О рассветах и звёздах

— И всё-таки нам нужно с этим что-нибудь сделать, — вполголоса замечает Кавински, когда они движутся в сторону лифтов. — С программой реинтеграции участников революции, в смысле. Больше, чем мы делаем сейчас. Лололошка тянет какой-то выражающий согласие звук и ненадолго замирает, когда Сильвестр ловко спрыгивает с его плеча на пол. Технически, он знает, что с ним ничего не случится: потому что этот кот, во-первых, и в канализации чувствовал себя превосходно, а во-вторых, потому что Рехобоам всё ещё остаётся здесь и вмешается в случае чрезвычайной ситуации, если она возникнет (а она — нет, потому что во всей Империи места безопаснее штаб-квартиры Сияния просто не существует), но он всё равно чувствует себя немного неуютно. Так, стоп, они сейчас совсем другое обсуждают. Подождите. Реинтеграция — разоружение боевиков, предоставление им условий для адаптации и времени, чтобы вновь приспособиться к относительно мирной жизни, — является тем, на чём они в принципе концентрируются первостепенно. Это сложно — во многом начиная от того, что, фактически, ни у кого из Сияния (кроме, может быть, доктора Кэлхуна, но он в этом уравнении не учитывается) на самом деле нет понимания, как правильно с этим справляться, и заканчивая тем, что у Империи... не так уж и много ресурсов, чтобы дать пострадавшим возможность получить психологическую или любую другую поддержку. Или тем, что у большинства имперцев в целом нет желания проходить терапию — по разным причинам, далеко не все из которых Лололошка успевает услышать. Это просто... воспринимается странно: подобные вещи не приветствуют- не приветствовались при старом режиме, и люди не знают, как в принципе проходят эти занятия в группах поддержки и онлайн-консультации, которые им предлагают международные волонтёрские организации с явным посылом о том, что с ними что-то не так, и это раздражает Лололошку до исцарапанных ладоней и сломанных ногтей. Он не имеет никакого представления о психотерапии. Он понимает, почему они боятся. А учитывая всю эту историю с культивированием ненависти к иностранцам и манипулированием воспоминаниями под видом единственного возможного наказания в мире (ну, не совсем, но Лололошка просто хочет быть чуть-чуть драматичным), когда люди годами живут под гнётом того, что их личность, семья и друзья, алгоритм и родной город просто могут быть стёрты из памяти, если наблюдатели или полиция заметят в их действиях или словах малейший признак инакомыслия... ну, не так уж и удивительно, что значительная часть граждан совершенно не хочет в это ввязываться. Особенно если принимать во внимание то, что формально разница между стиранием и уничтожением никогда раньше публично не оглашалась, и все (даже сами Лололошка, Райя, Кейт и Радан первое время) думали, что это в принципе тождественные понятия; и то, что война тоже не проходит бесследно (потому что так, Ким говорит, функционируют люди). И то, что никто из Сияния не может принуждать имперцев заниматься тем, чего никто даже из внутреннего круга правда не хочет (за исключением, скорее всего, учёных старого мира, потому что у них как минимум есть знания о том, что психотерапия хотя бы из себя представляет, и это делает процесс менее страшным). Потому что люди получают помощь не через шантаж. Это не то, как Сияние работает. Лололошка в целом не до конца уверен, что готов к концепции обсуждения с незнакомцем всего (или почти всего?), что его периодически тревожит или того, о чём он думает. Он наверное... не до конца может представить, что человек, который даже не жил в Империи в годы восстания или до них, сможет когда-нибудь в полной мере осознать, через что каждому из них потребовалось пройти — просто потому что такие вещи оказываются прочувствованными через опыт, а не научные книжки (как вообще получают образование эти люди?). А ещё ему не хочется занимать чьё-то место в списке на терапию — потому что специалисты, занятые этим, и без того перегружены («у них», — говорит отвратительно-сочувствующим голосом одна из переговорщиц на конференции, — «есть опыт работы с имперскими перебежчиками», и это, видимо, что-то обозначает), а Лололошке ничего из этого не нужно, спасибо, у него всё в порядке. Он живой символ их победы. Лололошка просто не находится в положении, которое может позволить имперцам увидеть, как что-то в нём ломается. А ещё в Империи тоже есть собственные пси-специалисты — их работа в основном связана с неврологией и ориентирована на выявление когнитивных искажений и прочих проблем, вызванных какими-то сбоями в Рехо-чипах (зачастую — после прохождения процедуры стирания или аналогичных манипуляций), и Райя говорит, что называть их психиатрами в полной мере — не очень корректно. Лололошка не спорит — он правда не знает, серьёзно — и это тоже служит для граждан определённой причиной для недоверия, потому что в глазах всех местных решение обратиться за помощью сюда звучит как выбор самостоятельно запереться в стенах больницы и никогда больше оттуда не выйти. Звучит как ещё одна вещь, которой кому-нибудь из них необходимо заняться поскорее. Так или иначе, в основном они не так и плохо справляются с процессом реинтеграции: Сияние плавно решает проблемы трудового устройства, страховых выплат и предоставляет пострадавшим — проще сказать, кого война не затронула (сюрприз, никого), чем перечислять всех, кто так или иначе оказался втянут в её жернова с обоих сторон — квалифицированную медицинскую помощь и даёт доступ к реабилитации и программам физического здоровья. Империя Алотерра — слава Свету — продолжает оставаться достаточно развитой в индустриальном плане страной даже после двух лет революции, и внутренние технологии, а также возобновление работ на карьерах, фабриках и заводах, позволяющих снова конструировать импланты, способные заменять функции повреждённых внутренних органов (и кое-что больше) дают людям надежду на возвращение к относительно нормальной жизни, даже если им не повезло существенно пострадать. Это пока не бесплатно в основной массе, — но не так дорого, как при старом правительстве, — и они заботятся о том, чтобы все критически раненные и дети получили необходимое медицинское вмешательство во внеочередном порядке так быстро, как только это возможно, покрыв основные расходы с помощью грамотного управления (слава Рехобоаму) имеющимся бюджетом. Очередь на оплаченные государством операции растягивается на месяцы — и, глядя на это, Лололошка думает, что им нужно где-то взять ещё врачей, здания под больницы, обслуживающий персонал, заняться логистикой и вопросами ускорения доставки материалов на место производства протезов и имплантов, разработать план социальных надбавок за переработки, а ещё дополнительные девять часов в сутках, спасибо — и Райя как-то... мастерки манипулирует этим всем, максимально включая в работу каждого отдалённо причастного к делу. Порой Лололошке становится трудно осознать, настолько же она блестящая. — Я думал о консультациях по правовым вопросам, комментирует он, больше рассуждая вслух, чем высказывая какую-то конкретную мысль. — В смысле, тех, что будут связанны с трудовой деятельностью, жильём или медицинскими услугами. — Звучит неплохо, — заинтересованно тянет Кавински. — Я имею в виду, что мы в любом случае собираемся так или иначе объявлять обо всех нововведениях в законе, потому что именно так и работает прозрачность решений, но создание дополнительных возможностей получить информацию будет полезным. Лололошка торопливо кивает, радуясь, что Винс уловил посыл. — Мне хотелось бы сделать это направленным в основном на старушек? — пожимает плечами он, чувствуя себя непривычно без кого-то из кошек и рюкзака. — Ну и в целом на уязвимые слои населения, которым было бы тяжело отслеживать каждое изменение и держать его в голове. Ещё Тори упоминала, что можно будет попробовать искусство, как терапию, раз медицинские работники в этом плане вроде как провалились, но мы никогда подобно об этом не говорили. — Тогда я позже напишу ей, чтобы обсудить это, спасибо, —Винс коротко хлопает его по плечу и записывает что-то в свой коммуникатор. — Она всё ещё в больнице? Лололошка криво улыбается. — Ага, учится заново ходить, — несколько отстранённо отвечает он, наблюдая, как перед ними открываются двери грузового лифта. — Когда мы виделись в последний раз, она сказала, что если Войда выпишут из палаты раньше неё, то она напомнит, что приятнее всего он выглядел через оптический прицел. Кавински почти смеётся. — Пара таких шуток, и вам придётся на двоих делить статус моего любимого ребёнка. — Я нравлюсь тебе больше, чем Тори, — парирует Лололошка, мимолётно разглядывая их отражения на зеркальной стене лифта. Краем глаза он видит, как Винс незаметно ставит ему рожки. Вот и пожалуйста. — Ладно, нет, я передумал, мы с Тори уедем от вас в другую страну, снимем квартиру на двоих и устроим там тикток-хаус, чтобы не жить в коробке под мостом, и ты будешь виноват во всём. Смирись. Кавински честно пытается сдерживать смех пару секунд, но всё равно хохочет, и Лололошка уверен, что зарабатывает в этих соревнованиях очко. — Я буду приходить к вам обоим в кошмарах, — клянётся он, взъерошив Лололошке волосы (а у него ещё спрашивают, почему он вечно лохматый, Винс — живая причина). — По очереди, чтобы не расслаблялись. — Ты ужасен, — щурится Лололошка, когда они вновь оказываются на третьем подземном ярусе. — Если я правда когда-нибудь решу уехать, я не скажу тебе. Кавински отмахивается от него. Лололошка мстительно думает о том, чтобы напроситься с Калебом в Нью-Йорк (ну ему ведь в любом случае потребуется переводчик, да?) и хранить молчание по этому поводу до дня отъезда. Он знает, что на самом деле не станет поступать так, но рассуждать о подобном всё равно смешно. В уютном молчании они проходят вдоль места, в котором Лололошка около получаса назад говорил с Кейт, Раданом, Калебом и Райей: компьютер Кима уже выключен, и под его рабочим столом просто дремлет Хакингтон, свернувшись в гигантский чёрный клубок рядом с системным блоком. Самого Кима нет — Лололошка описывает Кавински его план про «я закончу код, и вы дней семь меня не увидите», и тот хмыкает, в полушутке утверждая, что технически у них правда есть капсулы, позволяющие столько спать. В ответ Лололошка шутит, что никому из возвращённых оттуда больше никогда не захочется возвращаться в криосон. На самом деле куда правильнее называть это гибернацией — в действительный криосон, с настоящим охлаждением организма до экстремально низких температур с помощью жидкого азота или чего-то такого в Империи погружают только стволовые клетки. Людей и животных — только после зафиксированной смерти мозга, потому что чтобы кровь не кристаллизовалась и не разрушала сосуды, её заменяют на незамерзающие растворы, а в таких условиях после разморозки физиологические процессы не восстанавливаются никогда больше. Возможно, это было не так, когда HTI только проектировали крио-капсулы (они назвали их так просто потому что это звучало пафоснее, чем «сосуды Дьюара», Лололошка клянётся) и занимались их первыми испытаниями, но он никогда не спрашивал об этом. Так или иначе, гибернация (гипобиоз? Ким как-то раз объяснял ему) была гораздо больше похожа состояние, в которое впадают животные во время сезонных спячек, чем на ту страшную вещь, которую Лололошка упомянул перед этим — с той лишь разницей, что люди просто не были предназначены для длительного сна. Учёным удалось добиться подобного эффекта путём инъекций со сложной фармацевтической схемой с ксеноном и стимуляции определённой группы клеток мозга с помощью химических препаратов — звучало более пугающе, чем было на самом деле, честно. Это также фактически делало крио-капсулы гигантской камерой жизнеобеспечения — с системой капельниц, поставляющей человеку внутри них питательные вещества внутривенно, и позволяющей ферментам и биохимическим соединениям работать вне тёплой среды (Лололошка понятия не имел, как учёные HTI умудрились этого добиться, но они сделали), и с воспроизведением механизмов, предотвращающих атрофию мышц. Никакого азота, неа. Даже в этом случае четыреста лет без сна оказались разрушительны. Райе потребовались на относительную реабилитацию все семь месяцев, что прошли с момента возвращения её фрактальной личности в тело (ей всё ещё было тяжело стоять на ногах больше двух часов, но она могла, и это уже было победой); а Ким жил вне крио-капсулы уже пять с лишним лет, и по скованности некоторых его движений Лололошка видел, что это до сих пор не превратилось в бесцветное воспоминание. Интересно, а как сам он- Нет. Мысль о том, что Лололошка в теории до начала всего тоже был погружен в криосон (гибернацию, даже П.Е.Р.С.И.К. назвала это гибернацией) была определённо не тем, о чём ему хотелось думать. Ему всё-таки стоит как-нибудь узнать об этом всём у Кэлхуна. — Твоя правда, — просто кивает Кавински, когда Лололошка коротко зевает. — Ты сам кстати как, поспать не хочешь? Я помню про работу, но и ты делаешь достаточно, а до конференции правда много времени — часов семнадцать? Самое то, чтобы накрыться котами как одеялами и подремать. Ой. Лололошка вспоминает одну важную деталь, о которой, ну, забыл упомянуть. Наверное, не будет ничего страшного, если он расскажет о ней Винсу? — Снотворное, которое Ровоам сделал для меня, больше не работает, — выпаливает он на одном дыхании. Кавински кажется, что это суматошный ребёнок скоро его убьёт.