Песни осеннего плеса

      — Гэгэ… Если честно, то я страшно волнуюсь.       — Это он-то волнуется? Чоу-Чоу, ты его не слушай! Это я волнуюсь с самого утра! Вертелась на сене всю ночь, как куриная ножка на шпажке!       — Милая, да ты всегда так спишь…       — Но сегодня особенно!       Хань Туньчоу нервно потёр щёку.       На самом деле, если кто из них и волновался в самом деле, едва ли не до дрожи в теле, так это он.       Потому что тайная церемония бракосочетания с ним в качестве единственного члена семьи со стороны жениха… Пугала ровно так же сильно, как и радовала.       Само собой, кровь их с Вэй Чанцзэ не связывала — только вечерние прогулки во времена его обучения в Гусу, полное понимание друг друга с полуслова, и крепкая, нерушимая связь — но это жениху не помешало, чтобы выбрать для поклона родственникам именно Хань Туньчоу. Не Цзян Фэнмяня, которого даже и не пригласили, а решили на следующий день попросту поставить его перед фактом, а его!       Это не являлось комплиментом, но Хань Туньчоу вряд ли бы получил что-то более приятное в свой адрес, чем этот маленький, но такой важный жест.       Что касательно Цансэ Саньжэнь… Что ж, её наставница, которую она считала практически мамой, не открыла бы перед ней вновь двери, даже ради столь праздничной церемонии. Что, в свою очередь, так же лишало её возможности пригласить на бракосочетание её младшего брата — тоже не родного, но она считала несколько иначе иначе — Сяо Синчэня. Правила госпожи Баошань Саньжэнь были до ужаса строгими, в конце концов.       Как и всегда, однако, Цансэ Саньжэнь крайне галантно и ловко выкрутилась из проблемы тем, что решила провести свою церемонию бракосочетания под той самой горой бессмертной госпожи, чтобы поклониться ей хотя бы вот так вот. Смекалки и креативности у его подруги, само собой, было не занимать.       — Мы уже несколько часов стоим здесь, — не выдержав, сдался первым Хань Туньчоу. — Я понимаю ваше волнение, и взволнован сам не меньше, но мы приехали сюда ранним утром, а скоро настант время ужина…       В самом деле, он слушал драматичные разглагольствования этих двоих уже несколько часов подряд! Да чтобы Лань Цижэнь ещё раз у него потом поинтересовался, как же такой серьёзный и невозмутимый Вэй Чанцзэ терпит Цансэ Саньжэнь с её выкрутасами…       — Ха-ха, твоя правда, Чоу-Чоу!       — Гэгэ прав.       Со свадебной церемонией помимо кривой пародии на родственников, не так было всё: одежды будущих супругов были вовсе не красными — более того, они только-только вернулись с охоты этим утром, а потому и белые одения Цансэ Саньжэнь оказались перепачканы в грязи — украшения, соответствующие празднику, отсутствовали, а вместо чувственного звукового сопровождения на заднем фоне, у них кричал ручной ишак невесты по имени Капусточка.       Почему Капусточка, Хань Туньчоу так и не выведал, но звали его так с первого же дня, когда Цансэ Саньжэнь, гордо прозывающая себя его матерью, сошла с горы своей наставницы, и украла с чужого двора осла.       Но это роли не играло.       Главное, конечно, что молодых всё-всё устраивало, и стоя перед ним, слегка переминаясь с одной ноги на другую, они сияли. Хань Туньчоу подумалось, что ничего прекраснее он ещё не видел, и вряд ли когда-нибудь увидит.       — Всё. Начинаем.       Не сговариваясь, в совершенном синхроне, они осели на колени.       Первый поклон традиционно оказывался обращён небу и земле. К моменту второго поклона — того самого, предназначенного для родственников — им сначала пришлось повернуться влево, к горе именитой заклинательницы, а затем и вправо, к Хань Туньчоу, нервно сжимающего собственные рукава.       Момент этот ощущался ужасно волнительным для него самого, и неловко стоя перед своими друзьями, он обнаружил что почему-то и глотать сложно, и сердце бьётся слишком уж громко для собственных барабанных перепонок. Но Вэй Чанцзэ на поклоне ему подмигнул, словно подозревал о буре, бущующей в его груди, и беспокойство тут же спало, спрятавшись за короткой, едва заметной улыбкой.       И чем он заслужил этих людей в своей жизни?       Последний поклон оказался ожидаемо заполнен тихими смешками, потому что ни Цансэ Саньжэнь, ни Вэй Чанцзэ, совершенно не умели быть серьёзными в компании друг друга. Столкнувшись лицом к лицу — ибо кланяться следовало друг другу — они тихо захихикали. А на поклоне ещё и ударились с размаху лбами, захохотав громче прежнего.       Хань Туньчоу и сам не удержался от хриплого смешка.       — Ну что? — Ещё не разгонувшись толком, зашептала нетерпеливо Цансэ Саньжэнь. — Теперь-то — ну теперь-то, в самом деле, мы муж и жена?       — …Не могу ничего поделать, кроме как объявить вас супругами, — наиграннно обречённо завздыхал Хань Туньчоу, хотя блеск в его глазах в купе с несошедшей ещё до конца улыбкой, конечно, говорил громче всяких возмущений. — Поздравляю.       Цансэ Саньжэнь понабилось лишь мгновение, чтобы накинуться на, теперь уже, мужа с поцелуями. Повалив глупо улыбающегося Вэй Чанцзэ на землю, прямиком в траву, она тут же бесцеремонно начала чередовать влажные поцелуи с громкими одами.       Хань Туньчоу вежливо отвернулся, разумно рассудив, что этим двоим нужно немного пространства наедине, и отвязав Капусточку от дерева, побрёл с ней вглубь леса.       Некоторое время, он не делал ничего особенного, кроме как бродил по полянам, потерянно поглаживая нервного ишака, и размышляя о всяком.       На самом деле, идея свадьбы где-нибудь вдали от взора старейшин и чужих шёпотов ему очень даже прельщала. Не было ли это лучше, спокойнее — разделить столь значимый момент в своей жизни исключительно с возлюбленным и самыми близкими людьми? Запомнить этот день таким волшебным, как и полагалось?       Хань Туньчоу мечтал о подобном.       …Вот только размышления в его случае казались бесполезными. Увы, понятие бракосочетания как такового, являлось для него мыслью запрещённой. Единственный мужчина, которого он любил, вряд ли разделял его чувства.       И раз уж на то пошло, то Хань Туньчоу гораздо чётче представлялась свадьба Лань Цижэня, нежели своя. Ведь, наверное, когда-то в будущем, его упёртое и капризное желание быть одному да ворчать на окружающих, сменится первой влюблённостью. А там и взгляд на церемонии поменяется.       Он правда слабо представлял какую же женщину — или мужчину, в конце-концов — мог бы выбрать его шиди. Кого-то более тихого, способного ему всегда внимать? Или такого же шабутного человека? Грубее него или, наоборот, мягче? Кто смог бы добраться до сердца Лань Цижэня?       …И почему это не мог бы быть он?       — Чоу-Чоу! А вот и ты! Мы тебя чуть не потеряли, ха-ха!       Цансэ Саньжэнь возникла из ниоткуда, прямиком на верхушке склона. Перепачканная, растрёпанная, с поалевшими да расцелованными щеками и припухшими губами, она весело сбежала вниз, попутно широко распахивая руки. Тут же едва не споткнулась, полетев вниз кубарём — благо, Хань Туньчоу инстинктивно сделал широкий шаг ей на встречу, и подхватил одной рукой.       Лань Цижэнь у него тоже спотыкался где попало. Ловить падающих людей стало почти талантом.       — Пфф! Спасибо, Чоу-Чоу! — Цансэ Саньжэнь звонко чмокнула его в обе щеки, и выскользнув из заботливой хватки, поторопилась запрыгнуть с разгона на сонного ишака. Тот моментально зафыркал, заныл, и двинул ногами по земле, разогнав пыли. Хань Туньчоу успокаивающе его потрепал. — Ну, тише-тише, Капусточка. Быть капризной — моя работа!       Вэй Чанцзэ, сошедший вниз следом, расхохотался — рассмеялся так счастливо, так непривычно громко, что Хань Туньчоу не удержался, и тоже прыснул. Почти споткнувшись и сам — хотя не из-за неаккуратности, а скорее от пузырчатой радости, плескающейся в его глазах — обвил обе руки вокруг руки Хань Туньчоу, и слегка приподнявшись на цыпочках, поцеловал торопливо в висок.       — И правда же… Спасибо, гэгэ.       Хань Туньчоу зарделся.       Не зная толком что сказать, повёл плечами:       — Это мелочи…       — Да нет же! И за помощь спасибо, и за присутствие, и за свадьбу, — продолжал между тем тот, слегка повисая на нём. — Знаю же, что проводить такие церемонии против твоих понятий и правил клана. Более того, я уверен, дел у тебя навалом, а мы тебя выволокли так далеко от Гусу, что возвращаться будешь пару часов так точно.       — Это мелочи, — повторно запротестовал он.       Потому что что есть правила, когда эти люди так счастливы? Забрать у них столь важный момент — вот, что должно считаться нарушением правил.       — И всё же, я твой должник, — уже посерьёзней протянул Вэй Чанцзэ, выпутывая руки, но только чтобы начать поправлять волосы названного брата. — Не знаю как отплачу тебе за всё, но когда-нибудь…       Хань Туньчоу зафырчал в знак протеста.       — Ты мне ничего не должен, сколько же вторить?       Он понимал откуда шла помешанность Вэй Чанцзэ с желанием отплачивать людям за любую доброту или приятный жест — и проклинал Цзяней за это ежедневно — но никак не мог убедить друга, что с ним-то они были на равных. Что все эти долги были совсем не для них.       Он скорее умер, чем принял бы хоть какую-нибудь рода оплату от Вэй Чанцзэ. Да и если честно… Обязанным этому золотому человеку чувствовал себя он. Ведь тот неизменно доказывал ему свою верность, оставался рядом, несмотря на его тяжёлый характер, и просто по-человечески любил.       Они оба, Вэй Чанцзэ и Цансэ Саньжэнь… Хань Туньчоу сомневался, что видел людей теплее и добрее, чем они.       — И всё же, надеюсь, настанет такой момент, когда мне придётся скрывать тебя и твоего возлюбленного от взора осуждающих заклинателей, — повёл бровями тот, похлопав его по щеке.       Хань Туньчоу не особо позволял себе надеяться. Но все равно кивнул.       Воседавшая на осле Цансэ Саньжэнь склонилась над ними со странной ухмылкой.       — Ты только не расслабляйся, Чоу-Чоу. Тебе через год-другой ещё выбирать имя нашему ребёнку.       — И с ним, конечно, нянчиться, — добавил Вэй Чанцзэ.       Супруги переглянувшись, расхохотались. А Хань Туньчоу в ужасе застыл от одной лишь мысли.       Он и дети? Это же страшный кошмар, никак иначе… Детей Хань Туньчоу боялся. Шумные, плаксивые, до ужаса… Хрупкие. Одно неверное движение или слово в их адрес, и шрам этот придётся заживлять годами, если удастся вообще.       Хань Туньчоу в своей жизни брал ответственность за многое, но дети… Дети никогда не входили в этот список.       — Я буду самым ужасным родственником, — почти заканючил он, покачивая головой. — И Цзян Фэнмянь справится лучше, я уверяю, а у меня на него веры мало — почти никакой.       Цансэ Саньжэнь хихикнула:       — Не волнуйся, Цзян Фэнмянь будет нянчить нашего ребёночка по праздникам, и когда ты будешь пропадать на романтических ужинах со своей ланевской занозой. Всё-таки, сомневаюсь, что нашему ребёнку понравится Гусу Лань. Но вот имя… Имя определённо будет на тебе.       Вэй Чанцзэ охотно согласился.       — Уже есть идеи, гэгэ?       — Дитя есть дитя, — больше в шутку, чем всерьез бросил он, вяло пожав плечами. — К чему стараться с детским именем? Всё равно поменяете в будущем на что-то более достойное.       К его ужасу, однако, супруги подобный вариант начали рассматривать всерьёз.       — А что? Звучит! — Хлопнула в ладоши Цансэ Саньжэнь.       — Вэй Ин… Гордо, — закивал как полный идиот Вэй Чанцзэ.       Хань Туньчоу побледнел.       — …Я не имел это ввиду всерьёз!       — Ха-ха, погляди как занервничал! А говорит, будет плохим дядей — вот уже боится за репутацию будущего малыша, ха-ха!       — Право, жена, кто-то должен… Нам-то с тобой лишь посмеяться.       Он прикрыл лицо руками.       Оставалось надеяться, что к рождению настоящего ребёнка, эти двое напрочь забудут об этом ужасном моменте, и придумают более… Более нормальное имя для наследника или наследницы. Иначе ненависть бедного первенца семьи по отношению к нему более чем гарантирована.       …А Хань Туньчоу, кажется, это дитя уже заведомо страшно любил. И вряд ли что-то могло это изменить.