Песни осеннего плеса

«Мои соболезнования твоей утрате, Вэнь Жохань. Твои братья были сильными заклинателями, но увы и это им не помогло.

В конце концов, своё обещание я выполнил — их сердца были скормлены одному бродячему псу. Угадаешь, кто падёт следующим?»

— Корреспонденция между Хань Туньчоу и Вэнь Жоханем.

***

      — Эй, зануда. По твою сгнившую душу пришли.       Хань Туньчоу невольно вздрогнул, выскальзывая из медитативного состояния. Тело неприятно заныло — привыкание к новой работе организма, улучшенной, проходило болезненно — и он быстро проморгался, поднимая взгляд на стояющую над ним Вэнь Гуанин. Она уже поправляла на себе фарфоровую лисью маску: в её понимании, отличная маскировка, чтобы не быть узнанной людьми.       — Что, прости?       Кто мог к нему прийти, в конце концов? Хань Туньчоу отныне существовал на отшибе, и найти его было невозможным — проклятие нового владельца дворца разрешало ему небольшую шалость: место это могло быть найденным теми, кого он сам хотел бы впустить внутрь. В противном случае, место это казалось несуществующим для всех остальных.       — Пришли гости, — раздражённо повторила Вэнь Гуанин. — Я уже забыла как этих двоих зовут, но это твои друзья… Цзяневская псина и шумная девушка с ослом.       Хань Туньчоу напрягся всем телом. Потенциальная встреча с Цансэ Саньжэнь и Вэй Чанцзэ не входили в его планы.       Он не знал когда именно эти двое решат вернуться из своего затянувшегося свадебного путешествия, но этого момента он… Страшился. Понимал, что они попытаются его сыскать. А вот как отреагируют на услышанное? Хань Туньчоу отказывался гадать. Не после встречи с Лань Цижэнем.       Столкнуться лицом к лицу с разочарованными в нём друзьями было страшно.       — Будь вежливее, — устало парировал Хань Туньчоу, сводя брови к переносице. — Ты уверена, что это они?       — Подойди и посмотри сам, раз самый умный.       Хань Туньчоу поднялся с насиженного места. Медленно разгладил светлые ткани ханьфу.       По правде говоря, он не планировал выходить из медитации ближайшие пару дней. После завершения полноценного выздоровления, он осознал, что те отныне станут его верным спутником — ему постоянно приходилось балансировать внутреннюю ци, и контролировать состояние своего тела, боясь, что внезапное возвращение золотого ядра вынудит его меридианы напрочь сгореть от напряжения. Не помогало и эмоциональное состояние, стремительно добивающее его хрупкий баланс, то и дело норовящее столкнуть его в искажение ци.       Теперь, он боялся, как бы эта встреча не додушила его и без того сомнительное состояние, вызванное встречей с Лань Цижэнем.       — Хорошо. Спасибо.       Вэнь Гуанин отмахнулась.       — Фу.       Оставив девочку позади, Хань Туньчоу прошёлся вниз по длинным и тёмным коридорам, до тех пор, пока не достиг массивных дверей, защищённых кучей кровавых амулетов его собственного изготовления. Приближаясь, он уже чётко мог расслышать звонкий голос Цансэ Саньжэнь, попутно стучащей кулакам по двери.       — …Знаем, что ты здесь! Так что, выходи, Чоу-Чоу! Иначе мы просто будем стоять здесь сутками, и капать тебе на мозги… Будем же?       Вэй Чанцзэ — а это, конечно, был он — прочистил горло:       — Будем! И знаешь, гэгэ, в нашем последнем путешествии, моя жена довела до нервного срыва неупокоенный дух! Так что, поверь, ты не хочешь становиться её следующей жертвой.       — Вот-вот!       Вопреки волнению в груди, Хань Туньчоу не мог не улыбнуться. Его рука неуверенно коснулась ручки, но открывать дверь он не спешил; только прижался лбом к прохладной поверхности, вслушиваясь в их энергичную трель.       Скорее всего, после сегодняшнего разговора, они никогда больше не будут называть его другом. Но, ох, как же он их любил.       — Ты слышал песню про мёртвого павлина, ставшего небожителем, кстати?! — Продолжила горланить Цансэ Саньжэнь усерднее. — Нет? Сейчас я тебе её спою!       Сжалившись над Вэнь Гуанин, Хань Туньчоу без предупреждения распахнул двери, едва не отправив прижимающихся к ней друзей, в полёт вниз.       — Ой!       Он уставился на них серьёзным, совершенно пустым взглядом. Если уж неизбежному не миновать, то лучше сделать это процессом лёгким для его сердобольных друзей — пускай возненавидят его быстрее. Так будет легче.       — Чоу-Чоу!       — Гэгэ!       Вместо поражённых взглядов в свой адрес, однако, он получил только расслабленные выдохи и широкую улыбку.       — Как вы нашли это место? — Сухо поинтересовался Хань Туньчоу, надеясь, что его волнение чужому взору неразличимо.       — О, мы…       — Потом, — перебил жену Вэй Чанцзэ. Словно почувствовав настроение своего друга, он поспешно прижал руку к двери, будто боясь, что её сейчас захлопнут. — Мы можем войти?       Хань Туньчоу прищурился. Его взгляд прошёлся по виду на открытую местность позади супругов, выискивая других заклинателей в поблизости, но никого не нашлось. Он не знал кого искал: последовавших за ними заклинателей или кого-то конкретного?       — Эй, мы пришли одни, — несколько обиженно нахмурилась Цансэ Саньжэнь. — О, или ты ждёшь Лань Цижэня?       От имени возлюбленного, хватка Хань Туньчоу на дверной ручке сделалась лишь сильнее.       — Вам здесь не место.       — Тебе тоже, — Вэй Чанцзэ встретил его взгляд своим, не менее непоколебимым, и обворожительно улыбнувшись, протиснулся внутрь. — Мы пройдём. Спасибо.       Хань Туньчоу сжал челюсть.       Неужели это обязательно нужно было делать так…? Неужели нельзя было разочароваться в нём молча, без лишних ссор, без взглядов полных ненависти? Почему все так и норовили вознить нож в его сердце да прокрутить?       — А дворец-то ты урвал себе громадный, — впечатлённо присвистнула Цансэ Саньжэнь, оглядываясь по сторонам. — С переездом, Чоу-Чоу! Мрачновато, конечно, но уже лучше ваших Облачных Глубин!       Проигнорировав её слова, Хань Туньчоу развернулся по направлению к местной кухни, и махнул им рукой, приказывая следовать за ним.       Дворец где они с Вэнь Гуанин обитали, действительно был ужасно большим. Несколько этажей с бесконечной мириадой комнат, с высокими потолками и невероятно массивными стенами. Хань Туньчоу в жизни ничего такого не видел до этого самого момента, хотя его новая спутница удивлённой роскошью не казалась.       Он не понимал зачем им с Вэнь Гуанин так много места — они, в основном, использовали исключительно первый этаж, и то, всего пару комнат. Более того, те были пустыми, с редкой мебелью, которая была не ахти в каком состоянии. Бесполезная локация, но и Хань Туньчоу желанием жить в нормальном месте не пылал.       — Итак, — Вэй Чанцзэ прочистил горло, закрывая за ними дверь комнаты. — Мы многое пропустили.       Они остановились внутри кухонного помещения. Хань Туньчоу принялся методично поправлять свечи на длинным столике, пока супруги стояли где-то у него за спиной. Он не мог позволить себе столкнуться с ними лицом к лицу, поэтому решил занять себя хоть чем-нибудь.       — Мгм.       — И-и, эм, вероятно много не знаем, — продолжила Цансэ Саньжэнь.       — Мгм.       Он почти почувствовал как Вэй Чанцзэ закатил глаза.       — Не смей «мгмкать» на меня, Хань Туньчоу!       Ему почти захотелось рассмеяться.       Он скучал по этому. По Вэй Чанцзэ, по Цансэ Саньжэнь — по настроению прошлых, беззаботных дней. Он скучал по то, каким открытым был с ним его Вэй Чанцзэ, и как липла обниматься к нему Цансэ Саньжэнь.       — Какой ответ ты хочешь от меня услышать, Вэй Чанцзэ?       — Мы хотим послушать о том, что произошло.       — Я более чем уверен, что заклинатели вам уже всё рассказали.       — Но мы хотим послушать тебя, Чоу-Чоу.       Отвлёкшись, Хань Туньчоу позволил огню свеч обжечь его ладонь. С губ его сошло ни звука, и ощущение боли оказалось слишком притуплённым, чтобы на нём фокусироваться. Он просто уставился на покрасневшую кожу, которая практически моментально побледнела, сделавшись совершенно здоровой.       Он стал сильнее. Вэни больше не могли его ранить. Никто не мог.       Но он не знал стоило ли оно того.       — Семейство Вэнь уничтожило моё, — апатично зачитал Хань Туньчоу, словно давно заученный текст; в какой-то степени, это он и был. — Их попытка избавиться от меня не увенчалась успехом. Я спасся посредством искажения своего пути самосовершенствования.       Некоторое время они молчали.       Хань Туньчоу пытался представить их лица, искажённые в отвращении, непонимании, разочаровании — в чём угодно. Пытался услышать их мысли; как выскользнула последняя их надежда о том, что заклинатели просто что-то не так поняли, ошиблись.       — Чоу-Чоу… Мне жаль, — послышался ломкий голос Цансэ Саньжэнь.       — А мне нет, — завершил он, стремясь как можно скорее закончить этот разговор. — Я продолжу использовать этот метод самосовершенствования, и мне всё равно на мир заклинателей — мне всё равно на всё, что не касается отмщения за мою семью.       — Нам тоже всё равно, — внезапно вздохнул Вэй Чанцзэ спокойным, совершенно тёплым голосом. Как если бы ничего не изменилось. — Нам жаль, потому что мы не оказались с тобой в столь ужасный момент для тебя.       Хань Туньчоу непонимающе вздрогнул.       Что он говорил? Что он нёс?       — Ты не услышал? — Хань Туньчоу вцепился в краи столешницы обеими руками, до побелевших костяшек. — На моих руках кровь, которую я пролил по искреннему желанию. И я пролью её вновь.       — Мы понимаем, — упёрто отрезал Вэй Чанцзэ. — И нам всё ещё жаль, что нас не было рядом. Ведь… Ведь каждый раз, когда помощь нужна была кому-то из нас, и всем остальным — ты поддерживал всех, давая возможность быть спасёнными. Нам жаль, что когда тебе потребовалось то же самое, никто не оказался рядом.       В горле пересохло.       Хань Туньчоу почувствовал себя до отвращения ужасно.       Вэй Чанцзэ действительно не был разочарован в нём, даже сейчас? Даже зная, что Хань Туньчоу не планировал ничего отдалённо хорошего, зная, что его целью была месть убийцам, не менее бесчеловечная, чем та участь, которую уготовили его семью? Зная всё это, он всё равно поддерживал его?       — Именно! — Цансэ Саньжэнь, по ощущениям, тепло улыбнулась. — Чоу-Чоу, я даже представить себе не могу как ужасно это, наверное, было… Увидеть все эти смерти, оказаться в шаге от смерти и самому, и разбираться со всем этом в одиночку… Послушай, это же кошмар. Мне даже говорить об этом тяжело!       И Цансэ Саньжэнь тоже?       Неужели, зная что он выбрал тёмный путь самосовершенствования, они всё равно выбирали… Его?       — Я следую искажённой тропе самосовершенствования, — прохрипел он сдавленно, пытаясь до них достучаться. — Оно хуже чем то, что уже существовало. Я… Вы не понимаете?       — Ты расскажешь нам об этом больше, — согласился Вэй Чанцзэ примирительно. — Но это всё равно ничего не поменяет.       — На самом деле, это даже интересно… В смысле, ты выдумал что-то своё верно? Это… — Голос Цансэ Саньжэнь послышался больно близко, и Хань Туньчоу вздрогнул, когда её ладонь легла к нему на спину. — Тебе холодно, Чоу-Чоу? Ты весь дрожишь.       Он дрожал.       Всем телом дрожал.       Но не от холода.       — Здесь действительно насмерть замёрзнуть можно! Муженёк, подай сюда накидку.       Вэй Чанцзэ в миг очутился рядом. Не церемонясь, он развернул Хань Туньчоу к себе лицом, намереваясь закутать в свою выходную накидку, но тут же застыл, стоило ему увидеть его лицо. Цансэ Саньжэнь отреагировала не менее экспрессивно — брови её жалобно приподнялись, и она мягко ему улыбнулась.       — Ох, Чоу-Чоу…       — Гэгэ, — ласково позвал Вэй Чанцзэ, и лицо его озарила такая грустная, совершенно разбитая улыбка, что ему мигом сделалось хуже. — Гэгэ, всё хорошо. Ты можешь плакать. Мы рядом.       …Ах. Он плакал.       Впервые за долгие годы, он плакал. Рыдал навзрыд словно малое дитя, как если бы все слёзы, что он сдерживал после смерти своей семьи и пыток над его телом, вырвались в одночасье, вот так вот просто.       И даже так… Он чувствовал себя легче, чем когда-либо за последние несколько месяцев. Его не возненавидели. Приняли. Всё ещё любили.       — Я… Я…       Он захлебнулся. На долю секунды, ему показалось, что его сейчас поведёт, но едва он пошатнулся, как Вэй Чанцзэ с Цансэ Саньжэнь мигом прижали его к себе, заключив в крепкие объятия. Под нежными руками Цансэ Саньжэнь, выводящей успокаивающие узоры на его спине, и под ловкими пальцами Вэй Чанцзэ, перебирающими его волосы, Хань Туньчоу вновь чувствовал себя живым.       — Ох, наш бедный Чоу-Чоу… Сколько же всего ты пережил? Ещё и совсем один!       — Всё хорошо, гэгэ. Мы рядом. Тебе больше не нужно храбриться.       Хань Туньчоу взвыл, одной рукой впившись в ткань темного ханьфу на спине лучшего друга, а второй беспомощно ухватившись за рукав названной сестры.       — Моя сестра… Она… Её голова, я… Я даже не смог… Они назвали их трофеями! Трофеями! — Он взвыл, совсем как раненное животное, наконец попавшееся в сети к охотнику. — Она хотела мне что-то сказать. Что-то сказать! Я никогда… Я… Я даже не знаю…       Цансэ Саньжэнь шмыгнула носом, будто заплакала сама.       — Я хочу умереть, — признался он. — Я просто хочу умереть. Когда я закончу с Вэнями, я хочу чтобы меня похоронили в Цайи. Я просто хочу уйти.       Вэй Чанцзэ прекратил гладить его по голове. Слегка отстранившись, он вцепился ладонями в его предплечья, и затряс так сильно, что Хань Туньчоу от неожиданности растерялся.       — Что ты такое говоришь?! — Голос его задрожал. — Гэгэ, что ты такое говоришь? Даже… Даже не смей. Ты думаешь, этого бы хотела твоя сестра? Думаешь… Думаешь…       Хань Туньчоу с удивлением осознал, что Вэй Чанцзэ, храбрый и стойкий Вэй Чанцзэ, улыбающийся вне зависимости от тяжести ситуации, плакал. По его щекам потекли слёзы, и он, окончательно сдавшись, просто ткнулся лбом к нему в плечо.       — Не оставляй меня одного. Гэгэ, ты не можешь этого сделать. Будь груб ко мне. Накричи и возненавидь. Ударь. Только не говори так больше, — прошептал он еле слышно, отчаянным шёпотом в бледную шею. — Я отдам тебе всё… Своё золотое ядро, глаза, силы. Только, пожалуйста, не думай так больше.       Цансэ Саньжэнь терпеливо загладила их обоих по спинам. Её влажный взгляд прошёлся от своего мужа к Хань Туньчоу, и с одинаковой мягкостью, одарил теплом их обоих.       — Никто не будет умирать, верно? — Мягко подбодрила она. — Мальчики, всё будет хорошо.       Хань Туньчоу бережно приобнял Вэй Чанцзэ, как и в ту ночь, когда его выписали после наказания дисциплинарным кнутом, когда он, сидя на коленях, робко касался заживающих шрамов, извиняясь за каждый на белоснежной коже.       — Прости, — он рвано выдохнул, собираясь с духом. Обняв обоих супруг, Хань Туньчоу извинился вновь: — Мне жаль. Вы оба… Простите, и—       — Ни долгов, ни обязательств, ни извинений, — хрипло напомнил Вэй Чанцзэ. — Только не между нами с тобой. Забыл?       — Да и извиняться тебе не за что! — Согласилась Цансэ Саньжэнь. — Ты только расскажи нам всё с самого начала. Нам это важно. И… И тебе я думаю тоже.       Ещё ни разу никто не просил Хань Туньчоу рассказать о произошедшем. Лани наверняка хотели бы, чтобы он и не ведал этой истории больше никогда, а Вэнь Гуанин… Вэнь Гуанин знала историю и сама, хоть и не знай она её, то вряд ли воспылала желанием выслушивать его нытьё.       — Я… Постараюсь, — неуверенно согласился он. — Но, пожалуйста, не отворачивайтесь от меня, когда она закончится. Ибо видят небожители, о сотворённом вспоминать тошно и мне самому.       Вопреки просьбе, однако, Хань Туньчоу больше не сомневался.       Если кто и был готов остаться на его стороне, несмотря ни на что, так это были его друзья.

***

      Хань Туньчоу махал друзьям до тех пор, пока их фигуры не скрылись на горизонте окончательно, сделавшись размытым пятном на закатном солнце.              Цансэ Саньжэнь и Вэй Чанцзэ уходили, но он не чувствовал себя расстроенным. Наоборот, то был лучший день за долгие месяцы бесконечных страданий, и таких простых, но важных разговоров хватило, чтобы дать ему силы двигаться дальше, позабыв обо всём, что давило на его сознание металлическими тисками.       Прикрыв за собой дверь, Хань Туньчоу задумчиво коснулся кулона, подаренного Цансэ Саньжэнь — нефритовая подвеска на чёрной верёвке — и ещё несколько раз про себя повторил её наставления о том, что и такая безделушка может стать якорем; напоминанием за что хвататься, если будет казаться, что новый путь его пытается задушить, окончательно себе подчинив.       — Ого, — Вэнь Гуанин высунулась с лестничного пролёта, повиснув криво на поручня. — Ты умеешь улыбаться.       — Не могу сказать того же о тебе, — заметил он, возвращая себе более привычное выражение лица.       — А? А мне-то чего улыбаться? — Высокомерно фыркнула она. — Я, по-твоему, слабоумная, чтобы улыбаться без причин? Или кто-то, может, умер, чтобы я порадовалась этому?       Характер Вэнь Гуанин он разгадать так и не мог, сколько бы не пытался. Вэни, в принципе, являлись генетически странноватыми людьми, но эту даму он понимал и меньше Вэнь Жоханя.       Тем не менее… Она всё ещё была младше него. Ему не стоило обращаться с ней слишком грубо, хоть порой очень и хотелось отправить её на перевоспитании куда-нибудь в Гусу Лань.       …Ах, как он низко пал, выбрав в союзники подростка. Но он не то, чтобы её звал с собой — она пришла сама. А отказываться от клятвы на крови, предложенной этой занозой, сил у него не было.       — Умер, между прочим, — напомнил Хань Туньчоу. — Или уже забыла?       Вэнь Гуанин, поняв к чему он ведёт, моментально воодушевилась. Попыталась сползти с лестницы, но вместо этого криво покачнулась на поручне, и не влетела с размаху в каменный пол, только благодаря тому, что Хань Туньчоу успел вовремя подхватить её за шкирку.       — Ты хочешь сделать с ними что-то ещё? А?       Вернув её на ноги, он молча двинулся в сторону подвала. Та моментально побежала следом, громко стуча лакированными ботинками по полу.       Ступени в подвал были витьеватыми и винтажными, немного скользкими от влажности помещения, поэтому Хань Туньчоу машинально придержал Вэнь Гуанин за край плаща, помогая спуститься вниз, в тёмное пространство.       — Один из твоих братьев оставил шрам на моём глазу, я рассказывал? — Почти между делом поинтересовася Хань Туньчоу, морщаясь от противного запаха крови, пропитавшего каждый уголок подвала. — Не помню правда какой.       — Странно. Они обычно не промахиваются, — заметила Вэнь Гуанин беззаботно. — Если бы хотел лишить глаза, то лишил бы. Кто бы из них это не был.       — Вэнь Жохань оттянул меня в последний момент, вот и не вышло.       Он лениво махнул рукой, позволяя свечам по стенам зажечься. От освещения лучше не стало — скорее хуже.       — Ах, не удивлена. Сан-гэ всегда был в восторге от твоих глаз.       Хань Туньчоу никогда не понимал комплиментов собственным глазам. В отличии от элегантно серого цвета, как у Вэй Чанцзэ, его собственные были бесцветными. Он напоминал слепца, и прохожие, не зная правды, автоматически принимали его за такового. Что в этом было красивого?       — Я помню, — он подошёл к двумя столам, поверхности которых были накрыты белоснежными тканями. — Ты рассказывала, когда упоминула, что Вэнь Жохань хотел сделать бусы из глаз моей сестры.       — Верно, — Вэнь Гуанин провела ладонью по рабочему столу в углу комнаты, и забралась на него ногами, усаживаясь в позе лотоса. — И что теперь?       И что теперь? Люди ныне постоянно адресовали ему этот вопрос. Что теперь, Хань Туньчоу, когда ты выздоровел? А что теперь, когда ты оказался вышвырнут из Гусу Ланя?       Что теперь?       — Увы, я полагаю, у него не получилось исполнить задуманное, — он резко отдёрнул ткани, отбрасывая их прочь. — Но не стоит лишать его бус.       Вэнь Гуанин отозвалась щёдрыми аплодисментами.       — О, он оценит! Я уверена!       Хань Туньчоу считал, что Вэнь Гуанин пора было прекращать воспринимать его месть её семье в качестве развлечения, но, в конце концов, он не мог отрицать, что её безразличие к судьбам собственных родственников его веселило.       Совсем чуть-чуть.       — Радость-то какая, — сухо протянул он.       Он очертил ленивым взглядом бездыханные тела близнецов Вэнь, не без отвращения разглядывая то, что осталось от их тела — грудные клетки юнош были разорваны практически полностью, словно обгрызаны волками. Он поймал себя на мысли, что и испытывай к себе отвращение, не мог почувствовать сожаления.       Наверное, это что-то значило.       — Но перед тем как отправить ему бусы… Я бы навестил твоего отца, — Хань Туньчоу воззвал к мечу; тяжёлое оружие, ещё непривыкшее к его руке, ощущалось странно. — Не стоит обделять уважаемого главу клана.       Но какая разница?       Настала его очередь играть в эту игру.