По мере поступления

— Всё, чего мне сейчас хочется, это подняться наверх и лечь спать, — Минхо нажимает на кнопку лифта и вздыхает. Наконец-то он дома, наконец-то весь этот шум остался позади. Нет, ему на вечеринке понравилось – что довольно странно, ведь обычно его социальной батарейки хватает на пару часов, по истечении которых он сидит и ждёт, когда наступит время, приемлемое для отъезда домой. Но сегодня он действительно повеселился и наговорился на месяц вперёд. Сегодня он узнал Хёнджина поближе, нашёл немало общего с Чонином и по-доброму подкалывал Сынмина, причём взаимно. Он танцевал, пел, ел и в целом время провёл отлично настолько, что даже сам удивлён. — Устал? — усмехается Джисон, привалившись к стене около лифта. — Да. Столько петь и танцевать, ты меня совсем умотал. — Ой, да ладно тебе, — Джисон улыбается, наклоняя голову. — Тебе же понравилось. Я видел! Да, понравилось. Понравилось, что после их разговора во время перекура Джисон расслабился полностью, перестал грузиться и веселился на полную. Затеял алкогольную игру, придумал какие-то конкурсы, устроил соревнование караоке. Его движок в жопе заработал на полную, а Феликс только ещё больше подбивал его на всякие безумства, пока Минхо с Хёнджином наблюдали за ними и как-то понимающе друг другу усмехались. К слову, конкурс караоке неожиданно выиграл Сынмин, который и перепел всех, и Чанбина перечитал. Чанбин аж челюсть на стол уронил, когда это произошло. Уронил, поднял, а потом налил Сынмину стопку соджу и выпил с ним, таким вот образом проявив уважение. — Ну прикольно же было! — Да, было круто, — улыбается Минхо, мягко укладывая ладонь на плечо Хани и подталкивая его в лифт. — Идём. — Мне нравится тусить с пацанами, — Джисон нажимает на кнопку и двери закрываются. — Сегодня прям хорошо было. В другие разы тоже клёво, но сегодня… Блин. Я так рад, что мы заобщались ввосьмером. Хёнджин с ребятами такие классные. Чан с Чанбином с ними так законнектились, ты заметил? — Ага, — усмехается Минхо. — Они сразу нашли общий язык. И ты тоже, только я в этом плане тормоз. — Ну и ладно! Ещё всё впереди. Ты просто осторожный и подозрительный поначалу, — Джисон упирается плечом в плечо Минхо и тыкает пальцем в его щёку. — Но потом такой милый. Такой милый, мягкий котик. — Отстань, — улыбаясь, Минхо в шутку отмахивается от Джисона, как от назойливой мухи. — Детка, не мешай мне делать тебе комплименты! Минхо закатывает глаза. Лифт останавливается. — Давай, на выход, — он кладёт ладонь на поясницу Джисона и подталкивает его вперёд, тот оборачивается с протянутой ладонью. — Ключи дай. Они выходят из лифта, Джисон с ключами шагает к двери. Вставляя ключ, говорит: — Сейчас бы кофейку навернуть. — Какой тебе кофе в четыре утра? — Так утро же! Самое время для кофе, — Джисон с широкой улыбкой открывает дверь и пропускает Минхо вперёд, кланяясь: — После вас, прошу. Минхо фыркает, но улыбаться не перестаёт. Заходит внутрь и включает свет: навстречу, как самая любопытная, выходит только Дори, остальные наверняка уже дрыхнут. — Привет, моя девочка, соскучилась? — Минхо садится на корточки и чешет ей за ушком, затем встаёт и снимает обувь, пока Джисон закрывает за ними дверь. Вешает кожанку на крючок, берёт на руки Дори и смотрит в зеркало: макияж по лицу не разошёлся, всё в порядке. Завитки на волосах, правда, распрямились, но так даже прикольнее. Жаль, что всё это нужно смывать. Джисон появляется в отражении и, погладив кошку между ушками, улыбается дурашливо. — Милашка. — Да… Дори у нас такая, — Минхо щекой потирается о голову кошки, та бархатно мурлычет. — Она-то да, но знаешь, кто милее? — отвечает Джисон, затем опять тычет Минхо в щёку. — Ты! — Да хватит, Хани, — Минхо смеётся, ухватывает его руку, и Дори от их возни спрыгивает на пол, сразу убегая по своим делам. Минхо поворачивается к Джисону и с прищуром ухмыляется: — Ты сегодня прямо-таки отлипнуть от меня не можешь. Джисон смотрит в его глаза, смотрит чуть ниже на нос, потом чуть ниже носа. Затем возвращается к глазам: — Я всегда не могу от тебя отлипнуть, детка, — а затем он в шутку и совершенно по-идиотски тянет к нему губы. Минхо не сдерживается и начинает посмеиваться, говоря: — Как-нибудь надо сделать как Феликс: не заржать, а потянуться к тебе в ответ. Посмотрю потом, как ты охренеешь. — Хм… а ты сделай так как-нибудь, и мы посмотрим, охренею ли я, — Джисон шутливо подмигивает и уходит в сторону ванной. — Я в душ! — Ты хоть полотенце возьми, — Минхо идёт на кухню и моет руки в раковине прямо там, раз ванну уже бессовестно заняли. — Принесёшь мне халат? — звучит со стороны ванной. — И полотенце! Минхо, выключая кран, качает головой: всё ему принеси, подай. Как маленький. — Может, мне тебя ещё искупать? — Ты поаккуратнее с вопросами, — задорно кричит Джисон. — Я ведь и согласиться могу! — Давай мойся уже, — усмехается Минхо по пути в свою комнату. — Мне тоже потом надо. В комнате он открывает высокий шкаф, в котором самая большая полка принадлежит Джисону. Она выделяется среди полок Минхо, потому что там как обычно жуткий беспорядок. Минхо купил Джисону отдельные коробки из Икеи, чтобы хоть как-то организовать пространство, но прижились только две: большая – для чистых носков и трусов, поменьше – для всяких ремней, цепочек, колец и прочей мелочи. Остальное – майки, футболки, домашняя одежда, толстовка, водолазка, джинсы, спортивки, даже откуда-то панамка – всё у него в кучу. Минхо пытался приучить его к порядку хотя бы на этой полке, он показывал, как нужно складывать вещи, даже ругался с ним по этому поводу, но Хани ни в какую. Говорит, что это его собственный порядок, ему так проще. Что ж, Минхо сдался. Если Хани так удобно, то какая разница? Главное, что он сам свои вещи стирает. Стирает, к слову, у Минхо. А чего далеко ходить? Вещи всё равно здешние. — Это здесь откуда? — среди этих вещей Минхо находит свою кофту. Качает головой и кладёт обратно: ему не жалко, Хани и так периодически таскает его одежду. Полотенце оказалось в коробке с носками и трусами. Минхо берёт его, хватает боксеры, тянется за хлопковым халатом. Если точнее, это не халат, это юката с журавликами – подарок мамы Минхо из Японии специально для Джисона. Он тогда от восторга чуть ли не прыгал. И это забавно, ведь юката наверняка и в Сеуле есть, но Джисон радовался как дитя, обнимая маму Минхо как свою родную. Минхо закрывает шкаф и идёт к Джисону в ванную. Останавливается у двери, прислушивается. Вода журчит, Джисон напевает песню, которую он сегодня пел с Минхо и Чонином в караоке. Минхо мягко стучится и осторожно открывает дверь, Джисон закрыт шторкой. — Вещи на крышке корзины для белья, если что. — Стой! — голова Джисона показывается из-за шторки. Его тени растеклись кругами вокруг глаз, мокрые волосы падают на лоб. — Я похож на панду? — Ты похож на мокрую эмо-белку. — Мог бы и соврать, — фыркает Джисон и тянет руку. — Дай мне свою умывашку, пожалуйста. Минхо берёт пенку для умывания с полки у зеркала и передаёт её Джисону, тот подмигивает: — Благодарю, — и снова скрывается за шторкой. Минхо усмехается и выходит из ванной комнаты. Джисон выходит через несколько минут. Минхо лежит на кровати и гладит спящую Суни, когда Джисон заходит в комнату. — Иди, свободно, — его влажные волосы зачёсаны назад, он весь такой чистый и благоухающий, а юката сидит на нём просто восхитительно. Джисон как-то говорил, что Минхо японская одежда подходит больше, но каждый раз, когда Джисон выглядит вот так, Минхо хочется спорить, что и кому больше идёт. — Я там в стирку кинул свои шмотки, ты не против? — Нет, — отвечает Минхо, вставая. Он уже приготовил свои вещи, но идти как-то не спешит. Смотрит на Джисона, пока тот подходит к зеркалу в полный рост и разглядывает своё лицо. — Подойди ко мне, — говорит он. Минхо подходит без вопросов. — Не пойму, у меня всё смылось или как? Джисон поворачивается и смотрит на Минхо, находясь в мелком шаге от него. Минхо моргает, не сразу понимая, о чём говорит Хани, но до него вовремя доходит: макияж. — Давай гляну, — Минхо, сглатывая, берёт лицо Хани в ладони и рассматривает внимательно, не улыбаясь. От него приятно пахнет свежестью и немного зубной пастой, а кожа у него такая мягкая, такая приятная на ощупь, хочется прикасаться к ней и прикасаться. Сегодня Минхо так часто трогает его лицо, что начинает привыкать. Не то чтобы он до этого его лица не касался, но сегодня… сегодня побиты все рекорды. — Какой ты серьёзный, — с теплом улыбается Джисон, и от его улыбки внутри Минхо что-то трескается. — Ну так и что? — Всё нормально, — Минхо отпускает лицо Джисона, тут же разворачиваясь. — Я в душ. Берёт вещи и буквально сваливает смывать с себя сегодняшний вечер. Вечер, надо сказать, богатый на события и всякие неоднозначные мысли и чувства. Особенно по отношению к Хани. Особенно после перекура. После него Минхо потанцевал с Хани так, что, во-первых, захотелось покурить снова, во-вторых, захотелось выпить. Но ни того, ни другого он делать не стал. От алкоголя его нехило развозит, он добреет на глазах и размягчается, лезет к Хани и постоянно хочет обнимашек – а это, вкупе с его неоднозначными мыслями и чувствами, явно не сыграло бы ему на руку. По пьяни дров наломать не хотелось, поэтому к концу вечеринки он был трезв, как стекло. Хани, к слову, тоже. Увидев, что Минхо вместо алкоголя пьёт газировку, он аж расцвёл. Хани любит газировку, любит кофе, любит всякие соки, но алкоголь терпеть не может. Вот и обрадовался, что можно им не давиться. Чан, к слову, чуть позже тоже их поддержал и перешёл на коктейли из гранатового и ананасового соков. Распинался о пользе для организма Чонину и девчонкам. Чонин же, наоборот, пил за двоих, а то и за троих – тяжело быть младшим и тащить на себе груз заботы Чана. Он пьянел медленно и очень забавно, но к концу вечеринки он всё-таки повис на Сынмине, а Сынмин, в свою очередь, опирался о Чана. Так они и стояли, ожидая одно на троих такси. Собрались ехать к Чану с ночёвкой, потому что Чонин – парень общежитский, кто бы его пустил в пятом часу утра, да ещё и пьяного в дрова? Поэтому изначально он должен был ехать отсыпаться к Сынмину, но тот появляться перед родителями в таком неприглядном виде не захотел. А тут Чан и его добрая душа с предложением ночевать у него – всё сошлось. К тому же, Чанбин, с которым Чан с прошлого года снимает жильё, свалил ещё где-то в два часа ночи. Минхо заметил, как он что-то говорил Хёнджину, пожимал ему руку, потом обнял его и поклонился – прощался. А потом то же самое сделала та самая девушка, с которой Чанбин сидел пару часов чуть ли не в обнимку. Тут и ежу понятно, что уехали эти двое вместе. Вообще, Минхо интересно было наблюдать за всеми. Интересно было смотреть, кто и как взаимодействует, кто с кем больше всего пересекается. Он заметил, что Сынмин обменялся контактами с девочкой, с которой его посадили. Заметил, как они неуклюже, но мило, вместе танцевали быстрые и медленные танцы, пока другие пели. Заметил, как Чан заболтался сразу с двумя девчонками и сразу обе явно посылали ему какие-то сигналы, но тот сидел и как будто не замечал этого. Улыбался, пил свою смесь соков и приглядывал за всеми как мамаша за детишками. Минхо заметил, как Феликс с Хёнджином мило ворковали друг с другом, как соблазнительно двигались на танцполе, как трогательно Хёнджин прижимал руку к груди, пока Феликс поздравлял его с днём рождения. Минхо заметил, как рад был Хёнджин подаркам, по-детски, искренне. Как он чуть не расплакался, когда его поздравляли его подруги из художественной школы, когда благодарили его за то, как он умеет выслушать и дать дельный совет, за то, какой он внимательный друг. Минхо аж сам чуть не прослезился, когда всё-таки прослезились Хёнджин, его девчонки, а с ними и Феликс заодно. Минхо видел, что Хани смотрел на них с улыбкой и вздыхал. Потом смотрел на Минхо и тут же отводил взгляд. Минхо не мог упустить того, как Хани красиво и чисто пел свою любимую песню, как он танцевал, двигая тазом и бёдрами так, как его научил Минхо. Как он улыбался, как смеялся, как прижимался к Минхо то коленом, то плечом, как укладывал руку на его бедро. А Минхо смотрел на эту руку и пытался понять: почему он чувствует то, что чувствует, когда Джисон касается его? Почему его пробивает электричеством и будто жарче становится, а сердце начинает биться чаще. Хорошо, что Минхо не пил. А то прикосновений было бы куда больше, и непонятно, куда его могло занести. И как только раньше его не заносило? Он несколько раз бывал к этому близок, но… вселенная его всегда жалела. — Эй, я зайду? — голос Хани выводит Минхо из мыслей. Думать под струями горячей воды – это одно из увлечений Минхо, не иначе. — Я линзы снять забыл. В знак согласия Минхо мычит и, закрыв глаза, подставляет лицо ласкающему потоку воды. Температура идеальная. Не тёплая, но и не обжигающая, и напор средний, – то, что надо. — После душа глаза как будто высохли, — причитает Джисон, скорее всего снимая свои линзы. Минхо не видит, он запускает пальцы в волосы и тянет их назад. Разговаривать с Джисоном, пока он принимает душ, опыт, конечно, интересный и далеко не новый, но точно не самый захватывающий. Минхо опускает голову, вода бьётся о затылок, о шею, обтекает спину. Затем он наклоняет голову, чтобы вода не начала попадать в нос, поднимает лицо обратно к струям и опять запускает пальцы в волосы. Он отклоняется в сторону полок с шампунями, теперь вода хлещет на его плечо, не попадая на лицо, поэтому он открывает глаза. И от неожиданности хмурится, потому что из зеркала на него смотрит пара глаз в очках. Джисон смотрит несколько секунд, потом вздрагивает и суетливо опускает взгляд: — Я это… извини, я… — он неуклюже задевает бутылочку раствора, та вместе с контейнером для линз падает в раковину, туда же падает мыльница и пенка для умывания, которую Джисон не убрал на место. И всё это происходит с нелепым грохотом, а Хани выглядит до ужаса комично, поправляя очки и торопливо собирая всё это добро. — Передай мне пенку, пожалуйста, — усмехается Минхо. И что Хани мог увидеть такого, что его так смутило? Мокрого и голого по пояс Минхо? Зрелище не то чтобы очень впечатляющее. Он, не глядя на Минхо, передаёт ему пенку и выметается из ванной со своими вещичками. Странный он сегодня. Но Минхо такой же. Когда он, одетый в пижамные штаны и футболку, заходит в свою комнату после душа, Хани, включив только ночник, уже постелил на полу привычный им обоим матрас: — Кто будет спать на кровати? — поправив очки, он делает шаг к Минхо и вытягивает ему кулак: — Камень-ножницы-бумага? — Спи ты, — усмехается Минхо, Джисон выпячивает нижнюю губу. — Ну вот, а так хотелось выиграть в честном поединке. — Выиграть? Хани… — Ой да иди ты, я не всегда проигрываю. Минхо хмыкает и, подсушивая волосы полотенцем, идёт к шкафу. Осматривает полку с постельным бельём и достаёт оттуда чистую простынь. Затем идёт к матрасу, на ходу спрашивает: — Так ты кофе будешь? У меня есть без кофеина, — на Джисона глаза не поднимает. Тот садится на край кровати. — Не. Передумал. Минхо оставляет полотенце сушиться на спинке стула и идёт к матрасу, расправляет простынь и начинает сосредоточенно её заправлять, при этом ощущая на себе взгляд: кажется, Джисон смотрит на его спину. Минхо же Джисона лучше б вообще не видел. Причина глупейшая: юката на Хани – что-то вроде слабого места у Минхо. Он во всём хорош, но именно в этом, по сути, халате что-то в Минхо шевелится такое, что ничего хорошего не предвещает. Да весь вечер в принципе складывался так, что что-то в Минхо да шевелилось. И раньше такое бывало, но как-то равномерно, с перерывами, а сегодня всего слишком. Поэтому Минхо на Хани не смотрит. Зато Хани смотрит на него, причём внимательно, будто замышляет что-то. — Минхо? — тихо говорит он. Минхо, заправляя края простыни под матрас, оборачивается на Джисона: — М? — Можешь… эм… — Джисон задумчиво чешет затылок. — Можешь подойти ко мне, как закончишь? Минхо кивает и, закончив с простынёй, встаёт. Смотрит на Джисона и вздыхает. Со стороны звучит так, будто вздыхает от усталости, но на деле… — Что хотел? — Минхо поджимает губы, когда становится напротив. Джисон сидит, смотрит из-под очков, и Минхо вздыхает снова. Ещё одно его слабое место – Хани и эти очки. Неясно, что в них такого, но, когда они на этом милом личике, Минхо не всегда может сосредоточиться как следует. А Хани сейчас сосредоточен. Он смотрит снизу вверх, но не выглядит растерянным, он выглядит как тот, кто держит ситуацию под контролем одним только взглядом – изучающим, с прищуром. От этого взгляда Минхо отчего-то ощущает слабость в ногах. Хочется развернуться и уйти спать на матрас, лишь бы не сделать что-то странное. Не сесть Джисону на колени, например. А что? Он уже выяснил, что сидеть на них удобно и очень, как бы помягче сказать… интригующе. — Хани? — Минхо нервно улыбается. Их гляделки неприлично затянулись. — Ты какой-то странный. Джисон ухмыляется как-то горьковато. — Ты тоже. Минхо хотел было в шутку возмутиться, что, мол, не странный он. Всё с ним в порядке. Всё как обычно. Но кого бы он обманул? Джисона? Себя? Ничего не как обычно, ничего не в порядке. Уж если честно, то между ними давно ничего не в порядке, со стороны Минхо так точно. Уже давно Минхо смотрит на него дольше положенного, думает о нём чаще, чем следует, касается его нежнее, чем это принято между друзьями. Но Минхо до последнего пытается прикрыть всё дружбой. Он самому себе объясняет свои же непонятные чувства только с одной, безопасной стороны. Да, Минхо странный. И Хани тоже, раз понимает это, но не отталкивает его и не злится. Или он просто не понимает, насколько странный Минхо. — Тебе что-то нужно было, — Минхо честно старается выглядеть нормальным. Джисон поджимает губы и пару секунд молчит, опуская взгляд. — Мне нужно… ну… — он смотрит на футболку Минхо, будто там написаны подходящие сейчас слова, затем говорит на выдохе: — Хочу кое-что проверить. Поэтому у меня к тебе просьба. Минхо вопросительно изгибает бровь. — Какая просьба? Джисон хватается за запястья Минхо и поднимается. — Странная, — он звучит уклончиво. Руки Минхо в его руках, они стоят друг напротив друга, и расстояние между ними мизерное. Впрочем, не первый раз, особенно за эти несколько часов. — Эм… Можно вопрос? Минхо кивает, глядя на растерянное лицо Джисона. Тот опускает взгляд и говорит тихо: — Ты когда-нибудь целовался? Минхо непонятливо хмурится. Молчит. Джисон смотрит на него всего секунду, после чего снова опускает взгляд и бормочет: — Боже, не смотри на меня так, пожалуйста. Мне и так стыдно. Просто ответь на вопрос. — Ты же знаешь ответ. — Да, но… вдруг? Вдруг ты не хотел мне о чём-то рассказывать? Ты же сам сегодня сказал, что у нас должны быть секреты. Вдруг у тебя что-то поменялось, а я не знаю? — Нет. Ничего не поменялось, я всё ещё ни разу не целовался. Джисон сжимает его запястья крепче. — А хочешь попробовать? — и поднимает голову, смотрит неуверенно и с опаской. Минхо моргает. Минхо говорит, совершенно не думая: — А ты предлагаешь? Джисон мнётся. Вздыхает, облизывает губы, и в контексте их разговора это движение выглядит так, что Минхо зависает на несколько секунд. В голове пустота. Ни единой мысли. Только Хани перед глазами и его влажные, такие красивые губы. — Да, — эти губы поджимаются. В глазах у Джисона самая настоящая паника. — Просьба в этом? Ты предлагаешь нам поцеловаться? Джисон кивает. У Минхо внутри что-то переворачивается, что-то скручивается и пульсирует. — И что ты хочешь этим проверить? — Кое-что. Потом скажу. Минхо хмурится. Если он согласится, то либо просто исполнит просьбу лучшего друга и ничего не произойдёт, либо самому себе признает, что, возможно, Хани для него не только лучший друг. Возможно! Возможно, этот поцелуй всё и решит. Может, Минхо не понравится. Может, поцелуи – это вообще не для него, и если ему не понравится с Хани, то вряд ли понравится в принципе. И если так всё и будет, то он точно поймёт, что чувства к Хани сугубо платонические без каких-либо вариантов. Нужно это проверить. — Чёрт, чувак, прости, — Джисон неловко улыбается, отпускает запястья Минхо, поправляет очки. Начинает тараторить: — Забей. Правда, забей. Я херню сморозил. Я что-то это… затупил. Как-то тупо это всё. Извини. Блин. Я не… мне не нужно было, я… Кажется, лишнего ляпнул, мне правда очень жаль. — Ладно. — Ты не злишься? Прости. Правда, я идиот, раз такое предложил. — Я согласен. — Что? — Джисон лупает круглыми глазками. — Давай поцелуемся. Я согласен. — Правда? — Ну да, — Минхо усмехается. — Лучше я первый раз поцелую тебя, чем… не знаю. Кого-нибудь. Джисон с облегчением, но всё ещё неуверенно улыбается. — Не думаешь, что первые разы переоценены? — Возможно. Но облажаться перед тобой не так стрёмно. Джисон улыбается шире, спокойнее, а внутри Минхо ещё один небольшой переворот. — Не боишься, что я буду тебя стебать, если облажаешься? — Ты? — Минхо фыркает. Кладёт ладони на пояс Джисона, двигаясь ближе, сокращая и так жалкое расстояние. Джисон робко укладывает ладони ему на грудь. — Не думаю, что ты настолько коварный. Но я всё равно постараюсь. — Да уж… постарайся, — Джисон, кажется, покраснел. Обе его ладони на груди Минхо, он ведёт ими вверх, оглаживая ткань футболки, останавливается на шее. Его руки мягкие, тёплые. Как и весь он. — И… пару правил на первый раз: терпения побольше, слюней поменьше и никакого языка. Понял? Минхо кивает. — Повтори, если готов. Минхо пару секунд думает: а готов ли он? С Хани? Да на всё, что угодно! Поэтому он наклоняется совсем близко и шепчет ему в самые губы: — Терпения побольше, слюней поменьше и никакого языка. — Молодец, — выдыхает Джисон и, закрыв глаза, сокращает последние миллиметры между ними. Его губы уверенно обхватывают верхнюю губу Минхо, губы Минхо осторожно обхватывают нижнюю губу Хани – и желудок будто сводит судорогой. Приятной такой, не как при отравлении или от страха, а как-то… по-новому? Это новое ощущение закручивается внутри спиралью, расходится по телу тёплой волной, оставляя за собой россыпь мурашек на коже. Хочется ещё. Хочется больше. Минхо обхватывает талию Хани обеими руками и крепко, но мягко, прижимает его к себе. Хани прижимается с готовностью, с отдачей, он обнимает Минхо за шею, запускает пальцы в волосы и слегка наклоняет голову. В поцелуе ощущается напор, в руках Минхо – тоже. Ему дико хочется вжать Хани в себя, а Хани будто хочется вжаться. Они сминают губы друг друга, они жадно друг за друга хватаются, Джисон практически виснет на Минхо, будто у него ноги подкашиваются, и это лишь от поцелуя без языка. Честно, Минхо не думает о том, хорошо ли у него получается. Не думает, как он с технической точки зрения двигает своим ртом – мыслей в голове ноль. Минхо действует исключительно интуитивно, будто уже знает, как надо. И Хани это явно нравится. Минхо это нравится тоже. Очень. Настолько, что его кровь потихоньку отливает вниз, но он этого не замечает, пока беспросветно увлечён Хани. Минхо ничего не замечает, кроме того, что у Хани заканчивается терпение. Откровенно говоря, у них обоих заканчивается. Одна из ладоней Минхо импульсивно опускается на крепкий зад Джисона и сжимает его, прижимая вплотную к себе, – тут поцелуй и прерывается. Они оба тяжело дышат, взгляд Джисона рассеянный, очки накренились. Он явно сбит с толку. А Минхо на секунду кажется, что он переборщил с ладонями: распустил руки, облапал его, поэтому сейчас Хани попросит остановиться и тем самым обозначит рамки. И правильно сделает. Но: — У тебя… отлично получается. Хочешь… добавим язык? Но Хани просит продолжения, ломая все рамки нахрен. Минхо кивает – это всё, на что его сейчас хватает. Джисон кивает тоже, он почти тянется к губам Минхо снова, но останавливается, чтобы торопливо снять свои очки и кинуть их на матрас на полу. — С очками аккуратно, ладно? Минхо, поправляя влажные волосы Хани, эхом шепчет: — Ладно. Джисон вздыхает, бегло оглядывает лицо Минхо и несдержанно прижимает его к себе. Он с новой силой набрасывается на его губы, а Минхо от неожиданности приподнимает брови и тормозит на пару мгновений, но на это нападение отвечает достойно. Правила первого поцелуя от Хани забыты подчистую: терпения нет, языки есть, и поцелуй в целом выходит мокрым, развязным, беспорядочным. Но это их не смущает. Джисон прижимает Минхо за затылок, Минхо прижимает Джисона за зад, они целуются так, будто последний раз. Возможно, это и есть их первый и последний раз. Возможно, Джисон отстранится в любой момент, улыбнётся и выдохнет: всё, я всё проверил, спасибо за помощь. Может, Джисон оттолкнёт его и начнёт возмущаться, что они перегнули и зашли куда-то не туда. Но Минхо его точно не оттолкнёт, он точно не отстранится, он наслаждается каждой секундой, не думает ни о чём, а просто чувствует. Чувствует тепло Хани, его сбитое дыхание, его язык, губы, руки, ноги – чувствует всё его тело. Такое родное и такое, чёрт возьми, любимое. А ещё чувствует хаос внутри. Обжигающий такой хаос, полный бардак, особенно когда Хани тихонько стонет в его рот. В голове пусто, зато в груди всего много, зато в животе пожар. А чуть ниже – напряжение. Чуть ниже желание, которое крепнет с каждым движением Хани, с каждым его звуком и с каждым вздохом. Желание, которое по-хорошему надо бы контролировать, которое в идеале надо было пресечь в зачатке, но уже поздно – процесс пошёл. Но ещё не поздно остановиться. Надо остановиться, пока Минхо не наделал глупостей, за которые потом будет стыдно. Но в голове всё ещё пусто. Джисон поцелуями опускается чуть ниже губ, прикусывает подбородок, засасывает кожу под челюстью, а затем и на шее – Минхо хрипло стонет и удивляется своей же реакции. Он приоткрывает глаза, растерянно пытается сфокусироваться хотя бы на чём-нибудь, но получается плохо, потому что комната будто плывёт. У Минхо голова кругом. Он закрывает глаза и вздыхает, испытывая острое желание вернуться к губам Хани прямо сейчас. Желание целовать его и целовать, пока ноги удерживают, а потом свалиться на пол и целовать дальше. Или свалиться на кровать, прижать всем своим телом и не только целовать. Как же дико он возбуждён сейчас. Ему должно быть стыдно, но… должно ли ему быть стыдно? Джисон, между тем, хватает потерянного Минхо за ткань футболки на груди, рывком меняет их местами и сразу толкает его на кровать. Минхо садится, упираясь вытянутыми руками в матрас, а Джисон смотрит сверху вниз – испытующе, пристально. Так, что у Минхо мелкая дрожь по телу, слабость. И дышать ему трудно. А ещё труднее спокойно смотреть на такого Хани, на такого взвинченного и настолько возбуждённого, что за своё возбуждение ни капли не стыдно. Они в одинаковом положении. Минхо отсаживается на кровати к самому изголовью, вытягивает ноги и тянет в сторону Джисона руки. Говорит совершенно бесстыдно, но с нотками отчаяния: — Иди ко мне. Джисон как по команде заползает на кровать и через пару секунд уже сидит на бёдрах Минхо. Обхватывает его лицо ладонями: — Минхо? Скажи честно: всё в порядке? Нет. Нихрена не в порядке. Всё в полном беспорядке, но Минхо это до безумия нравится. — В полном. — Мы в любой момент можем остановиться, — Джисон шепчет и вздрагивает от рук Минхо, обхвативших его талию снова. — Ты хочешь остановиться? — в ответ на это Джисон мотает головой в отрицании. — Так не останавливайся. Ухмыльнувшись, Джисон тянет Минхо на себя, и их губы сталкиваются снова. Джисон мычит, когда сталкиваются их языки, шипит, когда сталкиваются зубы. — Аккуратнее, — шепчет он. Минхо загнанно дышит, быстро кивает и тут же возвращается к его губам. Ладони Джисона на челюсти Минхо, немного на шее, такие горячие и такие правильные. Пальцы Минхо сжимают ткань юкаты Джисона – хочется вообще содрать эту тряпку и выбросить на пол, но Минхо держится. Единственная мысль, которая периодически всплывает – лишь бы не натворить глупостей. А это сложно, особенно когда Хани ёрзает на нём и как будто трётся. И стонет. Сдержанно, словно не хочет быть услышанным, но Минхо его слышит, и его крыша отъезжает напрочь. Отъезжает настолько, что после нескольких этих отчаянных стонов он, обнимая спину Хани по диагонали и сжимая его плечо, отрывисто двигает тазом вверх, будто толкается. Стон из Хани вырывается громкий. Стон Хани врывается в их поцелуй, и Минхо даже теряется, но смекает сразу: их члены соприкоснулись, пусть даже через несколько слоёв тонкой ткани. И если только от касания через одежду Хани такой громкий, то насколько же он чувствительный, когда одежды на нём нет? Минхо, движимый импульсом, двигает тазом снова. На этот раз Хани стонет пусть и тише, но ещё более возбуждающе. И выглядит он так же, особенно с этим его оголённым плечом, с раскрасневшимися припухшими от поцелуев губами, с этими чернющими глазами. Весь он – сплошное возбуждение. Джисон одной ладонью упирается в изголовье кровати, другую кладёт на плечо Минхо, двигает тазом сам и проходится ровно по члену Минхо, выбивая стон и из него тоже. Мелодичный такой, срывающийся. Минхо и не знал, что так умеет. А Джисон, закусив губу, запрокидывает голову и двигается снова, на этот раз аккуратно и дразняще. По телу Минхо жаркой волной проходится дрожь, он глухо стонет в оголённое плечо Джисона и туда же целует. Как же приятно касаться его вот так, как же хорошо. Джисон делает то самое движение опять, стонут теперь оба, одновременно. Минхо переходит на шею, прикусывает нежную кожу и мягко зализывает, засасывает и целует. Джисон вздрагивает от каждого прикосновения и, потираясь о Минхо, почти хнычет: — Мне жарко, мне так жарко, — он опускает руку от изголовья, отсаживается чуть назад и тянется к поясу своей юкаты. Это движение должно бы насторожить Минхо, но нет. Он перехватывает дрожащие пальцы Хани и сам развязывает пояс рывком, быстро оголяет его крепкие плечи и припадает к ним губами. Хани лишь спутанно бормочет в волосы Минхо: — Так хорошо, блять, как же… сними с меня… чёрт… Минхо снимает с него юкату, кидает на пол и тянет Хани на себя за зад, чтобы прижать к себе максимально тесно. Ноги Хани расходятся в стороны, он смотрит на Минхо сверху, а его рука скользит вниз. Он смотрит в глаза, когда опускает ладонь на ткань пижамных штанов Минхо, прямо между ног. Минхо чувствует его руку слишком остро. Но этого мало. Хани сжимает отвердевший член Минхо через ткань, прищуривается, облизывая губы, а Минхо смотрит на эти губы и пошевелиться не может. Будто боится, что спугнёт момент, испортит атмосферу, хотя так хочется снова двинуть тазом вверх, прямо в ладонь Хани. Так хочется почувствовать его ближе, ещё острее, почувствовать его кожей. Хани гладит его с напором, не сводя глаз, смотрит изучающе, не моргая. Потом наклоняется к уху и говорит, не останавливаясь: — Помни: мы можем остановиться. Минхо об этом и не думал. Кажется, из них двоих думает только Хани. — Могу я… я хочу… — Минхо сглатывает. Во рту без поцелуев Хани быстро пересохло. — Хочу коснуться тебя. — Коснись. Минхо почему-то кажется, что Хани его не понял: — Я хочу потрогать тебя. — Трогай. — Точно можно? — Да. Минхо всё же хочет уточнить: — Прямо, ну… там, — но слова не подбираются. Он вообще не из тех, кто стесняется говорить прямо. Но ощущение, что если он скажет всё напрямую, этот момент обретёт полную реальность и всё станет каким-то неправильным. Однако, пока всё, что между ними происходит, Минхо таким не кажется. — Боже… — вздыхает Хани, свободной рукой берёт запястье Минхо и укладывает его ладонь на свои боксеры. — Здесь? Так ты хочешь потрогать? — Почти, — Минхо закусывает губу, поглаживая слегка влажную ткань, Хани на выдохе шепчет: — Как тогда? Минхо на лицо Хани не смотрит, всё его внимание сейчас на своих же пальцах, которые гладят и сжимают, как будто играют и изучают. Хани терпеливо молчит. Он молчит, когда Минхо водит по очертаниям члена пальцами вверх и вниз, плавно и осторожно. Молчит, даже когда над резинкой боксеров его член показывается головкой. Но, когда Минхо большим пальцем мажет предэякулят, Хани вздрагивает и со срывающимся стоном поднимает голову к потолку. Минхо крепко держит его одной рукой, пока ладонь второй полноценно оборачивается вокруг его члена. — Вот так хочу, — он смотрит на Хани, на его длинную шею, на кадык, подрагивающий от движений пальцев по головке. А движения уже не такие неуверенные, как при поцелуе. У Минхо может и нет знаний, как целоваться, но как дрочить, – пусть даже самому себе, – он знает точно. — Продолжаю? Хани активно кивает, не говоря ни слова. Минхо внимательно следит за его реакцией, двигаясь медленно, даже с какой-то стороны мучительно, но тут торопиться не надо. Он водит рукой вниз, вверх, будто лениво, задерживается на головке и потирает её, давит, Хани морщится и хнычет. — Больно? — с беспокойством спрашивает Минхо. Хани только мотает головой, обнимает его шею. Дышит в ухо так, что Минхо крупно дрожит. — Так… С ухом поаккуратнее. Хани в ответ усмехается, после чего губами хватает мочку уха, сжимает и горячо выдыхает, от чего Минхо сильнее сжимает его член. — Ха-Хани, — корчится весь, пока Хани посасывает мочку его уха, при этом низко постанывая. Лижет, играется, а Минхо от этих прикосновений разваливается на части. Он оставляет член Хани в покое, кладёт ладонь на его живот и полностью отдаётся ему на растерзание. Пусть делает, что хочет, лишь бы делал. — Хани… Хани шепчет: — Я так люблю, когда ты меня так называешь. Минхо вспыхивает: почему-то эти слова кажутся чем-то самым откровенным за эту ночь. Даже тот факт, что Минхо только что держал член Хани, кажется не таким значительным, как эти слова. Минхо обеими руками обхватывает лицо Хани и припадает к его губам. И плевать, что пальцы одной руки в естественной смазке, и плевать, что всё это заходит дальше и дальше, плевать вообще на всё. Минхо целует Хани мокро, грязно, жадно, а тот стонет, отвечая всем телом. Дрожит, жмётся, пальцами лезет под ткань футболки и тянет вверх. Минхо отрывается от Хани, чтобы тот стянул с него эту несчастную футболку, затем снова прижимается к его губам, снова тянет его к себе, сжимает его ягодицы, толкается вверх. Хани выстанывает из себя умоляющее: — Потрогай меня ещё, пожалуйста, прошу тебя. Минхо снова опускает резинку боксеров Хани и обхватывает его член, с напором гладит головку, мажет предэякулят ниже, по всей длине, но всё равно суховато. — Подождёшь меня? — шепчет ему, скрывая его член за тканью боксеров. Хани кивает быстро, дышит загнанно. — Я быстро. Пять секунд. Минхо коротко целует его в нос и мягко сажает слева от себя на кровати, затем резво подскакивает и уже через несколько шагов стоит у комода. Открывает верхний ящик, в котором лежат всякие вещи разной степени необходимости, в том числе влажные салфетки, косметичка с тенями и прочими штуками, которые сегодня уже пригодились. И смазка, которая пригодится сейчас. Он хватает полупустую бутылочку, сразу берёт пачку влажных салфеток и, закрыв ящик, со всем этим добром поворачивается к Хани. — Что это у тебя? — тот замечает бутылочку сразу. — Смазка. — Смазка? — Хани округляет глаза. — А нахрена тебе смазка? Минхо кидает бутылочку на кровать, ближе к Хани, тот сразу хватается за интересующую его штуковину как обезьянка. Минхо усмехается. — Ты спрашиваешь относительно нашей ситуации или в целом? — салфетки Минхо кладёт на кровать с краю, чтобы удобно дотянуться в любой момент. Хани, между тем, читает информацию на обороте, затем произносит вслух: — Подходит для всех видов секса? — он поднимает удивлённый взгляд на Минхо и буквально на него таращится. — Минхо?.. — Что? — Минхо всё это даже забавляет. Жуткое возбуждение, которое начинало приносить дискомфорт, спадает, дышать становится легче. — Почему ты так смотришь? Минхо улыбается. У него и в мыслях нет воспользоваться заминкой, остановиться, взять ладони Хани в свои и сказать: — Хани. Спасибо тебе за первый поцелуй, я счастлив, что он произошёл с тобой. И мне было очень приятно твоё внимание, ты прекрасен и восхитителен, но мы не можем продолжить. Вместо этого говорит Хани: — Зачем тебе смазка? — Ну, — Минхо садится на кровать напротив него. — Если тебя это интересует, то мой организм не выделяет достаточное количество, как бы это сказать… телесной жидкости. Ты не пользуешься смазкой, когда мастурбируешь? — Ну… иногда, — щёки Хани красные, глаза горят. Он дико смущается, и это видно, особенно в сравнении с Минхо, который, почему-то, спокоен как удав. — Откуда у тебя?.. Ты же типа не это?.. Или?.. — Из интернет-магазина. Я типа не что? — с улыбкой говорит Минхо. — Не занимаюсь сексом? — Ну да. — Но дрочить-то я всё ещё могу? — А, да… точно, — Хани смотрит на смазку как на что-то потустороннее. — Не думал, что ты… эм… что ты таким занимаешься. То есть… я думал, что ты в принципе… ну… что ты не возбуждаешься и всё такое. — И часто ты думал о том, возбуждаюсь я или нет? — Минхо прищуривается. Он ожидает от Хани тычка под рёбра или шлепка по плечу за такой вопрос, но вместо этого получает чистосердечное: — Иногда. Минхо усмехается и разводит руки в стороны: — Как видишь, возбуждаюсь. И Хани, конечно, видит. Он прикусывает щёку изнутри, глядя между ног Минхо, вздыхает, затем заваливается на него и лбом утыкается в его голое плечо, будто прячется там. — Чёрт… теперь мне стыдно. Минхо обнимает его обеими руками и нежно поглаживает по спине: — Эй, прекрати. В таких разговорах нет ничего стыдного. Хани шумно выдыхает. — И Хани… мне даже нравится говорить с тобой на эту тему. Интересное ощущение. Хани поднимает голову и смотрит Минхо в глаза: — Правда? — Да. Мы с тобой никогда о таком не разговаривали. — Я думал, что ты типа… ну, знаешь. Тебе такие темы неприятны, потому что ты не заинтересован во всяком, ну… — Хани вздыхает. — Таком. — Может и не заинтересован, — Минхо пожимает плечами, разглядывает лицо Хани, наклонив голову, касается его щеки тыльной стороной ладони, гладит пальцами. — Хотя, я б не сказал, что не заинтересован на сто процентов. Хани смотрит на губы Минхо, затем в глаза. Сглатывает, снова опускает взгляд на его губы, облизывает свои. Опустив голову, говорит еле слышно: — Что мы делаем? Минхо еле слышно отвечает. — Не знаю, — отвечает честно. Спрашивает твёрдо: — Хочешь остановиться? И в ответ получает твёрдое молчание. Минхо мягко обхватывает обе щеки Хани и поднимает его лицо на себя, чтобы он смотрел в глаза. — Одно твоё слово, и я- — Нет, — перебивает Хани. — Я не хочу останавливаться. Плевать. Кажется, я слишком долго этого хотел. И сейчас хочу. Тебя. Очень сильно хочу. — Тогда… — Минхо смотрит внимательно, осматривает выражение лица Хани на признак малейшего сопротивления, и не находит ничего, кроме осмысленности во взгляде. Хани понимает, что они делают. До Минхо, кажется, тоже доходит, и на секунду становится страшно. Паника ловит его, отпечатывается в глазах, но на возбуждение никак не влияет – он всё ещё хочет, он желает Хани как никогда и никого до этого. Но что-то застревает в мыслях, что-то точит уверенность и грозит саботировать всё и вся. Хани кладёт ладонь поверх ладони Минхо, ластится как кот, доверчиво, искренне. Целует его пальцы, смотрит с такой нежностью, что паника отпускает. Что бы ни случилось, он доверяет Хани. — Тогда? — вполголоса повторяет Хани. Минхо отвечает тихо и уверенно: — Раздевайся. Что-то во взгляде Хани меняется, что-то загорается и искрит. — Нет, ты. Минхо ухмыляется. — Хорошо, — и тянется к боксерам Хани сам. Тот откидывается на локти и открывает рот, чтобы что-то сказать, но вздрагивает, когда ткань проходится по его слегка расслабившемуся члену. Хани с усмешкой говорит: — Вообще-то, я имел в виду, чтобы разделся ты, но… так тоже неплохо. — Зачем мне раздеваться? — Минхо, откинув бельё Хани на пол, деловито открывает бутылочку и выдавливает на ладонь немного смазки. Хани моргает, приподняв брови: — Как это зачем? Я хочу, чтобы ты тоже был, как и я, голый. А то я странно себя чувствую. — Всё, поздно, у меня руки в смазке, — с ухмылкой дразнится Минхо. — Иди ко мне. — Не-не-не, — Хани подскакивает на кровати и садится в позу лотоса, прикрываясь подушкой. — Кстати, наволочку нужно будет постирать. — Тут после нас всё надо будет стирать. — Снимай штаны! — А, трусы могу оставить? — смеётся Минхо. — И трусы! Быстро. — У меня руки в смазке. — Так а нахера ты её в ладонях растираешь? — Для тебя грею, — Минхо, потирая руки, моргает несколько раз. Хани фыркает. — Ой, — и тянется к штанам Минхо. — Дай я всё сделаю! — Эй, эй! — тот пытается отвертеться, смеётся и уваливается поперёк кровати. Хани садится на него сверху, седлает его бёдра и сжимает резинку пижамных штанов. — Хани! Но Хани штаны вниз не тянет. Останавливается и улыбается примирительно: — Ладно. Если тебе некомфортно раздеваться, то я не буду заставлять. Футболку снял – уже достижение. Просто… хочется… ну… — Посмотреть на меня голого? — подкалывает Минхо, но Хани отвечает искренне: — Приятно тебе сделать хочется. Вот. Минхо смотрит на него снизу. Моргает, взглядом скользит по плечам Хани, по его груди, по животу – с этого ракурса он выглядит особенно… горячо? Жарко. Хотел бы Минхо посмотреть на него такого подольше, но: — Встань, — шлёпает его по голому бедру. Хани, поморщившись, пересаживается на кровать, а Минхо с кровати встаёт. Он вздыхает и, игнорируя смазку на руках, стягивает с себя одежду полностью, оставляет её на полу рядом с боксерами Хани. И вот он стоит голый, открытый, чувствует себя при этом странно. До этого момента он особо не заморачивался на тему того, привлекательно ли его тело. Ему говорили, что он красивый, Хани ему часто об этом говорит. Но сам себя Минхо всегда считал обычным: не высоким, но и не коротышкой; не полным, но и не худым; не мускулистым, но и не тощим. Довольно гибким, достаточно сильным, но всё ещё средним, ничем особо не выдающимся. Но сейчас ему вдруг захотелось быть привлекательным. Хотелось, чтобы Хани смотрел на него с желанием, чтобы его глаза горели. И Хани смотрит. Видно, что стесняется, но всё равно смотрит, застенчиво закусив нижнюю губу. Разглядывает, изучает. И его глаза действительно горят. Он тянет Минхо за запястье на себя и целует. Сразу укладывает свои руки на плечи Минхо, обнимает его шею, держится в напряжении, будто Минхо может сбежать. Минхо бежать и не думает, он снова ни о чём не думает, в голове опять приятная дымка, перерастающая в туман. Хани, не ослабляя хватку, двигается к стене, прижимает Минхо к изголовью кровати агрессивным поцелуем и садится на его бёдра. Жмётся ближе, совсем близко. Такой нетерпеливый, такой хаотичный. Минхо обхватывает его член у основания, и Хани тихо стонет, замирая, затем сбитым дыханием шепчет: — Детка, полегче, слишком сильно, — понял ли он, что сказал? Едва ли. Зато понял Минхо. Хани называет его «деткой» исключительно в шутку, но не похоже, что он шутит сейчас. Минхо ослабляет захват. Его миссия по усмирению дикого Хани выполнена, теперь он аккуратно двигает кистью руки вверх и вниз, задерживается у головки, скольжение теперь отличное. Хани мягко постанывает в шею Минхо, двигает бёдрами и скользит в его кулак. Член Минхо, между тем, ноет и страдает, хотя не так сильно, как ныл и страдал в штанах, но его время ещё не пришло. — Чёрт… — хрипит Хани. — У меня к тебе пиздец странная просьба. — Ещё одна? — усмехается Минхо, большим пальцем подразнивая уздечку члена так, что Хани весь сжимается. — Ага, — и утыкается в плечо Минхо. Минхо двигает рукой по его члену вниз, задерживается у основания, затем поднимается вверх и, обхватив всей ладонью головку, с напором гладит её круговыми движениями. Хани весь трясётся. — По-пожалуйста-ай! Дай ска-азать… Минхо! — Окей, окей, — Минхо с усмешкой убирает руку с члена Хани, тот резко выдыхает и почти падает Минхо на грудь. — Что ты хотел сказать? Хани дышит через раз, вздыхает глубоко и сбивчиво говорит в плечо Минхо: — Я… Я хочу кое-что… Я… хочу, чтобы ты… мне нравится, когда… боже, как стыдно… Минхо усмехается: он буквально только что держал его член в руках, а Хани всё ещё стыдно? Минхо вытирает одну из ладоней о простыни и кладёт её на спину Хани. — Мне можно сказать, — поглаживает, успокаивает. — Правда. Хани вдыхает, говорит на выдохе, говорит быстро: — Мне нравится что-нибудь внутри. Быстро и непонятно. Минхо хмурится, продолжая поглаживания. — В смысле? — Ну… когда дрочу, я иногда вставляю в себя пальцы или… чёрт, поверить не могу, что говорю это. — Хм… вот и твои секретики подъехали, — Минхо целует Хани в висок, тот пыхтит в его плечо, будто закипает. Минхо деловито, но ласково, спрашивает: — Так… в этом твоя просьба? Хочешь мои пальцы внутри себя? — Забей. — Хани. — Что, — Хани поднимает голову и смотрит на него, хмурясь. Щёки надул, губы поджал – милый до невозможности. Минхо еле сдерживается, чтобы не потрепать эти щёчки. — Забей. Правда. Я туплю весь вечер, говорю всякую херню. Не знаю, что со мной, вроде не бухой. Просто поехавший. Так что, не бери в голову… Пальцы в зад, боже. Тебе это стопудово будет неприятно и противно, нахера я вообще- Коротким поцелуем Минхо за секунду прерывает поток интересных мыслей Хани и говорит: — Не решай за меня, что мне будет неприятно, а что нет. Мне неприятно, когда ты от меня закрываешься, — Минхо бережно обнимает Хани за пояс и усмехается: — А пальцы в зад?.. Мне даже интересно, как это делается. Я много читал про анальную стимуляцию. — Нахера? Минхо пожимает плечами. — Просто было интересно. Про вагинальную я тоже читал, если что. Но, очевидно, нам это не пригодится. Хани вздыхает, потирая переносицу. Затем тихо говорит: — Ты правда этого хочешь? — Хочу. И ты тоже, так в чём проблема? Хани оглядывает Минхо и ладошкой упирается в его грудь. — Окей… ну и… что ты читал? — Давай я покажу, — Минхо подмигивает и улыбается как можно более обольстительно. Хани смущённо улыбается в ответ и закатывает глаза. Затем вздыхает и слезает с бёдер Минхо: — Тогда… раз уж мы… короче, я лягу, а ты показывай. Минхо, кивнув, тянется к влажным салфеткам, вытирает уже подсохшую смазку, пока Хани укладывается поудобнее, приговаривая: — Только на этот раз смазку не растирай. Мне нравится, когда сначала прохладно. — Окей, окей, — Минхо берёт бутылочку в руки. — Ещё пожелания? — Просто будь аккуратным. — Буду, — Минхо кивает и встаёт у ног Хани, согнутых в коленях, на пальцах правой руки у него прохладная смазка. — Ноги раздвигай. — Боже, раскомандовался, — Хани насмешливо фыркает, но ноги раздвигает. Тянется за подушкой, которой совсем недавно прикрывался, и кладёт её себе под поясницу. Смотрит в потолок и торжественно объявляет: — Давай! Я готов. Вставляй! — Кто тут ещё раскомандовался, — Минхо не сдерживает смешок. Затем он левой рукой мягко обхватывает член Хани, палец правой приставляет ко входу. Сердце стучит так, будто собирается выпрыгнуть. — Расслабься, я вхожу. — Да давай уже, — выдыхает Хани, и Минхо плавно вводит в него палец. — Блять… Аккуратно, медленно Минхо двигается внутрь, в том же темпе поглаживая член Хани. Он читал, что для полного расслабления партнёра надо держать его в возбуждённом состоянии, что нужно действовать мягко, что смазки надо побольше. Ещё надо следить за собой и брать на себя ответственность за принимающего – это Минхо уже сам для себя решил, когда всё внимательно изучил. Поэтому он держит себя в руках, пусть даже это сложно. Первый палец проходит, к слову, гладко. Минхо решает уточнить кое-что: — А давно ты вставлял в себя пальцы? — при этом он не прекращает двигать руками. Хани скулит: — Ты именно сейчас хочешь это обсудить? — Хани, — мягко говорит Минхо, на что Хани стонет. — От твоего ответа зависит, вставлю я в тебя второй палец или нет. Хани стонет громче, он говорит с придыханием на каждое мягкое движение внутри него: — В пятницу… Сосед съебался, и я… я подрочил. И там… там были не совсем пальцы. То есть… не только пальцы, боже… Хани поджимает губы, а Минхо решает не уточнять, как и чем именно он пользовался – и без этого примерно представляет. Представляет и заводится ещё сильнее. — Хм… Значит, грубо говоря, вчера, — как можно спокойнее тянет Минхо, наглаживая головку члена Хани. — Тебе одного пальца недостаточно, да? Хани мотает головой, пальцами сжимая простынь. — Да… Хочу два. — Ладно, — Минхо, слегка прищурившись, аккуратно выходит и ещё аккуратнее проникает внутрь уже двумя пальцами. Тесно. Минхо осторожно прощупывает Хани изнутри, медленно изучает его, его задача – нащупать простату. Он без понятия, как там всё на ощупь, себя самого он так детально не изучал, хотя стоило бы. Но он читал, где там и что: несколько сантиметров от входа, под мочевым пузырём, со стороны лобка, где-то… где-то тут. Минхо сосредоточенно исследует тело Хани, пока тот вздрагивает и жалобно похныкивает, зажмурившись. — Всё нормально? Не больно? Хани только поднимает руку и показывает большой палец вверх. Минхо самому себе кивает, продолжая свои исследования. Исследования длятся недолго. В какой-то момент Минхо, кажется, нащупывает то, что искал, мягко надавливает, а Хани дёргается и протяжно стонет: — Нашёл, наконец-то! Минхо улыбается и надавливает снова. Хани снова дёргается и даже вскидывает ногу, едва не задевая Минхо. — Тише, тише, — усмехается Минхо, пульсирующими движениями нажимая на простату и на головку члена. Хани кричит. — Какой ты громкий. Всех соседей поднимешь. — Похер! Чёрт… детка, сделай так ещё раз. По телу Минхо проходится дрожь от этого небрежного «детка». Несмотря на это, он повторяет свои движения, и крик Хани повторяется. Член Минхо уже болит. Хочется сделать уже с этим что-то. — Больше… — хнычет Хани. — Хочу больше. По телу Минхо проходится холодок. — В… в смысле? — Три… третий палец. — А… — неловко тянет Минхо, грешным делом подумав, что Хани хочет, чтобы он в него… неважно. — Погоди. Он вынимает пальцы, ладонь убирает с члена, и Хани разочарованно мычит. Минхо, между тем, добавляет смазки и, смахнув влажную чёлку со лба, вставляет два пальца обратно, ладонь обратно на член. Хани мычит удовлетворённо и так томно. — Уже соскучился? — усмехается Минхо, постепенно добавляя третий палец. Входит туго, поэтому члену уделяет особое внимание. Хани в ответ только мычит, жмурясь. — Всё хорошо? — Блять, да! — Понял, — третий палец вошёл полностью. Минхо останавливается. Смотрит на лицо Хани, такое напряжённое и такое красивое. Его тёмные волосы сбились на подушке, рот приоткрыт, глаза зажмурены так, что бровки домиком. Его кадык дёргается, грудь вздымается, а по коже испарина. Мышцы напряжены, и Минхо невольно на них засматривается. Хани такой прекрасный. — Детка, — выдыхает Хани и молчит. — Блять. То есть… Минхо. Чёрт… ну ты понял! — Всё нормально, — улыбается Минхо, чувствует жар на щеках и ушах. — Двигайся. П-пожалуйста. Минхо аккуратно достаёт пальцы по первую фалангу, затем вводит обратно. Гладит простату, с напором ласкает головку большим пальцем. Хани вскрикивает. — Ещё не ускоряться? — спрашивает Минхо. — Понемногу хотя бы. — Нет! А то кончу. — Не хочешь кончать? — Пока нет, — выдыхает Хани. Минхо пожимает плечами и сжимает его член у основания. — Блять… — Ты так много ругаешься, — Минхо давит на простату и наблюдает, как Хани мечется по простыни – лучшее зрелище. — Ой… — Хани фыркает, сминая в руках одеяло. — Только не… не говори, что я… что я плохой мальчик. — Почему плохой? — Минхо медленно то усиливает нажатие, то ослабляет. Наблюдает за реакцией Хани, пытается понять, как ему нравится больше всего. Интересно, как он сам себе всё это делает? — Ты очень даже хороший, Хани. Хани громко стонет, хотя Минхо не сделал ни с его простатой, ни с членом ничего особенного. — Повтори… — Хороший, прекрасный Хани. — Сука… — скулит хороший и прекрасный. — Такой красивый, милый Хани, — Минхо с ухмылкой смотрит на то, как Хани реагирует на его похвалу – вот, как ему нравится. — Замечательный, самый лучший. Хани дрожит и мечется, он стонет громко: — Вставь мне! — Так я уже, — Минхо в подтверждение своих слов надавливает на его простату, Хани почти плачет: — Член в меня вставь! Минхо от такого даже прерывается в своём важном деле. Моргает, хмурится – он точно правильно расслышал? Хани, между тем, обеими ладонями закрывает своё красное лицо и мычит в них: — Пиздец… приехали… Минхо опускает взгляд ниже, смотрит на свой стояк, затем на свои пальцы внутри Хани. Во рту пересыхает. — Детка, пожалуйста, — голос у Хани сорвался. В нём дрожь и стыд, в нём просьба и желание. — Похер, что без резинки, просто… просто вставь мне. Умоляю. Я очень хочу. Минхо сглатывает, представляя, как войдёт в него. Как Хани будет стонать и извиваться, ёрзать и кричать. Такой горячий, такой красивый, такой, чёрт его дери, любимый. А лучше не чёрт, лучше Минхо. Минхо встряхивает головой и вынимает пальцы, убирает с члена руку. Хани закрывает лицо теперь локтями, будто защищается на ринге, подгибает ноги к себе и, увалившись на бок, что-то неразборчиво бормочет. Минхо его не слышит. Он встаёт с кровати, вытирает пальцы влажной салфеткой и подходит к комоду. Вздыхает, прежде чем открыть всё тот же верхний ящик: там, в самом углу, лежит нетронутая пачка презервативов. Лежит ещё с начала первого курса – это мама вручила их ему перед отъездом со своей танцевальной группой, сказав, что не хочет становиться бабушкой в тридцать восемь лет. А Минхо тогда кисло усмехнулся и саркастично пошутил, что с его-то личной жизнью она и к шестидесяти восьми вряд ли дождётся. И вот где он сейчас. Стоит и хмурится, пока смотрит на срок годности тех самых презервативов. Ничего, ещё год они прослужить могут. Минхо разворачивается и идёт обратно к Хани, который лежит, всё так же закрывшись, и не двигается. Только подрагивает немного. Минхо садится на кровать и тянет его за лодыжку, а тот рефлекторно брыкается. Разводит локти в стороны, смотрит на Минхо, а на его щеках что-то мокрое. — Ты?.. Ты плачешь? — Нет, блять, смеюсь, — он поднимается на вытянутые руки и вытирает щёки, глаза. Выглядит злым. Злым и чувствительным. — Ты куда свалил? — За резинкой, — Минхо вертит коробочкой в воздухе, затем кладёт её на кровать, к бутылочке со смазкой. Хани снова смотрит так, будто призрака увидел. — А это у тебя откуда? Тоже для дрочки? — звучит с подозрением. — Нет, мама подогнала, ещё давно, — Минхо усмехается. — Чтоб я ей нечаянно внуков не заделал. Злость и подозрения мигом рассеиваются, Хани широко улыбается: — Ааа… это та самая коробка? С первого курса? — Прикинь, наконец-то пригодилась, — Минхо улыбается тоже. — Как хочешь? На спине, на животе, на четвереньках? Хани после этих слов улыбается нервно. — Хера себе меню… А можно, чтобы не больно? — Постараюсь, — Минхо смотрит в глаза Хани, тот смотрит в его, затем смущённо отводит взгляд. — Ты… ты правда это сделаешь? — Да, — Минхо моргает, сглатывая. Руки начинают трястись то ли от волнения, то ли от осознания. — Ты же этого хочешь. — А ты? Ты хочешь? — Хани неуверенно поднимает на него взгляд и прищуривается, будто бдит, чтобы ни единого слова вранья не проскочило. — Это твой первый раз. Не боишься? — А ты не боишься? Это и твой первый раз. Насколько мне известно… — Это да… Но я не боюсь. Я тебе доверяю. Лучше пусть мой первый раз будет с тобой, чем… ну, ты понял. — А как же твоё «первые разы переоценены»? — усмехается Минхо, опираясь на вытянутую руку. Оглядывает Хани с головы до ног и откровенно наслаждается видом. — Ну да, но… Я буду рад, если ты… — Хани смущённо чешет затылок и вздыхает. — Если ты тоже этого хочешь, то может?.. Хани мнётся. Хани мнётся так трогательно, так мило закусывает губу и смотрит так, что Минхо тает. Тает и говорит вместо прямого ответа: — Ты так и не ответил: на спине, на животе, на четвереньках? Видно, что Хани изо всех сил старается улыбаться не так широко, но улыбается. Опускает голову, и Минхо дико хочется зацеловать его всего, но это желание он оставляет на потом. Сейчас у него другая задача. — Эм… ладно, давай, чтобы… — Хани вздыхает, пытаясь усмирить то ли волнение, то ли предвкушение, то ли всё сразу. Получается так себе, но выглядит он крайне очаровательно. — Чтобы друг друга видеть. Реакции там… и если что-то пойдёт не так, то… заметим. И… Мне будет спокойнее, если я буду смотреть на тебя. А ты – на меня. — Хорошо. Значит, на спине, — Минхо кладёт ладонь на грудь Хани и мягко толкает его на кровать. — Только растяни меня получше, не уверен, что вывезу. И ещё я волнуюсь… — Я всё сделаю, — заверяет его Минхо и тянется за смазкой в углу кровати. — Расслабься. — Почему ты такой спокойный? — Сам не знаю, — Минхо пожимает плечами, выдавливая побольше смазки. Затем устраивается между ног Хани, и тот сам подтягивается ближе. Минхо, честно говоря, не уверен, что спокоен. Как можно быть спокойным, когда тут такое? Он волнуется. Он не спокоен. Но надо держать лицо, ведь Хани смотрит на него, чтобы ему было спокойнее, поэтому нельзя тревожить его ещё больше. — Ты же… ты тоже волнуешься, да? – но Хани, как всегда, видит его насквозь. Минхо теряется на секунду. Надо бы сказать, что нет, он спокоен и всё под контролем, но стоит ли врать? — Да. Я тоже. Хани улыбается тепло, он берёт его за свободную от смазки руку, переплетает их пальцы, даже его голос тёплый: — Всё хорошо, я рядом. У нас всё получится. Главное – говорить. Если что-то пойдёт не так, мы друг другу скажем, идёт? Минхо кивает, сжимая его руку, затем отпускает. Становится чуть спокойнее, но внутри всё так же пульсирует и скручивается, тянет и ноет. Хани ложится поудобнее, выдыхает и закрывает глаза. Показывает большой палец вверх. Минхо усмехается. Он воспринимает сигнал сразу: распределив смазку по пальцам, аккуратно вводит сначала один, достаёт его, затем вводит второй. Следит за выражением лица Хани, тот сжал губы в линию, нахмурился, он дышит шумно, но относительно ровно. Он в целом расслаблен, даже его член слегка, и это надо бы исправить, поэтому Минхо касается его, двигает кистью одной руки вверх и вниз, пока пальцами другой входит и выходит. Хани стонет, прогибаясь в спине, а его член постепенно твердеет снова. Минхо осторожно добавляет третий палец, оглаживает стенки, избегая давления на простату: чрезмерная стимуляция сейчас ни к чему. Он расслабляет Хани, растягивает под себя так, чтобы точно не было больно. Делает это медленно, делает это долго. Ему, по крайней мере, так кажется. Ему вообще кажется, что время остановилось. Мира за пределами этой комнаты нет, и неважно, утро сейчас, ночь, день или вечер. Плевать, что было до этого момента, плевать, что будет потом. Сейчас – вот, что важно. Хани в его руках – ещё важнее. Хани в его руках стонет, мычит и бормочет что-то бессвязное. Он ёрзает, хватается за простыни, за одеяло, пытается ухватиться за Минхо. Он двигается навстречу пальцам, он на них насаживается, а Минхо смотрит на него и губы то закусывает, то облизывает. Смотрит и из последних сил держит себя в руках. Его член стоит колом, хочется вынуть пальцы и насадить Хани на себя. Грязно, жадно. Но последние капли терпения не дают ему сорваться, а в голове пульсирует: не смей натворить глупостей. — Детка, — вымученно стонет Хани. — Я всё. Я готов… пожалуйста… Минхо медлит. Он тоже всё. Ещё немного, и крыша слетит. Он не касался своего члена всё это время, и теперь надеется, что не кончит, как только окажется внутри. Благо, годы мастурбации дали ему возможность изучить поведение своего члена вдоль и поперёк – он умеет управлять своими оргазмами. Так что, он выдержит. Должен, по крайней мере. Минхо вынимает пальцы под протяжный стон Хани. Вытирает их салфеткой, достаёт презерватив из коробки, и… его руки трясутся. От напряжения, от возбуждения, от волнения и немного от страха облажаться его руки трясутся крупно и явно. Минхо нервно усмехается. Он не в состоянии справиться с элементарным: вскрыть этот сраный квадратик. А Хани, между тем, кое-как поднимается на локти. Видок у него, мягко говоря, потрёпанный. Не говоря ни слова, он берёт упаковку из дрожащих рук Минхо и откидывается на спину. — Это у меня от напряжения, — лепечет Минхо. — Мышцы там… Рука устала. Хани вскрывает упаковку на раз-два и ухмыляется. — Да, да, — он достаёт презерватив и снова поднимается на локти, затем кое-как садится. Молча берёт член Минхо и проходится по головке большим пальцем. Минхо вздрагивает. — О, я впервые держу твой член. — Ха-Хани… Аккуратнее, пожалуйста… Хани, ухмыляясь, раскатывает презерватив по члену и смотрит на него так, что уши Минхо горят особо красным. — Отлично… Всё. Смазки херани и вперёд, — Хани целует нос Минхо и откидывается на спину. Минхо так и делает. Смазывает член как следует, одной рукой направляет его внутрь Хани, второй придерживает его бедро и, поджав губы, начинает входить. Медленно, очень медленно. Хани сжимает в руках простыни. Минхо громко выдыхает, останавливаясь. Оглядывает плечи Хани и грудь, его рёбра и мышцы живота, смотрит на его член – стоит, значит, можно двигаться ещё. Двигается плавно, прислушиваясь к голосу Хани, тот звучит вроде не болезненно. Напряжённо, скорее, как-то потерянно. Минхо пока не собирается входить полностью: наверняка это не будет приятно, поэтому он следит за Хани, следит за своим членом внутри него и, дойдя до половины, медленно двигается назад. Затем снова вперёд, так же медленно. Внутри так тесно, так горячо и так хорошо. Он снова доходит до половины и опять двигается назад. Негромко стонет, когда выходит, и входит снова. Хани как-то подозрительно стал тише. — Всё нормально? — Минхо поднимает взгляд, волосы его лезут в глаза, он поправляет их, пятернёй оттягивая назад, и смотрит на Хани. — Да, не отвлекайся, — а Хани смотрит на него. Его взгляд голодный, даже плотоядный, какой-то дикий. Минхо его никогда таким не видел, это что-то новое, неизученное, а Минхо нравится изучать. Он, глядя в его глаза, двигается назад, затем толкается вперёд так, чтобы задеть его простату. Хани вздрагивает, но взгляда не отводит. Значит, не задел, значит, надо попробовать снова. Минхо, придерживая бёдра Хани, толкается опять, слегка сильнее. Хани поджимает ноги в коленках, прижимает их ближе к себе. Он хрипло стонет, но всё равно не то. Может, не тот угол? — Ладно, — сам себе бормочет Минхо и тянет Хани за бёдра, одну его ногу кладёт себе на плечо, другую отводит чуть в сторону, раскрывает его и плавно насаживает на себя. Хани стонет громче, закрывая глаза, и по телу Минхо проходится дрожь. — Уже лучше. А если так? Он слегка меняет угол, и Хани со стоном прогибается в спине. Минхо с удовлетворением ухмыляется. Он примерно понял, как и куда нужно двигаться, он в правильном направлении, поэтому толкается опять. Уже глубже, но всё ещё не до конца. Держит бёдра Хани, такие худые, но в мышцах, и невольно заглядывается. Прекрасный. Он толкается, насаживает, делает это снова и снова, слегка ускоряясь. Сердце стучит как бешеное, мышцы начинают ныть от напряжения, но Минхо плевать, пока Хани стонет в ответ на каждый толчок. Ноги Хани подрагивают, он дёргается весь, с каждым толчком прячет глаза то в ладони, то в сгибе локтя, то просто зажмуривается, но на Минхо не смотрит. А Минхо хочется, чтобы он смотрел. Ему понравился взгляд Хани, ему понравилось то, с каким вожделением он смотрел, пока в нём его член. Хочется ещё. Минхо много просит? Минхо шлёпает Хани по бедру, толкаясь в него чуть резче, чем до этого, и говорит сипло: — Посмотри на меня. Хани убирает с глаз ладонь и смотрит. Теперь его взгляд немного другой, но он нравится Минхо даже больше. Всё такой же голодный, но теперь ещё и нуждающийся. Нуждающийся в ласке, в любви, может, в Минхо? Он толкается жёстче, немного меняя угол, и Хани стонет с надрывом. Минхо задерживается внутри, спрашивая: — Больно? А в ответ получает быстрое: — Нет, нет, сделай так ещё! Не сводя с него глаз, Минхо так же толкается в него снова, а Хани так же громко стонет. Минхо толкается ещё раз, и ещё, а Хани стонет и извивается, ёрзает и кричит. Минхо сжимает его бедро, целует лодыжку и при этом двигает тазом так, что Хани почти срывает голос. У него такой прекрасный голос, Минхо прикрывает глаза и щекой прижимается к его ноге, слушая его стоны. — Сильнее, — Хани не просит, Хани требует. А когда Минхо ему отказывал? Он толкается сильнее, всё под тем же углом. Он слушает голос Хани, он прерывается на пару секунд, только чтобы немного перестроиться, и наклоняется чуть вперёд. Кладёт вторую ногу Хани себе на плечо и, схватив его крепко, входит с напором. Хани закрывает лицо ладошками. Минхо, стиснув зубы, толкается снова, Хани в свои ладошки хнычет и матерится. — Такой хороший, — с шумом выдыхает Минхо и толкается. — А ругаешься. Терпение Минхо, его силы и выдержка постепенно подходят к концу, но Минхо так не хочется, чтобы всё заканчивалось. Он толкается опять, и в таком положении делать это тяжелее, поэтому он разводит ноги Хани в стороны. Обхватив его тазовые кости, он насаживает его на себя до упора и морщится: — Не больно? И снова большой палец вверх дрожащей рукой. — Ещё? И второй большой палец вверх, затем руки обессиленно падают на кровать. Минхо выходит из него и входит с силой, на которую способен в данном состоянии – благо Хани помогает, двигая тазом навстречу. Пальцы Минхо сжимают бока Хани, он ускоряется, его член входит внутрь легко, и всё идёт так, как они оба хотели. Хани стонет, Минхо тоже, они поймали общий ритм и двигаются так, как обоим хорошо. В какой-то момент Минхо с напором нанизывает его на себя, вколачиваясь резче, жёстче, и Хани тянется к нему, выстанывая жалобно: — Иди… сюда иди… Минхо ложится на него, целует его смазанно и мокро, Хани отчаянно стонет в его рот, когда он движется внутри, когда проходится по простате, давит и трётся. Хани почти кричит, когда Минхо целует его шею и сжимает бедро, когда кусает плечо и зализывает кожу. — Я скоро… я… — Минхо прячет лицо в шее Хани, втрахивая его в кровать из последних сил. Хани в ответ только скулит, крепче обхватывая его туловище ногами, а шею – руками. Минхо входит отрывисто один раз, второй, и на третий он задерживается внутри и вымученно стонет. Всё его тело вздрагивает от приятного пульсирующего спазма, ноги будто сводит судорогой, в руках слабость, в голове – пустота. Оргазм длится всего несколько мгновений, зато каких – ярких и оглушающих, ощущение, будто его по голове огрели чем-то тяжёлым. Шевелиться не хочется, в ушах звенит, тело пульсирует. Но Хани всё ещё под ним, а он – всё ещё внутри Хани. Усилием воли он кое-как поднимается на локоть. — Не выходи пока что, — еле разборчиво бормочет Хани, обессиленно сжимая его плечо. Минхо кивает, хотя Хани его и не видит: он лежит, закрыв глаза, и выглядит так, будто тоже кончил. Но это не так, и Минхо собирается это исправить, поэтому обхватывает его член ладонью и водит кистью руки вверх, будто выдаивая его. — Давай, Хани, — шепчет ему в губы и припадает к ним, целует его плавно, даже лениво, вылизывает его рот, мягко сталкиваясь языком с его языком. Хани мычит, а потом резко врывается в их поцелуй громким стоном. Он вздрагивает, хватаясь за плечи Минхо, он дрожит, утыкаясь в шею и зажмуриваясь. По пальцам Минхо течёт сперма. — Молодец… Умница… Он целует его в лоб, целует в нос, продолжая по инерции двигать рукой по члену, успокаивая. Потом он всё же выходит из него осторожно, но Хани всё равно болезненно поскуливает. Так, что Минхо морщится. Он садится и стягивает с себя презерватив, зачем-то смотрит на свою сперму и морщится опять. Слышит хриплый смешок. — Ты такой смешной, — хрипит Хани, будто засыпая прямо в эту секунду. — Погоди, не засыпай пока, — Минхо скручивает презерватив и кое-как завязывает его. Поднимается с кровати, идёт к мусорному ведру под раковиной на кухне. Бросает туда презерватив, тщательно намывает руки, затем вытирает их полотенцем. На часах микроволновки видит время. — Шесть с лишним утра, — объявляет, заходя в комнату. Хани лежит на спине, закрыв глаза. Ощущение, будто он не дышит. — Хани? А ответ сонное мычание. Вымотался весь, бедняга. Минхо качает головой и садится рядом с ним на кровать. Берёт влажные салфетки, сначала вытирает сперму с его живота, затем вытирает его опавший член. Хани дёргается. — Ну всё… — хнычет. — Да я тебя в порядок привожу, не переживай, — усмехается Минхо. — Переворачиваемся. Минхо переворачивает его, а Хани хватает чистую подушку и подкладывает её под голову, сладко зевая. — У Дори детская травма, — лепечет он, и Минхо смеётся, думая, что Хани несёт милую чушь перед сном. — Она на меня смотрит. И осуждает. Минхо, салфетками вытирая смазку сзади, поворачивается и видит, как Дори действительно сидит у кровати и таращится на Хани. — Вряд ли у неё травма и вряд ли детская, — усмехается Минхо. — Она просто пришла за мной. — В следующий раз надо закрыть дверь, — сонно тянет Хани. Минхо это «в следующий раз» греет. Он улыбается глупо, а внутри что-то порхает. Это что, те самые бабочки в животе, о которых он столько слышал и читал? Он ласково шлёпает Хани по голой заднице и встаёт. Собрав все использованные салфетки, он снова идёт к мусорному ведру, а когда возвращается, Хани уже громко сопит. Минхо не хочется спать на матрасе. Не тогда, когда Хани лежит так трогательно и уютно, обхватив одеяло и подушку. Минхо выключает ночник, с улицы всё равно попадает свет. Он поднимает очки Хани с матраса на полу, кладёт их на комод, ставит свой телефон на зарядку. В верхнюю полку убирает все свои пригодившиеся сегодня принадлежности. Затем достаёт из шкафа второе одеяло и дополнительную подушку, аккуратно ложится на кровать и бережно обнимает Хани сзади. Вдыхает его запах и улыбается, оставляя мягкий поцелуй на затылке. В теле усталость, мышцы ноют, всё тянет и гудит, но так хорошо. Всё так хорошо. Всё в порядке, и Минхо в порядке. Он расслаблен, доволен и всё-таки влюблён. И нет больше смысла отпираться.