Песни осеннего плеса

«Мой золотой друг!!! Спешу сообщить, что новости о ваших романтических приключений с ланевским дураком меня очень насмешили — чуть живот не надорвала, а хихикала так, что мой ослёныш — я, конечно, не про Фэнмяня сейчас! — случайно признал во мне свою родственницу. Но, честно говоря, я очень рада. И вашим долгожданным признаниям, и тому, что выиграла именно моя ставка на вас, а не Чанцзэ.»

— Корреспонденция между Цансэ Саньжэнь и Хань Туньчоу.

***

      — Чё-ёрт возьми, ну наконец-то!       Лань Цижэнь вздрогнул от внезапно громкого голоса, материализовавшегося из ниоткуда.       Медленно повернув голову, он столкнулся со своим худшим кошмаром наяву — взмыленной, довольно улыбающейся с руками, упирающимися в бёдра, и в неизменно белых одеждах, выглядящих до ужаса неопрятно, Цансэ Саньжэнь.       — О, небожители, — он тяжело вздохнул. — Чего тебе?       Он никак не мог понять почему Хань Туньчоу ошибочно считал, что он с этой бесстыдницей подружился бы при большом желании, когда в действительности они были излишне друг для друга громкими. И невыносимыми. И—       Список можно было продолжать бесконечно.       — Я тоже безумно рада тебя увидеть, сяо Цижэнь.       Он был младше её всего на месяц.       — Я просил тебя перестать так меня называть!       Не то чтобы, конечно, Цансэ Саньжэнь была плохой. Вообще-то, Лань Цижэню её шутки даже нравились — чаще всего, по крайней мере. Но стоило Хань Туньчоу оставить их наедине, как их редкие взаимодействия превращались в сущее адское пекло, обречённое либо на провал, либо на скандал.       Хотя, похоже, так считал только он — Цансэ Саньжэнь продолжала забавиться, и в их взаимодействиях видела что-то расслабляющее и забавное.       — Да-да, — она слабо махнула рукой, бесцеремонно усаживаясь рядом с ним. — Вообще, я пришла тебя поздравить. Мой золотой Чоу-чоу поведал нам, что вы начали, наконец, встречаться. Ну дождались! Ну вроде даже и не на старости лет со внуками это событие застыли!       — Во-первых, он не твой. Во-вторых… Почему он вообще рассказал об этом тебе?       Свои отношения они разумно решили на афишировать. Вряд ли старейшины обрадовались таким новостям. По крайней мере, сейчас.       Но и уносить эту тайну под могилу хотелось не сильно — с близкими-то поделиться разрешалось, верно? Вот только у самого Лань Цижэня никого столь близкого и не имелось, а Хань Туньчоу решил доверить эту новость двоим. Но кому именно не уточнил, а Лань Цижэню подумалось, что этими избранными станут его сестра и её муж.       Видимо, ошибся. Видимо, он выбрал Вэй Чанцзэ и Цансэ Саньжэнь.       Вероятно, сестру он хотел для таких новостей, всё-таки, дождаться лично.       — Потому что я его лучшая подруга. Надеюсь, это ответило на все твои вопросы, — подмигнула она. — И, да, он, конечно, не мой… Вот он — мой!       Она ткнула пальцем на Вэй Чанцзэ, аккурат в этот момент выходящего на арену.       На дворе стояло душное лето — пекущее солнце и куча насекомых, оседающих на одеяния — и кланы решили что самая пора устраивать ежегодный турнир по стрельбе.       Лань Цижэнь большой любовью к этому мероприятию не пылал. Зрение его заставляло желать лучшего, а стрелы у него из рук нещадно валились. Но вот смотреть на Хань Туньчоу, который постоянно колебался между первыми двумя местами, ему неподдельно нравилось.       …Ну и остальные, наверное, неплохо справлялись. Не то чтобы он, конечно, за ними особо пристально наблюдал.       Несчитая купы адептов из более мелких кланов, узнавались и другие лица: молодой наследник клана Цзян, Вэй Чанцзэ за компанию с ним, Цзинь Гуаншань, родители которого никак не могли перестать отсылать его в любую бочку затычкой, Вэнь Жохань. Братья его давно переросли это мероприятие, и теперь главным лицом своего клана был он.       — О, избавь от подробностей.       Само собой, его проигнорировали.       — Ах, мой превосходный, самый сильный в мире, Вэй Чанцзэ! — Цансэ Саньжэнь сложила руки вместе, и тут же мечтательно завздыхала, уперевшись большими карими глазищами в напряжённую фигуру возлюбленного. — Ты бы видел как он хорош во всём, сяо Цижэнь… Знаешь, он же ещё умеет с закрытыми глазами в мишени стрелять, без единого промаха! Хорош! Кошмарно хорош, мой муженёк!       Лань Цижэнь демонстративно уставился на промахнувшегося дважды Вэй Чанцзэ, возвращающегося под бок к тепло улыбающемуся Цзян Фэнмэню.       — …Что-то не видно.       Уголки губ Цансэ Саньжэнь дрогнули.       — Мой А-Цзэ просто любит поддаваться Фэнмяню… Я, конечно, пыталась объяснить, что зря, но это не так легко вывести из его дурной головы. Когда вырастаешь слугой в чужом доме, то ощущаешь себя таким даже в своём. Это грустно, не так ли?       Он мало что знал о взаимоотношениях молодого Цзяна и Вэя, потому и прокомментировать ситуацию толком не мог. Они неплохо ладили, по всей видимости, но вот что творилось в стенах Пристани Лотоса сказать было сложно.       По крайней мере, в отличие от Хань Туньчоу, кидающего на Цзян Фэнмяня кривые взгляды, Цансэ Саньжэнь, казалось, ничего против него особо и не имела.       — …Грустно, но я рада, что Чоу-чоу и А-Цзэ на этой почве сдружились. Хоть кто-то может их понять, раз уж мы с тобой не можем, да?       — Что, прости? — Лань Цижэнь нахмурился. — А-Чоу — не слуга.       Хани некогда являлись прославленными в их клане семьёй — отец, бывший старейшина, и мать, лекарь из клана Яо. Их любили. Да, несомненно, их изгнание негативно сказалось на однажды выстроенной ими репутации, но Лани от их детей не отвернулись ведь — приняли, воспитывали как родных. Сравнивать его ситуацию с ситуацией Вэй Чанцзэ казалось странным.       — Ну… Может не в привычном понимании этого слова, — согласилась Цансэ Саньжэнь, вяло хлопая, когда вышедший Цзян Фэнмэнь попал в восемь мишеней из десяти. — Но им определённо есть о чём поговорить.       — Ерунда, — запротивился он. — А-Чоу иногда воспринимают в клане лучше, чем меня. А я Лань, на минуточку.       Цансэ Саньжэнь по-доброму улыбнулась, будто говорила с ребёнком, ничего толком непонимающим.       — Хани крайне талантливые, их уважают… Но ты ведь понимаешь, стоит им оступиться, хотя бы один раз, и никто за них не заступится. О, смотри! Аха-ха, цзиневский хрыщ, что, снова пьяный?       Лань Цижэнь заторможенно уставился на раскрасневшегося Цзинь Гуаншаня, неуверенно теребящего стрелы в руке, но мысли его на турнире фокусироваться отказывались.       Была ли она права? Действительно ли Хань Туньчоу чувствовал себя… Слугой? И могли ли Хани, эти идеальные заклинатели с безупречными результатами, оступиться настолько, что клан бы от них тут же отвернулся?       Он перевёл взгляд на стоящего поотдаль от общей толпы Хань Туньчоу. Теперь, его постоянная одержимость достижением идеала, едва ли не тихие истерики, когда что-то не удавалось, больше не казались исключительно личными замашками.       Но кому Хань Туньчоу был обязан? Памяти родителей? Старейшинам в клане?       — Да-а, определённо пьян, — хихикнула под ухо Цансэ Саньжэнь.       — Этот идиот своими выходкими захоронит клан Цзинь так глубоко, что их имя через пару лет никто и не вспомнит, — машинально парировал он. — И чем думают его родители?       Поставив мысленную пометку, обсудить услышанное лично с Хань Туньчоу, а не страдать от сделанных собой же догадок, как привык, он решил вернуться к разговору.       — А ну, он же скоро свадьбу играет, с той милой девушкой… Она очень умная. И пугающая. Говорят, этот дуралей её ужасно боится. Так что, кланом теперь руководить будет она, наверное… А он так, для смазливого личика.       — Это ему чести не добавляет.       — А-то! Ну, не всем, конечно, быть красивыми и умными как наши с тобой… Я правда совсем не понимаю как на эту императрицу женщины вешаются…       Лань Цижэнь согласно закивал — феномен популярности этого идиота он тоже совершенно не понимал.       — Как «как»? За пару слитков, — вдруг вмешался в их разговор голос неподалёку.       Цансэ Саньжэнь и Лань Цижэнь синхронно дёрнулись, обнаружив стоящую у ближайшего дерева, Вэнь Гуанин. От вида младшей сестры Жоханя, перебирающей алые бусы на шее, они синхронно напрягались — как давно она здесь стояла и как многое слышала?       — Что, помешала? — Насмешливо фыркнула она.       — Ой, милая девочка, а мама тебя не учила не подслушивать чужие разговоры?       Хоть интонация Цансэ Саньжэнь и была беззлобной, Лань Цижэнь почему-то совсем не сомневался, что ей такое совсем не пришлось по душе.       — Моя мама умерла при родах, — сухо отозвалась Вэнь Гуанин. — Но я обязательно передам брату ваши замечания касательно моего воспитания.       Цансэ Саньжэнь нервно закашлялась.       — …К слову о нём! Вот-вот настанет его черёд. Хочешь посидеть с нами?       Лань Цижэнь не хотел сидеть рядом с этой странной девочкой. Но его как обычно и не спросили — младшая Вэнь просто бесцеремонно устроилась аккурат между ним и Цансэ Саньжэнь, совершенно по-хозяйски.       — Было бы на что смотреть… Сан-гэ выиграет, вот и всё.       Скорее да, чем нет. Вэни выигрывали всегда, в конце концов — так велели золотые правила этой странной семьи. Победы их правда вовсе не значили, что они обязательно были лучше остальных во всём — просто другого варианта, вроде как, и не было.       — А может быть и нет, — всё же решился поспорить он. — В прошлом году, вообще-то, выиграл Хань-сюн.       В основном, исключением из правил был глава Не — его сложно было заставить прогнуться. Но иногда, совершенно случайно, в списки победителей заглядывал и Хань Туньчоу.       — Исключительно потому что сан-гэ хотел, чтобы он выиграл, — не без насмешки, прокомментировала Вэнь Гуанин, складывая руки на груди.       Хань Туньчоу вышел на арену неторопливым шагом. Волосы его непривычно были собраны на макушке, в высокий хвост, и в отличие от большинства своих соперников, он не особо медлил — плавно вытянул стрелу, и присматриваясь лишь короткие мгновение, выстрелил. И так по кругу.       Лань Цижэнь хотел бы сказать, что его сразило на повал его мастерство, но его сегодня больше интересовала скорейшая перспектива поцеловать его в обнажённый затылок.       — А почему он этого захотел? — Полюбопытствовала Цансэ Саньжэнь, хлопая своему другу ни разу не упустившего мишень так громко, что Лань Цижэнь едва не оглох.       — Потому что сан-гэ очень нравится Хань Туньчоу, вот и всё. Он его любимчик.       Вэнь Жохань действительно вёл себя странно, когда находился в его компании. Даже сейчас, вместо того чтобы спокойно пройти к мишеням, он в первую очередь настиг собирающегося уйти Хань Туньчоу. Перегородил дорогу, и приподнялся на цыпочках, чтобы что-то сказать.       — Ну… Да, это не сложно заметить. Но почему? Они же очень… Разные.       — Всем нравится Хань Туньчоу, — автоматом выпалил Лань Цижэнь, немного раздражённо наблюдая за тем, как близко стояли эти двое. — Даже Вэням не устоять.       — Право, не ревнуйте так, — Вэнь Гуанин закатила глаза. — Я сомневаюсь, что ваш возлюбленный смотрит на кого-то, кроме вас.       Хоть перспектива того, что вэневская заноза определённо теперь знала, что они с Хань Туньчоу встречались, ему не прельщала, услышанное ему всё же понравилось.       Правда, от этого Вэнь Жохань прижиматься губами к проколотым ушам Хань Туньчоу не перестал.       — Я не ревную, — запротивился Лань Цижэнь, выдыхая.       — Ты ревнуешь, сяо Цижэнь, — хихикнула Цансэ Саньжэнь. — Но госпожа Вэнь права — тебе не стоит. Хань Туньчоу скорее умрёт, чем посмотрит на кого-то ещё.       Отлично.       Пускай оно так и остаётся!

***

      — Что ты… Хмпф!       Лань Цижэнь знал, что пересекал грань дозволенного и обговорённого, но всё равно не удержался — втолкнул Хань Туньчоу в ближайшее дерево, и несдержанно вцепившись в его плечи, утянул в жаркий, излишне влажный поцелуй. От собственного бесстыдства тут же загорелось лицо, и захотелось отстраниться, не позориться больше. Но Хань Туньчоу быстро под его лаской расслабился, и обвив руки вокруг его талии, приподнял над землёй, чтобы целоваться было удобнее.       От такого жеста он смутился пуще прежнего. Ведь не хотелось признаваться, но физическая сила его возлюбленного… Возбуждала. То как Хань Туньчоу всегда с лёгкостью мог поднять его и одной рукой, то как он отжимаясь, звал его посидеть у себя на спине для дополнительного веса… Это было невероятно.       Если бы Хань Туньчоу решил повалить его на траву прямо здесь и сейчас, то он отдался бы ему без всяких промедлений.       К счастью или к сожалению, Хань Туньчоу бы делать такого не стал.       — Ваньмэй, — голос Хань Туньчоу неосознано сделался созвучным мурчанию, и он плавно перевернул их местами, — что на тебя нашло?       — Я не могу поцеловать своего победителя? — Лань Цижэнь запрокинул голову, опираясь всем весом на дерево. — Своего будущего мужа?       — Можешь. Но мы не слишком далеко отошли от остальных. А ты настаивал сам — старейшин пока впутывать не стоит.       Ну… Да.       Не потому что стыдился, а потому что осознавал, что в глазах общества быть обрезанным рукавом — стыд да срам. Что новости об их отношениях не только растоптают то немногое, оставшееся от его репутации, но и перекроют все пути для Хань Туньчоу. А его, в отличие от Лань Цижэня, ждали великие подвиги в будущем.       — Я пытаюсь их не впутывать.       — Ты выглядишь… Раздражённым, — сщурившись, вынес гипотезу Хань Туньчоу. — Не поэтому ли поступаешь так опрометчиво?       — Что от тебя хотел Вэнь Жохань?       Вопрос сорвался с его губ моментально, и вынудил его тут же об этом пожалеть. Почему он был настолько прямолинейным?       …Хань Туньчоу был прав, Лань Цижэнь всё-таки был членом своей семьи до мозга костей.       — Он — причина твоего беспокойства? — Озадаченно, почти неверяще, уточнил Хань Туньчоу. — Ничего особенного. Он лишь сообщил, что милосердно позволит мне выиграть, потому что… Ему нравится как я выгляжу со собранными волосами.       Что-то ему подсказывало, что Хань Туньчоу ещё здорово смягчил весь бред и пошлости, который этот юноша мог нашептать ему на ухо, но и так, Лань Цижэнь ощутил себя ужасно раздражённым.       Была бы его воля и этот Вэнь Жохань…!       — И часто он такое тебе говорит? Эти… Эти комплименты?       Хань Туньчоу пожал плечами.       — Время от времени, — словно совершенно не подозревая, что в этом не так, он добавил: — Он просто сумасшедший.       — Он в тебя что, влюблён?       Хань Туньчоу вновь рассеянно пожал плечами.       — Не знаю. Да и мне, собственно говоря, без разницы.       Он заглянул в его бездонные серые глаза, действительно выглядящие несколько безразлично, и в лишний раз смирился, что сколько бы он не ревновал Хань Туньчоу к каждому прохожему, это всё равно не имело смысла — Хань Туньчоу смотрел только на него.       — Ты мой, — на всякий случай, пробормотал Лань Цижэнь. — Не забывай.       Уголки губ Хань Туньчоу растянулись в едва ощутимой улыбке.       — Разве я посмею забыть титул, который ношу с бо́льшей гордостью, чем имя, выданное мне родителями?       …       Лань Цижэнь почувствовал как щёки его зарделись.       Проклятый Хань Туньчоу, умеющий обезоружить его всего лишь несколькими словами! До чего же умело он управлялся с языком, хотя разговаривал так мало и редко, в отличие от него самого!       — И ты смеешь называть бесстыдником меня, — Лань Цижэнь потёр щёку. — Сам такой.       — Как пожелаешь, Ваньмэй.       — Ужасный бесстыдник.       — Да, Ваньмэй.       Лань Цижэнь вздохнул. Ладно, похоже пора было действительно перестать волноваться, что Хань Туньчоу мог бы понравится кто-нибудь другой, кто-нибудь более достойный, более дисциплинированный.       Но это осознание всё равно не избавляло его от хронических приступов агрессии, которые загорались, когда люди вроде Вэнь Жоханя осыпали его возлюбленного непрошенными комплиментами.       То есть, да, Хань Туньчоу заслуживал всё обожание мира, но… Но это же определённо были не платонические жесты внимания! Вэнь Жохань явно хотел забрать Хань Туньчоу себе!       — Можно я кое-что сделаю, а ты на меня не разозлишься как обычно?       Хань Туньчоу медленно моргнул.       — Я на тебя никогда не злюсь.       — Я знаю, — он гордо хмыкнул. — Так можно?       — Мгм.       Лань Цижэнь медленно приподнялся на цыпочках, упираясь одной ладонью в крепкое плечо Хань Туньчоу, а другой, оттягивая воротник его белых одежд. Когда возвражений не послышалось, Лань Цижэнь без предупреждения прижался губами к уголку кожи у нервно дёргающегося кадыка. Хань Туньчоу неосознанно прижал его к дереву поплотнее, вцепившись в кору обеими руками.       — Что ты…       Убедившись, что шея у Хань Туньчоу правда чувствительная, а его не планировали отталкивать, Лань Цижэнь рискнул. Всосал слегка мягкую кожу, отдающую лилиями и грушами одновременно. Книги про любовь, которыми он зачитывался не солгали — после такого жеста на бледном полотне осталось красное пятнышко.       — А-ах.       Он замер.       Понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, что этот внезапный, мелодичный, но удушеный звук сошёл с уст Хань Туньчоу. Всегда собранного, редкого эмоционального Хань Туньчоу!       — Хань-сюн… А-Чоу, ты…       — Ещё, — просипел он с крепко зажмуренными глазами. — Пожалуйста.       В груди всё сперло, а вспотевшие ладони, стискивающие чужие одежды, невольно сползли пониже, к надёжно прикрытой груди.       Неспособный — и совершенно точно нежелающий — отказать такой просьбе, почти мольбе, Лань Цижэнь принялся расцеловывать его шею. Очень скоро, лёгкие поцелуи стали больше похожи на укусы, но Хань Туньчоу совсем не возражал. Только продолжал приглушённо вздыхать.       Осознание, что он перегибал палку настигло Лань Цижэня только тогда, когда он неосознанно отстранился, и кинул торопливый взгляд на его шею.       — Прости, — он невольно поморщился, оглядывая россыпь фиолетовых отметин. — Я не знаю, что на меня нашло, правда…       Грудь Хань Туньчоу вздымалась неровным, излишне учащённым темпом, и ему невольно подумалось, что он сейчас окончательно задохнётся.       — Всё в порядке.       — Просто… Просто… Просто я хочу, чтобы все знали, что ты мой.       Кажется, это стало последней каплей Хань Туньчоу. Потому что в следующее мгновение, дерево за которое он так отчаянно держался всё это время, просто… Треснуло.       Расколотое посередине, дерево свалилось на пол с ужасно громким грохотом, вынуждая растерянных юнош инстинктивно отскочить в сторону. Переглянувшись, они с ужасом уставились на сотворённый ущёрб — на целое, чёрт возьми, разломанное дерево.       — Т-ты только что голыми руками сломал дерево?!       Хань Туньчоу не выглядел особо впечатлённым собственным достижением.       — Пустяки. Бывает.       Бывает?!       Лань Цижэню подумалось, что эти руки могли бы сделать с ним, и с губ его сошёл восторженный вздох.       Благо, полезть снова целоваться он не успел, ибо в следующее мгновение, на поляну беспокойной толпой пришли заклинатели, явно напуганные столь резким звуком. Взгляды их сначала упали на дерево, а затем, и на стоящих посередине кошмарной сцены, Ланей. На шею Хань Туньчоу — особенно.       В конце концов, видеть такое непотребство на теле самого правильного человека в мире, казалось скандальным.       — Я… Разрешите уточнить, а что здесь произошло? — Вежливо улыбнулся Цзян Фэнмянь, единственный осмелевшийся заговорить первым.       — О, я… Я объясню! — Лань Цижэнь нервно рассмеялся. — Видите ли… Какая-то незнакомка привязала Хань-сюна к дереву, и начала его целовать! Я случайно вышел на поляну, пока искал его, и спугнул её… Но она ужасно настойчиво домогалась до шисюна! У-ужасное зрелище.       Хань Туньчоу кинул совершенно пустой взгляд сначала на него, а потом на Цансэ Саньжэнь и Вэй Чанцзэ, отчаянно пытающихся не расхохотаться.       — Вау, — мечтательно вздохнул Цзинь Гуаншань. — Повезло-то как!       — Хань-сюн же, знаете, такой правильный, что как только поняв, что перед ним женщина, просто не смог поднять на неё руку, — уже увереннее продолжил Лань Цижэнь.       Он до последнего сомневался, что хоть кто-нибудь, кроме пьяного Цзинь Гуаншаня поведётся на эту байку. Но заклинатели вдруг зашептались между собой, и стало слышно, что все они, как один, хвалят выдержку непоколебимого Хань Туньчоу — жертву!       Кто-то и вовсе стал шутить, что этой загадочной девушкой, должно быть, являлась Юй Цзыюань.       — Так, а с деревом что? — Ухмыльнулся Вэнь Жохань, являющийся, пожалуй, чуть ли не единственным, кто не поверил в услышанное.       — Хань-сюн ударил его в гневе. Раскололось, — сухо парировал он, недовольно косясь в сторону заговорившего.       Ну, это было почти правдой.       — Ох, небожители, — глава Цзян, похоже, совершенно искренне посочувствовал Хань Туньчоу. — Молодой господин, мне жаль, что с вами это произошло… Насильное воздействие на человека всегда отвратительно. Вам удалось запомнить её черты лица? Форму? Мы могли бы отыскать её, добиться справедливости.       Хань Туньчоу страдальчески вздохнул.       — Она повязала мне глаза. Я не видел её лица.       — А я видел только высокий хвост, — ловко поддержал Лань Цижэнь. — И черные волосы. Одежды, кажется, были серыми…       Теории тут же полились из уст заклинателей, и Лань Цижэнь кошмарно понадеялся, что никого в процессе не казнят.       — Всё в порядке, — словно задумавшись о том же, поспешил успокоить толпу Хань Туньчоу. — Мне жаль, что пришлось пожертвовать деревом. Но я не думаю, что стоит устраивать охоту за дамой… Вероятно, она молода и глупа, и сама пожалеет о сделанном.       О, да. Молодая и глупая дама кошмарно жалела.       — Благодарный и восхитительный. Как всегда, — Вэнь Жохань позабавленно склонил голову. — Но смотреть на тебя жалко. Погрызанный, словно бродячей псиной. Позволь протянуть руку помощи и залечить твои кошмарные ранения, Хань Туньчоу.       — Молодой господин Вэнь, это было бы очень осмотрительно с вашей стороны, — похвалил Цзян Фэнмэнь.       — О, несомненно.       Лань Цижэнь раздражённо сцепил зубы.       И дураку было понятно, что Вэнь Жохань прекрасно всё понимал, и вызвался помочь намеренно, ещё и попутно обозвав его псиной! И Лань Цижэнь что, должен был позволить этому таракану касаться его меток?       — Не стоит тратить ценное время господина Вэня на подобное, — вдруг выступил вперёд Вэй Чанцзэ с привычной вежливой улыбкой на лице. — Я займусь здоровьем Хань Туньчоу, с вашего позволения. В конце концов, это не боевые ранения.       Ещё никогда в жизни Лань Цижэнь не был рад слышать голос Вэй Чанцзэ!       — И то верно, — согласился его товарищ. — Пускай Чанцзэ займётся. У него очень сильное золотое ядро.       Выпутавшись из толпы заскучавших заклинателей, Вэй Чанцзэ поторопился подойти к ним. Встав напротив Хань Туньчоу, он первым делом стал поправлять его воротник, а не лечить, как ожидалось. Это лишь подняло настроение Лань Цижэня пуще прежнего. Вот к кому он Хань Туньчоу не ревновал, так к нему.       — Спасибо, — прошептал Хань Туньчоу едва слышно, позволяя редкому выражению мягкости запечатлиться на его лице. — Как и всегда, твоё превосходство не знает границ.       — Айя, забудь же, — тот отмахнулся. — Считай, что поблагодарил за прошлый раз.       Что за прошлый раз, интересно?       Лань Цижэнь рассеянно покосился на рассасывающуюся толпу, покидающую поляну следом за о чём-то позабавленно кричащей Цансэ Саньжэнь — стоило и ей отдать должное, она явно намеренно отвлекла общее внимание — и вновь обратил внимание на разговаривающих друзей.       — Тебе действительно пора перестать воспринимать все взаимодействия между близкими людьми в качестве задолжнностей, — гораздо громче и строже отчитал Хань Туньчоу, хотя ладонь его всё равно потянулась к макушке Вэй Чанцзэ, чтобы легко её растрепать. — Всё, что я делаю для тебя, я делаю не за тем, чтобы получить что-то в ответ.       Вэй Чанцзэ на долю секунды застыл. А затем, его широкая улыбка стала мягче, более растроганной.       — Ты прав, гэгэ. Между нами ведь нет места долгам и обязательствам.       Лань Цижэнь неловко переминулся с одной ноги на другую. Казалось, он наблюдал за чем-то, что вовсе не должен был видеть. Отношения этих двоих действительно были гораздо более тёплыми и глубокими, чем он изначально предполагал.       Возможно, Цансэ Саньжэнь была права. Возможно, они понимали друг друга гораздо лучше, чем кто-либо ещё.       — Неподдельно так, Чанцзэ, — согласился Хань Туньчоу, и улыбка его расцвела.       Вэй Чанцзэ фыркнул, и окончательно закончив прятать чужие засосы за тканями одежд и теперь вновь распущенными волосами, повернулся уже к Лань Цижэню:       — Молодой господин Лань, пожалуйста, в следующий раз… Смилуйтесь над гэгэ. Вы же не хотите прогрызть ему сонную артерию?       Лань Цижэнь смутился.       — Я… Я… Я…       Хань Туньчоу практически рассмеялся.       — Хорошего дня!       Он уставился вслед довольно уходящему Вэй Чанцзэ, и ему подумалось, что, конечно, он побежал сплетничать о произошедшем со своей девушкой.       — Итак, — он повернул голову в сторону разглядывающего его шисюна. — Прежде чем ты что-то скажешь, да, я совершенно согласен — произошедшее просто кошмарно. Лгать запрещено. Я перепишу все правила столько раз, сколько попросишь.       Хань Туньчоу хмыкнул.       — Думаю, нам обоим придётся их переписывать, раз уж я поддержал твою гениальную задумку, Ваньмэй.       — Ага… Эй, к слову! Ты снова солгал! — Резко опомнился Лань Цижэнь. — Ты сказал мне, что не рассказывал Юй Цзыюань никаких секретов, но получается, что всё-таки рассказал! Про любовь всей твоей жизни!       — Ты подслушивал нас? — Ой. — Что ж, это объясняет истинную причину твоего плохого настроения в тот день.       Он и забыл, что они не обсуждали произошедшее тогда в действительности…       — И я не солгал, — Хань Туньчоу многозначительно на него уставился. — Ни для кого кроме тебя это не было секретом.       …       Лань Цижэнь открыл рот, чтобы возмутиться, но не смог. Сложно было с этим спорить, когда казалось, даже младшая Вэнь, контактирующая с ними дважды за год, догадалась о влюблённости Хань Туньчоу.       Что ж.       Похоже, он действительно являлся самым слепым Ланем за всю историю Ланей.