По мере поступления

За те несчастные пару часов, в течение которых Джисон умудрился-таки подремать, сил у него не прибавилось. Даже чтобы подняться с кровати: тело было каким-то деревянным, а голова болела так, будто по мозгам били маленькие молоточки. Его хватило только на то, чтобы прикинуть, может ли он прогулять сегодня пары и как следует отоспаться. Прикинул. Закинул сразу всем в общий чат «не теряйте, я не приду», поставил телефон на беззвучный режим и вырубился с чистой совестью ещё на несколько часов. Ему писали, ему звонили, а он спал себе и спал. Часы сна пролетели как минуты. Джисон просыпается медленно, утопая в подушке, просыпается в заметно лучшем состоянии, чем с утра. Хотя, может, всё ещё утро? Может, он успеет сходить на оставшиеся занятия? Джисон потягивается сладко-сладко, потирает глаза, зевает. Смотрит в потолок и прислушивается к своим ощущениям: голова, вроде, не болит. Хочется есть. И пить. Но есть хочется больше. Он тянется к тумбочке около кровати, наощупь шарит по поверхности в поисках телефона и щурится, когда смотрит на экран – и нет, сейчас не утро. Два с лишним часа дня на дворе, как раз конец третьей пары, а там и четвёртая, но перед этим большой перерыв на обед. Обед… есть хочется неимоверно, Джисон вчера на ужин съел только пачку чипсов. Минхо на такое сказал бы «ужас» или «кошмар». Джисон смотрит на уведомления о пропущенных звонках Чана и Минхо, на уведомления из чатов, и решает, наконец, хотя бы почитать сообщения. Заодно узнает, какие у ребят планы на обед. Первым на очереди чатик, где только он, Феликс и Минхо. Там сообщений, как обычно, немного, и если уж начинать разгребать входящие, то для начала самое то. Там Феликс после дня рождения Хёнджина поинтересовался, нормально ли всё у Джисона с Минхо, добрались ли они, «а то в общем чате молчите». А Джисон с Минхо тогда делали что? Наверно, ходили в душ по очереди. Джисон точно не помнит, но им точно было не до сообщений. Вчера днём, примерно в то время, когда Джисон ехал на автобусе до общаги, Минхо-таки ответил Феликсу, написал, что у них всё окей, что они не отвечали, потому что приехали и сразу легли спать. Конечно, Минхо соврал, а как иначе? Не вдаваться же ему в откровенные подробности. К тому же не так уж он и соврал, они правда легли. Друг на друга, правда, но… Джисон вздыхает, потирая лицо, и читает сообщение Минхо вдогонку: «а вы как там, живы?». Феликс отвечает фотографией и сообщением «50/50 ахах». На фото Феликс: сидит весь лучистый, под его глазами патчи, он, миленько поджав губы, показывает большой палец вверх и в целом выглядит свежо. Чего нельзя сказать о Хёнджине: он сидит чуть позади Феликса и показывает большой палец вниз. Под его глазами те же патчи, но он весь опухший, его пухлые губы мученически искривлены, милое личико безбожно отекло, а в руке кружка либо с кофе, либо с раствором от похмелья. Судя по его виду второй вариант более вероятный. Джисон улыбается сначала от фотки, а затем от комментария Минхо «хаха Хёнджин выглядит как разваренный пельмень». И правда, похоже. Феликс прислал смеющийся до слёз стикер, затем плачущий стикер и «и этот пельмешек нужно привести в божеский вид, пока его родители не приехали», «так что я побежал», «пожелай мне удачи». Минхо ответил только «хаха удачи!», и на этом всё. Джисон закрывает их скромный чатик, и переходит в чатище. Ох, чат на восьмерых… В нём вечно какой-то движ. Изначально там было семь человек и его целью было организовать вечеринку в честь дня рождения Чонина. Мероприятие прошло на ура, в чат был добавлен и сам Чонин, вот там и понеслось. Теперь тут вечно эти «пацаны я щас такое расскажу вы охуеете», часто всякие «вы где? мы уже на месте», ну и чаще, чем хотелось бы, «лол Хан снова уснул на паре», «типичный Хани» и конечно «какого хрена ты меня не разбудил???», и обязательно «ты такой милый, когда спишь, как я мог». В общем, там всегда живенько. Вот и сейчас там базар. Джисон усмехается, думая, что с ним сообщений было бы ещё больше, прокручивает череду фоток и видео, которые ребята (и он в том числе) скидывали по ходу вечеринки, затем натыкается на сообщения от Чана: «мы дома», «Чонин с Сынмином в порядке, улеглись в комнате Чанбина». Чанбин был бы не Чанбином, если бы тут же не отреагировал на своё имя: «и где мне спать?? я домой еду». В ответ ему прилетело заботливое «постелю тебе на диване, будить мальчишек не буду» от Чана, и Чанбин отправил большой палец вверх. Спорить с Чаном, что удивительно, он не стал. И правильно сделал. Следующее сообщение Джисона удивляет и смешит одновременно: внезапно аж целую простыню выкатил Чонин. Тот самый, который у бара еле на ногах стоял и по идее должен уже дрыхнуть, а не расписывать, как он рад, что Хёнджин его друг, как он рад был видеть его таким счастливым, рад был присутствовать на его дне рождения, и вообще «всё было супер!~ долгих тебе лет жизни, будь всегда счастлив, с днём рождения ещё раз, Джинни!!~». И всё без единой ошибки, удивительно! Джисон широко улыбается, читая ответ Хёнджина. Тот тоже был в дровину, когда все расходились, и он тоже выкатил простыню, но на ней только куча рыдающих смайликов, ворох разбитых сердечек и явно выстраданное трогательное «Йенини спасмб огрмнре!!! люлбюб тебч хлдебкушек!!! целкубю олбнмиаю!». На этой душещипательной ноте чат не затих. Сынмин, который тоже уже должен был спать, отметил сообщение Хёнджина и приписал «если бы я не отредачил сообщение Йенни, оно выглядело бы так же лол», на что Джисон безобразно давится смешком, а с ним и Феликс через смеющиеся стикеры, и Чан через эмодзи. Чанбин не веселился: «так Сынмо если к моему приезду вы с Йенни не уснёте я лягу между вами третьим». К слову, ни Сынмин, ни Чонин больше ничего не написали. Зато снова написал Чанбин: «а Хан с Минхо где? опять что ли раньше остальных умотали?». Джисон в уме прикидывает, что примерно в то время, когда пришло это сообщение, они с Минхо уже наверняка жрали рты друг друга. Джисон морщится: по телу прокатывается тёплая волна, мысли в голову лезут дурацкие и неприличные. Он ложится на другой бок и возвращается к чату, сосредотачивается на сообщениях Феликса: «нет, они уехали как все», «я им написал, пока молчат», «либо ещё едут, либо приехали и вырубились». Ага, вырубились, как же… Далее следует очередная простыня (теперь уже авторства Феликса), суть которой в том, что Хёнджин очень рад и действительно счастлив, что свой день рождения он встретил в кругу друзей, которые становятся ему всё ближе и ближе. «Всем спасибо, всем сладких снов, не забудьте скинуть оставшиеся фотки» – написал Феликс с тремя синими сердечками в конце. И дальше снова фотки, фотки, опять фотки, и все разной степени размытости. Обсуждение этих произведений фотоискусства было уже днём, было оно недолгим и состояло в основном из ржущих и плачущих эмодзи и стикеров. Джисон прокручивает сообщения к сегодняшнему утру. На его «не теряйте, я не приду» первыми отреагировали Чан и Феликс: они минута в минуту явно встревоженно спросили его, случилось ли что-то серьёзное. Чанбин им в ответ кинул «ляяя как будто Хан не может просто проебать пары пацаны не кипишуйте», но тут же на всякий случай добавил: «не ну Хан если реально что-то случилось ты напиши мы прискачем». Типичный Чанбин – сначала поржёт и постебётся, а потом переживает. Джисон усмехается и читает дальше. А дальше следует вопрос Чана: «Минхо, ты не в курсе, что с ним?». Джисон вздыхает – надо бы ответить на сообщения Минхо, перезвонить на два его звонка, а то он ответил Чану ёмкое «нет» и всё. А потому что он и правда не в курсе, Джисон-то всё проспал. Диалог как-то самостоятельно сходит на нет с началом первой пары, и следующие сообщения темы Джисона никак не касаются. Ребята перекидываются мемами, шутками, ссылками, Чан с Чанбином в полпервого предлагают собраться на обеденном перерыве в кафе на территории студгородка. Все, естественно, соглашаются. Джисон читает последние сообщения, и тут прямо на глазах приходят новые: «мы забили стол у окна в углу» от Чанбина и от Чана «если кто-то что-то хочет, пишите, я сделаю на вас заказ». Заказы посыпались сразу, но Джисон их не читает. Он откладывает телефон в сторону и вздыхает. Пока его друзья собираются на обед, Джисон лежит тут один в комнате и тухнет. Не лучше ли пойти к ним? Кафе-то близко, идти минут семь от силы. К тому же есть хочется, да и голова уже не болит, можно после обеда и на четвёртую пару сходить. Но кое-что мешает Джисону тут же подорваться с кровати и побежать чистить зубы. Минхо. Готов ли Джисон с ним увидеться? Не то чтобы он хотел избегать его, но раз он сегодня уже решил остаться в общежитии, то можно и до завтра время потянуть, до завтра всё обдумать… А что обдумать-то? Джисон уже и сам не знает, вроде обо всём вчера подумал, всё вспомнил, но ничего так и не решил. Он вздыхает и, так и быть, заходит в диалог с Минхо. Что он ожидает увидеть? Ну… что-то вроде «почему ты ушёл?» или «Хани нам всё-таки надо поговорить». Но там «ты забыл у меня линзы, принесу их завтра». Там «смотри! Суни пытается стырить еду у Дори хаха» и видео, как Суни тянет наглую морду к миске своей сестрички. Затем «а теперь у Дуни ахах» и видео, где бедная, вечно голодная Суни тянется к миске Дуни и получает шипение в ответ. Ну хорошо хоть не по морде лапой! Джисон улыбается, читая написанное вчера в одиннадцать вечера «я нашёл документалку про фауну Амстердама, там всё от лица котика. нам надо будет посмотреть, ты же любишь смотреть про животных», и ни слова о том, что между ними произошло. Джисон ему благодарен. А сегодня утром, после его сообщения в общий чат, Минхо спросил, всё ли с ним в порядке, не нужна ли помощь, может, лекарства? Вдруг заболел? Джисон поджимает губы, поджимает улыбку, а в груди сердце колотится, разгоняя по венам тепло и спокойствие. Всё хорошо. Это просто Минхо. И Джисон не просто готов, он хочет его увидеть. Разговоры можно и отложить, но увидеть его хочется. А избегать его – глупо. Джисон подскакивает с кровати, хватает зубную щётку с полотенцем и идёт умываться в ванную. Через десять минут он, накинув куртку поверх водолазки, поправляет очки и выходит из комнаты. Ещё через пять Джисон заходит в кафе и замечает ребят сразу – их невозможно не заметить, от них шуму на всё заведение. Они сидят за столиком у окна в углу и ржут. Хёнджин хлопает в ладоши и запрокидывает голову, повизгивая; в его плечо утыкается заикающийся от смеха Феликс; Сынмин с Чонином почти сползли под стол, закрыв руками покрасневшие от смеха лица; Чан хлопает по плечу Чанбина, который сидит во главе стола и обиженно тянет: — Ооой да идите вы лесом! — но уголком рта улыбается. Минхо сидит на диванчике с краю, рядом с Сынмином, напротив Феликса с Хёнджином – вроде с ними, а вроде и нет. В общем шуме не участвует, смотрит в телефон и морщится, затем быстро его блокирует и укладывает экраном вниз. Возвращает внимание друзьям и натянуто улыбается им, будто пытается влиться в их веселье, но Джисон видит: Минхо без понятия, почему ребята ржут. Он сидит какой-то потерянный и, моргая, изображает вовлечённость. Джисон выпрямляется по струночке и резвой походкой идёт к столику друзей. И чем ближе он подходит, тем сильнее он смущается смотреть на Минхо прямо, его сердце стучит быстрее, а внутри всё крутит и вертит от волнения. Минхо замечает его первым. Он улыбается ему неуверенно, как-то зажато. — Всем привет! Соскучились? — подмигивает Джисон кому угодно, только не Минхо. Неловко до одури. Да что с ним такое? Это всего лишь его друзья и Минхо, чего переживать? Судя по лицам парней, они его прихода сегодня никак не ожидали. Они прекращают смеяться, с улыбками смотрят на него крайне удивлённо, и только Феликс подаёт голос: — О, привет! А мы думали, ты не придёшь. — Да решил на одну пару прогуляться, — усмехается Джисон. Надо бы сесть куда-нибудь, но ребята так компактно уместились три на три с Чанбином в середине, что Джисон мнётся. Но Минхо тыльной стороной ладони хлопает Сынмина по ноге и шипит: — Двигайся. Сынмин вздыхает и качает головой Чонину, тот тоже вздыхает и двигается ближе к краю. — Да чё ты, сел бы к Минхо на колени, первый раз что ли? — говорит Чанбин, и в любой другой день Джисон точно нашёлся бы с ответом, в крайнем случае он послал бы ему свой лучший прищуренный взгляд, но сегодня он молчит. Он неуклюже садится вплотную к Минхо, нечаянно задевает его руку своей, поджимает губы. Их бёдра соприкасаются, и в любой другой день Джисон не обратил бы на это внимания, но… сегодня его кожа горит. — Ты как? — спрашивает Чан, помешивая кофе. — Какой-то ты потерянный. Феликс подхватывает: — Да, что-то случилось? Все смотрят на него вопросительно. Минхо смотрит так, что у Джисона горят щёки. — Да ничего такого, расслабьте булки, — он улыбается как можно более беззаботно, хотя пристальный взгляд Минхо в этом не помогает. — Вчера уснул под утро, проснулся – голова квадратная. Решил отоспаться. Отоспался. Как видите, голова нормальной формы. — Я ж говорил, что ничего страшного с ним не случилось, — Чанбин локтем подпихивает Чана, тот шипит, чуть не проливая кофе. — Упс, сорян. Чан лишь отмахивается. — Ох, ладно, если так, — вздыхает Феликс. — А мы тут уже придумали себе… — Ты придумал, — усмехается Хёнджин, ласково глядя на своего парня, затем смотрит на Джисона с улыбкой. — Он всю первую пару сидел и «а вдруг у него температура высокая?», «вдруг в общаге ЧП?», «вдруг он ногу подвернул?», «вдруг собака укусила?», «вдруг крокодил съел?». Хёнджин звучит прямо как Феликс, а Феликс закатывает глаза прямо как Хёнджин. — Про крокодила я не говорил. — Откуда в студгородке собаки? — протягивает Сынмин, Чан пожимает плечами. Хёнджин, между тем, ухмыляется, приобнимая Феликса: — Я всю пару сидел и думал, где у него кнопка, чтобы выключить этот словесный по… поток. Феликс мягко тыкает Хёнджина в рёбра, тот драматично корчится, на что все за столом усмехаются. Кроме Минхо, он всё ещё смотрит на Джисона, щёки которого уже наверняка бордовые. — Так вы вместе сидели? — спрашивает Джисон. Хёнджин в ответ сладко улыбается: — Да, я сел на твоё место. Ты, Хан, прогуливай почаще, мне понравилось. Джисон как можно искреннее улыбается, Феликс снова тыкает своего парня в рёбра, теперь уже смущённо, а Хёнджин на этот раз ловко перехватывает его ладошку и тянет его к себе ближе. Никто на них внимания не обращает, даже Джисон, который совсем недавно напрягался каждый раз, когда эти двое хотя бы дышали в сторону друг друга. — Чанбин думал, что у тебя до сих пор похмелье, — хмыкает Чан, Чанбин тут же на него фыркает: — А что? Я ж не видел, в каком состоянии он уехал в субботу. — Да, потому что кое-кто свалил раньше всех, — Хёнджин картинно закатывает глаза. — И прихватил мою подружку, между прочим. — Это она меня прихватила, — с ухмылкой отвечает Чанбин. — Хватка у неё конечно… — Избавь нас от подробностей, — усмехается Сынмин. — Кстати о подробностях, — Чанбин подпирает голову, глядя на Сынмина честными глазами так, будто они тут сплетничать сейчас будут. — Что там у тебя с той девчулей? Пока остальные заняты назревающим обсуждением, Джисон мельком смотрит на Минхо, и отводит взгляд сразу. Минхо излучает какие-то неясные волны, как будто что-то с ним не так. Но Джисон решает забить на странное ощущение в груди и пытается сосредоточиться на разговоре за столом. — Ну… — Сынмин многозначительно улыбается. — Что «ну»? — подстёгивает Чанбин. — Ты ей написал? — Они переписываются сегодня весь день, — Чонин сдаёт друга с потрохами и ухмыляется как-то коварно. — Он еле успевал лекции записывать. Сынмин смотрит на Чонина нечитаемым взглядом. — Да ладно, — Чонина реакция Сынмина откровенно забавляет. Как, впрочем, и остальных. — Ты к нему ещё за советом побежишь. Пусть знает. — На меня вся надежда, — усмехается Чанбин, принимаясь за свой салат. Чан смотрит на него с притворной обидой. — А я? Я тоже могу дать совет в отношениях. Чанбин, ковыряясь в тарелке, улыбается: — Без обид, братан, но ты сто лет будешь подбирать правильные слова и весь испереживаешься, пока что-то посоветуешь. Чан обречённо смотрит на свой сэндвич и говорит: — Справедливо. — Так и что у тебя? — жующий Чанбин вдруг вилкой указывает на Джисона и с прищуром на него смотрит. — Не похмелье? Джисон только качает головой, а вместо него полноценно отвечает Хёнджин: — У него? Похмелье? Тц… Они с Минхо толком не пили, — затем он улыбается ехидно, глядя на самого младшенького среди всех: — Всё выпил Йенни. — С тобой вместе, — Чонин тоже улыбается, но как-то зловеще. Хёнджин кивает, поднимая руки, словом, капитулируя. Феликс смотрит на него, тяжко вздыхая, и негромко протягивает: — Только у Йенни не было такого дичайшего похмелья. Хёнджин страдальчески стонет в потолок: — О боже мой, не напоминай мне об этом… у меня до сих пор голова болит… Глядя на самодовольную лыбу Чонина, Чан вымученно вздыхает: — Йенни вообще проснулся как огурчик, — и расстроенно бормочет: — А я вот чуть не помер, хотя пил немного. — Просто ты пить не умеешь, — авторитетно заявляет Чанбин, пожёвывая свой сэндвич. Чан отпивает кофе и хмыкает. — Просто мой организм отторгает алкоголь. — Просто у Йенни этот самый организм молодой, — усмехается Сынмин, и Чонин давится смешком, понимая, к чему клонит друг. Чан озадаченно чешет затылок. — А у меня что… старый? Сынмин вздыхает: — Ну… как бы тебе помягче сказать… да? Хёнджин поджимает губы, лишь бы не засмеяться, – держится еле-еле. Феликс с улыбкой качает головой, Чонин без стеснения смеётся, а Чанбин с ухмылкой хлопает Чана по спине и говорит сладко, будто Чану лет пять от силы: — Зато ты у нас самый добрый и мудрый хён, Чани. Чан расплывается в по-детски довольной улыбке. За всей этой болтовнёй Джисон немного расслабляется и смотрит-таки на Минхо. Тот сразу отворачивается, и Джисон тоже уже почти отводит взгляд, но цепляется им за его шею. А точнее за засосы, которые Минхо честно пытался как-то замазать, но не особо успешно. Ещё немного, и Джисон мысленно скончался бы от стыда на месте, если бы не официантка и поднос с едой в её руках. Болтовня за столом на паузе, пока девушка раздаёт еду всем, кроме Чана, Чанбина и Феликса – они уже сидят каждый с тарелкой салата, сэндвичем и чашкой кофе. Остальные тоже сидят с напитками, а из еды им принесли кому что: Сынмину с Чонином по миске риса, мясо и овощи, Хёнджину дамплинги, Минхо токпокки. В животе Джисона жалобно заурчало, и ему очень вовремя прилетает вопрос от официантки: — Готовы сделать заказ? — Эм… да. Мне… то же, что и ему, — Джисон тыкает в заказ Минхо и добавляет. — И американо со льдом. Спасибо. Официантка с дежурной улыбкой кивает и отходит от их стола. Разговор снимается с паузы и начинается на том же, на чём и остановился. А Джисон на всякий случай поправляет ворот водолазки. Мало ли. — А я вроде видел, что Минхо пил, — говорит Чанбин. — И Хан тоже. — Нет, — Хёнджин, поправляя волосы, фыркает. — Эти двое превратились в трезвенников, пока ты соблазнял мою подружку, — Я? — Чанбин делает вид, что удивлён, но затем ухмыляется, откидываясь на спинку стула. — Ну да, я. А то вы не заметили, как она меня соблазняла? А там грех было не соблазниться, ну вы понимаете… — На этом месте стоп, пожалей наши уши, — шутливо морщится Сынмин, Чонин кривит моську, палочками ковыряясь в рисе. Чан усмехается и вгрызается-таки в сэндвич, а Феликс с Хёнджином приступают к совместному поеданию салата. — Ну дай мне над вами поржать, а? Детишки… — Чанбин откровенно веселится от их реакции. — Такие вы все невинные, не могу. Тут походу только у меня периодически случается секс, да? Ну и у этих. Чанбин вилкой показывает на Феликса с Хёнджином, но те даже не обращают на него внимание, они увлечены своим любимым делом: кормлением друг друга чуть ли не с рук. Чан устало вздыхает, Сынмин фыркает как-то мрачно, а Чонин смущён, но виду старается не подавать. Минхо, насупившись, разглядывает токпокки, пока Джисон разглядывает его розовеющие уши. — Хан! — внезапно обращается к нему Чанбин, Джисон аж вздрагивает. — А ты чего притих? Ты ж обычно самый первый пищишь. — Я? — Джисон растерянно смотрит на Чана, затем на Чанбина, а тот смотрит на него внимательно. Потом смотрит на Минхо. Точнее, на его шею. Затем опять на Джисона, на ворот его водолазки и да, он ухмыляется той самой своей загадочной ухмылкой. Джисону выражение лица Чанбина не нравится, очень не нравится. Он на автомате поправляет очки и ворот, нервно сглатывает и мысленно молится всем богам, чтобы Чанбин не ляпнул чего лишнего. И Чанбин не ляпает. Он хоть и резкий временами, но с головой дружит. — Так и чё в итоге? — улыбается Чанбин как-то подозрительно довольно. — Больше всех набухался именинник и самый мелкий? Чонин бормочет что-то под нос, Хёнджин бы скорчил недовольную рожицу, но нет, он смотрит на Феликса, и ясное дело, что он даже не заметил, как прозвучало его имя. Зато заметил Феликс. — О да, именинник постарался, — он с хитрой улыбкой щурится, вытирая соус с уголка рта Хёнджина. — Я его кое-как в порядок привёл, чтобы перед родителями не было стыдно. — Ну простиии, — виновато тянет Хёнджин, — Я, правда, сам не ожидал, что так получится. — Если бухать всю ночь, то обычно так и получается. Представляешь? Видно, что Феликс не злится. Он улыбается и смотрит на своего парня как на самое дурашливое и милое существо на свете, а Хёнджин смотрит на него глазами честными, благодарными, наполненными искренним сожалением о доставленных неудобствах. — Представляю, — вздыхает он и открывает рот, когда Феликс подносит к нему вилку с помидоркой и качает головой, мол, ну что мне с тобой, дурашкой, делать? Понять и простить, – ясно читается в лукавом взгляде Хёнджина. Ощущение, что они в каком-то личном пузыре и кроме них за столом никого больше нет. Джисон смотрит на них и в какой уже раз думает: вот это и есть любовь? В разгар его мыслей к столику подходит всё та же официантка. — Токпокки. Американо со льдом, — улыбается она Джисону, затем ставит перед ним миску и стакан. — Ещё что-нибудь? — Нет, спасибо, — говорит Джисон. Официантка кивает и уходит обратно. Чан, обращаясь к Феликсу и Хёнджину, деловито спрашивает: — Кстати, как прошло знакомство с родителями? — Кстати да, — как можно более участливо подхватывает Джисон, всеми силами стараясь сконцентрироваться на ответе Феликса и не начать пялиться на подозрительно тихого Минхо. Феликс немного неловко усмехается. — Ну, было неплохо… Поели, поболтали. Ничего особенного. — В смысле «ничего особенного»? — удивляется Чанбин. — Познакомиться с родителями это уже почти жениться. Хёнджин фыркает и отпивает свой кофе. — Нет, не всё так серьёзно, — Феликс пожимает плечами. — Я представился им не как его парень, так что… ничего особенного. — А что так? Почему? — искренне не понимает Чанбин. — Вы ж встречаетесь… и вроде между вами всё серьёзно, нет? — Да, но… — Феликс закусывает губу и смотрит на Хёнджина. Тот немного нервно вздыхает и объясняет: — Родители не в курсе, что я гей. Для них Ликси мой друг. И это было не то самое знакомство с родителями. — Ааа… — Чанбин чешет репу и немного неловко тянет: — Понял, принял. Хёнджин бормочет что-то вроде «ох уж эти натуралы…» и нападает на дамплинги, пока Феликс начинает рассказывать о том, что на самом деле всё было круто, что у Хёнджина милые родители и он дико похож на маму. Джисон правда хотел бы послушать, как они мило провели семейный вечер и какая забавная у Хёнджина собака, но его внимание утекло в сторону поникшего Минхо. — Ты чего? — шепнул ему Джисон. Минхо тут же поднимает на него взгляд с таким видом будто не понимает, о чём речь. Он неопределённо мычит и утыкается обратно в еду, хотя не съел ещё ни грамма. — Надо будет посмотреть ту документалку. Ну, с кошкой в Амстердаме. — Ага, — Минхо на Джисона больше не смотрит, помешивает токпокки в соусе, на его лице – ноль эмоций. Джисон делает несмелое предположение: — Ты обижаешься? — Нет. — А если честно? — Нет, Джисон, я не обижаюсь. — Джисон? — Ну да, это же твоё имя. Джисон-то в курсе, что это его имя. Но Минхо редко его так называет: либо чтобы привлечь внимание, когда Джисон немного подвисает; либо когда Джисон слишком сильно дурачится, а у Минхо нет на это настроения; либо когда Минхо обижается. Либо, когда злится. — Эй, ну ты чего? — Джисон по привычке кладёт ладонь на бедро Минхо, но это действие вдруг кажется каким-то… непривычным? Минхо непривычно застывает и смотрит вниз, на ладонь Джисона. Затем смотрит на него, и взгляд у него колкий, а на лице написано «не влезай – убьёт!». Джисон убирает руку и сглатывает. Кажется, его прикосновения стали неприятны Минхо. Что ж, печально, однако. — Всё нормально, — бесцветно отвечает Минхо. — Так… у тебя правда болела голова? Утром. — Ну да… Я спал пару часов. — М… ясно. А я уж думал, ты меня избегаешь. Джисон неуверенно усмехается, чешет нос, поправляет очки. — Ха, нет… с чего бы мне тебя избегать? Всё нормально. Минхо хмыкает, наконец-то начиная есть. А Джисон сам себе даёт мысленный подзатыльник, потому что только что он прозвучал так, будто между ними ничего необычного на выходных не произошло. Всё нормально, всё как обычно, всё как всегда в порядке. Хотя на деле нихрена подобного. — Прости, что не ответил на твои сообщения вчера, — Джисон наклоняется ближе, говорит тише, пока ребята за столом уже переключились на другую тему. — И сегодня. Но зато! Когда я прочёл их, решил прийти сюда. А так бы валялся дальше. Захотелось с тобой увидеться. — Ещё скажи, что ради меня припёрся, — саркастично ворчит Минхо, Джисон улыбается широко, рассматривает его лицо. Такой хмурый. И забавный. И милый. — Конечно, только ради тебя, — Джисон закусывает глупую улыбку, когда видит, как Минхо улыбается на долю секунды. Но он быстро берёт себя в руки и несильно толкается локтем. — Ешь, давай, не болтай. Или мне опять тебя кормить? Джисон, усмехнувшись, отпивает американо. Сердце и так стучит как шальное, куда ему ещё кофеин? — Нет, я могу есть сам, детка, — без задней мысли шутит Джисон, а Минхо упирается в него взглядом. Нешуточным таким взглядом. — Не называй меня так, — с нажимом просит он. Джисон сглатывает. — Но… я ж пошутил, — тихонечко смеётся как дурак, пока ладони отчаянно потеют. — Типа… как обычно. Джисон ненавидит такой взгляд Минхо. Он, конечно, пробирает до глубины души, но… упаси боже. Джисону нравится, когда в его взгляде тёплые искорки, а не уничтожающий всё на своём пути пожар. — Да что такое? — Ничего, — Минхо моргает, явно стараясь смягчиться, и натянуто улыбается. Выглядит жутко. — Всё нормально. Просто… не надо, ладно? — Ладно, — Джисон дёргает плечами, хмурится, пока Минхо отворачивается к своему обеду. И Джисону бы отвернуться. Хёнджин сидит напротив и наблюдает за ними внимательно. Джисон не сразу замечает его. Но когда замечает, Хёнджин, прямо как до этого Чанбин, смотрит на него, затем на Минхо и на его шею. Но, в отличие от Чанбина, он не ухмыляется и даже не улыбается. Он хмурится. Джисон прищуривается. Ему не хочется, чтобы кто-то раньше времени узнал про их с Минхо ситуацию. Сам Джисон ещё ничего толком не знает, ему самому разобраться бы, а уже потом посвящать в курс дела своих друзей. Но друзья у него не дураки. Они внимательные и с математикой у них всё в порядке – два и два сложить в состоянии. Поэтому Джисон безмолвно транслирует Хёнджину «ты ничего не видел», и Хёнджин, вроде даже не самый лучший его друг, понимает это невербальное послание сразу. Кивает понимающе и отворачивается в сторону сияющего от болтовни Феликса. — Тогда я испеку как-нибудь! Вы обязательно должны попробовать. И Джисон без понятия, что там Феликс испечет, кто и что должен попробовать, он даже не особо вслушивается в похвалы Чана в сторону кулинарных навыков Феликса. Он косится в сторону Минхо и кожей чувствует, как тот выпускает иголки. Джисону неуютно рядом с Минхо, его пробивает этим ощущением насквозь, и это что-то новенькое. Он наклоняется к его уху и раньше, чем успевает подумать, спрашивает: — Ты злишься? — ждёт ответа, но Минхо молчит. Он продолжает невозмутимо есть, никак не реагируя. — Чёрт, ты злишься. — Я. Не. Злюсь, — чеканит Минхо, затем сбавляет тон и говорит совсем тихо. — Я… Ты свалил вчера. Не отвечал на сообщения, и окей, я понял, что тебе нужно время. Но… сегодня ты не пришёл на пары. Я волновался, думал, может случилось что-то или я… — Минхо говорит ещё тише, наклоняясь ближе. — Или я навредил тебе, когда мы… ну… В общем, я думал, что будь причина не во мне, ты бы дал знать, в порядке ты или как… Но ты молчал, а теперь пришёл и даже не смотришь на меня. Будто я пустое место. Будто ничего не произошло. Я сбит с толку, и мне… мне неприятно. В груди Джисона что-то тревожно шевелится. А когда ему становится тревожно, он первым делом включает дурачка. — Но главное же, что я пришёл? Минхо смотрит так, что лучше бы Джисону заткнуться. — Джисон. Услышь меня, пожалуйста. Эта фраза определённо что-то значит. Джисон обдумывает слова Минхо несколько секунд, но не понимает, что такого он должен был услышать. Понимает, что Минхо неприятно, понимает, почему. Но что он может сделать? — Я тебя слышу, — по-тупому отвечает Джисон и поправляет очки. Ему тревожно до жути, но он держится. Минхо, между тем, оглядывает его лицо. Он будто хочет что-то сказать, даже приоткрывает рот, но по итогу поджимает губы. Брови почти у самой переносицы, а Джисон, вместо того чтобы взять ситуацию на себя и сказать хоть что-нибудь, как баран пялится на Минхо и совершенно невовремя думает о том, какой же он красивый. Пытается отогнать эти мысли, потому что ситуация вообще не по красоте, но что поделать? Минхо резко выдыхает через нос и отворачивается. Молчит. Как всегда. — Чего ты хочешь от меня сейчас? — шепчет Джисон ему в ухо. — Мы… мы потом поговорим. Я пока не это… не готов я. Не здесь. — Ешь уже давай, — цедит Минхо сквозь зубы, агрессивно помешивая токпокки. — Бесишь. Джисон смотрит на него и оторопело моргает. В смысле? В смысле он его бесит? А что он такого сделал, чтобы бесить? Это Минхо сидит тут и строит из себя ледышку. И почему он такой холодный? Почему такой злой? Сказал же, что понял, что Джисону нужно время, тогда почему ведёт себя так? Что с ним такое? Джисону тоже неприятно. Он тоже сбит с толку, почему Минхо этого не видит? — Я тебя бешу? Может, мне уйти? Чтобы не бесить ещё больше? Минхо закатывает глаза. Джисон потерянно смотрит по сторонам и замечает, что уже не только Хёнджин, но и Феликс посматривает в их сторону. И Чан. И Чанбин. Чонин пытается как можно увлекательнее что-то рассказывать, а Сынмин ему поддакивает, изо всех сил стараясь не подслушать лишнего, пока сидит плечом к плечу к Минхо. — Ведёшь себя, как ребёнок, — Минхо раздражённо морщится. — Я? Это ты как ребёнок! — Ладно. Я ребёнок, — язвительно щурится Минхо и издевательски дует губы, паясничает совершенно по-детски. — Можно я поем уже, пожалуйста? Я ж ребёнок, мне надо кушать. Джисон смотрит на его наглую рожу и моргает. — Да что с тобой?! — задаёт этот вопрос довольно громко. За столом становится совсем тихо. И Минхо звучит тихо: — А с тобой? Джисон почти испуганно взглядом мажет по лицу Минхо, цепляется за его колкий взгляд, за его поджатые губы, его чуть наморщенный нос и хмурые брови. Даже в таком контексте он всё ещё кажется Джисону таким красивым, что даже стыдно. Джисону стыдно. Минхо выпустил иголки. Он язвит, ёрничает, он сейчас такой, каким на самом деле быть не любит. Он становится таким, когда беспокоится или злится, когда он растерян или подавлен. Он становится таким, когда что-то его задело. Или кто-то. Но он не принимает близко к сердцу многое, его трудно задеть, ещё труднее подавить. Он ко многому относится по-философски, поэтому редко выпускает иголки, а если и выпускает, то они максимум как у ёжика. Сейчас перед Джисоном дикобраз. Джисону очень стыдно. Он так много думал о своих чувствах, что в голове не хватило места мысли «а что там с чувствами Минхо?». А ведь всё это не Минхо начал. Это Джисон полез к нему целоваться, это с его подачи они оказались в кровати голые, это Джисон попросил вставить в себя сначала пальцы, а потом и член. Ему это нужно было, он так безобразно и отвратительно нуждался в их обнажённой близости, что теперь стыдно. Минхо не был против, да, но был ли он готов ко всему этому? Даже Джисон, инициатор хренов, был к такому не готов. Был не готов столкнуться с реальностью на следующий день и поэтому трусливо свалил побыстрее. Будто исчез, получив всё, что нужно, будто кинул. А Минхо остался. Остался один. Остался наедине со своими мыслями и чувствами, о которых Джисон не имеет ни малейшего понятия. — Джисон… что у тебя в голове? — устало спрашивает Минхо. Джисон сглатывает и опускает взгляд. — Бардак. Минхо качает головой и вздыхает, уже заметно успокоившись, но ни капли не расслабившись. — Давай оставим все эти разговоры на когда-нибудь, — тихо говорит он. — Сейчас просто… просто ешь. Пожалуйста. До конца обеда Джисон с ним больше не говорит. Минхо с Джисоном – тоже. Остальные их тоже не трогают. Они кидают на них обеспокоенные взгляды, они переглядываются друг с другом, но делают вид, что всё в порядке. Они просто едят, повседневно общаются и ничего ни Минхо, ни Джисону не говорят. И Джисон им всем благодарен.

***

Остаток учебного дня прошёл как-то наперекосяк. Вообще весь день обещал так пройти, и зачем Джисон только поднялся с кровати? Лежал бы себе, смотрел видосики на ютубе, поделал бы домашку, почитал бы что-нибудь, в конце концов. А уже на следующий день выперся бы в универ, и там со всеми бы встретился. Встретился бы с Минхо, может, их настроения были бы другими и разговор их вышел бы по-другому? Может. Но Джисон этого никогда не узнает, потому что чёрт его дёрнул вскочить с кровати и попереться на обед в кафе. Есть ему захотелось, видите ли. Ну поел он, и что? Поругался с Минхо, поймал на себе несколько обеспокоенных взглядов, а после обеда оказался застигнутым врасплох Чаном и Чанбином, которые почти одновременно сказали ему: — Стоять. И пока остальные выходили из кафе, Джисон остался стоять. Затем сел на прежнее место, а напротив него уселись Чан с Чанбином. Чан выглядел обеспокоенным, смотрел прямо и доверительно; Чанбин был напряжён, он скрестил руки на груди и смотрел на Джисона сщурившись. Он спросил: — Ну и что ты натворил? У Джисона в тот момент было ощущение, что он снова в пубертате, а мама с папой снова сидят напротив и пытаются разобраться, почему их опять вызвали к директору. Мама тоже спрашивала у него: ну и что ты натворил? А Джисон натворил, да. Переспал с лучшим другом и свалил как последнее ссыкло – вот, что он натворил. Но говорить об этом ни Чанбину, ни Чану он не собирался. Честно говоря, стыдно за своё трусливое поведение, да и слишком это личное. Как бы Джисон им ни доверял, как бы их ни уважал и ни любил, но говорить об этом с ними решительно не хотелось. Вообще ни с кем не хотелось, даже с Минхо. — Хан, послушай, — мягко начал Чан. — Мы не просто так тебя тормознули. Мы тут… мы заметили, что между тобой и Минхо что-то произошло. Он какой-то сам не свой, ты… не знаю, с тобой тоже что-то не так. И вы оба наши друзья. Если вы поссорились или… Джисон цыкнул, скрестил на груди руки и, сползая ниже под стол, закатил глаза. Чанбин красноречиво фыркнул на него как на несносного подростка, а Чан продолжил как ни в чём не бывало: — Я хочу сказать, что если случилось что-то серьёзное, и тебе нужно поговорить, то… Ну, мы можем как-нибудь помочь. Выслушать, поговорить, может, дать совет… Ага, как же, дадут они совет. Что они могут посоветовать? Да, они ближайшие друзья после Минхо, но… Нет, Джисон не настроен советоваться, даже с ними. По крайней мере пока. — Короче, ясно, — вздохнул Чанбин, выпрямляясь. — Говорить ты не хочешь, оно и понятно… Но слушай сюда. Джисон приготовился к какой-нибудь нравоучительной фигне или к чему-то по-пацански суровому, но Чанбин вздохнул и спокойно сказал: — Ты это… если надумаешь, приходи вечерком. Посидишь у нас, пивка попьём. — В понедельник? — с подозрением покосился на него Джисон, Чанбин открыто улыбнулся: — Братан. Для тебя в любой день. Джисон вяло улыбнулся в ответ. Чанбин не ухмылялся, не шутил, он был настроен серьёзно и всем своим видом показывал, что всё понимает и ему можно доверять. Джисон в курсе, что можно. Каким бы задиристым и временами резким Чанбин ни казался, у него есть принципы, согласно которым помогать друзьям – это самое важное. Особенно, если у них проблемы. А у Джисона на лбу написано, что у него проблемы. И Чан, и Чанбин оба смотрели обеспокоенно и участливо. Джисон не видел в их действиях пустого любопытства и попыток влезть туда, куда не следует, зато видел их желание его взбодрить, помочь, он ощущал их поддержку, но ответил только: — Спасибо, правда. Но мне бы самому сначала разобраться. И Джисон хотел начать разбираться сразу. Он вышел из кафе с намерением догнать ребят и в оставшиеся минуты поговорить с Минхо перед парой, но догонять никого не пришлось: они ждали его около кафе. А на вопрос Джисона, почему они не пошли до корпуса, Феликс ответил: — Минхо попросил тебя подождать. Сам Минхо свалил подальше и делал вид, будто он не при делах. Ходил взад-вперёд, пинал какие-то камушки, засунув руки по карманам, а Джисон смотрел на него, и ему жутко хотелось подойти к нему и… обнять. Положить голову на плечо и сжать покрепче, а он пусть фыркает себе и шипит, как бродячий кот. Но Джисон не подошёл. Потому что запомнил тот взгляд, которым Минхо его одарил, когда он просто положил руку на его бедро. Чего уж говорить о полноценном объятии? Так и пошли они до корпуса отдельно. Минхо шагал впереди и со смехом пересказывал остальным какой-то стыдный момент с вечеринки, Феликс шёл рядом, ржал и поддакивал, а Хёнджин, взяв своего ненаглядного под локоть, сгорал от стыда, закрыв ладошкой глаза. — О боже мой… — и ныл. — Минхо, прекрати! — Мне нравится смотреть, как ты страдаешь, поэтому слушайте дальше. А Джисон смотрел на них всех и хмурился. Минхо болтал, Феликс хихикал, Хёнджин закатывал глаза и клялся, что в следующий раз набухает Минхо до потери сознания. Чонин широко и хитро улыбался, поддерживая эту идею, пока Сынмин украдкой поглядывал на хмурого Джисона. По пути на пару Джисон придумал план. Они с Минхо же сидят вместе, так? Вот они и сядут, Джисон попросит у него распечатки к лекции, они будут сидеть рядом и тихонько начнут разговаривать о всякой учебной херне, а там и до перерыва недалеко. На перерыве Джисон скажет Минхо что-то вроде: — Я в курсе, что облажался, но дай мне время. И Минхо конечно же сжалится над ним. Он улыбнётся и подпихнёт его плечо своим, давая понять, что всё в порядке. Но Минхо с Джисоном не сел. Он прямой наводкой попёрся с Сынмином и Чонином к задним рядам, на Джисона даже не глянул. А на место Минхо (и на радость Феликсу) плюхнулся Хёнджин. Оказывается, пока Джисон после обеда болтал с Чаном и Чанбином, Минхо договорился с Хёнджином, что они поменяются местами. — Но ты не переживай, завтра вы сядете вместе, — заверил его Хёнджин. — Минхо сказал, что просто не хочет разлучать нас с Феликсом. Это только на сегодня. Феликс в ответ на это неуверенно улыбнулся, Хёнджин с такой же несмелой улыбкой почесал затылок: они оба понимали, что дело далеко не в этом, но вопросов задавать не стали. Задело ли это Джисона? Нет. Конечно, нет. Что такого в том, что Минхо захотел посидеть на другом месте? Имеет право, он свободный человек. И ничего странного в этом нет. Ну отсел и отсел – не такое уж большое дело! А то, что он никогда так не делал, как бы они ни ругались, ну… что ж! Бывает. Всякое бывает. Да… ничего странного в этом- Чёрт, неужели он настолько обиделся, что решил сбежать на задний ряд? И что он, теперь будет от Джисона бегать? Ему неприятно сидеть рядом с ним? Джисон так сильно его взбесил? Чем это, интересно? Джисон думал об этом, глядя на Минхо, а внутри жгло так, будто он острого соуса выпил. Никогда не было такого, чтобы Минхо отсаживался, причём так демонстративно. Хотя, ничего демонстративного в его поведении не было: объективно – он просто сел на другое место. Он не щурился, глядя на Джисона, не посылал ему колких взглядов, не скрещивал руки на груди и не фыркал. Всё это делал Джисон, глядя на Минхо. Детский сад, ей-богу. Джисон полпары пытался понять, отсел ли Минхо из-за их накалившихся отношений, или он правда дал возможность Феликсу и Хёнджину досидеть сегодняшние занятия вместе? Первый вариант более вероятен, но… может, Джисон слишком много на себя берёт? Он пытался в этом разобраться, но ещё больше запутался, когда Минхо на перерыве посреди пары спокойно подошёл к нему, положил перед ним контейнер с линзами и вернулся обратно на задний ряд, не сказав ни слова. Феликс с Хёнджином наблюдали всё это в замешательстве. Джисон вздохнул, перевёл взгляд на них и прищурился, глядя поочерёдно то на одного, то на другого. — И вы даже не спросите, что между нами произошло? Феликс вздохнул: — Как будто ты честно всё выложишь. Да уж, Феликс хорошо изучил его за то время, что они дружат. Джисон усмехнулся, наблюдая, как Хёнджин достал скетчбук, открыл пустую страницу и, поглядывая на Феликса, начал срисовывать его лицо. У него почти каждая страница в Феликсе, и это должно бы казаться странным, но это же Хёнджин. — А ты? — Джисон обратился к нему, но тот даже не обратил на него внимание, пребывая в своём мирке. Ноль реакции. — Хёнджин? Он, не поднимая взгляда, протянул: — Чего тебе? — Ты ж любишь всякие драмы-интриги. Неужели не будешь допытываться, что там у нас? Хёнджин загадочно хмыкнул. — Я тебя умоляю, какая драма? Какая интрига? Тц… С вами давно всё понятно. — Понятливый какой, — ради приличия пробухтел Джисон. — А как по Феликсу втихаря сохнуть полтора года, так тут ты тормоз. — Всему своё время, Хан, — Хёнджин глянул на Феликса с этими его искорками в глазах, Феликс широко улыбнулся, принимая его влюблённый взгляд и посылая в ответ такой же. Больше они об этом не говорили, а там и пара продолжилась. Только после её окончания, когда Минхо пулей вылетел из аудитории, Хёнджин наклонился к Джисону и протянул: — Может, ты его догонишь? Джисон только повёл плечом. Ну догнал бы он его, ну и что? Они пошли бы до остановки, и у них на разговор было бы минут десять от силы, после которых Минхо сел бы в автобус и укатил на занятия по танцам. И смысл? К тому же, Джисон совсем потерялся. О чём они будут говорить? Минхо ясно дал понять, что не горит желанием что-то обсуждать. Ну и что теперь, пускать всё на самотёк? А как же любимое выражение Минхо, что проблемы надо решать постепенно, по мере поступления? Вот они, эти проблемы, они уже поступили, но никто их не торопится решать. А как их решать? С чего начать? Что говорить? У Джисона опыта в выяснении отношений – ноль. Все его отношения выяснялись как-то сами по себе, да и то, что у него было, отношениями-то назвать сложно. А у него с Минхо что? Не отношения же. Между ними что-то непонятное и наверняка одностороннее, Джисон не питает никаких иллюзий на этот счёт. Тем более, как говорить о своих чувствах с тем, кто вряд ли испытывает что-то в ответ? Как же всё это сложно-то. У Джисона голова кипит, кружится и раскалывается от всех этих мыслей. Ему нужна помощь со стороны. Ему надо выговориться. Надо сбросить с себя часть вот этого всего, немного расслабиться, чтобы потом с ясной головой действовать, не рубить сгоряча и не ломать дров. Джисону нужна помощь, а Чан с Чанбином же её предлагали, так? Почему бы не воспользоваться. Да, Джисон хотел разобраться со всем сам, но ему нужна поддержка. А ещё больше ему нужен волшебный пендель для разгона, и кто как не Чан с Чанбином могут всыпать ему как следует? Словесно, разумеется. Поэтому около девяти вечера он вышел из общаги, записавшись в журнале, и пошёл в ближайший магазин за пивом. Взял упаковку с шестью банками: себе две и по две Чану с Чанбином – их любимое, а Джисон так, за компанию. Он не ценитель, для него всё пиво на вкус одинаково. Одинаково отвратительное. Поэтому скорее по три банки Чану и Чанбину, но суть не в этом! Суть в том, что Джисон решился-таки воспользоваться их широкими дружескими плечами, на которые те сами предложили ему опереться. И вот он сел в автобус, маршрут которого идёт до друзей через остановку Минхо, и поехал. Едет он, теребит упаковку с пивом, думает. Представляет себе встречу с Чаном и Чанбином. Представляет, как завалится к ним, упадёт на их диван лицом вниз и начнёт ныть в подушку, что влетел по полной, потому что переспал с Минхо. Он представляет обалдевшие лица Чана и Чанбина, представляет живо настолько, что даже смешно. Но он скажет им, что всё случилось так, как и должно было рано или поздно случиться, что всё это даже логично. А как иначе? Чувства Джисона взбунтовались! Они устали от того, что их столько лет лишали свободы, их подавляли, их не слышали, и они правда замолкли, но потом бум! И произошло то, что произошло. Джисон скажет это всё, а потом нехотя признается, что на отношения с Минхо даже не рассчитывает. Хотелось бы ему быть с ним? Откровенно говоря, скорее да, чем нет. Он его любит, он ему доверяет, они близки и у них действительно много общего, включая богатое на события прошлое. Казалось бы, это прекрасно, если люди, знающие друг друга настолько хорошо, будут вместе. Но Минхо всё ещё Минхо. Он никогда не интересовался отношениями, романтикой, и даже если он дал Джисону то, в чём тот нуждался, ни о чём конкретном это не говорит. Минхо сказал, что просто хотел бы попробовать, он читал про секс, и для него это как попробовать готовить блюдо по сложному рецепту. Это интересно, это вызов самому себе – и ничего более. Джисон, думая об этом, сам себе хочет заехать по лицу, но правда такова: Минхо вряд ли относится к этому так же, как Джисон. Не может быть, что ради него он изменил свои установки; невозможно, чтобы он за всю половозрелую жизнь ни разу не влип в отношения, ни разу не проявил ко всему этому интерес, а тут на тебе! Влюбился за ночь и захотел жить с Джисоном долго и счастливо. Джисон не такой наивный. Он хоть и придурок временами, но точно не дурак. Он в курсе, что, каким бы классным другом он для Минхо ни был, ничего особенного в нём нет и задница у него не волшебная, изменить ничьи чувства не может. Что ещё он скажет Чану и Чанбину, что ещё… Скажет, что не жалеет ни о чём. Пусть даже сейчас он сокрушается и не знает, что делать, он не жалеет. Если бы ему дали возможность отмотать время и всё исправить, он ничего бы не поменял. Он ещё раз поцеловал бы своего лучшего друга, заново предложил бы ему зайти дальше, ещё дальше, он снова стонал бы под ним и плавился, и пусть ему было бы так же стыдно, пусть. Зато его чувства наконец услышаны, осталось их освободить. Он любит своего лучшего друга. Любит его не только по-дружески, и хватит обманываться. Сколько можно душить в себе это, так ведь и задохнуться недолго. Джисон смотрит в окно автобуса, жуёт губу. Следующая остановка – остановка у дома Минхо. — К чёрту, — сам себе говорит Джисон и нажимает на кнопку, чтобы автобус остановился. Он тут же пишет в чат Чану и Чанбину, чтобы его сегодня не ждали. Он уже там, где и должен быть. Минхо должен знать, что происходило с Джисоном раньше, должен знать, что происходит с ним сейчас. В конце концов, он его лучший друг, он не обидит и не бросит. И да, может он и не горит желанием что-то выяснять, но это нужно им обоим. И окей, если он не сможет ответить Джисону взаимностью, Джисон это как-нибудь переживёт, но он больше не может молчать, не может держать всё в себе. Он не выдерживает. Ему надо освободиться. И будь что будет.