Закулисье

      Воцарился хаос.       Пронзительный шум механической сигнализации эхом разносился по комнате вместе с тяжелым дыханием и отрывистыми криками. Повсюду были слышны торопливые шаги, заглушаемые прекрасным ковровым покрытием. Мебель скрипела, когда скользила по полу, стояла на пути, была опрокинута. Вазы разлетелись вдребезги, картины порвались… и все завертелось. Ходило взад-вперед. Пути ни вперед, ни назад не было, и сбежать было невозможно…       Всхлипывая, Берни попытался высвободиться из хватки Маммона, но у него не было ни единого шанса. Только одна рука действовала. Маммон встал перед Берни, крепко держа его лицо обеими руками и заставляя смотреть вверх, и это зрелище вывело Берни из строя. Эта гримаса… эта гримаса из кошмаров… он не мог этого вынести! Его система! Она вот-вот отключится! Точно! И он очень надеялся на это! Хотел, чтобы произошла аварийная деактивация! Сейчас! Сейчас же!       — СКАЖИ! - Маммон взревел, не воспринимая ничего, и даже если бы Берни сказал все, что Маммон хотел услышать, он бы не ответил. — СКАЖИ ЭТО!!! СКАЖИ, ЧТО ТЫ МОЙ!!! СКАЖИ, ЧТО ОСТАНЕШЬСЯ СО МНОЙ! ЧТО ЛЮБИШЬ МЕНЯ!!! СКАЖИ ЭТО!       Берни крепко зажмурил глаза и снова попытался вырваться, отвернув голову.       — П-п-прекрати! — это все, что он мог выдавить — и это не помогло. Маммон только разозлился, и внезапно одна из его рук опустилась вниз по телу Берни и начала ощупывать его, возясь с его юбкой. Пораженный, Берни вздрогнул, и у него вырвался крик. Ч-что это было! Что…?!       — Где он?! Я не позволю тебе позвонить им! Не позволю им забрать тебя у меня! — прорычал Маммон, но Берни не понял, он мог думать только об одном: оттолкнуть Маммона. Тем временем Маммон нашёл то, что искал, и вытащил из-под юбки Берни мобильный телефон, швырнув его через всю комнату.       Берни непроизвольно подпрыгнул, пытаясь подчиниться своей программе самозащиты и вырваться на свободу, но потерпел неудачу. Споткнувшись о свою поврежденную руку, которая безвольно свисала до пола, он потерял равновесие и с писком рухнул на землю, нечаянно потянув Маммона за собой. Он приземлился на Берни, и перед его визуальными сенсорами вспыхнул огромный красный знак, предупреждающий о поломке системы. О неминуемой катастрофе… Все его тело нагрелось, а перед внутренними визуальными сенсорами всплывали все новые и новые сообщения об ошибках. Больше, чем он мог обработать, больше, чем он мог заключить. Н-не так! Не к-к-когда Маммон… вел себя так!!!       Как хищник, Маммон склонился над ним — и Берни ненавидел эту позу. Ненавидел то, как его прижимали. Что Маммон стоял на коленях у него между ног. Что его юбка задралась, наполовину разоблачая его.       Он не мог дать сдачи. Сопротивляться не позволено… Он и не хотел… Но так или иначе…… Нужно было что-то сделать!!!       — СКАЖИ ЭТО! — Маммон снова взревел, вцепившись в лицо Берни и уставившись на него своими черными безжизненными дырами. — Ты любишь меня! Только МЕНЯ! Ты улыбаешься только для МЕНЯ! Ни для кого больше! Для меня! Для меня! Ты не оставишь меня!       Снова высунулся язык. На этот раз слюна была не из кислоты, и в извращенном фальшивом жесте привязанности он провел ею по щеке Берни. Захныкав, Берни откинул голову в другую сторону.       Стоп! Это должно было просто прекратиться! Но как?! Как ему привести Маммона в чувство?! Охваченный паникой, он искал решение, позволяя своему взгляду бесцельно блуждать по комнате — и остановился на окне. Увидел там красное небо Гордыни. Он увидел большую пентаграмму, парящую в воздухе, и его глаза расширились. Из ниоткуда появилось несколько файлов памяти. Они открылись с полной силой, без предупреждения, и перед ним предстали образы, которые он давно хранил глубоко внутри. Образы из времён до Мастера Физзаролли. Образы из времён, когда он был с Мастером Валентино. Образы из времён, когда он был Третьим. Когда его бесчисленное количество раз сбивали с ног. Когда он видел это небо. Он видел эту пентаграмму, пока бесы, грешники, адские гончие, порождения ада и аристократы совокуплялись с ним. Снова, и снова, и снова — пока однажды… с него было достаточно!!!       Ржавый переключатель внутри него щёлкнул с чудовищной силой, упал, словно камень весом в тонну. Глаза Берни резко открылись, и наконец всё стало ясно. Кристально ясно.       С него. Было. Достаточно!!!       Хватит с него всех этих грёбаных демонов, которые думают, что могут обращаться с ним как с дерьмом. И это включало его дерьмового господина-засранца!!!       Берни закрыл все открытые файлы. Принудительно прекратил все хаотичные процессы, все зависшие программы, обходя для этого протокол за протоколом, игнорируя любое наказание своей системы. С него было достаточно, и опасно медленно он повернул голову к отвратительной, уродливой гримасе, возвышающейся над ним. Кто-то хотел пойти по пути насилия?! Отлично, вот и все! У него могло бы быть это!       — Я СКАЗАЛ, ХВАТИТ! - заорал он прямо в лицо Маммону, установив громкость своего голоса на самый высокий уровень, и о чудо, ублюдок остановился и уставился на него. Да, конечно, теперь он мог слушать! Теперь внезапно! И Берни воспользовался моментом. Он не позволил Маммону сделать с ним то, что они все сделали с ним! Конечно, нет, да-да! Об этом не может быть и речи!!!       Рывком он подтянул ноги к туловищу и уперся ступнями в грудь Маммона, одарив его уничтожающим взглядом.       — Слезь с меня, отвратительная грязная свинья! — прогремел он, используя всю силу, которая была в его гибких конечностях, пиная Маммона.       Катапультировало его через всю комнату, где он врезался в диван, опрокинул его и покатился по полу. Хa! Заслуженно!!!       Берни тут же вскочил на ноги, прижал руку к повреждённой конечности и выругался. Чёрт, как же больно! Рука была сломана, он не мог починить её сам. И кого ему за это благодарить?! Этого эмоционального придурка, который снова встал, изумлённо глядя на Берни, и — о чудо! — кошмарная гримаса исчезла. От Маммона осталось только его обычное глупое лицо, но этого было достаточно, чтобы Берни захотелось вырвать себе глотку. Фу!!!       — Берни… я…       — Стой где стоишь! — предупредил он, обнажая свои собственные острые зубы, и, ебанный Люцифер Морнингстар, он воспользуется ими и откусит все необходимое, чтобы выжить! Маммон запнулся при этих словах, хотя все еще смотрел на него в ярости. Тьфу! Как будто у него было какое-то право злиться, у этого ублюдка!       — ЭТО то, чего ты хочешь, а?! — набросился на него Берни. — Этого ты добивался?! Будешь относиться ко мне так же, как ко всем остальным? Это то, чего ты хотел? Использовать меня?! Причинить мне боль?! Да?! Да пошёл ты!       При этих словах у Маммона дернулся глаз, и он сделал шаг в сторону Берни, который невольно попятился, вспомнив крепкую хватку, повредившую ему руку. В нужный момент он мог бы поставить Маммона на колени, но в драке он бы проиграл…       — Я сказал, брысь от меня! Отойди, монстр херов!       Выстрел был метким, как Берни и ожидал. Гнев Маммона угас, и он открыл рот, но тут же закрыл его. Внезапно он потерял дар речи. Тупой придурок! К сожалению, предупреждения Берни было недостаточно, чтобы удержать этого грёбаного монстра на расстоянии. Он снова подошёл ближе, и Берни снова решил перестраховаться. Он не позволит себя уничтожить! Он не позволит себя изнасиловать!       — Уходи, убирайся! Убирайся! Убирайся! УБИРАЙСЯ!!!       И когда это все равно не помогло, он взялся за самое сложное. Он увеличил громкость своего голоса, установил все на максимум и резко открыл рот. Начал кричать так громко, как только мог, издавая такой высокий пронзительный звук, что Маммон поморщился и зажал уши. Попятился. Хорошо! Прочь с ним! Прочь!!! Ему следует отвалить и никогда больше не появляться! Берни закричал еще громче, и все, что еще не было разбито, разлетелось вдребезги. Стаканы, рамы для картин, телевизоры, даже окна. И вся энергия, которая оставалась у Берни, была израсходована в процессе. Но это была единственная самозащита, которая у него осталась. И… это сработало.       Маммон попятился, бросив на Берни страдальческий взгляд, прежде чем, наконец, обратиться в бегство. Не сводя с него глаз, он направился к двери — и ушел! Он действительно ушел!!!       Он исчез за дверью, оставив Берни одного в комнате. И когда он не вернулся через две минуты, Берни остановился. Он закрыл рот, уставился на дверь, настроил все свои сенсоры на самый чувствительный уровень, но не мог воспринимать Маммона. Его… больше не было рядом.       Он ушел.       Берни был… в безопасности.       Ржавый выключатель отключился так же быстро, как и включился сам, и обессиленный Берни рухнул на землю.       Уровень заряда батареи на уровне 10%       Он просто сидел там несколько минут, уставившись в ковер. Все внутри него сходило с ума, когда он пытался переварить то, что пережил. Чтобы навести порядок в хаосе, он страстно желал полного отключения системы. Дефрагментация. За все, что помогало ему не думать.       Почему?.. Что во всех Семи Кольцах заставило Маммона… так отреагировать… Что?       Он медленно поднял голову, оглянулся на дверь, и его уровень стресса возрос с предупреждением, когда он кое-что понял. Побег… был невозможен. Выхода из этой комнаты не было. Только через окна — а они находились на верхнем этаже — или через дверь. Туда, куда ушел Маммон. Что… что, если он вернется? Что, если он все еще злился?       Берни снова захныкал, отчаянно огляделся и, поняв, что уже слишком поздно, нашёл себе укрытие. Застонав, он сел и подполз к обнаруженному им шкафу, открыл дверь и, спотыкаясь, забрался внутрь, быстро захлопнул за собой дверь и забился в угол. Свернулся там калачиком. Его «слезная» программа включилась, и Берни дал ей волю, тихо всхлипывая, пока по его щекам не потекли обильные слёзы. Что-что он должен был делать теперь? Что…? Он был измотан. Истощён. Ему нужно было восстановить силы, а потом… кто знает, что могло случиться?

_ *** _

      Внезапный шум вывел Берни из режима ожидания, и он невольно поморщился, пытаясь взять себя в руки. Он-он был в Гордыне. В отеле «Красное яблоко». В шкафу. Он был поврежден и нуждался в подзарядке, но, хотя он и нашел в шкафу розетку, его аккумулятор еще не был заряжен, а Маммон-… Маммон… Он…!       Берни не знал, и одна мысль о Маммоне вызывала у него стресс. Снова послышался шум, и Берни вжался в дальний угол шкафа. Из-под двери пробивался свет, и он видел, как по ту сторону что-то движется. Кто-то вошёл в гостиничный номер — и, к его ужасу, его система распознала шаги.       Это был он.       Маленький колокольчик Берни зазвенел, выдавая его, и тень остановилась. Напрягшись, он прикрыл рот руками и не осмеливался пошевелиться, пока тень снова не начала двигаться, приближаясь к шкафу. Взгляд Берни был прикован к дверной ручке, и он начал прикидывать разные варианты побега. Главное, чтобы он прошёл мимо Маммона. Потому что по другую сторону двери никого другого не было. Там был он. Преследовал его и — отступал…?       Удивлённый, Берни моргнул, когда тень снова уменьшилась. С другой стороны послышался шорох, затем шаги, и тень снова приблизилась. Раздался стук, и в следующий миг что-то просунули под дверь. Это был клочок бумаги. С запиской. Берни нерешительно уставился на разорванный клочок. Часть его не хотела знать, что там написано. Другая часть задавалась вопросом… зачем записка?       В конце концов любопытство взяло над ним верх, и он осторожно выудил записку, спрятался с ней в своём углу и благодаря своему ночному зрению смог расшифровать текст.       Это был почерк Маммона. И послание на нём было точным, ясным и пропитанным ужасной правдой:       Я идиот.       Вот и все, что в нем говорилось. В нижнем углу листа был небольшой рисунок — и на нем было изображено лицо Маммона. Простая. Как фигурка из дерева, одетая в дурацкий колпак и смотрящая на него с глубокой печалью. Сначала Берни хотел рассмеяться над этой глупостью. Это было так типично для Маммона, но смех стих прежде, чем какой-либо звук слетел с его губ. Потому что смеяться было не над чем. Совсем не над чем.       Берни не ответил. Вместо этого он подтянул ноги к туловищу и обхватил себя оставшейся функционирующей рукой. Идиот. Идиот даже отдаленно не описывает это!       Прошло пятнадцать минут и сорок две секунды, а с другой стороны ничего не происходило. Затем снова раздался шорох, и снова что-то просунули под дверь. Однако на этот раз это был не просто лист бумаги. Это было ожерелье Берни и его мобильный телефон!       Недолго думая, Берни схватил предметы и прижал их к груди. Экран его мобильного телефона был треснут, но он все еще казался работоспособным. Кристалл не был поврежден, и на секунду Берни подумал, не активировать ли его немедленно. Он хотел убраться отсюда!       Но… куда это приведет его? В замок. В его комнату. Там он будет в безопасности. Но также… один. Он не знал, будут ли дома Мастер Физз или Большой Оззи. Было ли у них время для него, были ли они в трудной фазе. И если бы они были дома, хаос начался бы снова. Мастер Физз был бы в ярости, Большой Оззи тоже… было бы больше драк и больше страшных лиц и — и… Берни ничего этого не хотел.       Всхлипывая, он вытер лицо и покосился на записку, которая была рядом с мобильным телефоном и кристаллом. Еще одно сообщение с еще одной смертельно несчастной фигуркой из дерева, смотрящей на него.       Ты можешь уйти в любое время. Но, пожалуйста, сначала выйди и послушай.       Послушать? Что он должен послушать?! Чтобы Маммон снова кричал, бросая нелепые обвинения в адрес Берни? К-конечно, нет! С него хватит криков, хватит глупых оправданий и объяснений. Как будто это поможет его руке, если Маммон скажет какие-то глупые слова. Если он раскается сейчас, будет слишком поздно. Ущерб уже нанесён!       Это было несправедливо… Какой ещё выбор был у Берни?! Он знал, что не может вечно оставаться в этой комнате. Возможно, ему удастся сбежать, но какой ценой? Всё это было слишком для него, и он поник. Утро было таким прекрасным. Таким интимным. М-Маммон улыбнулся, поцеловал его и подарил новый колпак.       Всхлипывая, Берни дотронулся до своего лба, до эмблемы, и закрыл глаза. Прислушиваясь… Он должен был прислушиваться. Его система призывала его к этому. Конечно, призывала. Она хотела, чтобы он послушно прислушивался к своему создателю.              Только всё было не так просто. Прошло ещё двадцать минут. С другой стороны снова послышались шаги. Маммон ходил взад-вперёд, и в какой-то момент Берни уже не мог выносить звук его шагов. Его безмолвная мольба, похожая на электромагнитную вибрацию в воздухе.       Послушать… Это все, что ему нужно было сделать, верно? Это все, чего от него ожидали, верно?       Крепко держась за сломанную руку, Берни заполз как можно дальше в шкаф.       — Т-ты все еще злишься? — тихо прошептал он. Прежде всего, ему нужно было знать! Пришлось успокоить себя — и шаги резко прекратились. На мгновение воцарилась тишина, затем раздался хриплый голос Маммона.       — Нет.       Л-ладно… это было начало.       — А-а… твое лицо все еще пугающее…?       Снова тишина. Затем прозвучало покашливание.       — Нет.       Хорошо. Окей. Ладно.       Берни потребовалось некоторое время, чтобы взвесить все «за» и «против», и хотя «за» перевесили плюсы, он отключился от розетки в шкафу, поднялся на ноги и побрел к двери. Он ненадолго замолчал, схватившись за поврежденную, ноющую руку, и уставился в пол. Е—Если Маммон снова взбесится, по крайней мере, на этот раз у него есть свой кристалл. И—и на этот раз он не станет колебаться! Он использует его! Если придётся…       Готовясь ко всему, он просчитывал различные сценарии, придумывая как можно больше бойких ответов, намечая как можно больше путей отхода, прежде чем, наконец, открыть дверь. Щелчок! Всего лишь щелчок. Он осторожно заглянул внутрь и осмотрел комнату. Или… то, что от нее осталось. Все лежало в руинах! Мебель была перевернута, осколки стекла усеивали пол, и посреди этого хаоса скорчился Маммон. Его вид застал Берни врасплох, по его телу пробежал электрический разряд, и он широко раскрыл глаза.       Ч-что за…?       Маммон стоял там на коленях — с распущенными золотыми волосами и расправленными крыльями, и когда он заметил Берни, то вскинул голову.       Повинуясь импульсу, Берни попятился и тут же снова захлопнул дверь. В тот же момент он отругал себя за эту глупость. Как будто этот кусок дерева мог защитить его… На самом деле, он прятался, как трус. Несмотря на все свои благие намерения казаться более решительным и вести себя как… как живое существо, он спрятался, вместо того чтобы постоять за себя. Он никогда больше не хотел быть таким! Но вид Маммона в таком гневе глубоко потряс его и пробудил старые страхи…       Очередное прочищение горла вывело Берни из задумчивости, и в конце концов он осмелился взглянуть еще раз, осторожно толкнул дверь — и снова запнулся. Картина, открывшаяся перед ним, оставила горький привкус, и Берни прищурился.       Маммон сидел там во всей своей красе, прекрасно зная о реакции Берни на свое появление, а рядом с ним лежал большой букет цветов и подарок…       Это была попытка подкупа. Совершенно очевидно. Очень типично для Маммона… и это превратило страх Берни в гнев. Это было… возмутительно! Ошеломлённый, он распахнул дверь настежь, вышел из своего укрытия, и Маммон тут же вскочил на ноги. Берни невольно вздрогнул, но больше ничего не произошло. Маммон просто стоял и смотрел на него, открыл рот, снова закрыл его и опустил взгляд на пол. Он беспокойно начал тереть руки, его хвосты обвились вокруг ног, а перья взъерошились в смятении… Он излучал жуткое беспокойство, выглядел растерянным, и сканеры Берни сразу же заметили, что его жизненные показатели скакали от одного крайнего значения к другому. Но, по крайней мере, его больше не окружала эта… жуткая аура.       Собравшись с мыслями, Берни расправил плечи, собрал всю свою храбрость и заговорил первым.       — Что… это значит? — пробормотал он, указывая на цветы и подарок, после чего Маммон моргнул, а затем сам посмотрел на эти предметы.       — Я… — начал он, по его меркам, довольно тихо, облизывая губы. — Я купил тебе цветы. И диск той поп-звезды. Он ведь тебе понравился, да?       Цветы и компакт-диск, м-м-м. При других обстоятельствах Берни, возможно, обрадовался бы этому. Нет, не возможно. Очень даже. Но сейчас… это причиняло боль. Не только его телу, но и тому, что пытался сделать Маммон.       — Я не хочу никаких подарков… — прошептал Берни, сжимая раненую руку и напрягая плечи. Он колебался, но затем сказал то, что вертелось у него на языке. Осмелился заговорить! Потому что это было его право. Он мельком взглянул на Маммона, но не стал долго смотреть ему в глаза и вместо этого уставился себе под ноги. — И… это бесхребетно с твоей стороны — использовать свои волосы и крылья, чтобы манипулировать мной…       При этих словах глаза Маммона расширились, и он, словно по команде, покачал головой, приближаясь к Берни, но тот сделал шаг назад.       — Нет! Я не… Ты сказал, что моё лицо тебя пугает. Поэтому я выбрал образ, который не напугает тебя…       Ммм. Берни задумался, правда ли это. Он не был уверен. Продолжал сосредотачиваться на ногах Маммона, и чем дольше они стояли друг напротив друга, тем сильнее становилась боль в руке Берни — и в его теле. Как будто что-то собиралось разорвать его на части, даже если никто к нему не прикоснется.       Обещал. Маммон пообещал никогда больше не причинять ему вреда… Взгляд Берни метнулся к двери комнаты, и он прикусил губу. Он мог убежать! Использовать свой кристалл. Он мог. В любое время. Но он не для этого вышел из своего надежного укрытия.       — Ты хотел, чтобы я послушал. Л-Ладно, хорошо. Я слушаю… Пожалуйста, говори.       Сначала ничего не последовало. Маммон стоял неподвижно. Его крылья затрепетали, затем он прочистил горло.       — Твоя рука, — начал он на удивление кротко, и Берни понял, что за этим последует. — Я не хотел причинить тебе боль. Я не осознавал, сколько силы я использовал. Я не хотел… Это правда!       Правда. ДА. На самом деле, Берни даже поверил ему. Маммон был так взбешен, так движим яростью, что ничего не заметил. Ничего не услышал. Даже просьбы Берни остановиться…       — Я подготовил ремкомплект! — прозвучало дальше, и снова Маммон сделал шаг вперед, в его голосе звучала искренняя озабоченность. — Думаю, я смогу тебя починить. Но если хочешь, я отведу тебя на фабрику… или к Оззи и Физзу.       К Большому Оззи и Мастеру Физзу? Лицо Берни вытянулось, и перед его внутренним зрительным сенсором уже разыгрывалось зрелище, которое принесет этот визит. Хотя он тосковал по своему хозяину. В его объятиях он чувствовал бы себя в безопасности прямо сейчас. В то же время он боялся его гнева. Они только что пережили ужасную драму, и в последний раз, когда Маммон причинил боль Берни, его владельцы наказали и унизили Маммона небольшой пощечиной. На этот раз они разорвут его на части, сожгут заживо… и Берни придется стать свидетелем этого.       Почему… Почему это должно было случиться? Они были счастливы. Почему Маммону пришлось все испортить? Почему он поставил Берни в ужасную ситуацию, когда ему приходилось решать, как с этим справиться? Потому что, что это было за решение? Ужасное, с ужасными последствиями… Но он должен был решить. Так что… он решил.       — Нет. Я не хочу на фабрику. И я не хочу идти к Большому Оззи и Мастеру Физзу. — Он также не хотел, чтобы Маммон ремонтировал его, но он рассчитывал на помощь. Лицо Маммона просветлело, когда он услышал ответ, и его поджатые хвосты оторвались от ног. Он кивнул и указал на диван, который поставил обратно вертикально.       Ненадолго Берни заколебался, прежде чем медленно подойти к дивану, не сводя глаз с Маммона, обходя его стороной. Что тоже было глупо. Если Маммон собирался его вылечить, ему все равно пришлось бы подобраться к нему поближе. Берни молча забрался на диван, подтянул ноги и пристально посмотрел в сторону. Все, что ему нужно было делать, это не двигаться, верно? Н-Ничего бы не случилось…       Ни один из них не проронил ни слова, пока Маммон доставал набор для ремонта и садился рядом с Берни на большой диван. Он осторожно закатал Берни рукав, отчего тот вздрогнул, но потом снова замер. Хорошо, что он не дёргался. В конце концов, рука полностью выпала из сустава…       Маммон пристально смотрел на него, стараясь как можно меньше прикасаться к нему, и после мучительной вечности, длившейся одну минуту и тридцать секунд, наконец кивнул, шумно выдохнув. Однако от Берни не ускользнуло, с каким облегчением он это сделал.       — Нам повезло. Ничего не сломалось… Просто вывихнуто, а рукоятка для пружины сломана. Нужно заново соединить контакты, а затем правильно установить его. Вот и всё.       И это всё? Ничего не сломано? Правда? Когда Маммон тряс его, он не чувствовал ничего подобного! Совсем ничего! Даже сейчас было больно. Очень! Очень… Берни крепко зажмурился и решил просто позволить всему идти своим чередом. Иногда лучше всего было просто сидеть и не двигаться, так что он выбрал этот путь. Сосредоточившись, он разглядывал узор на ковре в гостиничном номере, считал разбросанные повсюду щепки и старался не вздрагивать при каждом движении или прикосновении Маммона, в то время как его система вентиляции предавала его, каждый раз взвывая, чтобы охладить его.       Однако через некоторое время его система успокоилась, и время от времени он поглядывал на Маммона. Он сосредоточенно работал над рукой, держа перед собой инструкцию, и выполнял каждый шаг с бесконечной тщательностью. Когда он это делал, что-то привлекло внимание Берни, и он запнулся. Сначала он этого не заметил, но теперь, когда они сидели так близко друг к другу, он отчётливо это услышал.       Сердце Маммона бешено колотилось. И не только это. Его пальцы дрожали. Несмотря на то, что он изо всех сил старался их не шевелить, они всё время дрожали. И они… были повреждены. Костяшки были в крови и содраны почти до кости, как будто он обо что-то ударился. Удивлённый Берни посмотрел на Маммона, но не получил ответа. Да ему и не нужно было. Маммона было легко раскусить. По крайней мере, в тот момент.       — Ты так нервничаешь… это заставляет меня нервничать тоже.       На долю секунды Маммон прекратил то, что делал, не поднимая глаз, затем продолжил.       — Я не должен причинять тебе боль еще больше.       Нет. Действительно, это было бы не очень благоприятно.       Берни молча сидел и не двигался в течение всей процедуры, не произнося ни слова. Про себя он считал минуты, секунды, наблюдая, как они ползут мимо… и когда Маммон в конце концов убрал свой инструмент, Берни поморщился. Маммон нежно взял руку в свои ладони и, наконец, прижал ее обратно. Это было странное чувство, когда каждый контакт возобновился, и, в конце концов, Маммон в последний раз надавил на плечо Берни и повернул его в сторону. В ответ внутри Берни раздался странный звук, и он широко раскрыл глаза, когда все встало на свои места.       — Найдено новое оборудование. Найдены новые данные. Настройка системы, — автоматически сказал он, и рука сама по себе убралась, вернув свою обычную длину.       — Готово, — объявил Маммон, на что Берни моргнул и уставился на свою руку. Сначала он не решился, но потом осторожно пошевелил пальцами — и это сработало. Ему не было больно, ничего не отвалилось, и он с облегчением поднял руку.              — Все работает? — последовал вопрос, и Берни медленно кивнул. Это было… странно. Рука немного затекла, и в том месте, которое починил Маммон, покалывало, но в остальном… все казалось в порядке. Все было так же, как и раньше…       Маммон вздохнул с облегчением и сдержанно улыбнулся Берни, но тот не смог ответить на нее. Не смог заставить себя даже произнести «Спасибо». Ничего из этого не должно было произойти с самого начала, и, прежде чем Берни осознал это, его слезная программа активировалась, реагируя на напряжение внутри него, которое Маммон был не в состоянии исправить, и он тяжело сглотнул.       — Ты обещал, — прошептал он хнычущим голосом, не в силах сдержаться. — Ты… ты обещал… никогда больше не причинять мне боли… это было обещание…       Улыбка Маммона внезапно погасла. Он ничего не сказал, и Берни тоже ничего не хотел слышать. Тем более что лицо Маммона говорило о многом. Снедаемый угрызениями совести. Затем внезапно он глубоко вздохнул, откинулся назад, закрыл глаза и начал шептать, как маленький ребенок, признающийся в страшной тайне.       — Когда я увидел тебя в холле с тем парнем… во мне возникло чувство, которого я не испытывал уже много лет. Мне стало… страшно.       Испугался? Он испугался? О-о-о, что за чушь, он был могущественным Смертным Грехом!       — Н-но почему? Из-за чего? Этот демон… он не был опасен! Он был добрко мне! Он не заслуживал смерти…       — Может быть. Может быть, и нет. Все, что я заметил, — это его крайнюю жадность. Он хотел забрать тебя у меня. Я не знаю, зачем и почему, но он хотел тебя. А потом ты улыбнулся ему, и он прикоснулся к тебе, а я…! Я испугался.       Маммон медленно открыл глаза и посмотрел на свою золотую руку, сжимая ее в кулак.       — Внезапно все, о чем я мог думать, было: что, если он тебе понравится больше? Что, если он понравится тебе больше? Что, если… ты уйдёшь?       Так вот в чём дело? Вот что было на уме у Маммона? Снова? Опять? И всё же это было так абсурдно. Так совершенно абсурдно.       — Но зачем мне уходить? В этом нет никакого смысла.       — Потому что ВСЕ бросают меня! — Маммон внезапно взревел, ударив кулаком по подушке, но вздрогнул, когда Берни подпрыгнул и в ужасе уставился на него. Выругавшись, он стиснул зубы, прежде чем продолжить говорить сдавленным голосом. — Все. Всегда… Даже ты! Ты сам это сказал! В торговом центре! Если я не сделаю то, что ты хочешь, ты уйдешь. Так что я делаю все, что ты хочешь! Все время! Потому что эта угроза существует всегда. Я подумал, что, если я…       Он замолчал и посмотрел в сторону, прячась за завесой волос. В комнате стало тихо, как в мышиной норе, пока Берни пялился на Маммоа, безмолвно ковыряясь в своих файлах.       В-в в торговом центре…? Он воспринял ЭТО как оправдание? Как объяснение? Это-это было абсурдно! Это были просто уловки! Берни дразнил его! Играл с ситуацией! Как будто он хотел уйти от Маммона! Да, поначалу он был очень зол. Эта глупая ревность заставила его нести чушь и использовать Мастера Физза и Большого Оззи в качестве рычага давления. Он не был серьёзен! Неужели… неужели Маммон не знал об этом? Неужели Берни казался таким убедительным в своём красном режиме…? Таким пренебрежительным? Если это так, то Берни не собирался заставлять Маммона чувствовать себя неуверенно или оказывать на него давление.       Но даже если Маммон так думал, это ничего не оправдывало! Совсем ничего!       Однако…       Это многое объяснило.       Берни с сомнением посмотрел на Маммона, который раскачивался взад-вперёд на подушке, складывая воедино все кусочки головоломки, которые он собирал с течением времени. Потому что знаки были там с самого начала. Маммон… боялся, что его бросят.       Судя по тому, как он говорил о Большом Оззи или даже о матери Мастера Физза, вывод напрашивался только один, и он искренне верил, что Берни поступит так же, как они. Обманет его. Бросит его. Оставит его одного. Одного.       Маленький колокольчик Берни зазвенел, и он не смог остановить всплывшее воспоминание, которое хотел стереть из памяти, — тот день, когда они оставили его в переулке. Умирать. В одиночестве…       Берни напрягся, пытаясь удалить файл, но он казался невероятно большим. Слишком большим. Необработанным… И продолжающееся молчание между ними не делало ситуацию лучше. Стало невыносимо.       — Если ты что? — пробормотал Берни, первым нарушив тишину, но Маммон замешкался. Пару раз он начинал говорить, но, казалось, разрывался, проводил рукой по волосам, прежде чем наконец смог заговорить.       — Что, если я недостаточно хорош? Что, если именно поэтому все уходят? — Он сделал паузу, и на его губах появилась болезненная улыбка. — Чёрт. Похоже, я подтвердил свою теорию. Недостаточно хорош…       И снова маленький колокольчик Берни дал о себе знать, потому что он тоже слишком хорошо это знал. Чувство неполноценности. Оно всегда преследовало его. Всегда не давало ему покоя. Из-за его дефекта, из-за того, что он так сильно отличался от других Робо-Физзов. Такой сломанный, использованный и уродливый…       Н-Но он ничего не мог с этим поделать! С ним это сделали. Неуверенность Маммона в себе, возможно, имела аналогичное происхождение, но, в отличие от Маммона, Берни никогда бы не причинил вреда тому, кто ему дорог. Никогда! Никогда…!       — Ты удивлен? — с горечью прошептал он, отбросив все свои опасения и запреты по поводу возможных последствий или наказаний. — Если ты делаешь что-то подобное… если ты… становишься монстром… почему кто-то захочет остаться с тобой?       Он знал, что это были резкие слова, но не сожалел о них. Слова могут ранить так же сильно, как и действия, и это было именно то, что Маммону следовало испытать на собственном опыте. И это сработало. Лицо Маммона ужасно исказилось, но на этот раз Берни не позволил обвести себя вокруг пальца. Не прислушался к своей системе, которая упрекнула его. Не прислушался к своей совести. Не в этот раз.       — Я не хочу, чтобы ты делал все, что я пожелаю. Я хочу, чтобы ты был самим собой. И в… в торговом центре… Все это было несерьезно… Я не хотел оставлять тебя. Я был зол и обижен, но… Уходить не значит навсегда. Это значит, что ты можешь вернуться. Если захочешь… Если… если у тебя есть веская причина. Если ты… л-л-любишь кого-то. Но…нельзя причинять боль тому, кого ты л-л-любишь.       И это была правда. Возможно, они жили в аду, и этот образ жизни был извращённым и безумным. Этот мир был жестоким и беспощадным, но Берни знал, что правильно, а что нет. Ему говорила об этом не только его система, но и он сам. Он сам для себя решил, что считает правильным, а что нет. Что он может оставить без внимания, а что нет… И после всего, что он пережил, после всего этого ужаса, он больше не мог терпеть жестокое обращение. И это было его окончательное решение.       Он медленно поднял голову, посмотрел на Маммона, и как только их взгляды встретились, Берни понял, что Маммон осознал, что он имел в виду, — и его лицо вытянулось.       Показатели жизнедеятельности Маммона зашкаливали, стали нечитаемыми, а его хвосты хлестали по воздуху. Он поднял крылья, расправил их и соскользнул с дивана, оказавшись прямо перед Берни и схватив его за руки. Его пальцы всё ещё дрожали, и он с трудом подбирал слова, уже не похожий на себя.       — Берни…! Пожалуйста! Не надо! — прохрипел он, явно пытаясь взять себя в руки, но безуспешно. Его вид было тяжело выносить, и Берни не знал, как это классифицировать. Маммон лихорадочно облизал губы, казалось, подыскивая слова — и вдруг просто забормотал что-то невнятное. — Я знаю, что я… Я совершил… ошибку! Я вел себя ужасно! Я причинил тебе боль и накричал, но… пожалуйста! Пожалуйста, останься! Я имею в виду… впервые за несколько месяцев я потерял контроль! Я пытаюсь быть лучше, и я был лучше, не так ли? Я пытаюсь! Ради ТЕБЯ! Я подавляю все негативные чувства и свою жадность, насколько могу! Это… это было только один раз! Только один раз! Не уходи. Пожалуйста! Вспомни, что ты почувствовал в торговом центре? То же самое я чувствовал… только намного, намного хуже! Ты должен мне поверить!       Озадаченный Берни напряг плечи и прижался к спинке дивана. Что-что он должен был на это ответить?! О, он ненавидел, когда Маммон так поступал! Когда он загонял его в угол. Это было похоже на то, как Берни узнал, что Он был ангелом. Тогда Маммон тоже… умолял. Берни не мог подобрать другого слова. И он не хотел, чтобы кто-то умолял его. Это было ужасно! Он не хотел принимать это решение, но, как бы больно ему ни было, он убрал руки от Маммона. Обнял себя.       — Я не хочу, чтобы ты подавлял свои чувства. Когда ты что-то подавляешь, это просто накапливается и в конце концов взрывается. — Он запнулся, и произнести следующие слова было самым трудным, что ему когда-либо приходилось делать. Потому что это причинило ему огромную боль, разорвало его на части, но Маммон заслуживал правды, а Берни был в долгу перед самим собой. — Я-я… Я не знаю, смогу ли я с-с-сделать это в другой раз. Я-я не могу справиться с тобой… ты теряешь контроль и д-д-делаешь мне больно. Я… я не хочу этого когда-либо снова… Ты понимаешь?       Тишина.       Воцарилась абсолютная тишина. Как дурное предзнаменование, слова Берни повисли в воздухе и, казалось, эхом разнеслись по гостиничному номеру. Маммон уставился на него глазами размером с обеденные тарелки. Он ссутулился и опустил голову, уставившись в пол. Берни давно потерял счет жизненным показателям Маммона, но ему не нужно было их знать — потому что он их ВИДЕЛ. Увидел, что внутри Маммона все идет наперекосяк. Не прошло и секунды, как атмосфера в комнате изменилась. Стала более плотной. Казалось, что все завибрировало, задрожало — и внезапно тени в комнате зашевелились. У Берни сработала система вентиляции, и уровень его стресса зашкалил.       О-о-о, нет! Только не это! Взволнованно оглядевшись, он прищурился, прижал руки к ушам и покачал головой.       — Н-нет! Прекрати! — закричал он, и вся боль и горечь внутри него, страх и сомнения сжались — и это случилось снова. П-п-переключатель. Он зашевелился. Покачнулся и наконец упал. Берни позволил этому случиться, не стал сопротивляться, потому что…Этот дурак не понял его, черт возьми!       Снова вскинув голову, Берни бросил на Маммона испепеляющий взгляд, сделал выпад и ударил его по затылку своей восстановленной рукой.       — Я сказал, хватит ныть, соберись! Не надо каждый раз перегибать палку. Вы с Физзом чертовски похожи. Вы, ребята, просто постоянно драматизируете! Это не ТЕБЕ было больно! Это не ТЫ испугался! Ты не знаешь настоящего страха, так что прекрати нести чушь и отзови свои дурацкие тени, ты, гигантский ребенок!       И о чудо, это сработало! Конечно, черт возьми.       Маммон вытаращил на него глаза, и, конечно же, гудение прекратилось. Его тени исчезли, и вернулась тишина, после чего Берни закатил глаза и поджал губы. Тц. Это все, что потребовалось? Сильная рука? Ладно, прекрасно, если мягкий подход не поможет с этим придурком, Берни отложит свою еду и будет говорить прямо!       — Я устал от твоего позерства! Ты совершаешь ошибку, начинаешь плакать и приползаешь к моим ногам, потому что не можешь смириться с тем, что тебе придется отвечать за последствия своих действий! Но я не буду повторяться! Я не твоя шлюха, милый. И если ты не можешь контролировать свои эмоции, то это твоя потеря.       С этими словами Берни встал, еще раз проверяя подвижность своей недавно восстановленной руки, прежде чем оглядеть Маммона сверху донизу. Тьфу. Он и его глупый ангельский облик. Милый, да. Полезный, нет… Нет. Нет, черт возьми! И он понятия не имел, как сильно причинил ему боль. Как. Блять. Сильно!       — Аргх… Это, это все твоя вина! Так придумай, как решить эту проблему! Я не собираюсь бежать к Физзу и Оззи и начинать новую семейную войну. Мои схемы этого не выдержат. Но не думай, что я поведусь на твою аферу и все будет хорошо. Не-не-не. Забудь об этом. Научись справляться со своими гребаными чувствами! Если это случится еще раз, я уйду!       Он просто не мог и не хотел этого больше. В конце концов, он все равно всегда оказывался в проигрыше.       — Но я не могу тебя потерять! — Маммон предпринял последнюю отчаянную попытку завоевать расположение Берни, но он мог засунуть это себе в задницу. Берни знал его нытье, его извинения и признания в любви. И, черт возьми, он знал, что тот не хотел взрываться, но что хорошего это принесет им, если Берни просто проигнорирует это…? Просто простит его?       Он избавил себя от ответа и опустил веки. Его начала грызть усталость. Его система несколько часов работала с перегрузкой из-за этого мудака. Тот факт, что он еще не разбился, был всем…       — Что я могу сделать? — внезапно донеслось до ушей Берни, и он изумленно огляделся. Маммон почти умоляюще посмотрел на него, выуживая хлебные крошки, подсказку, что-нибудь, что могло бы помочь ему переубедить Берни. Но не было ничего, что могло бы компенсировать это.       — Ничего, — пробормотал Берни, наконец направляясь в спальню. — Мне… нужно отдохнуть. Я еще не полностью заряжен. Оставь меня в покое. — И на этот раз он не станет прятаться. Если на него накричали и чуть не вырвали руку, он заслуживал комфорта. А огромная кровать выглядела более чем удобной! Маммону следует заползти в шкаф и поплакать там!       Однако, прежде чем Берни начал двигаться, он сделал паузу. Почему-то он не мог избавиться от ощущения, что сказал чертовски много, но все же не совсем выразил свою точку зрения. Возможно, ему следует прояснить это в последний раз в качестве точки над «i». Так что фронт был установлен раз и навсегда~       — Просто для ясности… чтобы вы поняли»», — объявил он и повернул голову на сто восемьдесят градусов, выпустив свою восстановленную руку. Он схватил Маммона за лицо, вцепился пальцами в его щеки и притянул к себе. Прижался лбом ко лбу Маммона. — Ты сказал, что тебе нравится моя улыбка~ Ты сказал, что она только твоя. Тогда слушай… В следующий раз, когда ты выкинешь какую-нибудь ерунду вроде этой и поднимешь на меня руку, я буду улыбаться во ВСЕ зубы. И поверь мне, я воспользуюсь ими, откушу твоего «маленького принца» и запихну его тебе в глотку. Тогда твоей самой маленькой проблемой будет то, оставлю я тебя или нет! Ты БОЛЬШЕ НИКОГДА не причинишь мне боли. Пока ясно? Можешь кивнуть.       И он это сделал. Как хороший мальчик, Маммон кивнул, и Берни отпустил его. Он направился в спальню, захлопнув за собой дверь.       Гребаный мудак! Но как там говорилось? Бог любит троицу? И если Маммон причинит ему боль в третий раз… Нет! КОГДА-НИБУДЬ СНОВА, неважно как, тогда это будет прощание навсегда…       Черт… если бы только они никогда не приезжали в этот гребаный отель ужасов…