глубины на следующий день после смерти отца, разъярённо требуя показать ему всю библиотеку. Лань Цижэнь, в отличие от Лань Люцина, который на его месте уж точно пустил бы этого гадёныша внутрь, только безразлично моргнул, да вежливо послал его на четыре стороны.       Не собирался он плесать под дудку зазнавшегося павлина. И уж точно не планировал способствовать разрушению и без того испорченной репутации Хань Туньчоу.       Вэнь Жохань, уходя, пообещал, что в следующий раз, когда нога члена семьи Вэнь ступит в Облачные Глубины, то библиотека эта непременно сгорит дотла. Угроза Лань Цижэню показалась потешной, и он помычал приличия ради в ответ, прежде чем запереть врата за уходящим заклинателем.       — Наличие запретной секции на территории Облачных Глубин является несомненно увлекательной теорией, но ни разу никем не подтверждённой, — отозвался холодно Лань Цижэнь. — Если же Хань Туньчоу брал дополнительные уроки за пределами наших классов, то, увы, то не моя ответственность. Ничего подобного мы при обучении не практикуем.       В самом деле, запертная секция, конечно, имелась. И Хань Туньчоу ошивался там постоянно в старые-добрые времена.       Слывший большим фанатом Лань Аня, Хань Туньчоу то и дело сыскивал отовсюду его забытые трактаты, переводил и приводил в порядок свитки — многое из заново им найденного в последствии было добавленно в общую систему образования. Но на памяти Лань Цижэня ничего запрещённого там не было.       Может быть, конечно, Хань Туньчоу изобрёл что-то своё. Такое вполне могло произойти — его музыкальный талант был уникальным, в конце концов.       — И всё же, что это, если не карма? — Не Чжэян откинулся на спинку стула. — Ваша семья отняла у этого ребёнка всё. Почему он должен быть лишён права на отмщение?       Поддержка господина Не — самого правильного и морально высокого человека в обществе — Хань Туньчоу по-прежнему казалась Лань Цижэню самым странным итогом их случайного пересечения в лесу, на горе Дафань. Ведь даже он не мог поддержать идеи Хань Туньчоу! С чего бы Не Чжэяну это делать? Неужто, его ненависть к Вэням настолько сильна, что и павший столь низко Хань Туньчоу ему годен в друзья?       — То, что он творит — это выходит за рамки мести! Убийство моих членов семьи, моих слуг и солдатов — это геноцид.       — А уничтожать последних членов семьи Ханей геноцидом не было? — Не Чжэян закатил глаза. — Право, Вэнь Жохань, чего ты от меня ждёшь? Состраданий людям, что отняли жизни других? Раз получили то, чем одаривали годами остальных — и теперь на, всем жертвам жертвы!       Произошедшее с членами семьи Хань в приличном обществе не обсуждали, предпочитая умалчивать неприятные детали. Неосознанно, слетев с катушек, Хань Туньчоу дал им волю забыть об истинной причине происходящего и вовсе — ведь кто хотел сочувствовать убийце?       Лань Цижэнь чувствовал себя мерзко, когда сливался с остальной толпой.       — Так может это вы его сообщник, господин Не? — Ловко переменил тему Вэнь Жохань. — Может, это именно вы прячете его от суда?       — Прячу? — Не Чжэян насмешливо дёрнул бровью. — Вэнь Жохань, в этом мире мне некого бояться, и такого жалкого человека вроде тебя — уж тем более! Будь я действительно в сговоре с ним, то и скрывать не стал бы.       Тут и поспорить не удавалось.       Поэтому все любопытные взгляды тут же переползли на Лань Цижэня. Все присутствующие хорошо помнили о том, что эти двое некогда были не разлей вода, и теперь, ища возможных помощников Хань Туньчоу, не могли не подозревать именно его.       Лань Цижэнь понимал почему так. Вот только Хань Туньчоу он не видел уже давно, и своего — уж тем более.       — Ерунда. Я не поддерживаю убийства людей, — холодно присёк рассуждения он. — Хань Туньчоу лишился статуса члена моей семьи в день, когда отрёкся от единственной верной тропы самосовершенствования. Этот человек мне никто.       Благо, в купе с его ныне хорошей репутацией и уважением в обществе, никто даже не решился засомневаться в его словах. Лань Цижэнь не знал почему это ранило его лишь сильнее — разве не хотел он соответствовать ожиданиям остальных?       — Послушайте, послушайте! А может, это Вэнь Жохань его сообщник? — Ни с того ни с сего воодушевился Цзинь Гуаншань. Когда все вопросительно на него покосились, он тут же энергично затряс кубком вина, и продолжил: — Ну-ну, что за взгляды? Подумайте сами! Во-первых, Вэнь Жохань же без ума от этого… Ну, этого, как его звали?       — Хань Туньчоу, — неловко закашлялся Цзян Фэнмянь.       — Да-да, вот от него! Да он и сейчас от него в восторге! — Вэнь Жохань попытался перебить его, да только Цзинь Гуаншаня было уже и не заткнуть. — А ещё, сами подумайте: все преступления Хань Туньчоу очень удобны Вэнь Жоханю! Сгинули его братцы, прямые наследники… Люди, из-за которых он никогда бы не смог стать главой клана! Потом папаша, который, видит Будда, дожил бы и ста лет! А вот Вэнь Жохань почему-то живее всех живых, щеголяет где попало! Разве не одни удобства ему от этих смертей, а?       Какой кошмар.       Это даже звучало реалистично.       Лань Цижэнь понимал, что теория это бредовая, но замечание Цзинь Гуаншаня было подозрительно занимательным. Ведь это было странно. Вэнь Жохань единственный из всей семьи остался живым, да ещё и неплохо обустроился, заняв трон отца.       Почему Хань Туньчоу ещё не убил его? Неужели, оставил его на десерт?       — Твоя сумасшадшая теория, Цзинь Гуаншань, говорит больше о тебе, чем обо мне, — закатил глаза Вэнь Жохань.       Дабы избежать начала очередного конфликта между этими двумя, Цзян Фэнмянь решил влезть в разговор:       — Я, признаться, не думаю, что у господина Ханя есть союзники среди нас. Подумайте сами, у него в рукаве припрятан гораздо более полезный трюк — методы заклинательства, о которых мы ничего не подозреваем. Сами подумайте. Мы до сих пор не знаем на что именно он способен.       И правда. Это напрягало даже Лань Цижэня.       — У кого-нибудь есть догадки, или…       Едва продолжение было озвучено, как массивные двери центрального зала распахнулись с напрягающим грохотом, пропуская внутрь до ужаса взволнованную помощницу Вэнь Жоханя, что в руках придерживала разорванное письмо и резьбовую шкатулку из тёмного дерева.       — Господин Вэнь… С-срочная посылка.       — Что там, в конце концов? — Раздражённо покосился он, выхватывая из её рук и письмо, и шкатулку. — Он опять?       Та нервно кивнула.       Вэнь Жохань прошёлся взглядом по записке, и всякая раздражительность его спала, сменившись то ли удивлением, то ли ужасом. Медленно сложив записку вдвое, он протянул её назад, к помощнице:       — Сожгите.       Однако та перехватить её не успела — Не Чжэян, явно устав от странного поведения Вэнь Жоханя, ловко выхватил письмо. Заклинатели с интересом следили и за его реакцией, но в его глазах всплыла лишь странное, животное наслаждение.              — Вот оно как, — протянул он. — И что же в шкатулке, Вэнь Жохань?       — Я не думаю, что это хорошая идея, — спокойно отозвался тот, натягивая вежливую улыбку.       — О, не время беспокоиться о плохих идеях. Открывай.       Вэнь Жохань заскрипел зубами.       Ровно столько же, сколько он теперь считал Хань Туньчоу прямой угрозой его существованию, он боялся и Не Чжэяна. Понимал, что пока тот живой, он не способен жить спокойно и независимо.       И потому даже в полном раздражении, повиновался.       Из открытой шкатулки завеяло гадким, хорошо узнаваемым запахом крови и смерти. Вэнь Жохань и взглядом не повёл от увиденного там, хотя это было очевидно — приятного там было мало.       Лань Цижэнь не удержался, и приподнявшись из-за своего места, склонился над шкатулкой. И тут же обомлел.       В шкатулке покоились две пары вырванных, алых глаз.       Его страшно затошнило, и он, напрочь позабыв о манерах, резко потянул руку вперёд, чтобы захлопнуть звонко чужую шкатулку. Он знал, что Вэнь Жохань пристально наблюдал за его реакцией, упиваясь увиденным, но не смог сдержать отвращения.       — Ну? — Нетерпеливо зевнул Цзинь Гуаншань. — Что там такое?       Не Чжэян протянул записку в руки растерянному Цзян Фэнмяню.       — Твоим братьям явно понравились мои глаза в нашу последнюю встречу. Иначе зачем иначе они так отчаянно попытались их вырезать? — Зачитал он, и в голосе его заплясала искренняя растерянность. — Эм… Кхм. Увы, тебя лишили такого подарка. Зная о твоей страсти к украшениям, я не мог пройти мимо. Твои братья, Вэнь Жохань, были очень рады помочь.       Не просто глаза, а глаза убитых близнецов. Какая… Вопиющая жестокость.       И это действительно творил его А-Чоу? Мальчишка, настолько добрый и вежливый, что пугая случайно животных на улицах, извинялся перед этими ничего не понимающими созданиями?       Что с ним, в конце концов, стало? Почему он поступал так? Зарывал последние крохи шанса на восстановление своей репутации, и опускался до уровня самих Вэней?       Почему просто не мог вернуться с ним, в Облачные Глубины?!       — Теперь вы понимаете о чём я говорю? — Ничуть не растерявшись, поднялся на ноги Вэнь Жохань. — Хань Туньчоу вовсе не забавная тема для обсуждения на досуге. Он — кошмар. Кошмар, с которым мы должны бороться.       Но оставшиеся заклинатели лишь удивлённо покосились на стол. Одинаковая жестокость Вэней и Хань Туньчоу явно потрясла их до глубины души, и от того, речь нового главы клана не возымела должного эффекта.       Лань Цижэнь, впрочем, не сомневался — охота на Хань Туньчоу начиналась с этого самого момента.

***

      — Я не уверена, что… Послушайте, я не думаю, что могу.       Лань Цижэнь уставился на свою невестку со стремительно закипающим раздражением в глазах.       — Ну и что это должно значить? — Лань Ляодин отвернулась к окну. — Вы прекрасно знаете, что мне пришлось повозиться, чтобы заставить старейшин позволить вам увидеть это дитя хоть на короткое мгновение. А вы отказываетесь брать его на руки?       — Да не могу я! Не могу! У него глаза вашего брата!       Лань Цижэнь несдержанно зашипел.       Не было у него сил разбираться с Лань Люцином и его частью семьи, совсем не было.       — Да, — согласился он, не пытаясь спрятать пренебрежение на кончике языка. — У него глаза мужчины, что испортил мне всю жизнь, и нос женщины, которая продолжает добавлять мне проблем. И что прикажите делать теперь мне, а? А?!       Он не хотел — да и права не имел — срываться. Но что-то окончательно внутри него затрещало по швам, и он беспомощно пнул низкий столик, позволяя голосу взлететь выше, а словам сделаться осторее.       — Ненавижу! Вас обоих ненавижу! Что этого идиота, неспособного столкнуться с реальностью происходящего, что вас! Я не должен был проводить свою молодость так, не должен был! Я… Вы отняли у меня всё! Эта семья забрала моё детство, отрочество. Мою любовь! И даже свободу! Почему вы с Лань Люцином не можете просто взять и убить самих себя?!       Его крик зазвенел по округе эхом, и он от этого же крепко зажмурился, хватаясь за волосы.       Когда он распахнул глаза вновь, комната, в которой он стоял — пропала. Не было ни домика мадам Лань, ни её самой — он просто стоял в совершенно пустом пространстве.       А обернувшись, столкнулся с хорошо знакомой фигурой. И внимательными серыми глазами, оглядывающими его из-под полуопущенных ресниц.       — Хань Туньчоу? — С тревогой уточнил он, ожидая неизвестно чего.       Он, конечно, спал. Иначе и быть не могло.       Тревоги его дней вновь отразились на качестве его снов, и вот, недавний разговор с беременной невесткой о том, что она страшно боится будущего дитя — боится, что он станет копией отца; характером и лицом, не важно — возник в его голове снова. В реальности он сумел совладать со своим истеричным порывом, спокойно объяснив при этом Лань Ляодин, что Лань Хуань будет в первую очередь её сыном.       Во сне же можно было и не лицемерить. Разрешалось ненадолго позволить себе представить, что он имел право быть честным, а его всепоглощающее раздражение к окружающим его людям можно было выражать открыто, не через тихие вздохи.       — Хань Туньчоу, поговори со мной, — Лань Цижэнь криво подался вперёд, хватая его за рукав. — Хотя бы здесь не молчи.       — Я не молчу, — захрипел в ответ тот, и его скучающие глаза заинтересованно оглядели пальцы Лань Цижэня, смыкающиеся вокруг его запястья. — Ты просто меня не слушаешь.       Снился ему Хань Туньчоу постоянно. Ежедневно.       И будь сон не про него, он умудрялся появиться где-то позади. Мелькнуть в отражение зеркала или за чужим окном.       Лань Цижэнь подозревал, что в образе ушедшего возлюбленного, мозг ему подсосывал голос совести. Чуть реже — поддержки.       Он не знал в чём нуждался сильнее, в конце концов: в горькой правде, которую никто бы ему и не сказал, кроме Хань Туньчоу, или мягкого успокоения без лишних упоминаний его очевидных провалов.       — Не ругай меня, — взмолил Лань Цижэнь, потерянно вжимаясь лбом меж его острых ключиц. — Пожалуйста, ну только не ты.       — Да разве я когда-нибудь тебя ругал? — Хань Туньчоу неуверенно приобнял его в ответ.       — Ругал! Там в лесу ругал.       Стоило этим словам слететь с его языка, как он тут же пристыженно замолчал.       Лань Цижэнь знал, что Вэй Чанцзэ тогда не ошибался, говоря, что семья Хань изначально не имела ни выбора, ни шанса быть спасёнными. И что в этом виновата была исключительно его семья.       Солгав заклинателям, подставив Хань Туньчоу, и поддержав лживую историю Вэней, Лань Цижэнь только предал то, что любил.       Но что ему ещё оставалось делать? Он и клан предать не мог.       Как же он мог выбрать обоих, не потеряв при этом ничего?       — Помоги мне, — прошептал он едва слышно. — Скажи мне что мне сделать.       — Ваньмэй, как я могу тебе помочь? — Его ладонь скользнула вдоль макушки Лань Цижэня. — Я всегда советовал тебе одно: делать то, что считаешь правильным.       — И что мне делать, если наше с тобой правильное… Оно совсем не сходится? — Просипел он, беспомощно скомкав меж пальцев белоснежную ткань чужого ханьфу. — Что тогда? Как мне быть?       Как быть нам?       Ведь Лань Цижэнь мечтал о будущем для них двоих, но получалось всё наоборот. И он теперь невольно сомневался, хотел ли такого будущего для них Хань Туньчоу. Возможно, что уже и нет. Возможно, он в нём давно разочаровался.       — Так бывает, — голос Хань Туньчоу зазвучал расстроенно. — Ты не можешь заставить меня идти против того, что я считаю правильным для себя. Так же, как и я не могу принуждать тебя отвернуться от твоих идеалов.       Он не ошибался.       Хань Туньчоу шёл напролом, поступая так, как считал правильным. Его поступки напрягали Лань Цижэня, и напрочь шли в разрез с его собственным моральным компасом, но… И что тогда? Что тогда, если Лань Цижэнь своими поступками — тем же сокрытием правды о смерти Хань Цзуньюн и Гу Юнлэ — противоречил уже идеалам Хань Туньчоу?       Лань Цижэнь не считал, что имел другого выбора. Что иначе поступить просто не мог.       Но если так подумать, разве был выбор у Хань Туньчоу? Что он мог сделать в сложившейся ситуации, кроме как умереть?       Никто из них не нашёл должного лекарства.       Искажённое заклинательство оказалось единственным возможным выходом.       Но и если бы, в конце концов, тот вылечился как-то иначе, то разве вернулся бы в клан как ни в чём не бывало? Смог бы попросту игнорировать существование Вэней, зная что те учинили перед его глазами, с ним и его семьёй?       — А-Чоу, я не хочу быть твоим врагом, — Лань Цижэнь позорно ощутил как заслезились его глаза.       — Я никогда не буду считать тебя своим врагом, Ваньмэй.       — Но мне придётся считать тебя своим.       Хань Туньчоу вздрогнул.       — Я просто хочу, чтобы мы снова были плечом к плечу, а не стояли напротив друг друга, — Лань Цижэнь прошёлся ладонями по его спине, останавливаясь на лопатках. — Я не знаю что мне нужно сделать, чтобы вернуть всё назад. Чтобы… Чтобы вернуть нас. Я просто хочу снова просыпаться с тобой в одной кровати, ходить на занятия, и сидеть в библиотеке — больше ничего. Это так много? Так сложно?       Почему это происходило с ними?       Разве они ужасно провинились перед богами? Разве желали кому-то зла?       — Ваньмэй, — тихо, едва слышно позвал Хань Туньчоу.       Лань Цижэнь вынужденно отстранился, поднимая глаза на возлюбленного.       Хань Туньчоу, его любимый Хань Туньчоу — и неважно, что юное и мягкое лицо сделалось грубее, и исказилось шрамами — улыбался. Так же нежно как и всегда.       Словно не было леса, не было Вэней.       Не было ничего.       — А-Чоу.       Дыхание перехватило, и Хань Туньчоу потянулся вперёд, чтобы незаметно его поцеловать в уголок губ, едва ощутимо.       — Ваньмэй.       — Не оставляй меня, — Лань Цижэнь не сразу понял, что плакал. — Пожалуйста.       Улыбка на чужом лице тут же дрогнула. Он зажмурился, столкнул их лбами, и вновь прошептал:       — Ваньмэй. Пора просыпаться.       И прежде чем его истерика достигла апогея, он очнулся.       За окном звенели колокола, уведомляющие о времени подъёма.       Его половина кровати — кровати внутри новой комнаты, — вновь была пустой. И холодной.       От Хань Туньчоу не осталось ничего.       А Лань Цижэнь снова был один.       Пора было отпустить его.       Наверное.