По мере поступления

Джисон едет в лифте, теребит упаковку с пивом, пока в кармане жужжит сообщение за сообщением. Но он не обращает на телефон внимание, у него занятие поважнее: он крутит в голове предстоящий диалог. Всё, о чём он думал по пути сюда, он и скажет. Да, выложит всё подчистую, наконец-то будет честным, он не струсит и не сбежит – хватит, добегался. Створки лифта открываются и ноги сами несут его в выученном направлении. Перед дверью он мнётся. Вздыхает раз, два. Чувствует себя дураком, и идея заявиться со своими откровениями уже не кажется такой блестящей, но плевать. Он звонит в дверь. Сжимает банки с пивом, опускает голову, жуёт губу, которая уже почти кровоточит, но он всё равно упорно её жуёт. Тишина. Он звонит в дверь ещё раз, уже настойчивее, подольше. Прислушивается, не слышит никаких звуков, но Минхо точно должен быть в квартире. Он не может там не быть, он наверняка не открывает просто потому, что ему лень поднять задницу. Или, потому что он никого не ждёт – это более вероятно. Джисон стучит в дверь и громко говорит: — Минхо, открой, это я, — и снова прислушивается. Вздыхает, достаёт телефон и набирает его номер. Абонент недоступен, надо же… Вариантов немного: либо у Минхо выключен телефон, либо у него не ловит связь, либо номер Джисона в чёрном списке. Конечно, Джисон выбирает самый идиотский, но, по его мнению, самый очевидный вариант. — Эй! Ты мой номер блокнул? Это что-то совсем странное. Ладно, если бы он его в чате заблокировал, – это фигня, они и в шутку так периодически делают, – но номер телефона? Как-то это слишком. Как-то это хреново. — Минхо, ну твою ж… — жалобно тянет Джисон, приваливаясь к двери, и слышит по ту сторону копошение. И недовольный бубнёж. Джисон еле успевает отойти подальше, и дверь открывается. — Уже в туалет нельзя нормально сходить, ты и там меня достанешь, — Минхо смотрит на него угрюмо, на нём очки для компьютера, огромная футболка с котятами и растянутые домашние штаны. И эти его дурацкие тапки-кролики. — Ты чё, в туалет в очках ходишь? — язвит Джисон, потому что оправдание так себе. — Я сидел за ноутом, готовился к занятиям. Решил поссать, — Минхо деловито поправляет очки и щурится. — Какие-то проблемы? Джисон закатывает глаза, оставляя явно риторический вопрос без ответа. Ладно, вряд ли Минхо врёт. — Ты нахрена мой номер в чс кинул? — почти обиженно спрашивает Джисон. — В смысле? Ничего я не кидал, — Минхо хмурится. — А какого хрена у тебя абонент не абонент? — Телефон сел, — твёрдо отвечает Минхо и вздыхает. — Господи, Хани, ты с каких пор такой нервный? Действительно, с каких… Джисон хмурится, моргает пару раз и звучит тише: — Так… У тебя сел телефон? — Ага, пока с танцев ехал, — Минхо, к слову, тоже сбавил обороты. — Приехал час назад, пока Суни-Дуни-Дори покормил, пока жрать приготовил, вещи в стирку закинул, короче… Джисон смотрит на него, такого растрёпанного и домашнего, и становится стыдно. Припёрся тут на ночь глядя, в дверь тарабанил, от важных дел отвлёк, ещё и наехал. Замечательно, просто шик-блеск! Минхо поджимает губы, оглядывает Джисона с ног до головы и выдыхает: — Ну и чего встал? Заходи. Минхо отходит в сторону и в приглашающем жесте тянет руку в квартиру – очень театрально. Джисон фыркает, вручает упаковку пива ему в руки с коротким: — На, — и заходит в квартиру. Пока он снимает ботинки, Минхо закрывает дверь и спрашивает: — А Чан с Чанбином где? — Чего? — непонимающе хмурится Джисон и снимает куртку. Минхо проходит мимо, идёт на кухню и уже оттуда громко говорит: — Это их любимое пиво. Мы с тобой такое не пьём. — Ну… Я планировал ехать к ним, — отвечает Джисон, проходя в ванную комнату, и слышит: — Но они тебе написали, что передумали? Джисон намывает руки, выключает воду, вытирается о полотенце. Выходит из ванной, отвечая: — Я им написал, — и идёт на кухню к Минхо. Тот, уже сняв очки, стоит у холодильника и раскладывает банки на нижнюю полку. — Ты им написал, что они передумали? — говорит Минхо и поворачивается к Джисону с лёгкой улыбкой. Джисон усмехается. — О, ты мне улыбаешься? — он приваливается к столешнице задом и скрещивает руки на груди. Немного наклоняет голову, наблюдая, как Минхо закрывает дверь холодильника и выбрасывает упаковку. — Я даже с тобой разговариваю, прикинь? — Так и знал, что ты не сможешь долго от меня морозиться, — осмелев, ухмыляется Джисон. — Перед моим очарованием невозможно устоять. Минхо фыркает и закатывает глаза. — Может всё-таки стоило кинуть тебя в чс? Ты такой наглый, — он ехидно щурится, но это не раздражает. Наоборот, этот его тон такой привычный и родной, что Джисон потихоньку подтаивает от надежды, что всё между ними в порядке. — Может и стоило. Но я бы всё равно до тебя добрался. Минхо со вздохом садится на стул за пустой стол напротив Джисона. Смотрит на него внимательно, между ними тишина и несколько шагов, и Джисон хочет начать свой подготовленный монолог, но Минхо его опережает: — Может, чаю хочешь? — он звучит ровно, немного устало, но без злости или обиды. Просто Минхо, просто предлагает чай. — Нет. Спасибо. — Ладно… у меня есть пиво в холодильнике, — Минхо указывает большим пальцем позади себя и улыбается, Джисон улыбается тоже. — Правда, оно не совсем холодное… — Спасибо, но откажусь, — подыгрывает Джисон и садится за стол напротив Минхо, откидывается на спинку стула и немного расслабляется. Всё вроде в порядке. Минхо шутит, улыбается, не выглядит потерянным или грустным, злым или обиженным. Он просто уставший и как всегда сдержанный. Они молчат несколько секунд, Минхо смотрит на Джисона, Джисон смотрит на Минхо, и как будто надо что-то сказать (начать свой монолог, например), но оба молчат. И молчать почему-то не неловко. Вроде должно быть, они ведь повздорили в обед, а пару минут назад поворчали друг на друга. Но это мелочи. Неловко должно быть хотя бы из-за того, что вся их ситуация – неловкая. Неоднозначная. Странная. Беспрецедентная. Сложная. Какие там ещё прилагательные подходят к ёмкому «пиздец»? Но, видимо, не всё так сложно и странно, раз они просто сидят и как обычно друг на друга смотрят. — Так и зачем ты приехал? — голос Минхо тихий и мягкий, без особых эмоций, просто интерес. Джисон просто отвечает. — Поговорить. — Неужели созрел? — Созрел. Минхо ухмыляется на одну сторону и опускает взгляд. Вздыхает, после чего смотрит снова на Джисона и произносит: — Ну, тогда говори, что хотел. И тут появляется неловкость. Не между ними, а в Джисоне. Он вроде всё себе уже мысленно провертел, по полочкам уложил, а всё равно это смущает. Думать – одно, а говорить вслух… — Во-первых, я хотел попросить прощения, — неуверенно начинает Джисон. Брови Минхо подлетают вверх. — За что? Джисон вздыхает и опирается о стол локтями, ладонями закрывает лицо, потирает глаза, да так усердно, лишь бы линзы не съехали. Потом он обхватывает ладонями шею, подпирая голову, и смотрит прямо на Минхо. — Я не знаю. За всё? Минхо фыркает. Джисон понимает, что звучит тупо, правда понимает. Он и чувствует себя так же, но что ему поделать? Объясниться. — Я имею в виду, что по ощущениям я будто накосячил везде. А где именно больше всего – непонятно. Непонятно, с чего начать. — Помочь? Джисон кивает, укладывая руки на стол. Смотрит на Минхо внимательно, тот смотрит на пальцы Джисона. — Вообще… можешь не просить прощения, — вяло усмехается он, укладывая на стол и свои руки. Его пальцы рядом с пальцами Джисона. — То есть… мы оба хороши. Я вёл себя как мудак сегодня. — Неправда, — Джисон тянется вперёд и берёт ладонь Минхо в свои. Тот поднимает на него взгляд, и в нём снова что-то такое непривычное, как сегодня днём, когда Джисон положил руку на его бедро. Но Джисон только крепче сжимает его пальцы. — У тебя есть право злиться, я правда повёл себя как… как ссыкло. Я свалил вчера, хотя надо было сразу всё решить. — Не надо было, — твёрдо говорит Минхо, и у Джисона внутри что-то ухает от его тона, и видимо на лице у него опять каждая эмоция, раз Минхо мигом смягчается и кладёт вторую ладонь поверх ладоней Джисона. — Я хотел сказать, что и не надо было сразу всё решать, потому что нам обоим нужно было какое-то время. Ну, чтобы разобраться во всём этом. По отдельности. — Да-да, точно, — Джисон активно кивает. — Ты прав. Просто… я не хотел тебя задеть. Тем, что ушёл. Или тем, что не отвечал на сообщения. Я… мне нужно было подумать. И я не пришёл на пары, потому что реально решил ещё поспать. Минхо снова усмехается, а Джисон говорит дальше: — Я честно не избегал тебя. И я не хотел задеть тебя тем, что ну… не обращал на тебя внимание сегодня, я просто очень, очень волновался, не мог нормально на тебя смотреть. Прости. — Ладно, ладно. А ты прости, что я свалил после обеда наверх. Я видел, как ты злился. — Я не злился. Минхо молча изгибает бровь, а Джисон будто слышит его саркастичное «ох, неужели?» и сдаётся: — Ладно, я немного злился. Просто… нахрена ты ушёл? Минхо вздыхает. — Я обиделся. — А говорил, что нет. — Но сейчас я признаю это, — Минхо виновато улыбается, Джисон сжимает его пальцы крепче. — Я не знаю, что конкретно из всего так сильно меня задело, но… я как-то потерялся во всём этом? И… всё так странно. — Да, всё очень странно, — нервно улыбается Джисон. — Это из-за меня всё так странно, но я не хотел, чтобы всё так было. Я не знаю, о чём думал. Прости. — А сейчас за что извиняешься? — За то, что… ну… — Джисон запинается и опускает взгляд. Нога уже дёргается под столом, сердце отплясывает чечётку, и всё так волнительно, а продолжать так страшно. Но пока всё идёт хорошо, так ведь? Джисон вздыхает и говорит на одном дыхании: — Прости, что поцеловал тебя. — Не надо, — ровно отвечает Минхо. По сравнению с Джисоном он такой невозмутимый, что Джисону даже как-то не по себе. — Не проси прощения ни за поцелуй, ни за секс. Он так запросто говорит всё это, пока Джисон сгорает. От неловкости, от стыда. Он буквально горит, у него будто даже температура поднялась. А Минхо продолжает как ни в чём не бывало: — Мне было хорошо. Тебе, я так понимаю, тоже? Он смотрит в ожидании ответа, но Джисон будто язык проглотил. Его хватает только на неуклюжий кивок. — Вот. Нам обоим понравилось, — и снова на губах Минхо лёгкая улыбка. — Ты жалеешь об этом? Джисон отрицательно качает головой, потому что врать сейчас смысла нет. Он не жалеет. — И я не жалею. Мы… эм… думаю, мы отлично провели время. Что-то в этой фразе Джисону отчаянно не нравится. В целом Минхо ведь прав, он озвучил очевидное, тогда почему Джисону как-то вдруг тоскливо? Потому что отлично провести время можно и за готовкой блюд по сложному рецепту. — И моё отношение к тебе не изменилось, — Минхо улыбается шире, теплее, но Джисону почему-то холодно. — Я всё так же… ну, я так же люблю тебя. Ты всё ещё мой лучший друг. Ну, это же хорошо? Было бы хуже, если бы Минхо его ненавидел, а так он его любит. Любит, как и раньше, любит как друга. Это же прекрасно? Это замечательно. Джисон опускает взгляд на их сцепленные руки, смотрит на ладонь Минхо поверх своих ладоней, и выглядит всё это так нежно и трогательно. Но у Джисона ощущение, будто ему врезали в живот. Хочется обхватить себя и сложиться пополам. И заодно исчезнуть. — А ты как? Так и хочется ответить «хуёво». — В плане? — спрашивает Джисон. Удивительно, но звучит он при этом сносно. Только на Минхо всё ещё не смотрит. — Ну… как ты ко мне относишься? Джисон поджимает губы, чтобы не ляпнуть что-то вроде «ну, я тоже тебя люблю, но вообще не как друга, сорян». Но это точно не вариант. Хотя примерно это сказать и надо, Джисон ведь изначально ехал освобождать чувства, он не надеялся, что Минхо ответит на них взаимностью. Или надеялся? Он же не думал, что особенный какой-то, что из-за него Минхо вдруг захочет романтики и отношений, чего никогда не хотел. Не думал же? Джисон дёргает плечом. — Так же, — отвечает он. — Так же, как и ты. Ты мой лучший друг, и я… я тоже… люблю. Поднимает взгляд и видит улыбку облегчения на губах Минхо. Он так счастлив его ответу, так искренне счастлив. Внутри что-то трескается, но это ничего. Это нормально. Всё в порядке. Всё хорошо. Джисон улыбается одними только губами, а про себя думает, что хорошо, что он не рассказал ничего Чану и Чанбину. Видеть потом их сочувствующие лица, когда он и Минхо будут вести себя «как обычно», было бы невыносимо. — У меня есть предложение, — сияет Минхо. Джисон пытается сиять в ответ, делая вид, что не потух только что. Выходит у него талантливо, не зря же он столько лет учился игнорировать свои чувства. Так что он молча сидит и лыбится как дурак, ощущая себя ещё хуже. Но да ладно. Не первый раз же, в конце концов. Одним разом больше, одним меньше. — Погоди секунду, я соберусь с мыслями, — Минхо вздыхает, убирает руки со стола, потирает ладошки о домашние штаны. Джисон смотрит на свои руки и вот они только что ощущали тепло от рук Минхо, а теперь снова холодно. И так со всей их ситуацией: Джисон только почувствовал его близость, ощутил тепло, жар, только решил всё для себя, решил признаться, но итог один – холодно. И больно. Но ничего, всё нормально. Всё в полном порядке. Так и должно быть. А чего Джисон ожидал? И пусть Минхо до лампочки на романтику, но секс – это другое, это не всегда романтика. Иногда это просто что-то, что интересно попробовать. Изучить. Минхо изучил, попробовал, утолил свой интерес, и всё – едем дальше! Минхо это Минхо. А Джисон это Джисон, и он внезапно подаёт голос: — Для тебя это хоть что-то значит? Минхо моргает так, будто ничего не понимает. — Не понял? Он правда ничего не понимает, а Джисон его будто не слышит, говорит своё: — Ты говоришь, что мы друзья, — он старается звучать легче, но ему так, чёрт возьми, тяжело. — Но мы переспали. Друзья разве так делают? Минхо хмурится. — Ну… — он смотрит в сторону, будто там есть шпаргалка с ответами. Но Джисон отвечает за него: — Обычные друзья так не делают. — Но мы не обычные друзья, — несмело улыбается Минхо, будто улыбаться в данной ситуации нельзя, но очень хочется. — Мы, во-первых, лучшие друзья. Во-вторых, мы любим друг друга. — И что? — Джисон морщится. — Ты думаешь, это нормально? Спать с лучшим другом. — А почему нет? — Минхо вдруг звучит твёрдо, со знанием дела. А Джисон смотрит на него, будто первый раз видит. Что он вообще несёт? — Ты прикалываешься? — внутри всё потихоньку закипает, и лучше бы до кипения не доводить, но у Минхо какие-то свои планы. — Ну вот смотри. Минхо усаживается поудобнее и вытягивает над столом левую руку, прямо перед Джисоном. Джисон смотрит в его раскрытую ладонь и искренне не вдупляет, что он должен там увидеть. А Минхо, вздохнув, говорит: — Есть люди, которые дружат. И между ними всё ясно и понятно. Нет никакого… притяжения, влечения и всего остального. Эм… Они любят друг друга. Но… платонически. Даже если и было что-то между ними непонятное, то… то оно прошло, и никаких следов, ничего не осталось. Осталась только дружба. И дружба очень крепкая. Будто в подтверждение своих слов Минхо крепко сжимает ладонь в кулак. А Джисон не догоняет: о них Минхо сейчас говорит или что? Типа, они переспали и всё, дружба стала ещё крепче? Но это ведь не про Джисона. Крепче стала только его уверенность, что он на Минхо беспросветно запал, и всё. Ничего не прошло, всё стало только хуже. — Ещё есть люди, — продолжает Минхо и вытягивает вторую руку ладонью вверх. — Которые, ну… между ними есть влечение. И желание. Но нет дружбы. Джисон непонятливо чешет затылок и откидывается на спинку стула. Скрещивает руки на груди и начинает жевать нижнюю губу. И к чему клонит Минхо, Джисону пока непонятно. А он продолжает: — И эти люди занимаются сексом, может, на один раз… может не на один. И некоторые начинают отношения, хотя толком не знают друг друга. Эти отношения, они… строятся на влечении. И иногда это работает, если люди узнают друг друга поближе. Но… я не о них. Я о тех, у кого это не работает. О тех, кто не задерживается в отношениях. Я говорю о чём-то, что… основано только на физиологии. Понимаешь, о чём я? — Я понял, ты говоришь чисто о сексе, — торопит его Джисон, потому что суть он уловил, но всё ещё не улавливает, при чём тут их ситуация. — Да, — усмехается Минхо и смотрит на свою раскрытую ладонь. — Тогда ладонь – это секс, а кулак – дружба. Минхо смотрит на него с каким-то странным блеском в глазах. Джисону не нравится, если честно. Что за херня вообще происходит? — А ещё есть это, — и Минхо обхватывает ладонью кулак. Брови Джисона сдвигаются к переносице. Он ждёт объяснений, но Минхо почему-то вдруг заглох. Сидит, выставил руки перед собой и смотрит на Джисона как-то непонятно. — Это? — Джисон оглядывает нелепую картину перед собой и складывает два и два. — Это дружба плюс секс? Типа, совместить? — Ну… можно и так сказать. Джисон хмурится, даже открывает рот, чтобы задать уточняющий вопрос, но вместо этого слегка округляет глаза. От удивления. Ну и от осознания того, к чему была эта неловкая подводка. Он же правильно понял, или?.. — Ты предлагаешь мне?.. — Джисон даже озвучивать это не хочет, потому что… да пошёл он нахуй, этот Минхо со своими предложениями. — Ты там головой нигде не ударялся? Минхо хмурится до того невинно, а его ручки так трогательно вытянуты, будто он Джисону сердце своё предлагает, а не секс по дружбе. Да уж, Джисон такого от него не ожидал. Хотя, почему нет? Тут же романтики никакой, никаких отношений, а трахаться-то хочется, так ведь? Логично? Логично. Джисон опускает взгляд и криво усмехается в недоумении. Веселья ноль, радости – в минус. Может кому-то и подходит такая модель отношений, но Джисон отлично знает, чем всё закончится. А закончится всё тем, что Минхо натрахается на здоровье, поймёт, что можно двигаться дальше, а потом точно так же предложит Джисону дружбу, только уже без секса. Предложит ему кулак, и Джисон нарвётся на этот кулак со всего маху так, что ему потом придётся собирать себя по частям. Нет, спать с Минхо Джисон не будет. Потому что это будет ненормально. Джисон будет не в порядке, в этом он обманываться не станет. Хотя очень хочется. Хочется подумать, что другие же так делают, неужели они не справятся? Хочется придумать себе сказку: сначала они будут просто заниматься сексом и дружить, но потом! Потом Минхо обязательно в Джисона влюбится, он обязательно поймёт, что ему нужен только он и никто больше, ведь им всегда было так хорошо вместе! Но Джисон не такой наивный. И он не хочет быть черновиком Минхо. Не хочет, чтобы они «отлично проводили время» до тех пор, пока Минхо не созреет для чего-то более весомого с кем-то другим. А он созреет, потому что созрел же как-то до секса, так и здесь. Джисону хочется думать, что созреет он для него, но хватит обманываться. И не нужно себя мучить надеждой. Лучше по-тихому любить его какое-то время, а там всё уляжется как раньше. Лучше так, чем любить, подпитывать эту любовь, взращивать её, а потом остаться в развалинах. Нет, спать с Минхо Джисон точно не будет. — Так ты… — осторожно говорит Минхо. — Ты не согласен? — Нет. Я отказываюсь. Минхо опускает руки и его плечи опускаются. Он смотрит вниз на свои сцепленные руки и тихо говорит: — Я ничего не понимаю. Ты же сказал, что любишь меня. — И что? — громче, чем хотелось бы, выдаёт Джисон. — Мне теперь с тобой ебаться? — Как грубо, — шелестит Минхо. Он заметно поник, и то, как сильно он расстроен отказу, злит Джисона ещё сильнее, чем само предложение. — Я люблю тебя, но… — и на языке крутится «но не только как друга, и я не смогу, я просто не смогу, это меня тупо разрушит», но тогда он станет слишком уязвимым. Нельзя. Слишком рискованно. Минхо поднимает взгляд и смотрит на Джисона побитой собакой: — Любишь, но не настолько? И Джисону хочется послать Минхо прямо сейчас так далеко, чтобы он свалил и не вернулся. Не настолько, чтобы что? Чтобы согласиться быть живым мастурбатором? Просто дрочить-то уже будет не так круто, конечно, а зачем? Зачем дрочить, если есть такой любящий лучший друг, который в беде не бросит, поможет, так сказать, по-братски. И плечо подставит, и зад. Джисону от своих же мыслей противно. И на Минхо смотреть не хочется, но он смотрит. Смотрит горящими от злости глазами, впившись в его лицо, и самое во всём этом отвратительное, что Джисон всё равно думает: какой же Минхо, сука такая, красивый. Глаза красивые, но будто потухшие. Нос красивый, но Минхо его повесил от грусти. Губы красивые, но печальными уголками вниз. Лоб, челюсть, подбородок, шея, плечи, руки – всё красивое, всё на ощупь приятное, ко всему хочется снова прикоснуться, аж подушечки пальцев покалывает, покалывает губы. И покалывает глаза. Это всё линзы, да. Это из-за линз глаза покалывает, и Джисону совсем не хочется по-дурацки разреветься прямо тут, на этой кухне, совсем нет. Он что, совсем идиот? — Прости, — шепчет Минхо. — Я… неправильно тебя понял. Думал, что… ну… ты и я… мы… Прости. — Ничего страшного, — Джисон кивает, поджимая губы, и сглатывает. Старается дышать ровно. — Правда, мне жаль. Минхо вряд ли хотел его обидеть, так ведь? В конце концов, Джисон ничего не говорил ему о своих чувствах. А сам Минхо о них в жизни не догадается, потому что незнакомо ему это. Не умеет он любить романтически, что поделать, такой он человек. Зато дружески умеет, это ведь тоже неплохо. Это хорошо. Это отлично. Но Джисону от этого не легче. — Ничего страшного, — тихо повторяет он скорее сам себе. Потому что ничего страшного и правда нет, хотя всё равно больно. Но любая боль проходит, так? — Я… Наверно, я пойду. Проходит, надо только переждать. Поэтому Джисон как можно менее резко встаёт со стула, чтобы не выглядеть слишком расстроенным, и поворачивается на выход. — Хани, пожалуйста, не уходи. Джисона не останавливает даже это мягкое «Хани». Хотя он любит это прозвище, ему нравится, как оно звучит голосом Минхо, так мягко, так сладко, как мёд. А сейчас почему-то горько. А сейчас это просто Хан и ещё одна буква. Так и хочется крикнуть из прихожей «не называй меня так больше», но будет слишком. Слишком драматично и как-то тупо – Джисон ещё не настолько отчаялся. Надо свалить поскорее, приехать к Чану с Чанбином и постараться вести себя как обычно. И всё образуется. — Хани, я… мне жаль. Боже, сколько ещё раз он повторит это? Джисон морщится, торопливо залезая одной ногой в ботинок, Минхо стоит напротив него в нескольких шагах. — Не знаю, о чём я думал, когда предлагал тебе… ну, это. Джисон залезает во второй ботинок и наклоняется завязать шнурки. — Хотя знаю. Я думал, что если тебе было хорошо, и если ты тоже меня… ну… — Что? — Джисон выпрямляется и смотрит на Минхо в упор. Бросает слова прямо в лицо: — Если я тоже тебя хочу? — Тоже любишь. Знал бы Минхо, как он его любит, никогда в жизни не предлагал бы такое. — Люблю. Но… — так и хочется сказать: но по-другому, не так, как любят друзья, не так, как ты меня любишь, совсем не так. Но Джисон сглатывает и говорит другое: — Но это не повод, чтобы… чёрт, Минхо, серьёзно? — Да. Я очень серьёзен, — отвечает он, не мигая. — Я вчера весь вечер обдумывал это, сегодня весь день, и я осознаю все риски. Мы так долго дружим, и я знаю, что это многое между нами изменит. — Да неужели? — Да. Но как раньше всё равно не будет. И я предложил тебе… как бы это… я предложил перейти на другой уровень наших отношений. Мы и так уже практически там. И я понимаю, что есть риск всё этим испортить, но если мы- — Риск, блять, сто процентов! — Джисон сердито фыркает и резко опускается на корточки. — Всё! Закрыли тему. Ноги уже не держат, поэтому он садится на пол у двери, шумно вздыхает и берётся за шнурки. Пальцы слушаются плохо, трясутся. — И куда ты поедешь? — тихо говорит Минхо. — К Чану с Чанбином. — Вернуть твоё пиво? Минхо не звучит саркастично, не звучит ехидно, он не злится, не бесится, он просто расстроен. Ему грустно, он вымотан, он говорит тихо, и Джисона это бесит. Лучше бы он кричал, лучше бы язвил. Джисона сейчас всё бесит, поэтому он огрызается: — Ничего мне не надо, — и наконец-то справляется с одним шнурком. — Уже поздно пиво пить. — И по городу ездить тоже поздно. Останься, Хани. — Нет. Джисон не останется. Он ещё долго не будет ходить к Минхо с ночёвкой, потому что рано или поздно всё может повториться. Мало ли, Джисон побудет с Минхо подольше, а потом в голову бахнет что-нибудь, он залезет к нему в кровать посреди ночи и всё! Если Джисон сильно попросит, Минхо точно не откажет, ему же понравилось его трахать. Джисона от этой мысли передёргивает, и руки трясутся от злости, потому что внизу живота начинается какое-то неуместное шевеление. Чёрт! Даже сейчас? Джисон бросает попытки завязать этот проклятый шнурок, укладывает руки локтями на колени и запускает пальцы в волосы. Смотрит на Минхо снизу, смотрит, как он садится перед ним на пол и тянется к его ботинкам. Джисон смотрит на то, как он завязывает его шнурок и замечает, что у него тоже трясутся руки. Несильно, но достаточно, чтобы заметить. — Ты же хотел, чтобы я остался? А теперь не терпится, чтобы я свалил? — ёрничает Джисон, на что Минхо отвечает тихо и твёрдо. — Я всё ещё хочу. Но если ты решил уйти, то иди. Отговаривать тебя смысла нет. Всё равно сделаешь по-своему. Минхо заканчивает с шнурком и поднимает взгляд. Джисон смотрит на него, сглатывает противный ком в горле, поджимает губы. Минхо так близко. Его лицо так близко. Его губы близко, но недостаточно. Джисону хочется ближе. Хочется, чтобы между их губами не было расстояния, хочется своими губами почувствовать его губы снова. Хочется вжаться в него, повалить на пол и целовать жёстко и жадно, бороться языками, сталкиваться зубами и мычать, шипеть, стонать, до белых костяшек сжимая эту его футболку с котятами. А потом снять её, содрать, понаставить на бледной коже засосов поверх прошлых, кусать ключицы, облизывать соски, облизывать сантиметр за сантиметром, чтобы- — Хани? Чтобы он стонал и извивался, чтобы просил ещё и ещё, чтобы просил большего, чтобы хотел Джисона до дрожи, чтобы до дрожи хотел вогнать в него свой член. Или хотел, чтобы Джисон вогнал свой член в него. А Джисон сделал бы это без колебаний. Он сделал бы для Минхо всё, чего бы тот ни пожелал. Он был бы с ним аккуратен, нежен, он отвёл бы его в спальню, чтобы ему было комфортно. Чтобы не было больно, он растягивал бы его долго, растягивал бы его удовольствие, целовал бы его везде, чтобы он вздрагивал, чтобы хныкал, чтобы нуждался. А потом Джисон дал бы ему то, что он просит. Ласково и сильно. Просто потому что- — Джисон. Просто потому что любит безобразно. — Что, Минхо? Что тебе ещё нужно? Джисону нельзя оставаться здесь, на ночь – категорически. Ему ещё долго нельзя будет ходить сюда с ночёвкой, потому что, если вдруг Минхо просто попросит, Джисон ему не откажет. И ему точно понравилось бы его трахать. Отвратительно. Джисон сам себе отвратителен. — Ладно, я тебя понял, — вздыхает Минхо и как-то горьковато усмехается. — Ты не хочешь быть со мной. Окей, окей. Джисон хмурится. Странная формулировка. — Если ты переживаешь, что я буду… не знаю, приставать? То не надо. Я не буду, — обещает Минхо. — Мои чувства, они… забей на них, я справлюсь. Но я не хочу, чтобы из-за них наша дружба… испортилась, что ли? Если ты не хочешь встречаться со мной, то ладно, твоё право. Но, пожалуйста, Хани… ты можешь остаться моим другом? Минхо моргает, сглатывает, а потом поднимает голову и смотрит наверх. Вздыхает глубоко, опять моргает. Чёрт, он выглядит так, как будто сейчас расплачется, а Минхо вообще-то не плачет. Ну, почти. Джисон поджимает губы. Что-то не сходится. И про какие ещё чувства он говорит? — Встречаться? — эхом спрашивает Джисон, а в затылке холодеет, по позвоночнику бегут мурашки. Минхо всё ещё моргает, глядя в потолок. — Да, я понимаю, это… — его голос слегка дрожит, он прочищает горло, затем выпрямляется и смотрит на Джисона. И всё, лицо у него как у статуи. Он будто зафиксировал спокойное выражение и теперь так же спокойно говорит: — Это странно. Предложить тебе отношения после… сколько мы уже дружим? Дохрена. Но я думал, что у нас… эм… всё взаимно? Думал, что понял тебя правильно, мы же всегда друг друга понимаем, да? Джисон нихрена не понимает. — И не волнуйся, я ничего от тебя не требую, — Минхо кривовато улыбается, взгляд его уползает на колено Джисона. — Я всё понимаю. — А я вот нихрена не понимаю, — Джисон наклоняется и пытается поймать взгляд Минхо, но тот стыдливо его отводит. Поэтому он берёт его лицо в свои ладони и почти заставляет его посмотреть на себя. — Ты предложил мне… встречаться? Типа, серьёзно? Прям встречаться? Минхо хмурится. — Ну да. Я же сказал, что люблю тебя. — Ага, как друга. А потом предложил мне дружить и ебаться. Минхо морщится и убирает руки Джисона от своего лица. — Как грубо. Джисон закатывает глаза. — Ладно. Ты предложил мне дружбу с привилегиями. Так лучше? — С чем?.. В смысле… — Минхо теперь ещё и моргает непонимающе. — Я? — Ты! — Да когда такое было? — Минхо, всё ещё морщась и моргая, откидывается назад, упирается о вытянутые руки чуть позади себя и вздыхает. — С чего ты взял? — С того! Ты ж втирал эту херню с руками, — Джисон вытянул ладонь и кулак. — Вот тут дружба, вот тут секс, бах! Джисон шлёпает ладонью о кулак и до него, кажется, доходит. — Нет, — Минхо озадаченно оглядывает его лицо, хмурится, смотрит в глаза. — Я предложил тебе то, о чём ты мне сам говорил. Помнишь? В субботу, когда мы танцевали. В баре. Ты говорил, что не хочешь встречаться с кем-нибудь, просто чтобы было. Джисон испуганно смотрит на хмурого Минхо, потом на свои руки. — Ты говорил, что хочешь, как у нас, но отношения. И я тебе это предлагаю. Мы и… поцелуи там, свидания, ну и вся вот эта романтика. Я не знаю, что обычно делают парочки, но хочу узнать. С тобой. И что тогда получается? Минхо не предлагал дополнить их дружбу сексом? Он предложил перейти «на другой уровень», но это же бред. Это бессмысленно. Это нелогично. Единственное рациональное объяснение этому в том, что всё это ради Джисона. Он же говорил, что хочет такие же доверительные и крепкие отношения, но в романтическом плане, ведь так? Он же ныл ему периодически, что хочет всяких милостей и приятностей, и тут Минхо по доброте душевной и от большой дружеской любви предлагает эти отношения. И это всё объясняет. Это щедро с его стороны и в какой-то степени благородно, да и куда приятнее предложения просто дружеского секса, но зачем Джисону эта благотворительность? — Зачем? — искренне не понимает он. — Я имею в виду… ну, не надо. Просто потому, что я что-то там сказал, это не значит, что… Не нужно из-за меня и… мало ли, что я там говорил. Ты… ты же не хочешь. Ты… не надо заставлять себя. Джисон не знает, что ещё ему сказать. Он теперь не злится, он просто растерян. А Минхо вдруг улыбается. Улыбается так, будто услышал самую глупую в мире глупость. Настолько глупую, что отвечать на неё нет смысла, поэтому он и не отвечает, а только усмехается, качая головой, и поднимается с места без каких-либо комментариев. Джисон сидит, привалившись к двери, и смотрит, как Минхо шаркает на кухню. А ещё Джисон хмурится. Что-то во всём этом не сходится. Что-то он упускает из виду. Опять он что-то неправильно понял, он будто боится понять всё правильно, потому что это «правильно» будет для него слишком. Слишком большим откровением, слишком желанным и вместе с тем пугающим. Но ему надо разобраться. Когда, если не сейчас? Надо всё выяснить, неопределённость злит, начинает выводить из себя, поэтому Джисон торопливо развязывает шнурки и, скинув ботинки, уверенно топает к Минхо на кухню. — Так, я не понял! — заявляет он, вставая в дверном проёме, руки кулаками на боках. Минхо закрывает холодильник со сковородкой в руках и смотрит на Джисона с удивлением. — О, ты ещё здесь? — он ставит сковородку на плиту и указывает на неё. — Тебе говядинки подогреть? Со вчерашнего дня остался рис. Ещё есть тушёные овощи. Джисон скрещивает руки на груди и дуется. — Не отвлекай меня едой, Ли Минхо! — звучит максимально строго и смотрит на Минхо, смотрит и смотрит, а тот моргает непонятливо и чуть наклоняет голову вбок, как большой любопытный кот. Спрашивает: — Ты скажешь ещё что-нибудь, или мы так и будем стоять? Я хочу говядину. — Ты чё, меня любишь? — вот так в лоб выдаёт Джисон. Сам от себя такой прямоты не ожидал. Его ладошки потеют, в коленках слабость от волнения, но он выдаёт ещё: — Как парня типа? Как мужчину? Ну прям вот так? Любишь? Несуразно как-то всё прозвучало, криво-косо, и Джисон посмеялся бы с этих слов, если бы их говорил кто-то другой, но ему не смешно. И Минхо тоже. Он, изогнув бровь, с головы до ног оглядывает Джисона – выражение его лица нечитаемое. Он хмыкает и на одной невеселой ноте тянет: — Люблю. Но уже начинаю жалеть об этом. Угораздило же… — Чего?! — и непонятно, из-за чего голос Джисона стал на октаву выше: от так нелепо полученного признания, или от наглости Минхо, которая даже в такой важный момент не дремлет. Минхо закатывает глаза и говорит так, будто его заставляют говорить: — Боже, Хани… Ты с чего такой драматичный? Джисон вспыхивает. — Драматичный? — драматично восклицает он и вскидывает руки. — Да, и правда, чего это я? Мне ж каждый день лучший друг в любви признаётся! Просто мой типичный понедельник! Минхо, усмехнувшись, включает электроплиту под сковородкой, затем достаёт из холодильника рис, с полки над раковиной достаёт две миски и две тарелки. Его движения такие простые, такие обыденные, как будто ничего особенного не происходит. Джисон смотрит на него горящими глазами, а внутри всё крутит и вертит, желудок сжимается и сердце стучит где-то в горле. Потому что для него всё сейчас непросто, для него всё особенно. Джисон потерянно оглядывает кухню, будто ищет, за что бы зацепиться, чтобы успокоиться, и поджимает губы. Минхо ровно, как будто не он только что окончательно выбил Джисона из равновесия, спрашивает: — Так ты есть будешь? А Джисон стоит, напряжённо пожёвывая нижнюю губу, и прогружается. Казалось бы, зачем грузиться? Радоваться же надо, разве нет? Наверно. Но Джисону становится страшно. И тревожно. И вроде всё хорошо, его чувства вот так запросто оказались взаимными, но где подвох? Где-то точно есть подвох, так хорошо не бывает. А даже если и бывает, то что теперь? Раз у них всё взаимно, то они что, начнут встречаться? Минхо же это ему предлагал, и что, теперь Джисон может просто взять и согласиться? От этой мысли сворачивается желудок. Не тепло и не сладко, а от страха. Они. Начнут. Встречаться. Они? Встречаться? Разве лучшие друзья встречаются? Или кто они там теперь друг другу. Джисону надо присесть, иначе его накроет паникой. Он проходит к столу, плавно опускается на стул и вздыхает. Минхо вздыхает тоже. — Хани. Ты есть будешь или нет? — Буду, — бесцветно отвечает он. Кусок в горло вряд ли полезет, конечно, но раз Минхо предлагает, то ладно. Хоть на это его предложение Джисон в состоянии ответить утвердительно. — Ты в итоге остаёшься? Джисон рассеянно кивает, глядя куда-то перед собой. Куда-то в воздух. — Тогда иди переоденься, — голос у Минхо уставший, никаких больше усмешек, никакой наглости, просто Минхо. — Минут через пять всё согреется. Джисон медленно кивает ему и тихо уходит в комнату. Переодевшись в футболку и шорты, он несколько минут лежит на кровати в полной темноте. Под его ладонью, подставив лохматое пузико, тихо мурлычет Дори, и он её гладит, гладит, гладит, пытается думать, думать, но мысли от волнения растекаются. Как же странно он себя чувствует… По-хорошему странно или нет – Джисон ещё не понял. И ему непонятно, как вести себя с Минхо после его признания. Признаться бы тоже, но… Как же всё странно. Джисон будто в какую-то другую реальность попал. Ещё неделю назад он жил себе спокойно и не тужил, а тут свалилось на голову счастье. И что делать с этим счастьем – непонятно. Ничего непонятно. Джисон лицом утыкается в мягкую шерсть кошки и вздыхает. И чего он исстрадался тут? Всё же так, как он и мечтать не мог! На его многолетнюю симпатию наконец пришёл ответ, тут надо бы прыгать от счастья до потолка, а не кровать пролёживать. Но Джисон как будто оцепенел. Всё такое странное. Потому что да, он и мечтать о таком не мог, он прогонял эти мысли, закрывал на них глаза, поэтому сейчас так сложно во всё это поверить. Сложно принять это и сделать хоть что-то. Сложно даже пошевелиться в кровати, чёрт возьми! Джисон чувствует себя жалким, маленьким и хрупким, но надо встать. Надо расправить плечи, поднять голову и идти вперёд, но… Джисон дышит в пузо кошки и тихонько хнычет. Его мысли утекают в направлении, в котором уже недавно утекали. В баре, на дне рождении Хёнджина, Джисон соврал одной из девчонок, что они с Минхо встречаются, и после этого он постоянно одёргивал себя на мыслях «а что, если». А что, если они и правда были бы вместе? Как бы они себя вели? Как бы выглядели их совместные вечера? И всё в сослагательном наклонении, от которого толку ноль, одни разочарования. Вот и сейчас Джисон лежит и думает: что бы они сейчас делали, будь они парой? Ну так, если отойти от всего, что у них тут происходит, и представить их вместе всего на минутку, как это будет выглядеть? Как будет выглядеть их ужин, например? Наверняка они как обычно будут сидеть друг напротив друга и есть, а после вместе уберут со стола посуду и загрузят её в посудомойку. Джисон как обычно скажет, что всё было вкусно, только вдобавок ещё и поцелует Минхо, улыбнувшись. А Минхо засмущается или ухмыльнётся, смотря в каком он настроении. А ещё Джисон обязательно будет обнимать Минхо со спины, пока он готовит. Будет мешаться и раздражать его, будет целовать его в затылок и за ушком, чтобы он вздрагивал и ворчал для виду – он же вредный. Минхо всё это будет нравиться, у него точно покраснеют уши, а Джисон будет улыбаться ему в шею. Джисон в целом будет прикасаться к нему чаще, как всегда и хотелось. Он не будет игнорировать эти желания, не будет оправдываться перед собой и делать вид, что прикасаться хочется только по-дружески. Получается, они будут спать в одной кровати и обниматься во сне, а на утро Джисон не будет смущаться? И больше никаких матрасов на полу. Да, так и будет. А ещё Джисон будет называть Минхо деткой не только в шутку. Если Минхо ему позволит, конечно. Такая мелочь, но Джисон неловко улыбается в мягкое пузико Дори, а та мурлычет будто с насмешкой, будто знает, какая у Джисона ванильная каша в голове. Ну и пусть! Помечтать-то можно. Джисон закусывает губу, представляя, что, может, и Минхо начнёт его как-то ласково называть? «Милый» там, или «любовь моя», может «дорогой»? Джисон поджимает губы, чтобы не засмеяться от нелепости своих же мыслей и не спугнуть кошку. Но это же смешно: Минхо и «дорогой». Хотя… Минхо умеет удивлять, в свете последних событий Джисон в этом убедился. Мягкий стук в дверь звучит внезапно и предупредительно. Джисон отвлекается от Дори, садится на кровать и дверь плавно открывается. Темноту режет полоска света. Минхо заглядывает в комнату и говорит осторожно, будто может спугнуть Джисона: — Ты идёшь? Дори, тут же учуяв запах еды, подрывается с места и пулей вылетает на кухню. Минхо ей вслед вздыхает: — Да не ты… Ай ладно… Хани? — он не включает свет, видит он Джисона или нет – непонятно, но он смотрит в его сторону. — Идёшь? Джисон говорит раньше, чем успевает подумать: — Можешь зайти? Минхо медлит. Он стоит в дверях несколько секунд, затем неуверенно заходит в тёмную комнату: — Включить свет? — спрашивает негромко. Джисон так же отвечает: — Нет. Просто… иди сюда, — он хлопает по месту рядом с собой так, будто Минхо его видит. Однако, Минхо садится рядом. Он нечаянно задевает коленом колено Джисона, в качестве извинения гладит его кожу и одёргивает руку. — Извини, — говорит как-то смущённо, но Джисон не видит его лица, не может сказать точно, какое на нём выражение. — Я смотрю, ты зашторил окна? Джисон устало усмехается. — Ага. В темноте лучше думается. Минхо в ответ понимающе мычит и кратко вздыхает. Джисон смотрит вниз, в комнате настолько темно, что даже очертания его тела еле различимы, но так лучше. В темноте легче. В темноте нет давления и тяжести, и говорить Джисону будет проще. Он так много хочет сказать. Он так долго молчал, сил нет. — О чём думал? — голос Минхо рядом, такой тихий и уставший. Джисон улыбается сам себе невесело. О чём он думал? Ну, о том, как мило они проводили бы время, будучи парой. А если точнее, то, как мило они будут проводить время, когда… если они станут парой. Джисон ещё не уверен. Он уверен в своих чувствах, но не уверен в том, что последует за его признанием. Он боится. Боится, что вот скажет он всё, и «прощай, лучший друг Минхо». «Привет, парень Минхо», а потом со временем «прощай, Минхо, ты больше не мой парень» и всё. И нет больше ни любви, ни дружбы, ни Минхо в его жизни. И вообще, парень – это даже в мыслях Джисона как-то странно ложится, плоско и формально, но проблема не в этом. Проблема в том, что вдруг у них не получится? Вдруг всё изменится не так, как Джисон себе нафантазировал? Отношения – это не только объятия на кухне, ласковые прозвища, улыбки и прикосновения. Это ещё и куча всякого дерьма, это ссоры, ругань, ревность – у Джисона таких серьёзных отношений может и не было, но благодаря родителям он представляет себе, во что это может превратиться. К тому же по своему опыту он знает, что отношения всегда заканчиваются. Его бросали несколько раз, и каждый раз было больно, хотя в те отношения он даже особо не вкладывался. Может, из-за этого его и бросали? Не вкладывался, не заботился, потому что знал, что несерьёзно, не по-настоящему. Теперь-то ему хочется по-другому. Он же хотел, чтобы было близко, доверительно, серьёзно, как их с Минхо дружба, только отношения. Может, он хотел именно их отношения? — Я не знаю, — Джисон пожимает плечами. Минхо это вряд ли видит, максимум, он чувствует шевеление со стороны Джисона и слышит его напряжённое дыхание. — Не знаешь, о чём думал? — в голосе Минхо лёгкая усмешка, как обычно. И Джисона это немного заземляет, приводит ближе к порядку. Он нервно чешет нос, поджимает губы, и чёрт, в груди так щекотно. Там копошится это невнятное ощущение, что если не сейчас, то уже никогда. — Мне страшно, — внезапно говорит Джисон. — Ну, не так уж, чтобы до ужаса, но… Мне тревожно. — Я заметил, — Минхо кладёт руку на колено Джисона, потом чуть в сторону и на предплечье. — Где твоя ладошка? Темно, ничего не вижу. Может хоть шторы- — Нет! — Джисон сам хватает его ладонь, немного резковато, и смотрит примерно в направлении их рук. — Нет. Мне это нужно. Мне так проще. — Окей, окей, — выдыхает Минхо. — Хочешь поговорить? Джисон кивает, потом понимает, что Минхо его не видит и говорит вслух: — Ага. Да, я… не знаю, с чего начать. Минхо сжимает его ладонь. — Хочешь, я начну? Джисон снова кивает, но Минхо, кажется, различает его движение. — Хочу спросить кое-что, — начинает он сдержанно. Джисон даёт молчаливое согласие на продолжение. — Когда ты… когда мы поцеловались. Ты говорил, что хочешь что-то проверить. Джисон кивает, сглатывая противный ком. Даже если вдруг он сейчас заплачет, что пока мало вероятно, этого не будет видно. И это успокаивает. — Что ты хотел проверить? Ты так и не сказал мне. Избегал меня, — сказано без обиды, без злости, с усмешкой и немного с сарказмом. — Я не избегал, — тихо отвечает Джисон и хмурится. Его желание расплакаться уходит на второй план, потому что: — Мне напомнить, кто из нас в универе свалил со своего места, лишь бы не сидеть со мной? Минхо мягко смеётся. — Нет, я помню. — Вот и не надо мне тут. — Так и что? Что ты хотел проверить? Джисон кусает губу и опускает голову. Да какого чёрта? Вот он вроде в темноте, Минхо рядом сидит спокойный, вокруг тихо, только с кухни какие-то кошачьи звуки, и всё так, как и надо для разговора по душам. Но Джисон мнётся. Ему просто надо сказать это. Просто надо произнести слова, и пусть он чувствует себя как перед прыжком в воду со скалы. Пусть. — Ну… Хотелось понять, влюблён я в тебя или нет, — это звучит так просто и внятно, что Джисон сам себе удивляется. Минхо просто и внятно спрашивает: — И как результаты? Джисон тяжко вздыхает. — Влюблён. Опять. Минхо молчит. С его стороны какое-то шевеление, то ли он голову опустил, то ли плечом повёл – неясно. Но он не говорит ни слова. Говорит Джисон. Его прорывает. Этим коротким «опять» у него будто предохранители сорвало, и вот он искрится, горит, а Минхо сидит рядом и от него ни звука. Джисон говорит, что ему было шестнадцать, когда он первый раз отчётливо понял, что ему нравится Минхо. Ему было шестнадцать, когда он думал, что ему показалось. И так было в семнадцать, восемнадцать, девятнадцать и дальше, и всегда. Он научился объяснять свои чувства, научился не слышать их, его чувства научились молчать, они делали вид, что их нет. Джисон им верил. Сказать Минхо он ничего не мог, да и не хотел. Зачем? Всё равно это пройдёт, и кто знает, вернётся ли снова? Но оно возвращалось. Оно возвращалось окрепшим, оно становилось сильнее каждый раз, это чувство прорастало глубже, и пусть он убедил себя, что не влюблён, но щёки упорно продолжают краснеть. Он не влюблён, но внутри всё тает. Он не влюблён, но сердце от нежности замирает, а от волнения бьётся как шальное. И всё это стало таким привычным, что не замечать это было проще. Было проще думать, что всё между ними так и должно быть, просто у них своя норма, всё в порядке. Это не то самое, Джисон не влюблён. Нет, нет и нет. Джисон просто впечатлительный. Но Джисона сложно впечатлить. Сколько бы он ни пытался встречаться с кем-то, сколько бы ни думал об отношениях, сколько бы ни ныл, что хочет тепла и нежности, он не делал ничего, чтобы всё это у него было. Хотя мог бы. Но он не мог влюбиться в кого-то, хотя хотел, а всё потому, что в нём никогда тупо не было места. В его сердце нет места для кого-то ещё, потому что его лучший друг уже давно всё занял. Он там прописался и хорошо устроился, и не выгнать его, не вытравить, не попросить уйти по-хорошему. Оставалось только делать вид, что его там нет. И Джисон даже не думал о том, что Минхо когда-нибудь об этом узнает. Он не собирался говорить ему, он никогда не ждал, что между ними кроме дружбы будет ещё что-то, не надеялся. До последнего времени он и не мечтал об этом: сначала его злили собственные чувства, потом они его расстраивали, а после он был занят их игнорированием, а не надеждами на какую-то там взаимность. Поэтому он и неправильно понял предложение Минхо. Потому что проще было поверить, что он предлагает ему что угодно, но только не свою взаимность. — Почему ты подумал, что я не могу, ну… влюбиться? В тебя, — голос Минхо до того потерянный, что Джисону немного смешно. Как ни странно, сам Джисон не потерян. Он не переживает. Его сердце в порядке, дыхание в норме, никаких страхов и тревог, ему стало легче. Он будто шёл долго-долго, нёс на себе мешки с камнями, по пути набирая ещё и ещё, а потом раз, и скинул их. Идти дальше непривычно и даже как-то странно, но легко. И пусть у него слёзы на глазах, пусть. Он не плачет от волнения, от напряжения или от боли, теперь он правда в порядке. А это просто слёзы – чистые эмоции, которые столько времени были забитыми, и они наконец вырвались. Эти эмоции текут вместе с его словами, они падают на шорты, на футболку, куда угодно, но Джисону плевать. Он не делает вид, что их нет, он не пытается их скрыть. Хватит. Он честен перед Минхо, но что ещё более важно, он честен перед собой. — Ты никогда не хотел отношений, — Джисон шмыгает носом, но плевать. — Тебе никогда никто не нравился, а я… Я не какой-то особенный, я не исключение. И я всегда был только твоим другом, у меня было чёткое место. Говорю же, я и не надеялся, что будет по-другому. Минхо сжимает его ладони в своих, но ничего не говорит. Джисон продолжает: — А когда мы… когда я поцеловал тебя, и… когда мы переспали, я просто потерялся, — Джисон невесело усмехается, смаргивая крупные капли. — Какая-то странная у нас дружба получается. Минхо всё ещё молчит. Джисона его молчание никак не беспокоит, его больше ничего не беспокоит. Он чувствует, что свободен. Не от чувств, конечно, они всё ещё при нём, но от недосказанности. Он выложил всё, теперь всё честно. Хотя есть ещё кое-что. — Поэтому я не знаю, что ответить на твоё предложение, — Джисон вытирает глаза, щёки, нос. Он прочищает горло. — Я не могу так сразу согласиться, а отказываться не хочу. Я тебя люблю. Но я не знаю, получится ли у нас. Мы так долго дружили, что… не будет ли это странным? Минхо в ответ только шмыгает носом совсем как Джисон. Джисон закусывает губу, сжимает руки Минхо, гладит большим пальцем тыльную сторону его ладони. Глаза привыкли к темноте, хотя сфокусироваться из-за слёз сложно, но Джисон видит очертания Минхо. Они друг напротив друга, сидят на кровати, и сколько прошло минут, часов, дней – неважно. Неважно то, что за пределами этой тёмной комнаты. Всё, что Джисону сейчас важно, он держит в своих руках. — Я не знаю, что из этого получится, — спокойно продолжает он. — Но я понимаю, что да, как раньше не будет. Ты правильно сказал. И я не знаю, как теперь будет. Поэтому мне насчёт этого тревожно. Мы так долго были друзьями, а теперь всё кувырком, и у меня ощущение, будто я в какой-то параллельной вселенной. Джисон слышит глухой смешок Минхо и различает, как он кивает в согласии. — Ты меня понимаешь, — Джисон гладит его ладонь, немного заходя на предплечье. — И ты уже понял, что я и подумать не мог, что когда-нибудь поцелую тебя. Я не думал, что когда-нибудь признаюсь тебе и тем более, что ты признаешься мне. У меня в голове был только один расклад: я по тебе сохну, потом успокаиваюсь, потом всё тихо и ровно, потом я снова сохну, снова успокаиваюсь, и так несколько раз. Я сам по себе, тебя не трогаю, и ты вообще не в курсах, что там со мной происходит. — Ужасно, — шепчет Минхо. — Мне так жаль. Так жаль, что я не замечал этого. Джисон улыбается. — Да ладно, не так всё ужасно, — он садится чуть ближе, так Минхо видно лучше, к тому же слёзы потихоньку сохнут, они больше не идут, видимо, очищение прошло успешно. — И что бы ты сделал, если бы заметил? Ты ни в чём не виноват. Если бы я сильно страдал, то придумал бы что-нибудь. Не поехал бы с тобой учиться, в конце концов, мы стали бы реже видеться и всё само по себе закончилось бы. Но я тут. Мы тут. Правда, я никогда не думал, что мы окажемся в том положении, в котором оказались, но… И я честно не знаю, какая муха меня укусила в зад, что я решил найти на него приключения и засосать тебя, я правда не знаю. Минхо тихо смеётся. Джисон улыбается и смотрит на его очертания, желая уже его увидеть. Но, если Джисон правильно понял по звукам, Минхо тоже в слезах, а он, как и Джисон, ненавидит, когда кто-то замечает это. Но ему нужны эти слёзы так же, как нужны были Джисону. — Но я рад, что это произошло, — Джисон гладит руки Минхо, поднимается к плечам, сжимает их разок и, глядя туда, где по идее должны быть его глаза, говорит: — Я ни о чём не жалею. Вообще. Ты… я… чёрт, это было так хорошо. Джисон неловко усмехается. — Да, это было… даже лучше, чем хорошо, — Минхо усмехается смущённо. Он звучит чуть ровнее, он всё ещё тихо шмыгает носом, но уже не шепчет. — И я тоже не жалею. Всё так, как и должно было быть. Да? — Думаю, да. Всё даже логично. Я так давно на тебя запал… Даже странно, что я засосал тебя только сейчас, — это должно было прозвучать как шутка с долей правды, но прозвучало как правда с мелкой долей шутки. Мелкой настолько, что так, для отвода глаз. Минхо вздыхает и говорит устало, немного даже расстроенно: — Странно, что я только сейчас всё понял. Ну, что люблю тебя. Хотя кажется, что я уже давно так к тебе отношусь, просто… я не знал, что это оно. Не был уверен. Я пытаюсь разобраться во всём этом, но это сложно. Даже сейчас я как будто до конца не понимаю, что конкретно чувствую. Всё так странно. Джисон хмурится. Ни капли не сердится, не расстраивается, он даже не удивлён, потому что это же Минхо. Он не романтик ни разу. Он всегда считал проявления нежности нелепыми и смешными, а поставить его в тупик разговорами на тему отношений всегда было проще простого. То, что он испытывает такие смешанные чувства – это даже логично. — Это не странно, — Джисон гладит его плечи, переходит выше. Кладёт свои ладони на его шею и наклоняется ближе. — У каждого свой темп. И потом, тебе никогда не была интересна вся эта романтическая хрень. Ты постоянно ржёшь, когда мы смотрим ромкомы. И меня это, кстати, бесит. Невозможно сосредоточиться. — Но ты же тоже ржёшь. И это романтические комедии, там есть слово «комедия», почему бы не смеяться? — Да, но не тогда, когда там… — Джисон вздыхает. — Так, мы отвлекаемся. О чём я говорил? А! Точно. Романтическая хрень. — Я в этом не шарю. — Однозначно. — Но я хочу разобраться. — Нахера? — усмехается Джисон. — Я хочу… эм… погоди. Минхо убирает руки Джисона со своих плеч, тот вопросительно хмурится. Минхо тянется к столику около кровати и включает ночник: свет мягко освещает комнату, освещает Минхо. Он так близко, что у Джисона невольно паника внутри, по привычке. Но всё в порядке. Всё правда в порядке. Минхо кладёт руки Джисона обратно на свои плечи и смотрит ему в глаза. — Я хочу быть с тобой. Я просто знаю, что хочу этого. Не спрашивай, откуда. Не отвечу. — Ладно, — Джисон моргает, Минхо ёрзает на месте, усаживаясь поудобнее. И да, он больше не плачет, хотя глаза слегка припухшие, щёки ещё не высохли, но его голос звучит уверенно и чётко: — Да, я лох в романтике. — Однозначно… — Но я твой лох. — Чего? — Джисон давится смешком. Его руки на плечах Минхо, он совсем близко, коленками упирается в его коленки, и они оба сидят, одинаково скрестив ноги так, будто медитировать собираются. И с этим тёплым светом вокруг будто стало уютнее. — Дай мне объяснить, — Минхо кладёт ладони на предплечья Джисона. — Я правда не хотел отношений, потому что мне было неинтересно, да, но… Не знаю. Мне всегда было достаточно тебя? Да, мы не встречаемся, и наши отношения не такие, как у… ну, как у парочек. Я знаю, что мы друзья, но ты… у тебя особое место, Хани. Не знаю, когда ты его занял. Но это так. Ты уже давно не только мой лучший друг, ты… Ты говоришь, что не какой-то особенный, но… это неправда. Ты понимаешь, о чём я? На этом моменте Джисон понимает, что не дышит. Он еле как кивает, и Минхо принимает его ответ. — Хорошо, — вздыхает он. — К чему я веду… Да, я никогда особо не задумывался, чтобы начать отношения, а теперь я смотрю на тебя и… Я хочу. Я знаю, что хочу и с кем. Я доверяю тебе, я люблю тебя, и, наверно, я правда влюблён. Как-то по-своему, но… да. Хватка Минхо на предплечьях Джисона ослабевает, он молчит пару секунд, затем растерянно говорит: — Только я не знаю, как вести себя в отношениях. Есть какие-то правила? Я вроде должен знать, об этом книги пишут, кино снимают, но мне кажется всё это… каким-то нелепым, что ли? Я не знаю, как устраивать свидания. Не знаю, на какие фильмы ходить. В каких кафе и ресторанах заказывать столики, в какие водить места. И покупать ли цветы? И если покупать, то какие? А ещё у меня нет машины, чтобы кататься ночью по городу, и нет возможности дарить дорогие подарки. Я не знаю, что надо делать. Джисон ласково смеётся. — Нам надо поменьше смотреть романтических дорам… — Поздно, — усмехается Минхо. — Хёнджин прислал целый список. Джисон убирает руки с плеч Минхо, берёт его ладони в свои и прижимает их к себе. — Детка, — по привычке говорит он и почти прикусывает язык, но что-то подсказывает ему, что Минхо вряд ли будет злиться на этот раз. И он не злится, он смущённо опускает взгляд. — Вот реально, мне до лампочки на дорогие подарки. Что мне с ними делать? В общаге складывать? Ты и так даришь мне всякие штуки. Мне понравился тот брелок с Наруто. И та панамка. И ты отдаёшь мне много своей одежды. — Это же мелочь. Это другое. — Но мне приятно. И рестораны мне нахер не нужны, ты готовишь намного лучше. — Не подлизывайся, — Минхо звучит застенчиво, выглядит мило до невозможности. — Но это правда! — Джисон улыбается ему своей самой тёплой улыбкой. — Не надо мне никаких свиданий, ресторанов, мне достаточно твоей, не знаю… курицы с лапшой! И сериальчика. Или аниме. О, документалки про Амстердам! Минхо смеётся. Джисону этот его смех нравится: чистый, мягкий, искренний. — Мне достаточно поболтать с тобой, пообниматься, — продолжает Джисон. — Поржать, поспорить. И не надо меня никуда водить, мне с тобой и дома хорошо. Мне хорошо, когда мы вдвоём, когда мы втроём с Феликсом, когда с нами Хёнджин, когда мы тусим у Чана с Чанбином, когда собираемся всей толпой в баре или ещё где-то. И не нужно меня катать по городу, боже. Мне с тобой больше нравится пешком гулять, потому что иначе мы вообще двигаться перестанем. Минхо молчит. Джисон, глядя на него, тоже. До него доходит, что он всерьёз думает о том, что идея отношений не такая уж и немыслимая. Да, риски всё ещё есть, но кто не рискует, тот не живёт. Он вон, рискует каждый день, выходя из дома: вдруг машина собьёт или кирпич на голову упадёт? Но что, теперь из дома не выходить? Всю жизнь сидеть и думать о том, как всё могло бы получиться, если бы не было слишком страшно? Слишком тревожно? Как раньше всё равно не будет. — Хани, ты… — Минхо слегка хмурится. — Если ты не хочешь отношений, то… скажи прямо. Как ты скажешь, так и будет, я не буду заставлять. — С чего ты решил, что я не хочу? — Потому что всё, что ты тут описал, мы и так делаем. Звучало так, будто ты не хочешь ничего менять. Джисон только улыбается. Никаких тревог, никаких страхов. Сомнения? Немного. Но не в тот момент, когда он говорит: — А так мы делаем? — он смотрит в глаза Минхо и целует костяшки его пальцев. Мягко, чуть касаясь, а Минхо от неожиданности приоткрывает рот. Джисону такая реакция нравится, она подстёгивает его сделать следующий шаг. — Или так? Он целует его раскрытую ладонь, ластится, Минхо закрывает рот и сглатывает. Джисон переходит к другой ладони и целует её. Так же, как и целовал костяшки, бережно, ласково. Минхо принимает эти ласки примерно с минуту. Просто сидит и позволяет Джисону прижиматься, растворяться в ощущениях, в нежности, которая плещется в нём, которая рискует вылиться, вылиться во что-то более серьёзное. Минхо принимает эти ласки примерно с минуту, после чего берёт лицо Джисона в свои ладони и заглядывает в его глаза. Говорит тихо: — Хани, остановись. Джисон останавливается и возвращает взгляд обратно на лицо Минхо. А лицо у него… восхитительное. И Джисону больше не стыдно об этом думать. — Тебе нравится? — спрашивает он, имея в виду даже не столько поцелуи, сколько всё то новое, что между ними происходит. — Да, — уши у Минхо красные, глаза горят, щёки тоже. — Но пока мы всё не проясним, не отвлекай меня своими губами, пожалуйста. — Ладно, — Джисон убирает его ладони от своего лица и садится более-менее прямо. Смотрит на Минхо в упор: — Давай так: я хочу быть с тобой. Мне тоже нравится целовать тебя. Но всё, что у нас уже есть, мне тоже нравится. Я понял, ты готов к отношениям, и я хочу этого, но у меня есть кое-какие сомнения. Минхо внимательно его слушает. Джисон смотрит на их руки, сцепленные крепко, надёжно, и вздыхает: — Я боюсь, что всё пойдёт через жопу. Я переживаю, что у нас не получится, хотя я правда хочу попробовать. Даже нет… не попробовать, а… я просто хочу быть с тобой. — Тогда в чём проблема? Раз мы оба хотим. Вопрос резонный, но Джисон смотрит на Минхо и немного хочет возмутиться: в смысле в чём проблема? Но вовремя останавливается, и его голос звучит ровно: — Допустим, мы начнём встречаться. А потом пройдёт год, два, может больше или меньше. И мы расстанемся. И что тогда? — Джисон вздыхает, Минхо смотрит на него без видимых признаков разочарования, отрицания и всего того, как он мог бы отреагировать на «и мы расстанемся». — Знаю, не попробуешь – не узнаешь, и всё такое, но давай опустим этот момент. Меня больше волнует, что мы будем делать, если ничего не выйдет? Минхо смотрит куда-то на плечо Джисона и думает. Его брови близко к переносице, губы напряжены, Джисон гладит его ладонь большим пальцем скорее бездумно, чем с какой-то целью. Его цель: получить ответ от Минхо. Хотя бы какой-нибудь. — Я не знаю, Хани, — тихо отвечает он. — Во-первых, ещё ничего не случилось, а ты уже переживаешь. Джисон только пожимает плечами. — А во-вторых… ну, да. Всякое может быть. Но знаешь, я в нас верю, — Минхо мягко улыбается, его лицо расслабляется, но Джисон всё ещё напряжён. — Я знаю, что всё может случиться, но… Почему-то я уверен, что у нас хватит ума и терпения решить всё мирно, с уважением друг к другу. Будем решать всё постепенно, ладно? И почему-то этот ответ Джисона успокаивает больше, чем любое заверение в том, что вот у них ситуация исключительная, вот они друг друга любят, поэтому точно будут вместе всегда и на всю жизнь! Даже если не будут, ну и что? Зато они сейчас есть друг у друга, между ними правда есть что-то особенное, но это только для них двоих. И только от них зависит, как долго это продлится и насколько качественно. — Хани, я… может я и не понимаю, как вести себя в отношениях. Но я знаю, как вести себя с тобой. И иногда я веду себя как… не хочется портить момент и говорить плохие слова, но факт: иногда я невыносимый. Джисон тихо усмехается: — Не больше, чем я. — Но мы всё же выносим друг друга. Поэтому… — Минхо вздыхает и неуверенно улыбается. — Я не знаю, что ещё сказать. Кажется, я сказал всё, что хотел. Я готов. Решение за тобой. Минхо опускает взгляд и кусает внутреннюю сторону щеки. Волнуется. Переживает. Джисон смотрит на него и не думает над его словами, не думает о том, что надо принять какое-то решение, не думает о самом решении, потому что уже его принял. Наверно поэтому он кладёт ладонь на щёку Минхо, которую тот так тревожно кусает. Наверно поэтому он двигается ближе и упирается лбом в его лоб. Губами касается его губ. На секунду. Легонько. Едва заметно. Минхо вздыхает: — Я же сказал. Не отвлекай меня, Хани. — Это месть, — Джисон улыбается в его губы. — Ты сегодня тоже пытался меня отвлечь. — Чем это? — Едой, — Джисон улыбается шире, наблюдая, как Минхо отодвигается и закатывает глаза. — Ладно, ладно… Там наверно всё уже остыло. Придётся греть заново. — Ага, если там ещё что-нибудь осталось, — хмыкает Минхо. — На кухне была Суни, потом туда побежала Дори… если ещё и Дуни подключилась, то… эта банда способна на многое. Джисон не может перестать улыбаться, физически не может. Так спокойно, как сейчас, ему не было уже давно. Он чувствует себя свободным, лёгким, у него будто крылья за спиной, и хочется кричать о том, насколько ему хорошо. А они ведь всего лишь сидят на кровати. Они всего-то обмениваются шутками, и это так для них привычно – просто шутить, болтать, улыбаться. Но всё как-то по-новому. Не странно, не неловко и точно не тревожно. Всё просто хорошо. Джисон на радостях тянется к Минхо снова, тянется к его лицу, к его губам, но тот отклоняется назад: — Стой. Мы ничего не решили. То есть, ты ничего не- — Детка, — мягко перебивает Джисон и ухмыляется. — Поцелуй уже своего парня, и пойдём жрать. Минхо с усмешкой прищуривается, но, тем не менее, своего парня целует. Парень – всё ещё как-то странно это слово ложится в мыслях, плоско и формально, и сколько бы Джисон ни пытался обозначить их отношения, всё равно никаких слов недостаточно. И недостаточно слов, чтобы описать чувства Джисона, когда Минхо целует его медленно, никуда не торопясь. Внутри всё ликует, и от восторга хочется плакать, но Джисон улыбается, обнимая шею Минхо. Он прижимается к нему, отдаваясь моменту, растворяясь в пространстве и ни о чём не думая: что там будет завтра, через неделю, месяц, год? Всё равно. Важно только то, что происходит сейчас. А сейчас он укладывается на кровать и тянет Минхо на себя. Минхо ложится сверху, между его ног, кладёт ладони на его бёдра и сжимает их, и от его пальцев по коже словно электрические разряды бегут. Сбегаются сначала к животу, а потом горячей волной ниже, тяжестью оседают в паху, и Джисон чувствует, что ещё немного, и его член начнёт твердеть. Минхо как будто тоже это чувствует, но будто специально не останавливается, наоборот, напирает, давит собой, подминает под себя – такими темпами Джисон начнёт требовать стянуть с него футболку. А там где футболка, там и шорты вместе с бельём, там и нетерпеливый Джисон, тянущий с Минхо его одежду. Такими темпами этот самый нетерпеливый Джисон попросит Минхо сходить за штуками из комода или сам соскочит с кровати и побежит за этими штуками, потому что ему уже хочется чего-то большего, чем поцелуи. Хочется ближе, хочется тело к телу, хочется потеряться в ощущениях, и Джисон почти теряется, но Минхо вдруг застывает. Он отстраняется и будто прислушивается к чему-то. — Ты ч- Минхо прикладывает палец к губам Джисона, и через секунду с кухни слышен металлический звон, истошный «мяу» и шипение, а затем звуки когтей по ламинату. Минхо тихо шепчет: — Если эти засранки испортили наш ужин… Джисон смотрит на него и не может не улыбаться, даже несмотря на упущенный момент близости и замешательство Минхо. — И что ты им сделаешь? Аж целое ничего? Минхо обессиленно падает на Джисона всем телом и вздыхает. — Аж целое ничего. Джисон смеётся, поглаживая его спину, и целует его в висок. — А у меня со всей этой романтикой с башки вылетело, что ты у меня при детях. Минхо усмехается и потирается о футболку Джисона щекой. — Да, я с этим, как его… с прицепом. — Зато с каким! С кухни опять слышатся какие-то подозрительные звуки, и Джисон, забив на все свои хотелки, несильно хлопает Минхо по плечу: — Давай, вставай. Надо посмотреть, что там эти усатые детишки натворили. Минхо со вздохом приподнимается над Джисоном и смотрит на него внимательно. Джисон даже застывает под таким сосредоточенным взглядом, сглатывает, ожидая каких угодно слов, но не: — Хан Джисон. Приглашаю тебя на наше первое свидание. На ужин. На кухню. Джисон гладит волосы Минхо, проводит пальцами по виску, по щеке, наслаждается им, таким родным и близким. — Ага. Если твои дети там что-нибудь оставили. — Теперь это наши дети. Джисон смеётся от его такого серьёзного тона, и Минхо наконец улыбается уголком губ. — Окей, ладно, если наши дети там что-нибудь оставили. Джисон широко улыбается, хочется вскочить с кровати и танцевать в сторону кухни, при этом держать Минхо за руку, а потом целовать и целовать, обнимать и обнимать. Джисон так по-дурацки счастлив, аж сам себе не верит. Минхо смотрит на него с улыбкой и вдруг говорит: — Чёрт, я так тебя люблю. У Джисона уже челюсть от улыбки ноет. — Ты теперь постоянно будешь это говорить? Минхо кивает. — Отлично, детка, мне подходит, — подмигивает Джисон. Минхо слезает с него и, встав около кровати, протягивает Джисону руку. Ухмыляется: — А ты теперь постоянно будешь называть меня «деткой»? Джисон поднимается с кровати, его ладонь в ладони Минхо – тепло, уютно. — А можно? — Нужно. Минхо целует его напоследок, прежде чем выйти из комнаты. Как оказалось, усатые детишки не испортили им ужин. Опрокинули жестяную миску на пол – да, но ужин остался цел. Поэтому Минхо грел его заново, негромко причитая, что это наверняка Дори лазила по столешнице и скинула эту самую миску, а Джисон обнимал его со спины и говорил, что ладно уж, любит она полазить. А ещё Джисон целовал Минхо в шею и за ухом, ощущая себя самым до нелепости счастливым парнем на свете. Они ели, болтали и перекидывались шутками, Джисон подкармливал кошек, а Минхо – Джисона. Они убирали со стола вместе, они чистили вместе зубы перед сном, и спать они легли тоже вместе, в одну кровать: никаких матрасов, никаких больше поводов, чтобы оказаться в объятиях Минхо. Джисону не нужны больше оправдания, не нужно стыдиться и злиться на себя за свои чувства. Теперь всё честно и просто. Теперь всё так, как и должно быть.