О рассветах и звёздах

Карл об Империи не затыкается. Дилан на самом деле не совсем уверен, когда именно это начинает происходить, просто потому что Империя в целом — не то, на чём он старается концентрироваться (и во время учёбы в школе, и тогда, когда наконец поступает в университет и погружается в то, что правда ему нравится). Она с точки зрения Дилана сначала просто... есть — закрытая страна, существующая где-то с противоположной стороны Земли с какими-то до абсурдности раздутыми западными СМИ слухами (журналисты пытаются заставить людей поверить, что имперцы могут искусственно вызывать у некоторых своих граждан амнезию, и он жалуется отцу, что просто антинаучно, серьёзно) и гигантским барьером вокруг, представляющим, как говорят, гений инженерной мысли одним своим только наличием, хоть и являющимся, скорее всего, просто культурной достопримечательностью в духе китайской стены (потому что его построили века четыре назад, если не раньше, и Дилан уверен, что в таком историческом контексте речь просто физически не может идти о чём-то технологичном). А потом в средней школе — Дилану тогда исполняется... он не очень помнит, сколько именно — он выигрывает академический конкурс, спонсируемый JDH Industries — международной индустриальной компанией, которая котируется на иллийской фондовой бирже. А затем ещё один. А после этого он убеждает родителей, что ему чрезвычайно необходимо снять ролик для Breakthrough Junior Challenge на тему искусственного интеллекта и его роли в жизни современной науки; занимает первое место и получает огромный грант, который можно будет (и нужно, но это условности, честно) потратить на дальнейшее образование в виде колледжа или университета, и тут возникает проблема. Потому что он хочет поступить в Лаки Чармс — ну или на крайний случай там в МТИ или Калифорнийский университет в Беркли, но ехать в соседнюю страну ради образования звучит, во-первых, как социальная смерть, а во-вторых, как явная необходимость говорить больше трёх слов в день, а это автоматически нет, — и ему нужно хорошее рекомендательное письмо. Выдающееся, в смысле. Чтобы среди сотен абитуриентов с кучей таких же конкурсов за плечами выбрали именно его. А Дилан, ну... не очень часто появляется в школе, хорошо? В половине случаев — из-за сторонних учебных мероприятий, в оставшейся части — из-за того, что кровать и ноутбук выглядят гораздо интереснее парты, покажите на человека, который станет отрицать это — и директор Эмрис, который отвечает за эти письма — для каждого ученика лично, и других вариантов не существует —  от подобного вообще не в восторге. Очень. Дилану кажется, что он скорее придёт к нему в дом и убьёт его во сне, чем напишет о нём парочку хороших строк. Так что в середине выпускного класса (на самом деле чуть раньше, Дилану просто не хочется, чтобы всё выглядело так, словно он волнуется по поводу рекомендательного письма, пф, ещё чего) он приступает к исполнению плана по оккупации директорского кабинета и его электронной почты письмами о том, что Дилан, вообще-то, очень прилежный. И умный. И он готов там, научную ярмарку выиграть, только не пишите о куче прогулов, пожалуйста. И вообще, если он не поступит в институт и ему придётся снова вернуться в школу, то кому от этого хуже будет, а? Один из преподавателей истории (Бастиан, кажется? Он не ведёт занятия у Дилана, но учил его маму, когда она была моложе) смеётся и говорит, что при должном старании у Дилана получится поступить даже без рекомендательного письма, но Дилан хочет в Лаки Чармс, а не куда-нибудь. После всего, чего он успел добиться, любой результат кроме лучшего университета страны просто не будет выглядеть достаточным. А Дилан — что угодно, но только не посредственность. В общем, две недели спустя Цесанна — это секретарь директора, и порой ему кажется, что она решает в этой школе больше, чем все предыдущие упомянутые лица вместе взятые — вылавливает Дилана в столовой и намекает, что если он подойдёт к учителю географии (которую Дилан благополучно не посещал с учебного года, потому что, ну, кому вообще нужна география) и сдаст все пропущенные работы и что-нибудь сверху, директор Эмрис может быть подумает. Скорее всего. Точно подумает, ага. Дилан предполагает, что молиться на существование школьного секретаря более чем странно, но всё равно шепчет слова благодарности себе под нос. И приходит к учителю географии (даже не через месяц!), которого, видимо, в принципе назначают ответственным за проблемных детишек — потому что в кабинете он встречает не мистера Крайра, а каких-то двух оболтусов с младших классов, которые отбывают наказание за сожжённое на заднем дворе дерево. На секунду Дилан думает, что ошибся дверью, но потом мистер Крайр выходит из лаборантской и флегматично смотрит на ссорящихся из-за тренда в тиктоке школьников. После некоторого наблюдения за ними Дилан решает, что нынешние дети в целом страшные. Противостояние «Ордену Великого Древа»? Это что вообще за ролевые игры? Так или иначе, поскольку мистер Крайр не в восторге от идеи проверять («Сколько? Мистер Тирен, вы не сдали мне пятьдесят два задания и пропустили семнадцать тестов») кучу бумажек, к которым Дилан при всём желании поступить в хороший вуз не сможет относится серьезно — его тошнит тогда, когда он просто смотрит на количество, честно — они договариваются, что Дилан просто побудет помощником в его классе оставшуюся половину семестра. И напишет реферат на двадцать страниц от руки о какой-нибудь стране, номер которой случайным образом выпадет в генераторе чисел — скорее как дисциплинарная мера, чем учебная, потому что что-то подсказывает Дилану, что мистер Крайр хочет просто поиздеваться. Напоследок. Ладно, двадцать страниц от руки — это ещё не тридцать. Дилан и не такое писал, когда пропуски по литературе отрабатывал. — Империя? — спрашивает один из тех самых противостоятелей школьной яблоне. — А это не типо форма правления? Кто вообще решил назвать страну Империей? Его товарищ отрывается от раскрашивания контурной карты (Дилан уверен, что на её обложке не должно быть карикатурных рисунков директора Эмриса с рогами, хвостом и усами, но он не собирается комментировать это), и смотрит на Дилана острыми глазами. — Это где-то в Африке? — Африка это не страна? Мистер Крайр выглядит так, словно хочет выгнать их из кабинета и сдать эко-активистам на смерть. Дилан думает, что если ему доведётся посмотреть на это (и поступить в университет!), то тогда он точно сможет умереть счастливым. В любом случае, преподаватель показывает им — и Дилану — расположение Империи на глобусе — большая, на северо-востоке, далеко от Иллии, — и осторожно уточняет, не хотел бы он изменить тему своего реферата. Почти бережно — Дилан сказал бы, что непривычно, но он не особенно знает мистера Крайра — и пусть он замечает в интонации учителя что-то неправильное — обеспокоенное, наверное, но он не особенно-то и хорош в коммуникации — и это почти успевает насторожить его, когда Дилан вспоминает о том бесконечном количестве странных слухов и крошечной странице в Википедии. Об Империи мало информации. Это почти значит, что Дилану не придётся тратиться на миллион белых листов для этого реферата, и он качает головой в «нет», потому что думает, что ему невероятно повезло. А потом он начинает узнавать. Дилан читает, как советник национальной безопасности описывает Империю на пресс-конференции как худший долгоиграющий разведывательный провал в истории иллийского шпионажа, и как директор ЦРУ в интервью называет её самой труднодоступной в мире целью разведки (Империю, не Северную Корею, и это просто говорит о вещах, которые Дилан не хочет предполагать). Он читает о том, что СМИ находятся в затруднительном положении, поскольку единственным источником информации об Империи являются показания перебежчиков — их всего трое за последнее столетие, и каждый из них умирает не позднее, чем через полгода после бегства из своей страны из-за какого-то подозрительно насильственного несчастного случая, и это звучит, как безумие. Он изучает это как международную проблему — то, что из-за популярности новостей из Империи данные — любые истории, порой отвратительно неправдоподобные или заведомо лживые — часто широко распространяются в глобальных СМИ с минимальной проверкой фактов и не анализируются, просто потому что журналисты считают действительную проверку сведений невозможной. Потому что они, очевидно, не могут позвонить в столицу (какая у Империи вообще столица? Дилан не может найти информацию об этом, сколько бы не пытался) и уточнить, что местные репортёры думают о произошедшем, или попросить их прокомментировать ситуацию — также, как не могут обратиться к «экспертам», доступные сведения которых в любом случае окажутся столь же ограничены. А ещё никто, кажется, не может в полной степени признать, что владеет имперским (террским?) языком настолько хорошо, чтобы действительно общаться, если с «той стороны» захотят поговорить. Вот неприятный факт. Изолированность Империи просто накладывается на это — и ложность каких-либо данных оказывается тяжело опровергнуть, даже если спустя какое-то время от показа программы по телевидению выясняется, что она неправдива от начала до конца. Люди привыкают к тому, что Империя странная — на грани нарушения прав человека и откровенной жестокости (в индексе свободы прессы у Империи последнее место, и это не просто так, Дилан уверен) и просто сомнительных фактов в духе поедания собственной одежды от голода (едва ли это достоверно, потому что желудок просто не может-), и им становится легко принимать на веру почти всё, о чём они в принципе слышат — потому что недостаток информации от внутренних СМИ и всё вот такое. Дилан читает, как показания беженцев являются одновременно и ключевым, и самым ненадёжным источником сведений в принципе — потому что у кого нет возможности доказать правдивость их слов; потому что личности перебежчиков часто скрывают для их же защиты (помогает, безусловно, «отлично»), что затрудняет проверку информации в трижды; и потому что они никогда не являются личностями, погруженными в какие-то существенные государственные секреты. Он видит мнения: политиков, которые утверждают, что беженцы не объективны в принципе, что семьдесят процентов их — безработные, зарабатывающие на продаже сенсационных историй, и что большая их часть (как те трое) — перебежчики из бедных приграничных районов, которые просто завидуют жителям более развитых регионов. Он слышит, как бизнесмены говорят, что они заявляют о себе в попытках обратить внимание на себя путём пропаганды; и как они критикуют то, что учёные и журналисты относятся к заявлениям сбежавших имперцев с большим вниманием, чем те заслуживали бы. Дилан вспоминает интервью женщины с зацензуренным лицом, которая тихо шепчет о том, что у неё не было денег даже на еду, и это бесконечно его злит. Примерно на этом этапе ему становится действительно интересно — не в рамках реферата, а просто — и он дописывает одиннадцатую страницу, думая, что сможет продолжить исследования после выпускного и вступительных. А потом в Империи начинается гражданская война, и это рушит всё. Потому что это оказывается правдой — и стирание памяти, и расстрелы, и то, что голубой цвет признают опасным для психики и запрещённым для использования на элементах одежды, когда он становится негласным символом повстанческого движения. Потому что «гигантский барьер вокруг» является не декорацией, а системой охраны, и люди умирают, просто пытаясь приблизиться к нему, а не выйти, но в итоге какое-то количество людей всё равно ускользает и попадает на заголовки всех международных новостных пабликов и видео-платформ. Потому что имперцы говорят — одно и тоже, хриплыми голосами и со взглядами одинаково заправленными до невозможности, про чипы, слежку, какое-то Сияние, комиссара Дейва и Райю. Потому что Дилану кажется, что его рекомендации во всех социальных сетях (из-за чёртового проекта) одновременно превращается в политический ад, состоящий из домыслов, слухов и кадров военной хроники, странным образом появляющихся в сети (почти на всех из них — грёбанные изувеченные дети, которые выглядят моложе его кузенов, и Дилана тошнит по-настоящему). Но от Империи до Иллии всё ещё остаётся двенадцать тысяч километров, и это значит, что ничего не меняется, несмотря на периодическое появление сведений оттуда в самых дальних концах новостных сводок. Родители Дилана всё ещё встают пораньше, чтобы открыть с утра пекарню и встретить первых клиентов, ребята из его школы остаются гораздо взволнованными соревнованием по баскетболу, чем «какой-то драмой на другом конце мира» (гражданская война в Империи — это больше, но Дилан не пытается объяснять, не снова), его пожилые соседки обсуждают цены на спаржу, а не попытку революции, а мистер Крайр как-то хлопает его по плечу в коридоре, просто напоминая, что до крайнего срока сдачи осталось две недели (потому что мистер Крайр, на грани какой-то абсурдной паники думает Дилан, тоже понятия об этом всём не имеет). Он опускает глаза в пол и говорит, что хотел бы сменить тему. Мистер Крайр разочарованно цокает языком — уточняет: «А я за несколько месяцев работы с вами уже успел подумать, что вы достаточно ответственны, чтобы не браться за дело в последний момент» — и Дилана пробирает отвращением к себе вперемешку с каким-то странным отвратительным стыдом. Он дописывает реферат по особенностям географического положения Канады за два дня, получает 89% за него, стирает историю поиска за последние три месяца и ставит на повтор в ютубе плейлисты с музыкой в надежде, что это поможет обновить ленту рекомендаций и запихивает проект по Империи в какую-то старую коробку из-под обуви, безбожно смяв его. Если родители Дилана и замечают что-то, они ничего не говорят. Он получает рекомендательное письмо — семестр заканчивается, и мистер Крайр оказывается более чем доволен его помощью, хоть момент с рефератом и сказывается на их отношениях несколько негативно (а ещё мистер Крайр по какой-то причине может влиять на решения директора Эмриса, и Дилан почти хочет составить какое-то древо власти, потому что ему кажется, что такими темпами главным в этой школе окажется какой-то уборщик). Родители дарят ему на Рождество достаточно денег, чтобы собрать компьютер — Дилан обожает их, серьёзно — и он просто... погружается в это, найдя в изучении программирования для вступительных и периодических игровых сессиях что-то достаточно успокаивающее. Начинает меньше пропускать школу — в выпускном классе время на научные конкурсы всё равно время тратить не хочется — и обещает даже прийти на вечеринку в конце весны, если там будет достаточно круто (Дилан говорит это в полу-сарказме, но он обдумывает приглашение, правда, а вот на матч по футболу между школами не проходит, как бы его не звали ребята из клуба). Детали об устройстве Империи и революции постепенно исчезают у него из памяти — Дилану почти стыдно за то, что он ничего не делает с этим, хотя мог бы, но он убеждает себя в том, что в мире вечно что-нибудь происходит (сколько там стран, под две сотни?). Дилан не жестокий, но держать в голове проблемы жителей каждого существующего на Земле государства — это путь к отсутствию ментального здоровья. В конечном счёте, к нему это не имеет никакого отношения. Он концентрируется на том, чтобы подтянуть физику (некоторые вещи из курса программы вызывают у него вопросы, но Дилан лучший ученик школы или проходил мимо?), правда заглядывает на вечеринку и сдаёт экзамены в Лаки Чармс, поступив на архитектора компьютерных систем и даже получив академическую стипендию, покрывающую первый год обучения (благодаря гранту от конкурса Дилану хватает денег ещё на три таких же, но он думает, что ему следует поискать работу на случай изменения ценовой политики и повышения курса доллара к V, просто на всякий случай). А потом он уезжает с материка, потому что Лаки Чармс расположен на островной части Хэнфорта, а не непосредственно в городе, заселяется в общежитие, переживает старт учебного процесса и внезапно оказывается уже на втором курсе (потому что время правда летит как бешеное, когда чуть взрослеешь), и где-то посреди этого события революция в Империи заканчивается окончательным свержением правительства. Дилан старается не думать об этом — он игнорирует Дженну, которая вместе с волонтёрским центром собирает гуманистические поставки (медикаменты, одежду, канцелярию и детские смеси), то, как все вдруг начинают предавать этому гигантское значение, хотя буквально два года назад не старались даже вникать в то, что проблема Империи существует (и собственная реакция его невероятно злит, потому что они хотя бы делают что-то и стараются просвещать других студентов о том, что происходило, а Дилан предпочёл убежать, не став даже пытаться), и он даже не знает, с кем это можно обсудить. Боже, это так драматично — хотеть пообщаться по поводу ситуации, в которой он даже не пострадал по-настоящему. Дилан просто как всегда себя накручивает. Так или иначе, Карл — вечными рассказами о том, что именно Райя (это одна из представительниц нового правительства, теперь Дилан знает) сказала или о том, как эффектно выглядит механический протез генерал-лейтенанта Радана (он тоже занимает у власти какое-то положение, но Дилан не до конца разобрался, какое) — делу не помогает; как и то, что теперь Империя Алотерра пытается как-то коммуницировать с внешним миром. Этому способствует то, что комиссар Дейв, по-видимому, знает английский (и французский, как он успевает заметить по обрывку какой-то видеоконференции), и это странно, но никого из Сияния, похоже, не удивляет (в отличии от остальной части мира, потому что столько странных историй, вдохновлённых простым владением языком, Дилан в жизни не видел). Он просто надеется, что весь ажиотаж по этому поводу утихнет, и он сможет закончить второй курс, не вспоминая о выпускном годе в школе. Думая об этом, Дилан листает ленту и почти случайно заходит на официальный имперский канал, подписываясь на него и нажимая «получать уведомления о предстоящих трансляциях». В исследовательских целях. Да.