Песни осеннего плеса

«Когда ты пообещал сюрприз по нашему возвращению из свадебного путешествия, я совершенно не ожидал, что ты имеешь в виду нечто происходящее сейчас в заклинательском мире. Гэгэ, мы за тебя беспокоимся. Мы не уверены дойдёт ли наше письмо до тебя, но тем не менее…»

— Корреспонденция между Хань Туньчоу и Вэй Чанцзэ, неполученная адресатом.

***

      Лань Цижэню давно стоило смириться — от женщины по имени Цансэ Саньжэнь просто так не избавишься, сколько не пытайся. С его стороны наивно было полагать, что отмахнувшись от разговора, да отправив её и её мужа на охоту с Цзян Фэнмянем, надеясь отвлечь, он сумеет спастись от допроса касательно Хань Туньчоу.       Но ему хотелось наивно надеяться, что тихий и понимающий Вэй Чанцзэ вынудит её сбавить обороты. В конце концов, тот просто был таким человеком — ему легче было потратить годы на решение проблемы самостоятельно, чем оказываться обязанным очередному молодому господину.       Увы, он недооценил их любовь и привязанность к Хань Туньчоу.       …И ослиную упёртость, вероятно.       — Итак, — обворожительно улыбнувшись, Цансэ Саньжэнь демонстративно опрокинула стопку свитков на пол, позволив тем с шорохом разлететься. — Теперь-то, сяо Цижэнь, ты с нами поговоришь?       Вэй Чанцзэ устало вздохнул, но подойдя к жене, только приобнял её за плечи, попутно прижав ближе — то ли боялся, что незажившая рана, полученная в ходе неудачной охоты откроется, то ли думал, что Лань Цижэнь вспылит, да что-нибудь в неё швырнёт.       — Цансэ Саньжэнь! Что ты себе позволяешь?!       — А ты себе? После всего, что тебя связывало с Чоу-Чоу, ты что, просто отказываешься объяснять нам что случилось?       Эти слова отозвались в нём хуже пощёчины по лицу.       Каждый раз, стоило ему закрыть глаза, как он вспоминал напрочь разбитое, совершенно потерянное выражение лица Хань Туньчоу, когда тот осознал, что и Лань Цижэнь умолчал правду от заклинателей, поддержав тем самым Вэней.       Ему было больно. И страшно, страшно стыдно.       Но он никак не мог понять… Разве не хотел Хань Туньчоу, чтобы тот следовал принципам их клана? Правилам? Разве не этого добивался, обманом подучивая его тем как быть главой Зала Дисциплины? Почему расстраивался теперь, зная, что другого выбора у него и не было?       …Неужели Хань Туньчоу не поступил бы так же?       — Я уверен, что в этом мире достаточно заклинателей, которые могли бы посвятить вас двоих в упущенные новости? — Холодно процедил он, стараясь держать себя в руках. — Зачем беспокоить меня?       — Разве Хань Туньчоу не заслужил, чтобы именно вы рассказали о том, что с ним произошло? — Вэй Чанцзэ окинул его внимательным взглядом. — Это ведь совсем немного. Банальный акт уважения к любимому человеку.       Меняла ли так Вэй Чанцзэ свобода или он всегда был таким? Этого человека в нём увидел Хань Туньчоу? Ради него бросился под дисциплинарный кнут?       — Если я поведаю вам всю историю, то вы уйдёте?       Лань Цижэнь хорошо понимал, что если кто и мог достойно пересказать события последних нескольких месяцев, то это был он. Он, единственный знающий большинство деталей, бывший здесь от начала до конца. Что могли рассказать супругам случайные сплетники?       Но…       Но он не мог застаивть себя сделать это. Воспоминания бороздили неприятные шрамы — разговоры лишь ранили его снова. Излишние же мысли о произошедшем заставляли его вновь и вновь сомневаться о произошедшем тогда в лесу, о его отношении к полученным новостям.       Он даже не злился на Хань Туньчоу! И может… Может понимал. Но как он мог одобрить нечто подобное?       — Да. На утро, — согласилась Цансэ Саньжэнь. — Я ещё ранена, и хотела бы восстановиться перед долгой дорогой.       Лань Цижэнь кивнул. Час стоял поздний.       — Насколько хорошо вы осведомлены о старшей сестре Хань Туньчоу? — Начал он издалека, попутно разворачиваясь к ним спиной.       Если он будет воспринимать этот разговор как очередной урок неумелым адептам, то ему будет гораздо легче.       Преподавать вообще, оказывается, было приятно. Он занимался этим последние несколько месяцев, и признаться, находил в этом некую отраду. Ведь… Кто мог подумать, что призвание его всё это время крылось в преподавательстве?       — Ах, не так много? — Цансэ Саньжэнь плюхнулась на ближайший стул. — Она же травница?       — Не только, — Вэй Чанцзэ остался стоять на ногах. — Хань Цзуньюн разбиралась в медицине. Более того, интересовалась аномалиями, связанными с заклинательством, и старыми артефактами.       — Верно. Её муж, Гу Юнлэ, являлся не меньшим талантом, чем она. Он ковал мечи — да такие, что каждый бы позавидовал. Оба мечей, Хань Туньчоу и мой, к примеру, сделаны его руками.       — И они умерли, — нетерпеливо перебила Цансэ Саньжэнь.       Лань Цижэнь в очередной раз задумался о том, что помимо терпения этой девушки не хватало чувства такта. И что за поганая смесь?       — За год до произошедшего, мой… — брат осталось висеть невысказанным в воздухе; язык называть Лань Люцина так больше не поворачивался. — …Глава клана отослал супругов на своебразную экспедицию около Цишаня. Деталей мне не разглашали. Сложно сказать и о результатах данного эксперимента.       Неизвестность мучила и его. Лань Цижэнь пытался разузнать информацию у брата, пройтись по свиткам, но тот упрямо молчал, да прятал всю оставшуюся документацию. Он не мог не задаваться вопросом… А сыскал ли истину Хань Туньчоу? И если да, то что действительно стало причиной смерти его сестры и её мужа?       — Четыре с половиной месяца назад, господа вернулись в Облачные Глубины без предупреждений и в состоянии паники. Вопреки этому, они отказались говорить с А-Ч… С Хань Туньчоу.       Хань Туньчоу. Не А-Чоу. Не Хань-сюн. Хань Туньчоу.       Хань Туньчоу, покинувший Гусу Лань. Хань Туньчоу, отрёкшийся от них.       — Они узнали то, что узнавать им не стоило, — подытожил Вэй Чанцзэ.       — Скорее всего, — он прикрыл глаза. Тихо выдохнул. — Было принято общее решение, отдаться на суд пришедшим за ними Вэням.       Он не сомневался, что хоть тут брат не солгал. Хань Цзуньюн, будучи заботливой старшей сестрой, вряд ли позволила бы Вэням даже попытаться коснуться Хань Туньчоу — уж легче было пожертвовать собой.       — Отдаться на суд… Скорее уж, сдались в жертвы, — покачала головой Цансэ Саньжэнь. — Да и будем честны, какое ещё общее решение? У них-то и выбора не было.       — У них…       Лань Цижэнь запнулся.       У них действительно не было иного выбора. Лань Люцин явно не был готов восставать против Вэней, и признавал это и сам. Выбирая между жизнью двоих людей или всего клана — ибо видят боги, Вэни бы уничтожили всё, не доберись они до изначальной своей цели — он сделал то, что должен был. Сколько бы Лань Цижэнь его не ругал… Он лишь выполнял свои обязанности как главы клана.       Но кого тогда стоило винить помимо Вэней?       …И винил ли Хань Туньчоу Ланей заодно?       — Это… Сложная ситуация, — в конце концов, вздохнул он. — Здесь нет правых или неправых, исключая тех, что пролили кровь невинных. Две жизни всё ещё меньше, чем жизнь тысячи — и это тоже правда, хоть мне и больно за судьбы Хань Цзуньюн и Гу Юнлэ.       Цансэ Саньжэнь выглядела озадаченной. Учения её наставницы не позволяли ей задумываться о жизнях людей, как о разменных монетах, но они наставили, что спасать следовало как можно больше людей — эта разгадка ей явно не давалась.       Чего нельзя было сказать о её муже, внезапно качнувшем головой.       — Что за ерунда? Эти двое изначально шли на экспедицию по приказу главы клана. Из сотни рядовых заклинателей, он решил отправить ту, что была ответственна за лечение и того, что ковал мечи. Он не давал им выбора изначально. Они не могли ни отказаться, ни выжить. Ваша логика имеет смысл существовать лишь в том развитие событий, где эта вылазка являлась их собственным независимым интересом, а не приказом свыше.       — О… Верно! — Тут же подхватила Цансэ Саньжэнь. — Я даже об этом не подумала, но баобей прав! Они всего лишь находились на исполнении… Это не их вина!       Лань Цижэнь промолчал.       — Что стало потом? — В конце концов, вздохнул Вэй Чанцзэ. — Когда гэгэ узнал?       То самое утро Лань Цижэнь вспоминал с отвращением. Собственную ленивую беззаботность, отдалённое желание проигнорировать стук в дверь и слугу, отосланного Лань Люцином. Не мог не задаваться вопросом — выйди он тогда вместе с Хань Туньчоу, смог бы он его остановить? Что-то исправить?       Может…       — Глава клана сообщил ему о произошедшем утром. Ожидаемо, Хань Туньчоу моментально кинулся вслед за Вэнями, — он вдавил ладонями по усталым глазам. Заплесавшие снежинки заставили его дыхание слабо выравниться. — Никто не знает о деталях произошедшего там. Хань Туньчоу не был разговорчив. Но из того, что известно… Хань Цзуньюн отсекли голову у него на глазах. Не было никаких деталей касательно господина Гу. Их тела так и не отыскали, поэтому сложно сказать что именно произошло.       Отсутствия тел этих двоих беспокоили и Лань Цижэня. Что сделали с телами погибших? Куда дели?       Потеря этих людей было достаточно тяжёлой травмой, не невозможность распрощаться с ними соответствующе ранило лишь сильнее.       — Свиньи! — Выплюнула Цансэ Саньжэнь, не скрывая отвращения.       — Они не тронули Хань Туньчоу?       — И да… И нет, — Лань Цижэнь нехотя повернулся к ним лицом. — Повторюсь, мы не знаем деталей произошедшего… Скорее всего, ему пытались вырезать глаз. Неудачно. Остался шрам. И…       — И?       Он оглядел нервную Цансэ Саньжэнь слегка поддавшуюся вперёд на своём месте, и Вэй Чанцзэ принявшегося теребить кончик тёмно-синей ленты в волосах. От искреннего беспокойства этих двоих захотелось бессильно зарыдать.       До чего любим был Хань Туньчоу! Этими двумя, им, некогда своей сестрой! Так почему происходило то, что происходило? Почему он не мог вернуться в Гусу Лань и позволить ему придумать что-нибудь?       — Как выяснилось, Вэнь Жохань обладает крайне занимательной техникой — подселением странной… Болезни. Она проникает в золотые ядра заклинателей, и начинает поглощать их тела до тех пор, пока отравленным не становится всё в их организме — органы, кровь. Заклинатель начинает медленно умирать. Это всё, что мне удалось выяснить.       — О… О, Боги.       — Сколько ему осталось? Сколько осталось гэгэ?       Бледное, почти бездыханное тело Хань Туньчоу, которое Лань Цижэнь отыскал, преследовало его в кошмарах. Окровавленное, с отпечатком — ожогом — большой ладони на груди, едва издающее звук.       Понадобилась одна лишь встреча с ним, живым, чтобы образ в кошмарах сменился нынешним.       Лань Цижэнь вспоминал каждую деталь: заживший шрам, ставший выцветшим, поседевшие пряди — поседели ли они от боли? Или яда? — и осунувшееся лицо. Пустые бесцветные глаза, заполненные обидой.       — Со дня погружения паразита, по словам Хань Туньчоу, должно было пройти четыре месяца.       Цансэ Саньжэнь непонимающе наклонила голову, и быстро подсчитала что-то по пальцам:       — Но Хань Туньчоу жив.       — Он перехитрил Вэнь Жоханя, — с гордой улыбкой догадался Вэй Чанцзэ.       По правде говоря, Лань Цижэнь совершенно не понимал как такое могло произойти. Какую технику самосовершенствования нужно было практиковать, чтобы вылечить нечто подобное? И если Хань Туньчоу действительно создал новый путь… То какой? И чем пришлось пожертвовать ради этого?       — Ха! — Цансэ Саньжэнь воодушевилась следом, и почти подпрыгнула на стуле. — Это наш Чоу-Чоу!       Лань Цижэнь смирил их холодным взглядом.       — Чему вы радуетесь? Хань Туньчоу отказался от собственного клана и заклинательского мира как такового. Начав практиковать запрещённые техники, он предал собственные идеалы. Разве это похвально?       Цансэ Саньжэнь, однако, не выглядела так, словно до конца понимала всю степень произошедшего.       — Ну начал и начал, и что?       Вэй Чанцзэ молчаливо отвёл взгляд, но тоже не выразил никакого сопротивления или возмущения.       Лань Цижэнь ожидал чуть более яркой реакции от этих двоих.       — Тёмные пути заклинательства уничтожают дух и сознание практикующего. Это против правил мироиздания, — напомнил он сквозь плотно сжатые зубы. — Более того, Хань Туньчоу не просто пошёл одним из запрещённых путей, он создал собственные. Я предполагаю, более опасные.       — Новые? — Цансэ Саньжэнь заинтересованно дёрнула носом. — А какие?       — Цансэ Саньжэнь! — Не сдержавшись, рявкнул Лань Цижэнь. — Как же ты не поймёшь, Хань Туньчоу не только подвергает чужие жизни опасности, поступая подобным образом, но и ставит под риск собственную?!       — Не смейте поднимать голос на мою жену, — ледяным голосом присёк Вэй Чанцзэ, делая шаг вперёд. — Если человеку не остаётся больше ничего, как прибегнуть к столь радикальным мерам, чтобы выжить, то что с того, в конце концов? Или по вашему, запретные пути не могут быть использованы во благо?       Лань Цижэнь поражённо застыл.       Он всегда воспринимал Вэй Чанцзэ как крайне правильного человека, придерживающегося стойкого морального компаса. Так почему теперь он звучал так, словно его мало беспокоили общепринятые нормы?       — Мне вовсе не всё равно на Чоу-Чоу и его состояние, — дополнила Цансэ Саньжэнь, приподнимая руку, чтобы сплести пальцы с стоящим на ногах мужем. — Мне как никому другому знакома тема лишения разума в ходе исследования различных методик самосовершенствования… Мой шисюн, Яньлин, он…       Она запнулась.       Лань Цижэнь и думать забыл о Яньлин Даочжэне, очередном ученике бессмертной госпожи, что покинув гору, сошёл с ума. Более того, он постоянно забывал о корнях самой Цансэ Саньжэнь.       — …Так или иначе, я доверяю Чоу-Чоу. Я уверена, что если кто и контролирует свой рассудок, так это он, — завершила она, одаривая его мягкой улыбкой. — Я удивлена, что ему не доверяешь ты, сяо Цижэнь.       Доверие? Увы, вся беда заключалась не в доверии к человеку.       Ни один тёмный заклинатель не доживал свою жизнь спокойно. Хань Туньчоу мог бы быть гением хоть сто крат, да только когда-нибудь Лань Цижэню придётся отправить на покой и его, обезумевшего и перешедшего все границы.       Что тогда скажут эти двое тогда?       — Где он сейчас? — Поинтересовался Вэй Чанцзэ.       — Мне-то откуда знать? — Лань Цижэнь почти закатил глаза. — Впервые после произошедшего, мы столкнулись на горе Дафань. До этого, ни один адепт Гусу не мог его обнаружить, как бы не пытался. Сейчас… Сейчас за ним ведут охоту Вэни, да только и она безуспешна.       И не просто безуспешна.       Старшие близнецы семейства пропали после того как отправились на его поиски.       Если побег младшей дочери обеспокоил главу клана недостаточно, то пропажа сыновей определённо поставила конец всякому спокойствию этого господина. Поговаривали, в странной паранойи он запер последнего оставшегося наследника, Вэнь Жоханя, во дворце — подальше от греха.       …От Хань Туньчоу.       — Ладно, мы разберёмся, — приободрила мужа Цансэ Саньжэнь. — Сяо Цижэнь, если так выйдет, что мы отыщем Чоу-Чоу — а мы обязательно это сделаем! — то хочешь ли ты, чтобы мы устроили вам тайную встречу?       Сердце Лань Цижэня опасно забилось в грудной клетке.       Встреча с Хань Туньчоу! Один на один, без всяких посторонних людей!       Положительный ответ почти слетел с его губ, но он вовремя себя остановил.       Что он мог дать Хань Туньчоу, кроме смеси стыда и ужаса? И чем бы закончилась эта встреча, если Лань Цижэнь купился бы на любое слово с уст любимого, лживое или правдивое?       Он не мог себе этого позволить.       На его плечах теперь держался целый клан. И ещё неродившийся племянник.       — Нет. Не стоит.       — Айя, ну что же ты творишь? — С разочарованной гримасой протянула заклинательница, покачивая головой. — Дурные поступки, дурная козлинная бородка — тебе действительно очень тяжко без нашего Чоу-Чоу.       Он машинально коснулся отросшей бородки, и неодобрительно зыркнул на девушку перед собой.       Дурные поступки? Почему же дурные? Он ведь поступал по совести, по правилам клана — как Хань Туньчоу и хотел. Так почему теперь это считалось неправильным и порицалось? Ведь все остальные заклинатели, не считая этих троих, понимали и соглашались с ним.       Чьё мнение было объективно? Троих друзей, стоящих друг за друга горой или целого общества?       …       — Что ж. Ваше право, — Вэй Чанцзэ сухо кивнул, помогая Цансэ Саньжэнь подняться на ноги. — Мы оставим вас. И завтра же покинем Облачные Глубины.       Лань Цижэнь вяло кивнул им, повторяя заученную фразу:       — От имени клана, этот господин благодарит вас за визит. Мы будем с нетерпением ждать вас в следующий раз.       Вэй Чанцзэ дёрнул уголком губ.       — Не беспокойтесь. Наша нога сюда больше не ступит.       С этими словами, супруги окончательно покинули его кабинет, прикрывая за собой дверь.       Лань Цижэнь рухнул на свой стул, и казалось, напрочь лишился всяких сил. Не было желания думать — только спать. И он уснул.       Как и все ночи на протяжении последних пяти месяцев, ему снился Хань Туньчоу.

***

      Сидя в тёмной комнате с плотно задёрнутыми шторами, смотря на опустошённую женщину перед собой, Лань Цижэнь в очередной раз задавался вопросом — что он здесь забыл?       Это Лань Люцин должен был составлять компанию женщине, которую он спонтанно решил назвать женой. Это ему следовало беспокоиться о беременной даме. Давать советы. Успокаивать. Поддерживать. Это было его обязанностью, в конце концов, выбирать имя для будущего ребёнка.       Вместо этого он закрылся в своём убежище, оставив своего некомпетентного младшего брата, неумеющего говорить с женщинами — беременными и разочарованными в жизни, уж тем более — ответственным за все последствия его поступков.       — Лань-фужэнь, я настоятельно советую вам раздвинуть шторы и открыть окна, — тихо заметил он, стараясь избегать визуального контакта. — В вашем положении, и для блага будущего дитя, необходимо дышать свежим воздухом и поглощать много солнечного света.       Лань Ляодин была крайне хрупкой женщиной с усталым лицом, редкими, но до ужаса меланхоличными улыбками, заставляющими её выглядеть ещё жалобнее, и большими янтарными глазами, которыми она медленно моргала. Словно ящерица.       Лань Цижэнь ненавидел смотреть ей в глаза. Ему было слишком стыдно и неловко, как если бы это он запер эту женщину здесь.       — Не хочу, — односложно отозвалась она. — Слышать и видеть внешний мир — не хочу.       — Почему?       — Вам нравится дразнить голодающее животное? — Её пальцы слабо сомкнулись вокруг белоснежных юбок. — Зачем мне солнце, под которым я не могу пройтись? Почему обязана слышать пение птиц, которые свободно могут улететь, пока я заперта здесь до конца жизни?       Лань Цижэнь поджал губы.       — Вам недостаточно моих страданий, второй господин Лань?       В последнее время, Лань Цижэнь часто ловил себя на мысли, что… Может, ему стоило пойти по стопам Лань Люцина, и запереть Хань Туньчоу подальше от остальных заклинателей. Это звучало безопаснее чем то, что он собирался делать, по крайней мере.       Но затем он навещал эту женщину и отдёргивал себя.       Уж лучше никогда не любить совсем, чем обрекать любимого человека на нечто такое.       …Уж лучше никогда не любить совсем, чем быть обречённым на такое.       — Я не желаю вам зла, — напомнил он ей. — Условия, выданные вам… Я не тот, кто распоряжался указом, Лань-фужэнь.       Она вздохнула.       — А вы пытались помешать?       Они замолчали.       Чем дольше Лань Цижэнь находился в этом помещении, тем отчаяннее он себя ощущал. Почему-то, он чувствовал себя не менее запертым, чем его невестка. Ведь отныне он проживал жизнь, которую никогда не планировал жить, и от рискованных поступков его держал исключительно ребёнок — даже не его собственный.       Он мысленно тряхнул головой.       Ребёнок.       Его племянник.       Ему стоило перестать маяться дурью. Никто не будет заботиться о его племянниках, если этим не займётся он.       — Лань-фужэнь, вы уже задумывались о потенциальном имени для ребёнка?       — Вы можете называть меня по имени.       Лань Цижэнь подумалось, что не может. Что это будет значить, что госпожа Лань в его глазах будет кем-то значимым, таким же человеком как и он, и тогда это станет очередной ответственностью на его шее. Пока она для него просто чужачка… Всё в порядке.       — Вы думаете, мне разрешат назвать ребёнка? Его наверняка отнимут у меня прямиком после родов.       Она не ошибалась.       Дети ни в коем случае не будут жить со своей матерью. Вряд ли будут её видеть. В глазах всего мира — она убийца. Дурное влияение, ходячая ошибка, монстр. Совсем как…       — Вероятно так.       Лань Цижэнь не вовремя вспомнилась собственная тоска по матери, которую он никогда толком не знал, и его затошнило. Плохо контролируя сказанное, он ляпнул:       — Но то, о чём не узнают старейшины, им не повредит.       Казалось, минули столетия с тех пор как он в последний произносил нечто такое. Будь здесь Хань Туньчоу, он бы по-доброму ему улыбнулся, услышав это. Будь здесь Хань Туньчоу…       — Вы крайне милосердны, — она проморгалась. — Я думаю, мы можем назвать его Хуань.       — Вы думаете, это будет мальчик?       — Я так чувствую.       Он кивнул.       Лань Хуань, его племянник.       Кем бы этот ребенок не родился, впрочем, Лань Цижэнь всё равно обязывался защищать его.       — Лань Хуань, — повторил он вслух, почти шёпотом. — Хорошо.       С этими словами, Лань Цижэнь резко поднялся на ноги, заставив госпожу Лань нервно дёрнуться, и вопреки её недавним речам, отодвинул шторы в сторону, слегка приоткрыв окно.       — Тогда давайте постараемся для Лань Хуаня. Я поговорю со старейшинами о том, чтобы вам разрешали прогуливаться вокруг домика, под моим надзором. По крайней мере, пока вы беременны, — зачем-то пообещал он. — Я не уверен насчёт посещений ребёнка, но, может, в будущем.       Она удивлённо уставилась на него своими большими и пустыми глазами.       — Спасибо.       Такое простое, но искреннее слово благодарности вмиг отрезвило Лань Цижэня.       Что ж. Может он и не проживал жизнь, которую хотел, но… Он явно поступал правильно. И Хань Туньчоу — его Хань Туньчоу, существующий до ужасной трагедии — его бы поддержал.       Верно же?       — …Второй господин Лань?       — Мгм?       Лань Ляодин выглядела несколько неуверенно, но всё же осмелилась поинтересоваться:       — Вы выглядите моложе без вашей… Бороды. Но почему вы с ней распрощались?       Он непонимающе нахмурился.       А затем, его рука коснулась к подбородку. К неожиданно гладкому подбородку, лишённому бородки, которую он столь тщательно отращивал. Отсутствовали и тонкие усы. Внезапно, ему стало понятно почему в обеденном зале за завтраком все странно переглядывались — додумайся он спросонья осмотреться в зеркале, понял бы и сам.       …Ему даже не надо было думать дважды, чтобы понять чьих рук это было. Маленькой ведьмы, покинувшей Гусу Лань ранним утром — никак иначе!       — Цансэ Саньжэнь! — Крикнул он в пустоту.       Госпожа Лань почти позабавленно фыркнула, и это пожалуй было первой эмоцией на её лице за последнее время.       Что ж, хоть кому-то было смешно.