Песни осеннего плеса

«Невзирая на твои ранние предупреждения о том, что количество письм — как и их наличие, как таковое — может значительно сократиться в скором времени, я всё равно не могу не беспокоиться о вашей безопасности. Я продолжаю молиться небожителям за вашу сохранность, и тем не менее, заметно волнуюсь. Три месяца минуло без единой весточки от тебя, цзе. Пожалуйста, как сможешь… Дай знак. Мне или главе клана — не играет роли.»

— Корреспонденция между Хань Туньчоу и его старшей сестрой, Хань Цзуньюн.

***

      — Лань Цижэнь!       Хань Туньчоу не особо любил называть Лань Цижэня по полному имени, хоть подсознательно и понимал, что должен. Сколько себя помнил, с его уст сходило лишь мягкое Ваньмэй — ни больше, ни меньше. Изредка, оно сменялось шиди; в основном, в компании старейшин. Менять подобную привычку он, конечно, не планировал.       Но иногда его Ваньмэй перегибал палку. И вот в такие моменты, звать его столь официально казалось правильным.       — Хань Туньчоу, — передразнил тот, переминаясь с одной ноги на другую. — Шуметь в комендантский час, так ещё и быть на улице — запрещено. Как не стыдно, а?       Он уставился на него совершенно нечитаемым взглядом.       Боги его ненавидели — сегодня действительно был просто ужасный день!       Мало того, что его результат на утренних тренировках заставил себя желать лучшего — волнение за сестру, послужившее так же причиной его бессонницы и последующих проблем, было слишком сильно, чтобы сосредотачиваться на обязанностях — так ещё и Лань Цижэнь, увидев как значительно ухудшилось его настроение после разговора с главой клана, решил его приободрить.       И пропал.       Просто куда-то убежал, а затем вернулся, аккурат перед комендантским часом, пропахший насквозь городским рынком, держа при этом в руках бутыль заметно дорогого вина.       — Не смотри на меня так, — капризно протянул Лань Цижэнь. — Я же пообещал, что как-нибудь тебя сегодня развеселю? Вот, вернулся с вином. Разве плохо?       В это самое мгновение, они нарушали аж несколько правил одновременно: нахождение во внутреннем дворе в комендантский час — что так же подразумевало в себя то, что они попутно игнорировали и время здорового сна — и пронесение алкоголя на территорию Гусу!       — Ты прекрасно осведомлён о том, что спиртные напитки запрещены здесь, — потерев переносицу, протянул Хань Туньчоу. — Более того, осмелюсь напомнить, что тебе нельзя пить.       С семьёй Лань было что-то странное: они пьянели едва ли не от запаха алкоголя. И пьянея, моментально отключались, начиная вести себя максимально странно; один чудесатее другого!       Например, по словам Лань Цижэня, его брат мгновеннно начинал глупо хихикать над любым звуком, и ухватившись за живот руками, кататься по полу, совсем как малое дитя. Сам же он… Сам он становился ужасно молчаливым под влиянием напитков. Начинал смотреть на всех большими глазами, обвивался вокруг Хань Туньчоу коалой, и чуть что, так начинал кусаться как собака, вместо того чтобы нормально объяснить что к чему.       В общем, то, что ему наливать было запрещено Хань Туньчоу понял очень быстро.       — Кстати, а я никогда не видел тебя пьяным, — задумчиво вынес он, напрочь игнорируя явное возмущение товарища. — Я думаю, легендарное вино, «Улыбка Императора», тебя уж точно сразит. Мне сегодня про него на рынке рассказали… Слышал о таком раньше?       Хоть Хань Туньчоу на дух переносить не мог алкоголь, презирая всех тех, кто хлебали его ежедневно — вроде Цзинь Гуаншаня — он всё же имел опыт с выпивкой; Вэй Чанцзэ раньше часто встречался с ним за чаркой вина, уча его пить грамотно и со вкусом. Научил. Но знать остальным об этом было необязательно.       — Мгм.       — Ну вот. Давай-ка распьём его вместе! — Лань Цижэнь призывно потряс кувшином вина в воздухе. — Посидим в тишине нашей комнаты, расслабимся. Поднимем тебе настроение.       И всё же, он был непроходимым идиотом!       Ну разве не было понятно, что настроение Хань Туньчоу поднимали не такие дурости, а просто компания Лань Цижэня, вне зависимости от того, что он выбирал с их свободным временем делать?! Разве недостаточно ясно и чётко, из раза в раз, он давал понять, что всё сердце его принадлежит младшему Ланю?!       Хань Туньчоу вздохнул.       В их отношениях с Лань Цижэнем, он уже даже не понимал чему расстраиваться.       Раньше он считал, что тому просто не нравились мальчики, и с этим он смирился спокойнее, чем со всем остальным. Однако после того как выяснилось, что Лань Цижэня не особо беспокоило мужчина перед ним стоит или женщина, то вопросов возникло ещё больше.       Ведь выходило, что Лань Цижэню просто не нравился он?       Хань Туньчоу никогда не утаивал от него свои чувства. Когда тот спрашивал о том, какие юноши ему нравятся, или кому он отдал своё сердце, то он всегда называл имя Лань Цижэня. Более того, его старший брат, Лань Люцин, прекрасно знал о влюблённости Хань Туньчоу — они говорили об этом не единожды — и, соответственно, тот не мог не рассказать младшему брату.       Тем не менее, тот просто игнорировал всё происходящее вокруг. Его попытки перевести тему и выставить себя дураком, были настолько детскими и неловкими, что совершенно очевидно являлось ненастоящими.       И… И Хань Туньчоу мог, прекрасно мог, жить дальше, не ожидая никакого ответа от своего шиди — он бы никогда не стал ни давить на него, ни требовать ответа — если бы отказ Лань Цижэня признавать очевидного слона в комнате, не утомлял так сильно. В конце концов, почему нельзя было просто сказать ему нет? Открыто, без утаек?       — Пить алкоголь на территории Гусу Ланя запрещено, — устало вынес вердикт Хань Туньчоу.       Признаться, для хорошего настроения хватило бы просто небольшого разговора в темноте их общей спальни, перед сном. И, быть может, долгого объятия. Правда.       — Да что ты заладил с этими правилами! — Глаза Лань Цижэня хитро сузились, и обвив пальцы вокруг зауженного горлышка кувшина, он внезапно выпалил: — Ладно! Я придумал — давай выпьем его не на территории Гусу!       Хань Туньчоу покачал головой.       — Ваньмэй, пожалуйста, просто…       Конечно же, его даже не дослушали.       Вместо этого Лань Цижэнь попросту взмыл в воздух, запрыгнув при этом на ветку ближайшего высокого дерева, и дождавшись, пока Хань Туньчоу кинется за ним, принялся скакать дальше — по крышам, по деревьям, по узким выступам. Всё дальше и дальше от спален учеников.       — Ваньмэй! — Взвыл Хань Туньчоу.       — Поймай меня, если сможешь, Хань-сюн!       Его звонкий смех разнёсся по округе, и Хань Туньчоу, вопреки ярому возмущению почувствовал как уголки губ его дрогнули.       …У его шиди действительно был самый заразительный смех в мире.       Погоня, невзирая на упорство с обоих сторон, впрочем, быстро подошла к концу, когда они обнаружили себя на крыше оружейной, аккурат в шаге от главных ворот, отделяющих клан от глухого леса.       Лань Цижэнь ловко запрыгнул на конёк чёрной черепицы, и покачнувшись, весело помахал всё тем же кувшином вина. Хань Туньчоу притормозил напротив него, на расстоянии вытянутой руки, и больше не сдвинулся, не желая отгонять того прочь.       — Смотри, — шумно выдохнув, принялся пояснять Лань Цижэнь: — если я открою бутыль вина, высуну голову наружу, за пределы ворот, и сделаю глоток, то технически я не нарушу правил. Потому что это будет не на территории Гусу.       Хань Туньчоу скептично согнул бровь.       — Это не так работает.       — А ты докажи.       Когда Хань Туньчоу не нашёлся с ответом от уровня непомерной тупости происходящего, Лань Цижэнь сосредоточенно высунул язык, и одной рукой придерживая кувшин за горлышко, начал выдёргивать деревянную пробку второй.       — Ваньмэй, пожалуйста, давай возвращаться назад.       — Погоди-погоди, сейчас… Присвятые небожители, да что не так с этой пробкой?!       Улыбка Императора оказалась так надёжно запечатана, что Лань Цижэнь едва не запыхтел от попыток её вытащить. По-прежнему неспособный открыть вино, Лань Цижэнь резко дёрнул бутыль на себя, и в этот раз покачнулся ещё сильнее, от чего подошва его сапог невольно противно скрипнула.       — Ваньмэй…       Следующая его попытка, однако, оказалась финальной.       Лань Цижэнь едва осознал произошедшее, когда очередное резкое движение отикнуло его назад. Он лишь успел отшвырнул вино в сторону, свободной рукой попытавшись дотянуться до Хань Туньчоу. Тот в свою очередь, инстинктивно схватил его за запястье, но вместо того, чтобы помочь им обоим удержаться в состоянии равновесия, полетел следом.       Короткое мгновение — и ночную тишину прошил грохот.       Лань Цижэнь рухнул наземь, спиной в длинную траву, и Хань Туньчоу свалился аккурат поверх его. Дурацкое вино вдобавок разбилось где-то рядом, оплёскивая их сладким и липким содержимым.       — Блять! — Простонал Лань Цижэнь.       Хань Туньчоу, едва успевший упереться локтями в землю под ними, навис над его лицом в опасной близости к приоткрытым губам.       — Поймал, — рассеянно прошептал он, оглядывая раскрасневшего Лань Цижэня, чьи волосы слегка промокли от вина.       Тот распахнул глаза, желая возразить, но растерянно застыл.              Хань Туньчоу прекрасно осознавал, что должен был отстраниться, но… Он никак не мог заставить собственное тело сдвинуться хоть на миллиметр. Не тогда, когда Лань Цижэнь, до ужаса уязвимый и смущённый одновременно, смотрел на него так.       — Поймал, — согласился он, выдохнув прямиком ему в губы.       Хань Туньчоу — всегда холодный и идеально контролирующий собственные эмоции Хань Туньчоу — почувствовал как его внезапно переполнила распирающая, совершенно удушающая любовь. Дыхание спёрло, и грудная клетка противно заныла.       — Ваньмэй.       — Да?       — Назови мне одну причину, почему я не нравлюсь тебе в качестве возлюбленного?       Он не знал зачем сказал это вслух. Знал, что сформулировал мысли неправильно. Что это больше звучало как высокомерная ремарка, а не искренний вопрос, вызванный усталостью.       Но Лань Цижэнь всегда понимал его с полуслова, так может быть и сейчас сможет?       — Что, прости?       Хань Туньчоу не осмелился повторить свой вопрос. Лишь терпеливо моргнул.       — Их нет, — неверяще рассматривая его лицо, выпалил Лань Цижэнь. — Их нет, и ты мне нравишься.       Он затаил дыхание.       Это всё напоминало очередной сон, от самого начала до нынешнего момента. Бредовый, нереальный, но такой желанный.       — Как возлюбленный?       — Как возлюбленный, — согласился он, и щёки его запылали с новой силой.       Хань Туньчоу уставился на него впритык, старательно ища слова. Когда это произошло? Как? Почему Лань Цижэнь в таком случае молчал так долго? Зачем продолжал строить из себя дурака?       Но сейчас, в этот самый момент, они казались лишними.       — Хань-сюн, — взмолился Лань Цижэнь, резко укладывая руки к нему на бока. Его пальцы сжались вокруг помятой ткани ханьфу, — пожалуйста, поцелуй меня. Поцелуй меня, или давай забудем об этом навсегда.       Разве Хань Туньчоу мог забыть этот разговор? Нет, нет! Он… Он мечтал это об этом дне всю жизнь.       Поэтому, боясь, что Лань Цижэнь от его медлительности поменяет своё мнение, Хань Туньчоу его и поцеловал.       Их губы столкнулись в неловком движении, болезненно вынуждая их при этом стукнуться носами. Мимолётное прикосновение — не больше.       Но Лань Цижэнь его не отогнал. Только прижал внезапно крепче, вжимая в себя так как только мог, и Хань Туньчоу не удержался: воспользовавшись приоткрытом на вдохе ртом, скользнул внутрь языком, вынуждая шиди смущённо промычать, комкая при этом ткани его ханьфу сильнее.       — Ваньмэй, — пальцы запутались в роскошных распущенных волосах, — значит ли это, что спустя все эти годы, ты… Ты действительно принимаешь мои чувства?       — С-спустя все эти годы?       Хань Туньчоу уставился на его поалевшие щёки и крепко зажмуренные глаза, и тихо, едва слышно признался:       — С девяти лет. Я влюблён в тебя с девяти лет.       Лань Цижэнь слегка приподнялся на локтях, растерянно сглотнул, будто искал подвоха в услышанном, а затем резко повалил Хань Туньчоу на землю. Едва подмяв его под себя, он тут же впечатался в его губы, в этот раз столкнув их уже зубами.       — Ты мне нравишься, Хань-сюн. Правда очень нравишься.       Им понадобилось некоторое время, чтобы от друг друга оторваться.       Хоть каждый их поцелуй медленно, но верно становился лучше, меняясь от неловких и неудобных до более привычных, губы у них обоих всё равно были болезненно прикусанными, слегка припухшими. Лань Цижэнь и вовсе выглядел так, словно у него вновь обострилась аллергия на шерсть собак.       — Так я точно тебе нравлюсь? — Взволнованно уточнил Хань Туньчоу, слегка запрокидывая голову.       — Правда нравишься, — Лань Цижэнь тихо и очень ласково рассмеялся, гладя его по щеке. — Я… Ты единственный человек, с которым я хотел бы разделить вечность.       Ему это всё не мерещилось? Лань Цижэнь правда это говорил? Его чувства были искренними и взаимными, ничуть не безнадёжными? Всё это время, его надежды не были детскими и наивными?       — К тому же, ты только что отнял мой первый поцелуй, — продолжил тот. — Это значит, что ты должен взять ответственность за это.       Хань Туньчоу озадаченно заморгал.       — Первый? Но, Ваньмэй, ты ведь рассказывал мне, что уже целовался с девочками.       Лань Цижэнь заныл.       — Да я солгал, чтобы не выглядеть идиотом. Не было никого.       Хань Туньчоу окинул его осуждающим взглядом, лишённым всякого сострадания. Из-за этих выдумок, Хань Туньчоу действительно не мог найти себе покоя месяцами, а он…!       — Лгать в Гусу запрещено!       Лань Цижэнь нетерпеливо закатил глаза, и вновь без предупреждения перекатил их по траве, вынуждая снова себя оседлать. Уложив руки к нему на бёдра, он их мягко огладил, переползая к пояснице.       — Целоваться перед воротами Гусу, ещё и в вине тоже, — парировал бесстыдно тот. — Но что уж делать? Ворота откроются не раньше пяти утра, а потому предлагаю потратить оставшееся время разумно.       Хань Туньчоу сглотнул.       Лань Цижэнь был прав, их внутрь пускать до утра явно никто не планировал — так были устроены правила.       — Даже не знаю, — тихо отозвался Хань Туньчоу. — Ты же знаешь, я легко засыпаю после девяти… Мне нужна сильная мотивация, чтобы не смыкать глаз.       Лань Цижэнь ухмыльнулся, одарив его зубастой улыбкой.       — Не беспокойся, Хань-сюн. Я тебя так зацелую, что ты ещё год не сможешь спать.       Хань Туньчоу качнул головой, но уложил руки к нему на щёки, и без предупреждений крепко поцеловал первым, вынуждая того рассмеяться прямиком ему в губы.              Но в одном он не сомневался — он действительно не сможет сегодня уснуть.

***

      — Ну и зачем ты вновь вызвался получать наказание за компанию со мной? — Тяжело вздохнул Лань Цижэнь, прикрывая глаза. — Произошедшее действительно моя вина, и тебе бы поверили в любом случае.       Ворота перед ними распахнулись исключительно ранним утром, когда они едва не дремали у входа после долгих часов беспрерывных поцелуев и признаний. Пропахшие насквозь вином, извалявшиеся в грязи, они сразу же отправились исполнять наказание: стоять на коленях перед мемориалом предков семейства Лань, извиняясь за всё сделанное.       Суть наказания была проста: пристыдить учеников, заставив их почувствовать себя разочарованием клана. Увы, Хань Туньчоу после всего пережитого, не мог заставить себя испытать хоть каплю сожаления по поводу сделанного — как он мог?       — Я нарушил перечень правил. И, само собой, буду исполнять своё наказание как и полагается.       Они сидели на полу, соприкасаясь плечами. Колени неприятно жгли, а шея начинала затекать — им велели держать голову низко опущенной, не поднимать её чего бы не стало.       — Но у тебя не было намерения их нарушать, — запротестовал Лань Цижэнь. — Разве главное не то, с каким намерением ты делаешь то, что делаешь?       Хань Туньчоу подумалось, что и намерением он не сильно отличался — когда Лань Цижэнь нарушал правила, ему всегда хотелось быть рядом, и нарушать их вместе с ним, даже если сам по себе он не одобрял пренебрежение дисциплиной. Но разве мог он сказать это вслух? Ещё и перед могилами предков?       — Если я не буду следовать правилам как с меня это требуется, то как я должен убедить остальных, что они должны их соблюдать? — Хань Туньчоу неосознанно скосил взгляд на спокойное лицо Лань Цижэня.       Пару месяцев назад, неведомо для его лучшего друга, глава клана Лань предлагал ему стать главой Зала Дисциплины. Это была крайне высокая позиция, обычно занимаемая исключительно прямыми членами семьи клана, и Хань Туньчоу изначально намеревался её принять после разговора с Лань Цижэнем, дабы убедиться, что тот был не против такого развития событий, но… Но он не мог перестать думать о том, что из-за проблематичной дисциплины Лань Цижэня, ему его законную роль даже не предложили.       Это оскорбляло.       И всё же, как бы он не избегал неизбежного, ему определённо стоило обсудить это со своим лучшим другом.       Хм. Интересно, а после сегодняшнего дня он имел право называть Лань Цижэня — возлюбленным?       — Хань-сюн, я… Я правда тобой восхищаюсь, — внезапно тихо признался он. — Я очень хочу в будущем стать похожим на тебя.       Хань Туньчоу удивлённо распахнул глаза.       — Что, прости?       — Только не смейся! Я знаю, что все думают, словно мне плевать на правила Гусу, но это совсем не так. Я… Я клянусь, я знаю каждое наизусть. Я… Я возможно даже знаю их лучше тебя.       Это действительно было так. Будь то вина феноменальной памяти Лань Цижэня, или того факта, что он переписывал все эти правила так часто, что невольно запомнил.       — Я правда хочу быть образцовым Ланем. Правда хочу соблюдать все эти правила, и чтобы старейшины мной гордились, просто… Просто эмоций так много, Хань-сюн, — Лань Цижэнь провел рукой по лицу. — Их так много, что у меня иногда в груди кошмарный беспорядок. И в голове тоже. И правила в такие моменты забываются.       Плюнув на обязанность быть в ближайшие несколько часов неподвижным, Хань Туньчоу аккуратно уложил ладонь на колено Лань Цижэня, слегка сжимая его в знак поддержки.       — Я не хочу бегать по Облачным Глубинам — просто вижу тебя, и хочу подойти к тебе скорее. Или… Или я не хочу кричать, поднимать голос, но в моменте так много эмоций, что не получается иначе, — он полноценно повернул к нему голову. — Я не хочу нарушать режим Гусу Лань, просто иногда целая горка того, что хочется прочесть, и я неосознанно теряюсь во времени, а потом не могу утром проснуться, и… Хань-сюн, я правда верю, что наши правила — самые лучшие. Я правда хочу соблюдать их как следует. Ты же веришь мне?       Верил. Хань Туньчоу всегда ему верил. И знал, что Лань Цижэнь вопреки всем речам своего покойного отца, или даже брата, являлся истинным Ланем.       — Конечно, — уголки его губ приподнялись в лёгкой улыбке самостоятельно. — Я же говорил тебе, Ваньмэй, у тебя просто большое сердце. Это не есть плохо.       Лань Цижэнь благодарно вздохнул.       — Я не знаю как его угомонить.       — Я люблю тебя такого какой ты есть, — вдруг неосознанно выпалил Хань Туньчоу; теперь, он уж точно не мог контролировать мысленный поток всех признаний, крутящийся в его голове годами. — Пожалуйста, просто будь собой, Ваньмэй. Ты не должен меняться.       Уши Лань Цижэня от этих слов стыдливо покраснели.       — Вот бы ещё с тобой были согласны все остальные, — бормотнул он.       Хань Туньчоу нахмурился.       — Если старейшины будут выступать против тебя, то я вызову их на дуэль.       — Тебе что, трёх ударов кнутом не хватило?! — Тут же вспылил Лань Цижэнь. — Брат не ошибался, я на тебя ужасно плохо влияю… Неужели непослушание передаётся воздушно-капельным путём?       Скорее, оральным, подумалось Хань Туньчоу.       — …Но если тебя успокоит, то я не думаю, что смогу поменяться… Наверное, со мной должно произойти что-то ужасное, чтобы я наконец угомонился. Я слишком неисправимый, сам говорил.       Хань Туньчоу был рад, что он таковым был. Потому что видеть в Лань Цижэне очередного тусклого, апатичного старейшину, не понимающего ни любви, ни привязанностей, не хотелось.       — О, Хань-сюн, — Лань Цижэнь ловко перескочил с одной темы на другую, как ни в чём не бывало. — А как мне тебя лучше теперь называть?       — Мгм?       — Ну, раз мы теперь любовники… Ты хочешь, чтобы я называл тебя, может, А-Ли? Как в детстве? Или… А-Чоу?       Хань Туньчоу смутился.       Лань Цижэнь только что назвал их любовниками. Это было официально — они встречались!       Может, это и было очевидно, но Хань Туньчоу всё равно нашёл себя позитивно ошарашенным.       — Как пожелаешь, — постарался как можно невозмутимее ответить Хань Туньчоу. — Пускай я и привык к тому, как ты называешь меня сейчас, я не буду против, если ты решишь что-то изменить.       Он физически ощущал то, насколько раскранелось его лицо.       — Ладно, — Лань Цижэнь игриво хмыкнул, — тогда, будешь теперь А-Чоу.       — Мгм.       — А в будущем, я обязательно назову тебя чжанфу.       Хань Туньчоу стыдливо уставился в деревянные доски пола, надеясь, что сердце его перестанет биться столь громко.       — Итак, А-Чоу, — Лань Цижэнь явно наслаждался его состоянием. Поэтому решил его усугубить, уложив руки на его плечи, и начав подползать прямиком к нему. — Так это правда? Что моё непослушание передаётся воздушно-капельным путём?       Прежде чем Хань Туньчоу успел ответить хоть что-нибудь внятное, Лань Цижэнь без всяких предупреждений уселся к нему на колени, обвивая руки вокруг его шеи. На кончике языка завертелось сотню возмущений — мы на наказании, мы перед могилами твоих предков, это неуважительно — но он не осмелился высказать ни одно из них.       — Может быть, — нехотя согласился он, сжимая талию Лань Цижэня обеими руками.       Она была у него более узкой, чем его собственная, и с лёгкостью умещалась в его руках, позволяя обхватывать её практически полностью.       — Значит, выход только один, — он склонился ближе, выдыхая в опасной близости к его губам. — Тебе придется хорошенько вбить в меня правила.       Хань Туньчоу сглотнул.       В его голове не было ни единой приличной мысли. Он внезапно мог четко представить, как он поднимает Лань Цижэня, опрокидывает на ближайший столик перед мемориалами предков, и—       Он рвано выдохнул.       Лань Цижэнь не имел ничего такого в виду. Он просто обладал крайне вульгарным языком, из которого любая провокация периодически звучала слишком пошло.       Верно ведь?       — А-Чоу?       — Да. Вобью, — пробормотал он. — Непременно.       Ответить снова Лань Цижэнь не успел, Хань Туньчоу заткнул его поцелуем греха подальше.       Стоило ли упоминать, что они целовались всё наказание напролёт, пока в последний момент, услышав стремительно приближающиеся шаги, не приняли адекватную позу, притворившись самыми пристыженными адептами?       …Вероятно, нет.