Песни осеннего плеса

«Доброго времени суток, Вэнь Жохань.

Не в моих привычках обращаться к тебе, и до сего момента, мы с тобой обменивались письмами лишь дважды, по ситуациям совершенно в том нуждающимся, но и сегодняшняя моя причина не менее важная.

До меня дошла новость, что в скором времени — без лишних уточнений когда — делигация твоего отца посетит Гусу. В связи с тем, я хотел бы уточнить… В чём заключается причина? Я готов выполнить любую твою просьбу, если эта цена честного ответа. Меня беспокоит ситуация моей…»

— Корреспонденция между Хань Туньчоу и Вэнь Жоханем.

***

      Лань Цижэнь бросил нервный взгляд на хмурого Хань Туньчоу, методично разбирающегося с книгами в библиотеке. Выражение лица его, впрочем как и тяжёлая аура, повисшая над головой заточенным тщательно мечом, заставляла его нервно перекатываться с носков на пятки, судорожно размышляя о том, что могло бы поднять настроение его возлюбленному в столь тяжёлый для него момент.       Потому что всё было плохо.       После семимесячного отсутствия каких-либо весточек от старшей дочери Хань, Цзуньюн, она, наконец-то вернулась вместе со своим мужем, молодым господином Гу. Жива, здорова, вот только… Стоило им пересечь врата Облачным Глубин, как она тут же заперлась в кабинете главы клана, напрочь проигнорировав озадаченного брата, пытающегося до неё дозваться. Ни она, ни её муж, не окинули Хань Туньчоу и взглядом — только закрылись в чужом кабинете с характерным хлопком, вопреки попыткам Хань Туньчоу напроситься внутрь. А затем, один из слуг Лань Люцина — как если бы ситуация не выглядела достаточно тревожно и без того — небрежно сообщил, что в гости направляются Вэни. Всем составом.       Стало очевидно, что экспедиция в Цишань завершилась неудачно.       Совсем неудивительно, что Хань Туньчоу так нервничал. Молчал всё утро, после того как оказался прогнанным, не вслушивался в уроки, и игнорировал даже Лань Цижэня старательно пытающегося вывести его на разговор.       Сам Лань Цижэнь считал, что ситуация выстроилась совершенно нечестно. Конфликт, скорее всего, разрешится ближайшую неделю, а Хань Туньчоу из-за всего происходящего перенервничает зазря! Ведь очевидно, что бы не произошло у Хань Цзуньюн, Лань Люцин непременно разберётся — поговорит с Вэнями, придумает как загладить вину. За своих людей, а тем более членов семьи Хань, все стояли горой!       — А-Чоу, ну обрати же на меня немного внимания, — Лань Цижэнь навалился на него со спины, обвивая руки вокруг его шеи. — Я страшно соскучился…       Ни-че-го.       Он продолжал сосредоточенно вчитываться в корешки книг, раскладывая их в верном порядке; видимо, кто-то из временных учеников забыл разложить книги верно. Снова.       — Хотя бы взгляни на меня? — Он вздохнул, укладывая острый подбородок к нему на плечо. — Разве не красиво у меня собраны волосы? Это я их сам сегодня плёл, пока ты был… Кхм. Не суть. Я даже позаимствовал твои ленточки!       Хань Туньчоу, в самом деле, никогда его не игнорировал. Как бы сильно Лань Цижэнь не ошибался или не ранил его, Хань Туньчоу всегда выбирал по отношению к нему мягкость и внимательность.       Да и что уж таить, злился он тоже редко. А если получалось, что всё же злился, то непременно дистанциировался от посторонних, запираясь на несколько часов в источниках, либо предпочитал занять разум тренировками и играми на цитре. Лань Цижэнь правда старался его в такие моменты не трогать. Раз тому спокойнее было в тишине и одиночестве — то кто он, чтобы ему мешать?       Но сегодня традицию правильным казалось именно нарушить.       Он правда совершенно не ожидал, что злой Хань Туньчоу — такой…       — А-Чоу, А-Чоу, — пропел он, невесомо принимаясь выцеловывать линию его подбородка. — А знаешь, у меня только вчера зажили твои последние засосы. Давай хоть обновим.       Хань Туньчоу не особо многозначительно дёрнул плечом, но всё же, не отозвался.       — К тому же… К тому же, я всё ещё считаю, что ежедневная практика — залог успеха, — голос его понизился до шёпота, и Лань Цижэнь ткнулся кончиком носа в чувствительную шею Хань Туньчоу, попутно укладывая ладонь поверх меча Хань Туньчоу, надёжно прикреплённого к его бедру. Слегка повёл пальцами. — А сегодня мы ещё совершенно не тренировались в этом деле…       Ну кто бы мог подумать, что первая инциатива сексуальной жизни пойдёт от Лань Цижэня, а не Хань Туньчоу, в конце-то концов?       К тому моменту, когда зашёл об этом разговор, их отношениям стукнул целый месяц, и он, начитавшись всяких романтических книжек, стал задаваться вопросом, почему его возлюбленный не пробовал заходить дальше обыкновенных поцелуев. А ведь Лань Цижэнь соблазнял! Намекал! Позволял халатам сползать вниз по плечам! Подмигивал! А тебе на, совершенно беспристрастные серые глазища, медленно хлопающие в ответ!       После распроса стало понятно, что Хань Туньчоу искренне считал, что с такими вопросами надо ждать до свадьбы. Видите ли, секс да после первой брачной ночи!       Лань Цижэнь чуть с ума не сошёл от услышанного! Ведь учитывая, что их отношения были под строгим секретом, а брак им грозил, разве что лет через двадцать, то им ждать ещё очень и очень долго!       В общем, Лань Цижэнь разумно заметил, что они все равно сначала станут партнёрами на пути самосовершенствования в глазах общества, а потом уже всем остальным, и поэтому вовсе им необязательно ждать свадьбы. И Хань Туньчоу сдался.       Как оказалось, их фантазии касательно сексуальной жизни сильно разнились… И у Хань Туньчоу-то, как раз, в болоте кружились дьяволята.       Не то, чтобы Лань Цижэнь был против. Ему очень даже нравилось, когда Хань Туньчоу над ним доминировал. Просто его забавляла эта двоякость своего возлюбленного — то скромничал, считая, что правильнее будет отождать официальной церемонии, а то… То. То.       — А-Чоу-у, — Лань Цижэнь слегка надулся. — А потребности жены игнорировать нельзя.       Наконец, Хань Туньчоу метнул в него острый взгляд.       — Ты — не жена.       Лань Цижэнь закатил глаза. Как ответить на провокации и многозначительные влюблённые ремарки — так мы немы, а как обсудить точность какого-то факта, так на: самый разговорчивый человек в мире.       — Да ты что…       Недолго думая, он потянул руку к себе за затылок, нащупал аккуратный бантик, и лёгким движением стянул с себя налобную повязку. Едва Хань Туньчоу успел открыть рот, чтобы уточнить что тот творит, так он тут же закинул её к нему на шею, в неловкой попытке завязать бант.       — Сейчас стану женой!       Дыхание Хань Туньчоу неровно дёрнулось.       Прежде чем Лань Цижэнь всё-таки разобрался со злочастным бантом, тот проснул два пальца под белую повязку, дёрнул на себя, и ловко вывернулся, умудрившись прижать по-прежнему держащего кончики ленты в руках Лань Цижэня к книжной полке.       — Ой.       В серых глазах плясали какие-то странные, диковатные огоньки.       — Ты отдаёшь мне свою налобную ленту, Ваньмэй?       Разве это не было очевидно? Кому ещё в этой жизни Лань Цижэнь мог её доверить, если не ему?       — Конечно, — он широко улыбнулся. — А что, не хочешь назвать меня в ближайшем будущем Хань-фужэнь?       Хань Туньчоу по-странному дёрнул уголком губ, то ли устало, то ли позабавленно.       — Ваньмэй, ты действительно неисправимый.       Попытка Лань Цижэня рассмеяться быстро оборвалась, когда Хань Туньчоу всё же утянул повязку из его слабой хватки, а затем, почти играюче, сжал оба его запястье в своей ладони, подняв их над его головой.       — А? Что ты делаешь?       — Распускать руки тоже запрещено, Ваньмэй, — завздыхал тот, принимаясь обворачивать запястье лентой. — Раз уж так вышло, то надо преподать тебе небольшой урок.       Их бёдра тут же столкнулись, и Лань Цижэнь, слегка растерявшись, мягко простонал, прикрывая на короткое мгновение глаза.       Он стыдился признавать это вслух, но отчитывающий Хань Туньчоу, нашёптывающий ему правила во время плотских утёх, вызывал в нём бурю совершенно позорных мыслей и не менее ярких эмоций.       Скажи ему кто, что их ежедневная тренировка повторения и укрепления правил, в какой-то момент скатится в это, то не поверил бы.       Но это произошло. И внезапно, Лань Цижэню и послушания правил стало милее — с такими-то щедрыми наградами — и дисциплина под чужой хриплый голос, приятнее.       Ещё бы Хань Туньчоу порой брал его погрубее…       — Хань-лаоши, вы так грубы, — наигранно капризно завздыхал Лань Цижэнь, склоняя голову набок. — Никакого понимания к бедному, страдающему… Хмпф!       Хань Туньчоу толкнулся языком в совершенно удобно распахнутый рот, и Лань Цижэнь пожалел, что руки его были повязаны, ибо вцепиться в чужие плечи хотелось сильно. Особенно когда чужие тут же заскользили по щекотливому телу своего шиди, то плавно развязывая многочисленные пояса и растёгивая пуговицы, то попросту останавливаясь ненадолго на его ягодицах, чтобы их очерчить и сжать меж пальцев.       Лань Цижэнь инстинктивно покосился в сторону двери.       — А там… А не открыто?       — Нет, — Хань Туньчоу прижался губами к уголку кожи у кадыка, и влажно поцеловал, вынуждая его болезненно стукнуться затылком об полки. — Но это не значит, что тебе не стоит быть потише, Ваньмэй.       Лань Цижэнь хотел возразить — а как тут можно быть потише? — но с его губ только сорвался звонкий стон. Рука Хань Туньчоу легла поверх его паха, слабо надавливая.       Движение несомненно лёгкое и непринуждённое, но для излишне чувствительного Лань Цижэня, и без того успевшего перевозбудиться от нескольких поцелуев, считай, пытка!       — Да ты! — Он всё же процедил сквозь крепко сжатые зубы. — Ты сам-то побудь тише с рукой на члене, я посмотрю, как ты… А-ах.       Он вновь стукнулся головой.       С руками по-прежнему находящимся над его головой, повязанными, неспособными зацепиться за более надёжное тело, и полуобнажённым, так хорошо обласканным, Лань Цижэнь чувствовал, что долго простоять не сможет. Его ноги уже предательски дрожали, намекая на скорый отказ работоспособности!       — А-Чоу, чжанфу, баобей, — пролепетал Лань Цижэнь, пища от соприкосновения шершавого языка к собственным соскам. — С-стоять не могу.       Хань Туньчоу промычал, и не отрываясь от своего занятия, элегантно перевернул их местами, усадив его на край стола. Лань Цижэнь расслабился, хоть по-прежнему было и неудобно. Держать спину ровно, сидеть, а не лежать…       Но зато, Лань Цижэнь придумал, что делать с повязанными руками. Кое-как, он всё равно умудрился приобнять Хань Туньчоу, и просунув его голову в своеобразное окошко — пространство между подвязанными руками — прижал к себе крепче, попутно попытавшись закинуть ноги к нему на поясницу.       — В библиотеке должна быть тишина, Ваньмэй, — напомнил настырчиво Хань Туньчоу, заглядывая ему в глаза; их лица теперь находились в миллиметрах от друг друга, и это тоже будоражило. — Это правило.       Он услышал шуршание раскрывающегося пояса Хань Туньчоу. Мускулами ощущал как тот и сам напрягся, натянулся как струна его любимого тренировочного лука.       — Я… Я плохо запоминаю правила, — слегка удушенно поддразнил он. — Ты должен меня… О-ох!       Лань Цижэнь приоткрыл рот, и от незнания что ещё поделать, прижался губами к плечу возлюбленного.       Тот совершенно без предупреждений прижал их члены друг к другу, обхватив их своей рукой. От крепкой хватки и влажного трения, дышать становилось тяжелее, и Лань Цижэнь не сомневался, что ещё чуть-чуть и предательски кончит. А они ведь ещё даже не начали толком! Ну что за позор!       — Отучить? — Подсказал Хань Туньчоу, наблюдая за ним с забавой в глазах.       — Да… Да, Хань-лаоши. Научите меня.       — Хм-м, — Хань Туньчоу ткнулся носом в его щёку. Поцеловал. — Правило Гусу номер семнадцать, Ваньмэй?       Одновременно с вопросом, его рука начала медленно двигаться вдоль длины их органов, почти лениво. Лань Цижэнь ожидаемо растерялся, зажмурился, и судорожно прошёлся по воспоминаниям, ища правильный ответ:       — Н-не контактировать с женскими адептами Гусу.       — Верно, — движения его слегка, едва ощутимо ускорились, а Хань Туньчоу в качестве вознаграждения поцеловал его в крыло носа. — Правило сто тринадцать?       — Н-не испытывать слишком много скорби?       — Хорошо, Ваньмэй. Очень хорошо, — и ещё один, в уголок губ. — Правило номер двести три?       Лань Цижэнь закипал.       Стол, закиданный книгами, под ними скрипяще раскачивался, а его глаза от возбуждения уже давно покрылись влажной плёнкой, не позволяющей ему чётко видеть столь любимое лицо перед собой. Руки слегка затекли, и от невозможности ухватиться за что-нибудь, почти хотелось расплакаться.       За каждый правильный ответ, однако, Хань Туньчоу ускорял темп собственных движений, и это, конечно, подстёгивало.       Когда Лань Цижэнь, наконец, почувствовал себя близко к завершению, Хань Туньчоу внезапно поставил его в совершенно кошмарную ситуацию — финальный вопрос, ответ на который его растёкшийся мозг не мог найти.       — …Номер шестьдесят три.       Лань Цижэнь захлебнулся в стоне.       — Н-не помню.       Хань Туньчоу замедлился.       — Нет-нет, пожалуйста, только не… Ах, я умоляю тебе, мне очень нужно…       — Вспоминай, — его пальцы плотно обвились вокруг основания членов, не позволяя ненарочно кончить, хоть Лань Цижэнь и пытался двинуть бедрами. — Давай, Ваньмэй. Ты же знаешь ответ.       Лань Цижэнь почувствовал как задыхается.       — Не знаю! Не знаю!       Хань Туньчоу принялся выцеловывать его шею, что совершенно точно не помогало делу. Нытьё Лань Цижэня стало ещё громче.       — Подсказку… Пожалуйста, Хань-лаоши, умоляю!       Хань Туньчоу вздохнул.       — Что ты не можешь делать прямо сейчас?       Кончать!       Лань Цижэнь стиснул челюсть, и его осенило:       — Шум… Шум в библиотеке запрещён! — И иронично, но голос его от осознания стал ещё громче. — Нельзя шуметь в библиотеке, это же оно, да? Да? Пожалуйста, скажи что да!       Хань Туньчоу не ответил.       Зато задвигал снова рукой, нетерпеливо и быстро, и Лань Цижэнь тут же, едва осознав маленькую победу, обмяк тряпичной куклой с чужим именем на губах. Из глаз сами по себе брызнули слезы, и он безвольно повис на Хань Туньчоу, слыша только звон в ушах, и совершенно неспособный двинуться.       Хань Туньчоу продолжал гнаться за собственной разрядкой, и трение об и без того чувствительный член Лань Цижэня, только доводило того до высшей степени отчаяния, сопровождаемой всхлипыми и лёгкой дрожью в теле.       — Баобей… Чжанфу… А-Чоу, — взмолил он, чувствуя одновременно себя ужасно хорошо, и плохо, — кончай. Пожалуйста.       Хань Туньчоу рыкнул ему на ухо, и бесприкословно повиновавшись, излился. Его семя расплескалось меж их животами так же, как и его собственное секундами раньше, и они синхронно выдохнули, крепко друг в друга, вцепившись.       Слегка придя в себя, Лань Цижэнь ловко выпутал руки из налобной ловушки. Запястья тут же заныли.       — Ты в порядке? — Голос Хань Туньчоу моментально сделался обеспокоенным; ни намёка на наигранную строгость или даже ленивую забаву. — Я не переборщил?       Они слегка от друг друга отстранились, и Хань Туньчоу, предварительно протерев руки об платок, тут же подхватил его покрасневшие запястья, принимаясь мягко их растирать.       Лань Цижэнь улыбнулся. До чего же милым был его шисюн!       — Всё нормально. Не переборщил, — заговорщицки подмигнув, добавил: — В следующий раз, постарайся пожёстче.       Хань Туньчоу завздыхал, поочередно поцеловав ладони Лань Цижэня, и напрочь проигнорировав его самонадеянный комментарий, наклонился, чтобы утереть их запачканные тела. Сам же Лань Цижэнь только довольно откинулся на стол, позволяя за собой поухаживать — одеть назад, повязать ленту на место, поправить волосы, и в конце концов, встать.       Ах, не было чувства лучше, чем когда с ним так нянчились! Умел же Хань Туньчоу заставить человека почувствовать себя залюбленным!       — …Извини, — внезапно тихо бормотнул Хань Туньчоу.       — Я же сказал — ты даже не переборщил.       — Нет, — Хань Туньчоу слабо качнул головой. — За сегодняшнее поведение извини.       — Эй, я не же не дурак, — продолжая разминать плечи, возмутился Лань Цижэнь. — Сам вижу, что тебе тяжело сейчас. Ты не должен всегда быть вежливым и осмотрительным, знаешь? Особенно, если тебе плохо.       Хань Туньчоу спрятал ладони в длинных рукавах ханьфу, опуская взгляд куда-то в пол.       — У меня тревожное ощущение в груди, Ваньмэй. Будто грядёт шторм, а я не знаю где от него спрятаться.       — Как это не знаешь где спрятаться? — Он потянулся, чтобы огладить его по щеке. — В Облачных Глубинах. Здесь всегда всё будет хорошо.       — Но…       — Ты же знаешь, что бы не произошло… Мой брат всегда поможет.       Хань Туньчоу прижался лбом к его лбу, и крепко зажмурился, будто совершенно не желая сталкиваться с реальностью. Некоторое время он молчал, позволяя Лань Цижэню разглядывать его нервно трепещущие ресницы, поджатые губы, и слегка румяные щёки, а когда заговорил, то зазвучал так прискорбно, что он даже и напрягся.       — Что бы не произошло, Ваньмэй…       — Нет-нет, — резко воскликнул Лань Цижэнь, практически подпрыгнув. — Не заканчивай это предложение!       Хань Туньчоу от его резкой реакции дёрнулся тоже.       — Перебивать на территории Гусу — запрещено, — скорее по привычке, чем осознанно, напомнил тот. — Почему? Что не так?       — Оно звучит как прощание. А мы не прощаемся, — проигнорировав замечание, отчитал его Лань Цижэнь в ответ. — Всё будет нормально. И вообще… Через несколько месяцев, брат думал назначить меня главой зала Дисциплины! Вот что произойдёт — и мы будем вместе это праздновать.       В последние полгода поведения Лань Цижэня становилось спокойнее в общем кругу, и хоть в окружении единственного близкого он оставался таким же взбалмошным, старейшины, наконец, начали его замечать и уважать. А брат даже — вот тебе на! — предложил ему новую позицию.       Это всё, конечно, было заслугой Хань Туньчоу.       Лань Цижэнь всё больше начинал понимать, что тот поступал так намеренно… Но если даже нет, то Лань Цижэнь был ему благодарен. Сколько бы он не убеждал, что ему плевать, что он не вписывается в собственную семью это было ужасной ложью.       Он хотел быть идеальным Ланем. Стереотипным, даже. И ему нравилось видеть признание в глазах близких.       — Конечно, — Хань Туньчоу хмыкнул. — Я в этом не сомневаюсь.       — Тогда перестань говорить так, будто умрёшь завтра!       — Если я умру, то просто стану призраком, и буду защищать тебя с той стороны, — заметил тот, и Лань Цижэнь с ужасом понял, что не понимает шутка ли это. — Или ты всё ещё боишься призраков?       Лань Цижэнь раздражённо закатил глаза, и затреснул ему по плечу.       — Мне было десять! Я не боялся призраков с десяти! Хватит мне это припоминать! — Он обиженно сложил руки на груди. — И это традиция нашей семьи! Дедушка тоже боялся в детстве призраков!       Хань Туньчоу тихо рассмеялся.       — Тогда, ты не против, если после смерти я стану призраком?       — Против… Не смей умирать вообще.       Но он не боялся в действительности — смерть и Хань Туньчоу, казалось, шли слишком далеко от друг друга, выглядя концептом совершенно нереальным. Конечно, лет так девяносто спустя, она могла его настигнуть — но сейчас?       — Как скажете, господин Лань.       — Дурак, — Лань Цижэнь вновь устроился в объятиях Хань Туньчоу.       — Твой.       — Мой.       И всё-таки, волновался Хань Туньчоу зря.       У них впереди было ещё столько много всего — молодость, популярность, призраки и победы. Весь мир!       А главное, они сами. У друг друга.       И это было неизменно.       …Верно ведь?

КОНЕЦ ПЕРВОГО АКТА.