Следы твоего сраженья

      Чуньюнь пожелал бы отойти в сторону в этот момент, но Синцю упросил его держаться как можно ближе — не без удовольствия, конечно, которое отразилось на лице прищуром и широчайшей улыбкой.       Двое неизменных телохранителей стояли перед ними и, в силу большого роста, наклоняли головы.       — Мы столько дней провели в компании друг друга, но так и не познакомились должным образом, — Синцю ослепительно улыбнулся, обезоруживая. — Моё имя известно, но что насчёт ваших? Признаю, опрометчиво с моей стороны было не брать во внимание сей факт, но никогда не поздно исправить ошибки, подобные этой, верно? Представьтесь!       Один, что был чуть пониже, но проворней, поклонился и учтиво произнёс:       — Юн, господин Синцю.       — Ш-шэн, господин Синцю, — добавил несмело второй и тоже поклонился. — Ваш отец приказал нам следить за вами, чтобы вы не поранились так сильно, как в ту ночь.       — Прошу, не стоит обращаться так официально, — Синцю поморщился едва заметно (Чуньюнь заметил.) и поклонился в ответ. — Я наслышан о том, какими благими намерениями мой отец прикрывается, чтобы контролировать меня.       — М-мы старались не доставлять вам и вашим друзьям никаких неудобств! — добавил поспешно Шэн. — Признаться, мы бы отказались от такой работы, потому что уверены оба, что такие действия со стороны родителя… — он понизил голос и огляделся по сторонам. — В общем, не сочтите за грубость в сторону вашего отца.       — Не стоит беспокоиться, я понимаю ныне, что и для вас таковы обстоятельства были отнюдь не из приятных, и я сожалею, что поначалу отреагировал весьма резко, — Синцю потянулся, чтобы потрепать охрану по аккуратно причёсанным головам, на что Чуньюнь закатил глаза. — Примите мои извинения.       — К вашим услугам, Синцю! — оба синхронно поклонились ещё раз. Синцю засмеялся мелодично.       — Синцю, тоже, к вашим услугам! — И поклонился в такт, после чего повёл рукой в сторону галантно. — Познакомьтесь с моим дражайшим другом, Чуньюнем, выдающимся экзорцистом и носителем таинственного сосредоточения энергии Ян.       — Наслышаны о свершениях вашего рода, — Юн отдал честь, приложив руку к груди.       — П-приятно познакомиться, — Чуньюнь смутился. — Синцю, что же ты задумал сделать сегодня?       — О, ничего особенного, мой драгоценный! Мы лишь навестим нашу давнюю подругу, чтобы любезные Шэн и Юн смогли вкусить её блюда.       — Только не говори мне… — Чуньюнь нахмурился на озорство в пожелтевших задумкой глазах.       Синцю определённо что-то задумал.       — В первый день нашего столкновения я имел смелость накормить вас тем, что подали в нашей семье на завтрак, — Синцю похлопал по плечам с витиеватой вышивкой, и двое покорно склонились, чтобы сравниться в росте; юноша обхватил локтями их головы и стал говорить заговорщицким тоном. — Сегодня же я надеюсь накормить вас чем-то поистине незабываемым на вкус!       Трое переглянулись.       Дорога была близкой, Синцю шёл впереди, указывая путь, Чуньюнь плёлся сзади, но вскоре обогнал телохранителей, чтобы всё же выразить беспокойство своему другу.       — Ты уверен, что Сянлин на месте?       — Не беспокойся, мой восхитительнейший, я предупредил её о нашем визите, и она, ко всему прочему, пообещала удивить нас и наших новых знакомых своими новейшими рецептами! — Синцю подмигнул игриво.       — У тебя всё схвачено, как я посмотрю.       — Надо же как-то искупить совершённые мной ошибки.       Чуньюнь не отстранился, не повёл бровью, не моргнул даже, когда Синцю наклонился чуть ближе дозволенного этикетом — намного ближе, по правде сказать, — и у того даже мысли чуть спутались от такой смелости — намного спутались, по правде сказать.       — Спасибо, что указал мне на них, — добавил Синцю наконец, но тише, отчего мурашки пробежали по спине. — Не представляю, что было бы со мной, если бы не ты.       — Перестань, — Чуньюнь прикрыл рот рукой. — Ты же мой друг, и я сказал, что готов помогать тебе, и ты можешь доверять мне.       Синцю выдавил улыбку, вспоминая о письме, приложенном к тому подарку, дорогому горному камню. Чуньюнь предпочёл сделать вид, что его не было? Или просто молчит до нужного момента?       Ну тогда и Синцю подождёт.       Сянлин приняла гостей своего ресторана «Ваньминь» со всем радушием: запачканный в соусах фартучек намекал на большое количество приготовленных блюд. И правда: стол ломился от различных яств, Сянлин также не позабыла об особенностях рациона Чуньюня и сделала несколько холодных, не менее вкусных кушаний без острых специй. Шэн и Юн переглянулись, прикидывая, не превышают ли они свои рабочие полномочия, но еда выглядела так притягательно, так манила ароматом, так изливалась соками, что они не смогли устоять.       Синцю, отведя Сянлин в сторонку, выразил ей глубочайшую благодарность за оказанную помощь и спросил, где тут потайной ход. Осторожно взяв Чуньюня за руку, убедившись, что охрана отвлеклась, он тихонько вывел друга и вышел с ним обратно в город.       Чуньюнь был прав: верно, Синцю не смог противиться своей привычке сбегать из дома, из-под постоянного наблюдения. Должно быть, Чуньюнь редко ошибался в чём-либо, если это касалось личности Синцю.       — Надеюсь, ты успел отведать достаточно, чтобы не проголодаться, — Синцю со смехом протянул ледяное мороженое, выхваченное из кухни. — Как думаешь, быстро ли они спохватятся?       — Рецепты Сянлин и правда могут увлечь, — Чуньюнь кивнул с благодарностью и принял лакомство. — Куда же ты так подорвался?       — Ах? Неужели тебе претит моя компания, милый?       — Конечно нет, Синцю, ты знаешь, — Чуньюнь сконфузился. — Но не просто же так ты вытащил меня оттуда, пока никто не видел.       — А что, если просто так.       Чуньюнь выгнул бровь. Чтобы Синцю, и делал что-либо без всякого умысла? Не в отношении Чуньюня точно.       Синцю прикусил губу.       — Мне лишь хотелось погулять с тобой, только и всего, — неуверенно, вопреки привычкам, произнёс он, несмело прошёлся пальцами по рукаву Чуньюня. — Как раньше это было… между нами, знаешь…       — Хорошо.       — Ты же не против?       — Не против. Пойдём.       Они прошлись по всем своим излюбленным местам, заглянули в книжную лавку Ваньвэнь, посидели в тени того самого дерева, под которым укрывались в дожди и засыпали в солнцепёк, полюбовались на ткани в ларьках в центре, купили ещё больше мороженого… На несколько лучших минут Синцю даже позабыл, что что-то изменилось в их жизнях.       А потом Шэн и Юн всё же отыскали их.       По лицам было видно, что угощениями они более чем пресытились, и напускное недовольство от побега очередного на самом деле их не сильно встревожило.       — Не желаете ли испить и чаю? Я могу отвести вас в потрясающую чайную, — невинно спросил Синцю и похлопал ресницами.       — Госпо… Синцю! Не уходите слишком далеко, — Юн и Шэн заметно запыхались. — Хотя бы сообщайте нам, куда следуете, чтобы нам было о чём доложить вашему отцу…       — Ах, так вот в чём дело! Прошу меня извинить, — Синцю хлопнул в ладоши с самым счастливым видом. — Тогда знайте, что сейчас мы с моим любимейшим другом идём на крыши целоваться!       Щёки Чуньюня вспыхнули.       — О, в самом де…       — Не желаем мы отнюдь, чтобы вы впоследствии столкнулись с какими-либо трудностями на пути тернистом, — Синцю схватил его за руку решительно. И крепко-крепко сжал. — Иль изволите составить нам компанию?       — Что вы, что вы!       Синцю сощурился довольно. И, прежде чем кто-нибудь смог бы возразить, увёл друга, подпрыгивая от переполнявших нутро чувств.       Чуньюнь не ожидал, что Синцю действительно притащит его на крышу: витая лестница, два этажа вверх, и они уже стояли наверху, ласкаемые лёгким эфиром; отсюда был виден весь город. Резное каменное ограждение предупреждало падения, но, похоже, это место, определённо являющееся осмотрительной площадкой, редко кто посещал, хоть и было здесь удивительно чисто. Птицы встревожились приходом посторонних и упорхнули, растворились белыми точками в небе, которое постепенно окрашивалось в оранжевый. Вот и ещё один день прошёл.       — Твой черёд показывать мне красивые места? — усмехнулся Чуньюнь. — Каждый раз находим новую крышу, чтобы посидеть.       — Именно, — Синцю кивнул и уселся на самый край, приглашая присоединиться. — Хотелось мне, чтобы сегодняшний вечер был особенным. К тому же, думаю, эта крыша идеально подойдёт на замену той нашей любимой. Отсюда даже твой дом видно.       «И совсем не видно твой дом», — подумал Чуньюнь и сел рядом.       Облака собрались в кучи с серебряной кромкой, и Чуньюнь почему-то подумал, что на вкус они должны быть сладкими. Очень странные мысли.       Чуньюнь ведь понимает, отчего так думает, верно?       — Хочу убедить тебя в абсолютной искренности слов, сказанных мною перед угощениями, — Синцю не смотрел в его сторону, и, похоже, намеренно. — Твои визиты и твой лик ясный каждый день, твоя помощь, твои… подарки. Всё это невероятно ценно для меня.       — О. Да не за что…       — Есть за что, милый! Всегда есть за что. Я порою веду себя несносно, лезу на рожон, а ты продолжаешь находиться рядом.       Синцю едва ли соответствовал своему образу «примерного мальчика» в часы самые низкие, но Чуньюнь не покидал его даже тогда.       Раздалось сопение.       — Синцю, скажи мне, — Чуньюнь посмотрел серьёзно, — то, что ты сказал про… поцелуй. Это ведь шутка была, да?       Синцю сглотнул.       — Да, к-конечно! Я пошутил, и только. Чтобы они не последовали за нами. Лишь поэтому.       — Понятно.       Теперь молчание стало ощущаться вязким и напряжённым. Небо уже покраснело, но над самыми головами ещё сохранило оранжевый оттенок.       Синцю склонил голову, спрятав руки между коленей, и заметно опечалился. Чуньюнь поджал губы.       Ах.       Теперь он подумает, что Синцю легкомысленный. Что Синцю жестокий. Что Синцю всё равно.       — То есть, ты никогда не захотел бы…       — Я хотел бы! — слова вылетели из рта быстрее, чем Синцю успел одуматься и себя остановить. — Я хотел бы, Чуньюнь. Очень. Обещаю.       Чуньюнь покраснел окончательно, и цвет его лица стал напоминать острый перец, один из тех, которые ему никак нельзя было употреблять — во избежание неподдающихся описанию чувств, всплесков энергии Ян, которая, определённо, могла соперничать с энергией Синцю.       — Стой… Точно?! Подожди, я… Ты уверен?..       — Ты таким голосом сказал, я подумал! — Синцю схватился за голову. — Я растерялся!       — Так ты хочешь?! — Чуньюнь от волнения перешёл на хриплое подобие рыка.       Хочет ли он?!       — Да, я… то есть, да! Стой, — Синцю, звеня своими кольцами, выставил руки вперёд и, на свою беду, упёрся ими в грудь Чуньюня. — Я-я, эээ…       Всё красноречие юного наследника улетучилось, потому что — о архонты, его пальцы продолжали поглаживать тёмную ткань на теле Чуньюня, и это ощущалось так странно, так удивительно странно, что Синцю взаправду не находил слов. Голова опустела, а единственная мысль, крутившаяся в ней, звенела неужелиэтопроисходитпрямосейчас и янеготов. И, казалось, состояние Чуньюня было похожим.       — Тогда мы? Можем?       — Наверное?!       — Можно ведь?       Синцю готов был сгореть на месте, сброситься прямо с этой крыши и запрыгнуть на солнце, чтобы оно его подпалило окончательно.       Чуньюнь дёрнулся и — ох, наклонился. Чуть-чуть. Синцю тоже дёрнулся.       Не успел прошептать наконец «м-можно», как Чуньюнь наклонился ещё и ещё. И Синцю — бедный Синцю! он не смог даже что-нибудь произнести или хотя бы убежать!       Он просто подался вперёд в ответ, и их губы соприкоснулись друг с другом.       Поцелуй длился совсем недолго, Синцю посчитал бы секунды, но отвлёкся на удивительную мягкость губ Чуньюня, а когда вернулся к счёту, Чуньюнь уже отпрянул.       Оба ещё сильнее залились краской. Только сейчас Синцю заметил, как Чуньюнь осторожно сжимает его ладонь и потирает большим пальцем. Теперь его руки казались очень горячими.       Синцю выдохнул восхищённо. Чуньюнь сделал то же самое.       Ах.       Вот оно как бывает.       — Всё… нормально?       — Ага, — заикнулся Синцю и едва сдержался, чтобы не облизать губы. — Вау.       — Ага…       У Синцю кружилась голова, а потому он не мог вспомнить, таким же образом описывали любовь в книгах известные авторы или на деле всё оказалось куда более прекрасным.       — Так… я тебе нравлюсь? Как… как парень?       — Д-да.       Сердце застучало чаще. Щёки защекотало. Правое ухо запульсировало, будто снова стало истекать кровью, от волнения.       — Восхитительно.       Синцю засмеялся со всей искренностью. Чуньюнь, чуть погодя, захихикал в тон.       — Что тебя так смешит?       — Ничего особенного! — глаза Синцю загорелись золотом, и в свете закатного солнца показались особенно замечательными. Чуньюнь сглотнул. — Просто ты мне тоже очень нравишься, Юнь-юнь.       Вот что пугало Синцю в Чуньюне. Вот что не давало покоя.       Малейшая вероятность взаимности. Намёки, которых становилось больше с каждым днём. Бесконечное порхание в животе. Синцю так боялся предположить что-либо, что предпочёл скрывать порывы под маской уверенности напускной — это помогало совсем немного, но, по всей видимости, скрывало истинные чувства привязанности достаточно хорошо, чтобы Чуньюнь не заподозрил о них сразу.       Чуньюнь задумался.       — Знаешь, — сказал он, — это звучит намного лучше, чем «милый» и прочие словечки, которыми ты меня называешь.       — Как скажешь, милый!       Синцю улыбнулся так, как никогда прежде не улыбался. Чуньюнь посмотрел на него и, наверное, подумал о том, какой хорошей идеей было соврать охране. Потому что, в итоге, слова Синцю не были ложью.       Какой хороший вечер.       Тёплый ветер трепал их волосы, птицы пели вслед светилу самые воздушные песни, пахло сиренью и выпечкой из ближайшей пекарни.       Чуньюнь и Синцю до сих пор держались за руки.