Песни осеннего плеса

«Мой милый светлячок,

мы с А-Лэ рады твоим письмам как и всегда.

Увы, моё сегодняшнее письмо тебе будет не так уж многословно, ибо мы находимся в дороге к нашему конечному месту исследований, к Циншаню. Не уверена как часто сможем отправлять тебе весточки оттуда — сам понимаешь, на территории тигра, лучше в лишний раз не пищать.

Тем не менее…»

— Корреспонденция между Хань Туньчоу и его старшей сестрой, Хань Цзуньюн.

***

      — Просыпайся.       — Я не хочу…       — Такими темпами, ты опоздаешь на занятие. И получишь очередной выговор. Если, само собой, не наказание.       — Ладно, дай мне ещё минут пять.       — На территории Гусу, мы должны чётко придерживаться установленных правил. Одно из них: уважение к общему расписанию. Опаздывая один, подвергает смещению планов всех, а потому—       — Святые небожители, я понял! Встаю! Видишь?       Лань Цижэнь раздражённо вздохнул, нехотя открывая сонные глаза. Стоило ему выпутаться из-под кокона одеял, в которые завернулся ночью, как он тут же недовольно уставился на своего лучшего друга, тем самым надеясь вызвать у того муки совести.       Хань Туньчоу — как и всегда, образец идеала, даже в такую рань! Чего только стоили аккуратно причёсанные тёмные волосы, обрамлённые налобной лентой! — только безмятежно взглянул на него в ответ, слегка склонив голову набок.       — Так безупречно выглядишь, что аж тошно, — сдавшись, беззлобно пожаловался Лань Цижэнь, сползая вниз по кровати. Стоило босым ногам коснуться прохладного деревянного пола, как он тут же поморщился. — Я ведь даже вчера заснул одновременно с тобой, так почему я всё равно встаю так проблемно, а ты — нет? В чём секрет?       Лань Цижэнь и Хань Туньчоу делили комнату между собой столько, сколько себя помнили. И это никогда в действительности не создавало между ними проблем. Вполне наоборот, это только укрепляло их связь.       Будучи друзьями детства, всегда расхаживающими плечом к плечу, они не чурались компании друг друга. Приёмы пищи всегда разделяли между собой, к занятиям подготавливались вместе, спали на одной кровати — изначально, то было две разные; просто Лань Цижэнь то и дело падал со своей, и они решили их соединить в одну, для пущего удобства — да и даже купались часто в одной бочке.       Дружба между ними была столь крепка, что молва о ней ходила во всех кланах.       — У всех разный организм, — спокойно отозвался Хань Туньчоу, взмахивая рукой в сторону парящейся бочки. — Пожалуйста, поторопись.       Воистину, Хань Туньчоу заслужил звание единственного человека, рядом с которым Лань Цижэнь ощущал себя спокойно.       — Спасибо, Хань-сюн.       Пока Лань Цижэнь второпях подготавливался к новому дню, то и дело, либо поскальзываясь на юбках собственных одеяний, либо путаясь гребнем в волосах, Хань Туньчоу умудрился методично заправить им кровать, трижды поправить собственные одеяния, и выжидающе встать у двери.       — Вот скажи честно, ты меня очень ненавидишь? — Слегка запыхаясь, поинтересовался Лань Цижэнь, когда они вдвоём, наконец, оказались в общем коридоре. — В смысле, я постоянно тебя задерживаю. Вдруг это как-то повлияет на твою репутацию?       Хань Туньчоу был… Идеалом.       Самый красивый заклинатель всех трёх миров — по скромному мнению самого младшего Ланя — не только великолепно сражался на мечах и обладал уникальным музыкальным талантом, но и обладал самым спокойным, заслуживающим восторга, характером.       По правде говоря, Хань Туньчоу являлся всем, чем Лань Цижэня хотел бы видеть его покойный отец.       Увы, к коллективному несчастью, Лань Цижэнь не мог сравниваться ни со своим шисюном, ни со своим старшим братом.       Его до ужаса неугомонный, легко раздражаемый характер разве что заработал ему титул самого непохожего Ланя в истории Ланей! Над ним подшучивали ровесники, и его постоянно ругали старейшины. Даже родной брат видел в нём, скорее, разочарование, чем гордость, хоть и старался это скрыть за мягкой улыбкой.       Во всей этой ситуации, один Лишь Хань Туньчоу никогда его не обзывал. Наоборот, сжимая крепко его плечи, то и дело приговаривал: не непослушный, а полный энтузиазма, не бесстыдный, а слишком прямолинейный — твоё сердце в правильном месте, разве остальное имеет значение?       Может, оно и неудивительно, что Лань Цижэнь прилипал к нему банным листом; он даже вспомнить не мог последний раз, когда они проводили в разлуке больше чем полчаса.       — Что за глупости? — Серые, едва ли не бесцветные глаза, осуждающе на него зыркнули. — Ты можешь задерживать меня сколько пожелаешь.       Он улыбнулся, слегка подтолкнув его плечом.       — Хань-сюн, слухи не лгут… Ты правда святой.       Щёки Хань Туньчоу моментально поалели, и он молча покачал головой, так ничего и не сказав.       Но идиллии не было суждено долго продлиться — в музыкальном классе их встретил не особо довольный учитель. Уже давно привыкший, что главным нарушителем правил является именно Лань Цижэнь, он даже не попытался отчитать Хань Туньчоу.       — …Почти восемнадцать лет, а ума всё нет! Право, как у такого уважаемого господина могли вырасти столь разные сыновья? Вот взять к примеру нынешнего главу, вашего брата!..       Лань Цижэнь едва удержался от того, чтобы не закатить глаза.       Вот зачем стоило сравнивать его с Лань Люцином, если и без того было понятно, что между ними совсем нет ничего общего, а?       — Прошу простить, — Хань Туньчоу внезапно глубоко поклонился перед учителем, вынудив того тем самым замолчать. — Боюсь, сегодняшнее опоздание исключительно моя вина.       Лань Цижэнь бросил на друга поспешный, немного смущённый взгляд.       Это определённо не была его вина!       — Я проснулся не в лучшем состоянии здоровья, и мне понадобилась некоторая помощь, которая впоследствии замедлила наши сборы на занятие, — сложив ладони вместе, он смиренно прикрыл глаза. — Я прошу наказать меня.       Учитель растерялся.       Все любили Хань Туньчоу, и у старейшин, восхищённых его успехами и послушанием, язык бы не повернулся отправить его на наказание. Хань Туньчоу, однако, тоже это понимал.       — Ну-ну, в чём здесь ваша вина, молодой господин? Тебе уже получше? Быть может, стоит посетить лекаря?       — Благодаря помощи шиди, мне уже лучше. Не беспокойтесь. Я в состоянии отбыть наказание.       Ах, до чего тонкая уловка.       Лань Цижэню бы хихикать над таким поведением лучшего друга, но… Но произошедшее его только смертельно расстроило.       Ему совсем не хотелось, чтобы Хань Туньчоу постоянно за него заступался, при этом невольно рискуя своей репутацией, да и собственными моральными принципами. Особенно, если в произошедшем был виноват сам Лань Цижэнь.       Поменяйся их роли, разве был бы доволен сам Лань Цижэнь, если бы ему пришлось жертвовать собственными трудами и заслугами, ради кого-то безбашенного вроде него?       — Думаю, в этот раз обойдёмся без наказаний… Причина, в конце концов, уважительная. Проходите в класс, да поскорее. Мы уже прилично отстали от расписания.       Всё оставшееся время занятия, Лань Цижэнь был неподвижен и молчалив, совсем как статуя. Никаких непрошенных дискуссий со старейшиной, ни отвлечённых рисунков на бумаге, ни надоедание Хань Туньчоу — идеальное поведение идеального Ланя.       Само собой, Хань Туньчоу заметил его старания. Он поспешил остановить его после урока, перед входом в обеденный зал.       — Ваньмэй, всё хорошо? — Хань Туньчоу пришлось склониться, чтобы заглянуть в его глаза. — Ты сам не свой.       — Что, обычно я более надоедливый? — Хмыкнул он, несколько ядовито.       Хань Туньчоу медленно моргнул, словно совсем не понял смысла его вопроса.       — О чём ты?       Лань Цижэнь моментально пожалел о сказанном. Ему не хотелось расстраивать или обижать Хань Туньчоу, совсем нет!       Из-за его каменного характера и крайне безразличного амплуа, Хань Туньчоу ошибочно привыкли считать холодным и незаинтересованным, неимеющим толком эмоций. Его даже негласно прозывали холодным принцем Гусу Лань, когда шептались за его спиной.       …Но это была неправда! На самом деле, он был очень мягким и осмотрительным с близкими ему людьми, и в этом ему не было равных. Просто нужно было подобраться поближе, чтобы это увидеть — вот и всё.       — Ничего, ничего, прости, — Лань Цижэнь поспешил широко ему улыбнуться. Похлопав его по крепкой груди, задержав ладонь лишь на секунду, он кивнул в сторону дверей. — Пошли внутрь? Небось опять твою любимую похлёбку разберут!       Хань Туньчоу слегка нахмурился.       — Ваньмэй, ты совсем не надоедливый. Если… Если ты расстроился из-за того, что я солгал учителю, то, пожалуйста, не беспокойся. Я накажу себя чуть позже. Отпишу все правила.       …       О, Небожители, его Хань-сюн был совершенно невозможным!       Почувствовав ужасный прилив нежности, Лань Цижэнь уложил обе ладони на мягкие щёки друга, слегка сплющивая их вместе. Упрямо покачал головой.       — Даже не смей себя за это наказывать! Да и вообще, почему ты такой хороший? Это ужасно. Я не знаю, что с тобой делать?       — Ваньмэй… Право…       — Молодые господа, я сильно помешаю, если вас окликну?       Стоило этой реплике дойти до их ушей, как они синхронно вздрогнули, отступив друг от друга на шаг.       Благо, говорящим оказался никто иной, как его старший брат. Будь это другие учителя и старейшины, то их бы вновь отчитали за излишне близкую дружбу, якобы переходящие границы приличия.       — Люцин-гэ, не пугай так.       — Глава, — Хань Туньчоу низко поклонился, невстречая чужого взгляда.       Лань Люцин улыбнулся им одинаково вежливо.       Хоть двое братьев Лань и были крайне похожи внешне, их всё же с лёгкостью различали. Там, где старший Лань встречал людей с тёплыми улыбками и широко распахнутыми руками, младший Лань обычно находился где-то позади, недовольным, и в глазах посторонних, пугающим.       Лань Цижэня обходили стороной, предпочитая не пересекаться, но к теплу его старшего брата стремились все; то была неоспоримая истина.       — Молодой господин Хань, я пришёл уведомить, что вас ожидает очередное письмо от вашей старшей сестры, — Лань Люцин задумчиво оглядел его с ног до головы. — Я посчитал правильным уведомить вас сейчас. Сами знаете, с учётом её передвижений и недоступности, чем быстрее вы отправите ответ, тем скорее она сможет отозваться сама.       Семья Хань считалась верной частью клана Лань уже долгие годы. За каждым наследником их семьи всегда стоял, как минимум, один ребёнок семьи Хань, защищая и служа верностью. И несмотря на ужасный скандал, произошедший с родителями Хань Туньчоу, судьба их двух детей, осталась неизменной; на каждого нефрита семьи Лань сыскался свой Хань.       Старшая сестра Хань Туньчоу, Хань Цзуньюн, росла в одно время с Лань Люцином, и пускай связь их была едва ли столь же крепкой, как между их младшими братьями, она скорее бы погибла, чем предала его доверие.       Благодаря её высоким знаниям, невообразимым талантам в сфере целительства, она не единожды умудрялась спасать главу клана, выручая того из самых различных ситуаций. Ровно как и её младший брат, с охотой сражающийся за Лань Цижэня и его интересы.       Цветок и меч семейства Хань, так этих двоих любили звать в клане.       — Благодарю за столь милосердное предупреждение, глава, — Хань Туньчоу снова поклонился; вопреки его тёплым словам, лицо его больше напоминало непроницаемую каменную маску, неимеющие ничего общего с тёплым и взволнованным выражением, которым он одаривал Лань Цижэня минутами ранее. — Если разрешите, я откланяюсь.       — Ступай, — легко согласился тот.       Лань Цижэнь ободряюще улыбнулся другу, и сжав напоследок его предплечье, бросил:       — Я прихвачу тебе еды.       Хань Туньчоу напоследок коротко ему улыбнулся, и выверенным шагом, ничуть неспешавшим — хотя, ему наверняка хотелось — двинулся в противоположную сторону коридора, оставляя братьев наедине.       — Цижэнь, — стоило Хань Туньчоу покинуть их компанию, как Лань Люцин мигом посерьёзнел, — я вижу, что твоя связь с молодым господином Хань всё крепчает и крепчает с каждым днём. Это так?       Лань Цижэнь любил своего старшего брата, но с общением у них не ладилось, хоть Лань Люцин и старательно пытался делать вид, что его понимает, и что опыт в этой жизни у них совершенно одинаковый. Уж слишком разными они являлись в действительно, и уж слишком плохо они понимали друг друга.       В отличие от мягкого, несколько романтичного Лань Люцина, помешанного на книгах и выдуманных мирах, Лань Цижэнь был слишком реалистичным, и от того даже несколько циничным. При обсуждении проблем друг друга, они лишь разбрасывались ненужными советами, и замечаниями, которыми невольно ранили друг друга.       — Ты на что-то намекаешь?       Лань Люцин медленно повёл плечами.       — Я лишь хочу сказать, что вам стоит быть менее открытыми на публике. Может, я и не имею ничего против, но ты прекрасно знаешь, что тема обрезанных рукавов в нашем обществе излишне… Щепитильна. Каждый придерживается своего мнения, и увы, не все из них положительные.       — Мы… Мы не встречаемся! — Голос Лань Цижэня едва слышно надломился на конце предложения. — И мы определённо не обрезанные рукава!       Его брат ни на минуту не выглядел убеждённым в услышанном.       — Ты уверен?       — Я уверен! — Настоял тот, обиженно складывая руки на груди.       Откуда взялись столь радикальные теории? Неужели друзьям детства нельзя было хорошо дружить, а? Что за извращённые мысли преследовали этих взрослых заклинателей, в конце-то концов?!       — Тем не менее, в прошлом месяце, ты попросил молодого господина Хань никогда не искать себе жену, — позабавленно напомнил Лань Люцин, пряча улыбку за приподнятой ладонью. — У всех на глазах.       — Я…       — И молодой господин Хань действительно согласился.       Лань Цижэня попросту раздражали все эти разговоры о браскочетаниях, вот и всё.       Он заявлял своему отцу, ещё при жизни, что напрочь отказывается от концепции брака — и уж тем более детей — и тот совершенно спокойно согласился, рассудив, что один продолжитель рода у них уже имелся. Его быстро объявили одним из заклинателей, принявших своеобразную аскету на безбрачье.       Хань Туньчоу же никаких таких клятв в юном возрасте не давал, а потому каждый праздник или собрание, ему навязчиво продолжали предлагать жён, как из из клана, так и из других, ещё более известных.       Лань Цижэнь ни в коем случае не завидовал своему другу, но понимал, что если тот в действительности обвенчается с какой-нибудь женщиной, то они не смогут больше жить вместе, или делить кровать. Какая жена, в конце концов, позволит такое?       И вот это уже Лань Цижэня не устраивало.       Они с Хань Туньчоу всегда были вместе, и внимание они умели уделять лишь друг другу. К чему эти второстепенные отношения, лишние обязанности?       Очевидно, Хань Туньчоу считал так и сам. Иначе бы не стал столь легко соглашаться.       — Вы все всё не так поняли, — устало вздохнул Лань Цижэнь, потирая виски. — Я и он, мы… Мы просто…       — Прошу, не начинай снова утверждать, что вы друзья детства.       — Но мы ведь правда друзья детства! И ты это прекрасно знаешь!       Лань Ваньмэй и Хань Синьли, Лань Цижэнь и Хань Туньчоу… Не важно сколько лет им было, они всегда двигались в ритм друг другу, рука об руку.       — Мы с Хань Цзуньюн тоже таковыми являлись, но и мы не так близки как вы, — возразил Лань Люцин терпеливо.       — Она замужем, — напомнил Лань Цижэнь. — К тому же, ты не умеешь разговаривать с женщинами! Вон, чего только стоит та девушка, в которую ты влюблён? Подглядывать издалека ты горазд, а подойти и поговорить, так нет?       Стоило этой ремарке слететь с острого языка младшего Ланя, как он тут же пожалел о сказанном. Улыбка Лань Люцина потухла; девушка из музыкального класса уже давно была для него болезненной темой для разговора.       Ему запретили на ней жениться, оправдывая такое решение разными причинами: тем, что она в самом деле была нищей сиротой, принятой в клан одним из учителей его брата, и тем, что она обладала дурным характером, и слабым рассудком. Лань Люцин так и не посмел выступить против мнения старейшин, но и перебороть влюблённость в девушку, с которой едва ли был знаком, не смог. Ему оставалось лишь вздыхать, при виде её тонкого силуэта, и неловко здороваться, если их пути невольно пересекались.       — Извини, гэ.       — Всё в порядке, — Лань Люцин мягко потрепал его по голове, но было видно, что его настроение испорчено. — Я просто хотел бы напомнить тебе, что… У тебя есть уникальная возможность, делать то, что тебе действительно хочется. От тебя никто ничего не ждёт, а потому ты волен не загонять себя в рамки.       Это должно было прозвучать мягко, но Лань Цижэня словно полоснули по открытой ране, снова и снова.       От тебя никто ничего не ждёт.       — Я помню, спасибо, — он выдавил сухую улыбку. — Люцин-гэ, мне пора идти. Я голоден, а мне ещё нужно достать еды для Хань-сюна.       Если его брат и понял, что ошибся с выбором слов, то не дал этого понять; просто кивнул, пряча руки за спиной.       — Хорошего дня. И удачи.       Что-то подсказывало, что день Лань Цижэня ждал ужасный.       Но, в конце концов, ему было не привыкать.

***

      — Хань-сюн, а что думаешь об обрезанных рукавах?       В тишине спальни с задёрнутыми шторами, освещаемой одной лишь свечой, вопрос Лань Цижэня прозвучал слишком громко. Подцепив рисовый шарик палочками, он рассеянно потянул его к поджатым губам Хань Туньчоу, что был полностью погружён в написание домашнего задания.       В конечном итоге, Хань Туньчоу так и не смог поесть спокойно. Стоило ему разобраться с письмом, как его тут же позвали их общие одноклассники, помогать с заданиями и объяснениями новых тем; Лань Цижэнь, слоняющийся по сторонам, дождался своего друга только вечером, и к тому времени еда давно уже остыла, а рис сделался несколько клейким.       — Ну, в смысле… Ты же знаешь, что обычно говорят посторонние про них, — неловко уточнил он, скучающе болтая ногами в воздухе.       Хань Туньчоу терпеливо дожевал, и лишь затем отозвался:       — Как я должен к ним относиться? Ваньмэй… Я — обрезанный рукав.       Лань Цижэнь от неожиданности едва не сполз с рабочего стола, на краю которого восседал. Вытаращившись на него большими глазами-блюдцами, он старательно попытался перехватить взгляд Хань Туньчоу, но без успешно; тот продолжал сосредоточенно смотреть на пергамент, выводя на том аккуратные иероглифы, один за другим.       — Хань-сюн, мы с пелёнок вместе! Почему я слышу об этом впервые? И вообще, как давно ты это понял? И как?       Хань Туньчоу поставил жирную точку.       — А по мне не видно? — Изогнув бровь, невозмутимо уточнил он.       — Хань-сюн, — отложив опустевшую миску, Лань Цижэнь машинально потянулся, чтобы поправить слегка взъерошившуюся чёлку товарища, — по тебе не видно, что тебе нравятся люди вообще.       — Это неправда, — Хань Туньчоу поджал губы. — Мне нравишься ты. Все это знают.       Ну, учитывая, как он терпеливо возился с Лань Цижэнем, позволяя тому делать всё, что только вздумается? Да, определённо. Ему крайне повезло стать единственным человеком вне семьи Хань, завоевавшим сердце молодого господина.       — Мы лучшие друзья, это не считается, — напомнил он. — Так значит, кхм, тебе нравятся мальчики. Понятно.       Хань Туньчоу тяжело вздохнул, откладывая письменные принадлежности в сторону.       — А тебе, Ваньмэй?       — А мне… Не знаю, я не думал об этом ещё. Ты же знаешь, я не очень хочу свадьбу, детей, всё подобное.       — Отношения это ведь не только о церемониях и детях, — мудро заметил Хань Туньчоу.       Конечно, он был прав.       Но Лань Цижэнь в действительности ни разу не испытывал ни к кому симпатии. Единственный человек, в котором он бесконечно нуждался был Хань Туньчоу.       И пока тот сопровождал его повсюду, держал за руку, когда они пробирались сквозь тёмные леса, тащил на спине раненного, расчёсывал волосы, напевая попутно мелодии, и засыпал рядом, позволяя Лань Цижэню вглядываться в его тонкие черты лица перед сном, то всё было просто великолепно.       Во всю эту идиллию совсем не вписывались ни дети, ни жена.       — Пожалуй, ты прав, — он неуверенно кивнул. — Но мне очень сложно представить человека, который мог бы мне понравится.       Он просто хотел и дальше путешествовать со своим лучшим другом, преподовать новому поколению, и делить с ним не только кровать, но и жизненный путь. Разве это было плохо? Разве не звучало достойно?       — Может, тебе стоит пораздумать о том. что делает тебя в людях счастливыми, — предложил едва слышно Хань Туньчоу, отодвигая стул.       — Когда они молчат, — ядовито фыркнул Лань Цижэнь.       Более того, Лань Цижэню никто не симпатизировал дальше внешне!       В смысле, проскакивали конечно симпатичные заклинательницы в округе — или даже заклинатели, раз уж на то пошло — но как бы он в них не вглядывался, никто не мог быть и на половину так же красив, как его Хань Туньчоу! Это даже начинало раздражать!       Почему никто не мог сравниться с ним?       С этими идеальными тёмными волосами, безупречно лежащими на крепких плечах, которые Лань Цижэнь иногда сжимал в предплечья со странным благоговением? С невозможно яркими серыми глазами, из-за которых его иногда принимали за слепого? Или даже с этими губами, редко растягивающимися в улыбке? Тонкими узловатыми пальцами, перебирающими струны гуцина?       В этом мире не было совсем никого, кто посмел бы отрицать красоту Хань Туньчоу! Да даже господин Не упоминал об этом его старшему брату, хотя являлся тем ещё варваром, неценящим искусство!       — Тебе стоит быть поконкретнее. Ты же знаешь как отбирать людей в друзья. С кем тебе нравится общаться?       — С тобой, — без колебаний пожал плечами Лань Цижэнь.       Щёки Хань Туньчоу забавно зарделись.       — Бесстыдник.       — Мгм, — согласился он, спрыгивая на пол. — А что насчёт тебя, Хань-сюн? Какие мужчины нравятся тебе?       То, что девушки Хань Туньчоу не нравились было просто отличным открытием! Лань Цижэню никогда не нравилось, как те на него вешались, осыпая цветами. Такое поведение было совершенно недостойно его прекрасного Хань-сюна!       Но были ли достойные его мужчины?       Хм.       Хань Туньчоу мало с кем общался, кроме него. Его единственным другом, не считая Лань Цижэня, являлся Вэй Чанцзэ, слуга из клана Юньмэн Цзян, с которыми они познакомились ещё в годы обучения Цзян Фэнмяня здесь.       Стоило отметить, что он был крайне смазлив. Многие заклинатели ошибочно воспринимали его и Хань Туньчоу за братьев, хотя Лань Цижэнь считал, что тому было далековато до роскошности его друга.       Но характерами они сходились. Лань Цижэнь часто заставал их о чём-то перешёптывающимися; одинаково спокойные, но явно не самые безвинные люди на планете.       И если так подумать… Единственный раз, когда Хань Туньчоу получал действительное страшное наказание — три удара дисциплинарным кнутом — было как раз когда он заступался за Вэй Чанцзэ, который в свою очередь взял на себя вину, за проступок своего господина, Цзян Фэнмяня.       Лань Цижэнь с ужасом вспоминал те две недели, что Хань Туньчоу провалялся на восстановлении. Он едва с ума не сошёл от беспокойства!       — Нет, это не Вэй Чанцзэ, — вслух рассудил Лань Цижэнь, хмурясь. — Он встречается с Цансэ Саньжэнь.       И это уж точно не мог быть Цзян Фэнмянь.       Они с Хань Туньчоу редко общались лично, а если общались, то Хань Туньчоу выглядел так, словно желал выкрутить ему голову.       — Это определённо не Не Чжэян, ты упоминал, что его манеры просто ужасны. Да и он женат, — задумчиво постучав по подбородку, он вгляделся в непроницаемое выражение лица Хань Туньчоу. — И я не верю, что это кто-то вроде Цзинь Гуаншаня.       Цзинь Гуаншань, во-первых, заслуженно являлся самым раздражающим человеком на свете, а во-вторых, под него не легли только ленивые! Он даже не единожды смел предлагать адептам клана Лань присоединиться к его групповым рандеву с проститутками, настолько бесстыден он был!       — Хм, ладно, я пошутил. О, может тебе нравится…       — Лань Цижэнь, — глухо перебил Хань Туньчоу.       И больше ничего не сказал. Просто продолжил смотреть серьёзным, неотрывным взглядом.       Лань Цижэнь неловко повёл плечами. Неужели настолько пересёк личные границы, что тот даже решил назвать его по полному имени?       — Слишком много разговариваю? Понял.       Хань Туньчоу раздражённо клацнул языком. Покачав головой, он медленно осел на край кровати.       — Ты вовсе не разговариваешь много. Я тебя всегда рад послушать.       — Да только ты и рад! — Отчаянно вздохнув, Лань Цижэнь плюхнулся на кровать, и бесцеремонно улёгся головой на колени Хань Туньчоу. — Вот бы все были как ты, то я бы и людей начал любить.       Он едва слышно фыркнул, укладывая руку поверх его макушки. Медленно погладил, стараясь не портить и без того легко путающиеся волосы.       — Если бы все были как я, то ты бы не выбирал меня.       — Ну нет, — возразил Лань Цижэнь готовно. — Я бы не стал выбирать никого, кроме тебя. Я всегда выбираю тебя.       Хань Туньчоу не отозвался, и тогда он медленно потянул руку вверх, проходясь кончиками пальцев вдоль его носа, задевая горбинку.       — Хань-сюн, не веришь?       У Лань Цижэня совершенно не получалось придумать ситуацию, в которой он выбрал бы не Хань Туньчоу, хоть раз. Попроси тот выйти за него замуж, так он бы согласился без колебаний, связав их узами брака навечно! Да и попроси тот его поцеловать, то Лань Цижэнь охотно отозвался бы, хоть и планировал попридержать первый поцелуй для кого-то особенного.       В конце концов, Хань Туньчоу и был особенным.       — Спасибо, — наконец, бормотнул он, едва слышно.       Стоило этой мысли промелькнуть в голове Лань Цижэня, как его едва не передёрнуло.       Кажется, пункт добровольной отдачи своего сердца лучшему друга, всё же немного переходил границы хорошей дружбы. Да?       …       О Небожители.       Что если его брат всё это время не ошибался?       Что если Лань Цижэнь правда был обрезанным рукавом для Хань Туньчоу?!